Имена

Он очень долго не понимал, отчего же люди так относятся к нему и почему. Он не видел, не понимал своего отличия от них. Его дразнили за одежду, за очки, за слова, за поведение, за реакции. Он не был силён в учёбе, не был успешен в спорте, он не был красив.

Но, как оказалось, один талант всё же у него был – талант к анализу. Не слишком популярный талант, немного странный, и сразу не понять, как его применять, но Марк разобрался. Ведь в этом-то и была вся суть его таланта. Проанализировав своё положение, разложив всё по полочкам, он нашёл все причины всех следствий, происходящих с ним. Законно предположив, что, меняя причины, он на выходе получит необходимые следствия, Марк принялся действовать.

Как раз он оканчивал школу, и пришло время поступать в университет. Другой город, новые люди, никто его не знает, и никакое прошлое не помешает ему начать всё заново. И ему удалось. Не всё сразу шло гладко, но терпение и труд…

Университет был тренировочной площадкой, и вот он – выпускник престижного вуза, покоритель женских сердец, окружённый преданными и надёжными друзьями, он начинает свою карьеру в крупной известной фирме. Высокий и харизматичный, в новом дорогом деловом костюме, с уверенным взглядом и обаятельной улыбкой, адресованной девушке на ресепшене.

Это его новая игра, новый уровень. Он оглядел дорогое убранство в минималистическом стиле – его новый плацдарм. «Скоро я буду здесь самым главным», – сказал он маленькому Марку, сжавшемуся в комочек внутри него.

Глава 6

Соня

Запись в тетради снов:

Мне снилась девушка. Я и была той девушкой, я ощущала себя ею. Красивая пустышка. Самая обыкновенная внутри, нормальная, во всех смыслах этого слова. У меня есть парень, я его люблю. Парень мне под стать – симпатичный качок, не глупый и не умный, быдловатый. За что-то его закрыли, посадили в тюрьму.

Затем я стала полицейскими, ощутила себя ими. Нам никак не поймать одного человека. Мы знаем, кто он, знаем, что именно он стоит за всем, но у нас на него нет ничего. Когда добираемся до документов, оказывается, что он чист: стоят подписи других людей. Красивые размашистые подписи других людей.

Я снова та девушка. Меня просят развести того мужчину, которого они хотят арестовать. Мне обещают отпустить моего парня, если я это сделаю. Я соглашаюсь. Он не так красив, он сер, слегка худ, мрачен, он нелюдим. Но влюблять в себя – это то, что я умею. Я вовремя тяну за те или другие нити, я чётко чувствую, что и когда надо делать.

Он влюбляется в меня без памяти. У нас нет секса. Невинные поцелуи – всё, что я ему позволяю. И вот он ставит свою подпись где-то, даже не думая особо, он поглощён мной. Он ставит свою закорючку, невзрачную, как он сам, и удивительно, что он на вершине такой империи. Он ставит свою незатейливую, некрасивую подпись и снова смотрит на меня, словно даже отрываться на что-то другое, даже на секунду, тяжело для него.

Он прижимает меня к стене нежно, бережно. Я краем глаза вижу, как люди – это полицейские – рассматривают документы, просматривают бумаги, процесс пошёл. Он целует меня сладко щурясь, но в щёки, потому что я отворачиваюсь, мурча, что не время. На самом деле я просто не хочу его целовать. Я чувствую, как его любовь волнами пронизывает меня. Его руки дрожат от чувств, всё его тело дрожит. Он так любит, а я подставила его. Пожалуй, он убьёт меня. Как же страшно. Он меня убьёт, как только узнает. От боли, от обиды, что я его обманывала.

Следующий эпизод сна. Я – это он. Тот, кого хотели посадить. Я убежал. Я всё потерял, но смог скрыться. Я всё верну, я в этом уверен. Она рядом. Мы едем в машине. В машине вещи, которые я успел спасти… О, как же больно. Я поставил свои тапочки на дно багажника, а над ними другие вещи. Я старался, чтобы они лежали так же, как они лежали там, дома. Дома всегда был идеальный порядок: все вещи на своих местах, всегда. А теперь я этого лишён. Нет больше дома. Нет порядка. Всё ввергнуто в хаос. Такая боль от того, что я не могу поставить свои тапочки на их место. Мне приходится бежать. Я потерян, опустошён. Страха нет. Никого не боюсь. Деньги верну, всё построю заново, но это потом. А сейчас пустота и боль от того, что не могу делать то, что привык. Порядок нарушен. Мы едем молча. Только сейчас начинаю замечать, что она будто боится меня, напряжена. Любимая.

Мы выходим около какой-то пещеры. Я завожу её туда, подальше от нечаянных глаз, и заглядываю в её глаза. В них – страх, презрение, отвращение. Я удивлён, обескуражен, мелькает догадка… Теперь я понимаю. Это она. Она меня подставила.

Не важно.

Главное – она никогда, никогда меня не любила! Ярость. Мелькает мысль, желание… убить.

Я проснулась. А так хотелось досмотреть – убил или нет? Так хотелось узнать, что он сделал. Когда я была ей, было страшно и, казалось, несправедливо так умирать. А когда я была им, было так больно, что вполне убийство казалось дозволенным. Но, думаю, он её не убил. Он был слишком большой. Я даже весь день была в него влюблена. А девушка была слишком мала, чтобы оценить его качества. Хотя так и бывает, наверное. Он не смог бы влюбиться ни в кого, кроме такого милого невинного глупого цветка.

Рэн

Она сидела у окна в профиль. Ровный аристократичный нос, густые каштановые, почти рыжие волосы волнами спускались к пояснице. Она говорила по телефону, обнажая в широкой улыбке белые ровные зубы, склоняла голову, снова поднимала, жмурилась и округляла глаза, эмоционально реагируя на то, что говорил ей собеседник.

Рэн бросал на неё взгляды, стараясь, чтобы они не были такими долгими, чтобы это могло стать заметным. Длинные ноги девушки, обутые в сверкающие босоножки и не скрытые коротким бордовым платьем, изящные, белые и гладкие, были сильно согнуты в коленях, что давало понять: девушка высокого роста.

Кукла, – вздохнул Рэн. Он таких боялся. Сделав усилие, он уткнулся в свой смартфон и уже через минуту увяз в работе, не замечая взгляда девушки, устремлённого на него.

Цифры, цифры – это только кажется скучно и монотонно, на самом деле это красота, музыка. Возвышения и понижения, расходы и доходы. Как интересно то, что лишь небольшими движениями – например, увольнение нерадивого сотрудника или наём подходящего, правильный или неправильный подбор товара и услуги – и вот, всё это уже отражается в цифрах, меняет графики и диаграммы. Рисует совсем другую картину, играет совсем другой мотив. Иногда что-то острыми пиками, лёгкое и фривольное, кажется многообещающим своим началом, но заканчивается мрачными и низкими тонами полного краха. А иногда спокойная и плавная линия вдруг взмывает вверх в восторженные, необозримые доходы, и, как удар молнии, рождает многие ответвления, а те – свои, и ещё, и ещё, затухая где-то на перифериях маленьких городков, опутывая всю страну сетью филиалов и дочерних предприятий.

– Извините, вы, кажется, уронили… – рыжеволосая девушка в бордовом платье стояла у его столика, протягивая чёрный портмоне.

– Это не мой, – сказал Рэн, задержавшись взглядом в её глазах. Янтарные.

Она улыбнулась.

– Надо же, а лежал здесь, – она указала на пол. – Вы уверены?

Он покачал головой.

– Тогда отнесу его на стойку, может, найдётся хозяин, – она склонила голову и протянула руку. – Меня зовут Лилу.

Он быстро пожал и сухо представился:

– Рэн.

– Очень приятно познакомиться, Рэн, – она сузила по-лисьи глазки и отправилась к стойке, покачивая бёдрами.

Разговаривая с официанткой, она указала пальцем на его место и, встретившись с ним глазами, ещё раз улыбнулась. Он опустил глаза. Время обеда заканчивалось – скорее наверх, закрыться в кабинете, спрятаться в мире цифр.

Мира

Странное место. Это первая мысль, которая пришла в голову Мире, когда они с Кириллом вошли в зал ресторана. Большой, просто огромный зал, наполненный красно-розовой дымкой. Столики на ненормально большом расстоянии друг от друга. Они буквально терялись в этом красно-розовом тумане так, что невозможно было разглядеть, кто за соседним столиком. Лишь силуэты. Играл Modern Talking, какой-то медленный ремикс Cheri Lady. Официант провёл их к одному из столиков и вручил меню.

– Довольно необычно, – наконец произнесла Мира. – Думаю, заведение дорогое, да и машина у тебя дорогая, – добавила Мира, вспомнив серо-стального цвета машину, на которой заехал за ней Кирилл. – Откуда деньги у бедного студента?

Официант принёс кальян, и они посидели немного в молчании, пока тот его раскуривал.

– Не думай о деньгах, – ответил Кирилл после того, как официант их покинул.

– О чём же мне думать? – поинтересовалась Мира.

– Об интересном, – утвердил Кирилл, а Мира поинтересовалась:

– Интересном для тебя или интересном для меня?

– О интересном для нас обоих, – ответил парень, уверенно качнув головой. – Наши интересы совпадают.

Мира удивлённо вскинула брови, но удивление её было немного вялым. Вынув трубку от кальяна изо рта, она посмотрела на неё, пытаясь ухватить мысль или эмоцию.

– Да, кальян немного необычный, – подтвердил Кирилл, – но это необходимо для важного разговора. Информацию тебе надо воспринять, а эмоционировать по этому поводу не стоит.

Мира встряхнула головой, пряди волос мягко скользнули по щекам.

– И что же нам интересно? – спокойно поинтересовалась она.

Тамаш и Донка

– Ничего, Донка. Всё будет хорошо, – говорил Тамаш. – Вот увидишь, – уверял мальчишка, помогая сестре выбраться из оврага. – Давай же, – он тянул её за руку. Девочка, поскальзываясь, всё же выбралась, и они снова пустились вскачь; сзади всё ещё слышались крики, ревели моторы.

– Они не смогут проехать. Им придётся бросить машины.

Девочка не отвечала, лишь размазывала слёзы по грязному лицу, перебирала ногами, стараясь поспеть за братом.

К вечеру, совершенно без сил, они наконец набрели на какую-то деревню. Мальчик, оставив сестру во тьме деревьев, пошёл на разведку. Крайний дом, старый и покосившийся, всё же манил жёлтым светом окон. Старый, глухой пёс лишь недовольно заворчал, но даже не повернул головы, когда Тамаш тихонько пробирался позади него. Сквозь стекло было видно пустую кухню: стол, застеленный клеёнкой, белёная печь, крашеный пол, устланный половиками. Тамаш немного подождал. Никто не появлялся.

Таясь и прячась, мальчик обошёл дом. Во дворе старая сгорбленная бабка запирала курятник. Тамаш тут же сгорбился. Она подняла руку и заперла засов. Он повторил движение. Та потёрла поясницу – Тамаш тоже. Острое зрение мальчика уловило движение груди старухи – он вдохнул, выдохнул, попал в такт. Бабка развернулась и пошла к колодцу, он шёл след в след. Она взялась за ведро, он наметил то же движение. Тамаш водил рукой по кругу, будто это он крутит ворот колодца. Они уже поднимали ведро, когда мальчик вдруг разжал пальцы; пальцы бабки тоже разжались, и ведро с грохотом упало в колодец. Одновременно с этим, на выдохе, мальчик быстро проговорил, оказавшись рядом с бабкой:

– Как хорошо, когда есть помощники. Как хорошо, как хорошо…

Он перехватил ручку у растерянной женщины и стал быстро поднимать ведро, не забывая растерянно всплескивать свободной рукой, подражая её движениям и беспрестанно кивая головой.

– Да вы, бабушка, идите, куда шли, принесу я. Или стойте, где стоите, подождите. А лучше идите, где стоите, или стойте, куда шли. Как хорошо, что помощнички есть теперь. Правда ведь, правда? – не унимался парень, не давая ей опомниться. – Куда нести-то? Туда? Где дверь зелёная? – указал он на входную дверь в кухню. – Видите, дверь зелёная, свет горит, темнеет уже. Слышите меня, голос мой, шаги наши? Чувствуете, легко идти без ведра-то? Помогу я. Хороший я. Да, да, – кивал мальчишка, и бабка кивала вместе с ним. А он всё говорил.

Спустя десять минут Донка услышала тонкий протяжный свист. Им есть где переночевать. Она заглянула в приоткрытую дверь, брат провёл её мимо странно застывшей женщины.

– Хочешь картошки жареной? – улыбнулся Тамаш.

– Она так похожа на мами, – всхлипнула Донка.

– И ничего не похожа, – возразил Тамаш. – Мами была сила, а это глупая старуха.

– Глубоко ты её?

– Нет, сейчас уложу спать, а утром и не вспомнит ничего. Мы здесь ненадолго. Отец не успокоится. Часа три спим – и в путь. Так что ешь быстрей и отдыхай, я посторожу.

Марк

Марк смотрел на него, на этого титана, на властителя, на миллиардера. Что в нём особенного? Ничего. Сер, худ, невысокого роста. Лицо мрачное. Нелюдимое. Он быстро прошёл по коридору. Это ведь не Средневековье – никто не должен склонять головы. Но почему все синхронно чуть их склонили, когда он проходил мимо? Почему проводили его глазами? Его незаметную фигуру. Почему девушки всех возрастов вдруг вздохнули? Пройди он мимо них по улице, не зная его, они бы и не заметили его. Или заметили?

Марк проводил глазами Рэна. Рэн Сапольски, владелец холдинга, в который он только что устроился. Нельзя сказать, что его непосредственный начальник – их разделяла бездна. Но именно в его фирму так стремился Марк. Его фигура так пленила его воображение. Раньше он видел только его фото и никогда – вживую. Его ничем не примечательное лицо смотрело на него с обложки самого знаменитого делового журнала исподлобья и немного… затравленно? Может ли быть такое? Такой влиятельный, такой богатый, такой сильный. Что таилось в его голове, какие мысли посещали его гениальную голову?

Казалось, он и не заметил эффекта, которое произвёл просто тем, что прошёл по коридору. Шкафы-охранники в этот раз сопровождающие его, профессионально оценили интерес, им вызванный. Заглянули в глаза буквально каждому. Даже Марку. Тот спешно опустил глаза.

Рэн скрылся в лифте. Марк старался унять сердце. Он будет на его месте. Когда-нибудь он сам вот так будет идти по коридору, ловя взгляды обожания и преклонения. Он будет властителем, а они – подчинёнными. Он будет решать, а они – следовать.

Марк встряхнул головой и мило улыбнулся девушке, неподвижно застывшей рядом.

– Я Марк, – он протянул ей руку, обаятельно улыбаясь. – Новый директор по маркетингу.

Та протянула руку в ответ, тут же растаяв то ли от его обаятельной улыбки, то ли от должности, им занимаемой.

Лилу

Секс отдельно, любовь отдельно. Она быстро усвоила это правило, испытав – даже не на себе. Книги, подруги – как же можно не сообразить? Никто не влюбляется из-за секса, и никто не разлюбит, получив отказ. Напротив.

Глава 7

Лилу

Рэн вышел и направился к своей машине. Лилу наблюдала за ним в окно. Вот он крутится вокруг её автомобиля, понимает, что прижали его крепко, не выехать. Переписывает номер её телефона, оставленный под лобовым стеклом, набирает. Пять секунд Лилу смотрит на высветившиеся цифры. Затем берёт трубку.

– Алло.

– Здравствуйте, вы прижали меня, отгоните машину, пожалуйста, – голос спокоен.

– О, правда? Извините. Я скоро спущусь, – Лилу нажимает отбой и продолжает смотреть на тёмную фигурку внизу. Даже с такой высоты видно, как он с негодованием осматривает лишь наполовину заполненную парковку. Парковка никогда не бывает заполнена настолько, чтобы так парковаться. Ей принесли капучино, поблагодарив, она вновь обратила взгляд к интересующему её действу. Вновь завибрировал смартфон.

– Подскажите, сколько вас ждать, я очень тороплюсь, – мелькнула нотка недовольства.

– Да-да, я иду. Вот только официант принесёт мне счёт, и я спускаюсь.

Видно было, как он поднял голову и посмотрел на высокое зеркальное здание бизнес-центра, стараясь найти нужный этаж, отданный под ресторан. Лилу немного отпрянула, но вспомнила, что он не может увидеть её при всём желании.

– Пожалуй, я возьму такси, не торопитесь, – снова спокоен.

– Нет-нет, – Лилу подскочила, – уже бегу. Она махнула крупной купюрой официанту и, бросив её на стол, побежала к лифтам. Нельзя, чтобы он уехал.

Рэн

Рэн пожал плечами и дал отбой. Тут же зашёл в приложение: такси будет через десять минут. Если обладательница чарующего голоса не выйдет в течение этого времени, он просто уедет. Дело не в том, что сделка крупная – без него не начнут. Он просто не привык опаздывать.