В сердце намного больше

Внезапно он услышал шаги. Над люком, выходящим на крышу, появилась голова служителя: его что-то встревожило – вероятно, крик юноши долетел до него. Служитель и юноша потрясенно уставились друг на друга. Пошатнувшись, незнакомец ринулся к парапету не разбирая дороги и кубарем, удивительно что не сломав себе шею, скатился по дереву вниз. Наверху пронзительно завопил служитель:

– В храме вор! Держите его! В погоню!

Жрица пробудилась и в испуге смотрела на него широко распахнутыми синими глазами.

Буквально через минуту из нижних помещений храма выбежали десяток дюжих мужчин – младшие жрецы и охрана – и все они ринулись по следам беглеца, на свое счастье успевшего скрыться в роще. Ноги плохо держали его: поскользнувшись, он упал за первыми же деревьями среди извитых корней. Земля, казалось, сотрясалась от топота погони, и смерть приближалась к отчаявшемуся беглецу…

* * *

…Уже не отважный герой, жаждущий подвигов, а маленький ребенок лежал под деревом, закрыв голову руками, в ужасе от того, что он совершил. Погоня приближалась; беглец прижался к земле между корней, холодея от страха. Он не поднял бы руки в свою защиту, если бы жрецы и стража схватили его. Но его никто не заметил: шум толпы стал удаляться. Через минуту топот преследователей затих вдалеке, на другом краю рощи. Юноша вскочил и помчался прочь как выпущенная из лука стрела, не чуя ног под собой. Он вообще ни о чем не думал, прежде чем не пробежал несколько миль и далеко позади оставил и храм и, как он надеялся, и все связанные с ним события… Но невольно ему казалось, что вдалеке, на неизвестном горизонте, мрачными звездами встают богини возмездия – неумолимые Эриннии, чтобы сурово и безжалостно наказать его за немыслимую дерзость… Свалившись под каким-то кустом, он горько заплакал.

Глава III. Вопрос к неизвестности

Храмовое служение всегда было для Зарона магическим действом, приносящим силу и обновление, божественным экстазом, даруемым милостью Феба. Прежде он не желал ничего иного и был счастлив, но после ухода жрицы он не испытывал более такого вдохновения как прежде и ощущал, что что-то непоправимо нарушено в храме, который всегда был для него домом.

В народе никто не знал, что Камень Дождя исчез: произошедшую катастрофу сохранили в глубокой тайне. Но, вот странно: несмотря на то что Камня больше не было, воздействие храмовых служений на окружающую природу осталось прежним. Так же как прежде выпадали дожди, и небеса не отвернулись от той благословенной земли, центром которой являлся храм. Стоило пожелать, и на чистой лазури сгущались облака, ветер пригонял тучи и теплый дождь орошал жаждущую землю, принося всему покой и радость. Впрочем, Зарон этому не удивлялся… Тем не менее, прочие обитатели храма были чрезвычайно подавлены случившимся и не верили, что после исчезновения Камня удастся надолго сохранить благополучие в их мирном краю.

Видя, в каком мрачном настроении находятся все посвященные в пропажу Камня, Зарон принял решение все-таки отыскать виновного и поступить с ним как велит закон: «Тот, кто нарушил мирную жизнь этих людей, должен быть казнен. Казнен мною, ибо он явился причиной гибели жрицы, в своем расцвете обещавшей так много». Зарон чувствовал опустошенность и боль и давно уже забыл вкус настоящей радости. Совершенно бесстрастно, он собрался в путь, проведя все необходимые приготовления и распорядившись обо всех делах. Но несмотря на решение, которое он принял, он испытывал в душе сомнения: «У меня чувство, что Камня больше нет здесь, в нашем мире. Но я должен найти виновника: как он осмелился тронуть Камень?! Что он мог узнать от Камня, если он всего лишь непосвященный и глупец каких мало?.. Я хочу получить от него ответ!»

Он не знал, сколько будет отсутствовать, но предполагал что не меньше месяца. В храме же в это время будет служить один из младших жрецов – человек деятельный и не лишенный магических талантов…

* * *

Тихим летним днем, как две капли воды похожим на другие, Зарон выехал верхом со двора храма. Казалось, окрестности обезлюдели; никто из посторонних не видел отъезда всадника. Такова была особенность жреца: когда это ему было нужно, он всюду мог пройти практически незамеченным. На нем была одежда путешественника, делавшая его ничем не примечательным среди сотен других странников в паутине знойных дорог.

Глава IV. Катарсис

…Вот уже третий день жрец шел по следу похитителя Камня. Он чувствовал: похититель недалеко. Он здесь, в Эфесе, куда, возможно, привели его тщетные попытки убежать от расплаты. Безошибочная интуиция говорила Зарону, что он идет правильно. «Вот уж, поистине, все тайное становится явным», – по лицу жреца скользнула недобрая усмешка. Теперь встреча с дерзким глупцом, посягнувшим на святыню храма, была только вопросом времени.

Зарон бродил по городу, чутко прислушиваясь к себе: не будет ли какого-нибудь знака, который приведет его прямо к вору. Наконец, проходя мимо входа в маленький переулок, он почувствовал, что ему надо туда свернуть… Это оказалось бедное место, с кучами гниющих овощей, валяющихся на обочине, и вонью пережаренной на дешевом масле рыбы. Ближе к концу проулка была расположена низенькая грязная гостиница в два этажа, с подвальным помещением, в котором постояльцы собирались выпить вина и обменяться новостями. «Можно представить себе, какие тут клетушки. Место, где собирается всякий сброд», – жрец поморщился, затем распахнул громко заскрипевшую дверь и вошел в темноту зала. Впрочем, эта темнота казалась густой только для вошедшего с улицы, и через минуту жрец освоился. Его взгляду предстало несколько длинных деревянных столов, вокруг которых сидел и разговаривал разномастный люд, отчего в зале было очень шумно. Кто-то играл на кифаре. Здесь были рыбаки, мелкие торговцы, несколько пастухов и группка людей без определенных занятий, которые всегда подвизаются в таких местах. На жреца, одетого в дешевое дорожное платье, никто не обратил особенного внимания. Попросив у хозяина кувшин кислого вина и краюху хлеба, путник сел за свободный стол и осмотрелся. В полутьме зала, освещенного только пучками длинных смолистых лучин, его взгляд зацепил бледное молодое лицо бродяги, неопределенного рода занятий, который, казалось, глубоко задумался и ни на кого не оглядывался. Молодой человек уныло смотрел в свою кружку, из которой время от времени прихлебывал слабое вино, и вяло брал с тарелки, стоявшей перед ним, одну жареную рыбешку за другой. Казалось, его что-то гнетет. «Это он!» – жрец внутренне насторожился, узнав это лицо, которое видел несколько недель назад в своем видении.

* * *

Похититель Камня встал и направился к выходу. Едва за ним закрылась дверь, как его преследователь тоже поднялся и вышел на улицу. Он последовал за бродягой, который шел в десятке шагов впереди него. Теперь, на свету, можно было разглядеть, что похититель очень молод, просто юнец лет восемнадцати. Худой и долговязый, белокурые волосы в беспорядке падают на плечи. Одет бедно, в старый залатанный хитон, когда-то синий или ярко-голубой, и несомненно видавший лучшие времена. На ногах потертые сандалии из грубой кожи, какие носят моряки, пастухи и прочее простонародье. Походка легкая и словно танцующая, как будто земное тяготение мало его заботит… Жрец смотрел ему в спину, и молодой человек внезапно оглянулся: блеснули яркие серо-голубые глаза, цветом напоминающие сталь. Из своего видения жрец знал, как выглядит лицо этого человека. Но сейчас, при свете дня, неожиданностью для него явилось то, что на этом лице не было никаких следов порока. Об этом безошибочно говорили тонкие и чистые черты, а уж жрец-то разбирался в таких вещах. Физиогномика была одной из тех наук, в которых он преуспел.

Молодой человек явно испугался: обнаружив пристальное внимание к себе, он счел за лучшее дать деру и припустил по переулку во все лопатки. Должно быть, в лице жреца действительно было что-то страшное.

Жрец не стал преследовать его: он знал, что птичка уже все равно что попалась и неизбежно запутается в магических сетях, сплетенных им за последние дни. Оставалось только ждать, когда незнакомец сам придет к нему. «И примет заслуженную кару. Но надо же, чтобы именно такой ребенок оказался причиной всех наших неприятностей!»

* * *

Вечером того же дня молодой человек, чьи мысли все еще были заняты неприятной встречей у гостиницы, принял решение срочно покинуть Эфес. Если бы не странный незнакомец, чей взгляд в спину буквально обжег его, юноша задержался бы в городе еще на день – два: небольшое торговое судно, на котором он плавал матросом вдоль Эгейского побережья, сейчас стояло в гавани на якоре и ожидало доставки новых товаров. Так как работы временно не было, хозяин разрешил отлучиться. Неподалеку, в горах, жила мать юноши, которую он и навестил в первую очередь, а затем отправился в Эфес к друзьям. Но сейчас городская суета уже не радовала его: он даже жалел, что зашел в город, прежде чем вернуться на корабль. Вообще, с того времени, как он по неосторожности взял Камень Дождя, у него нередко бывало мрачное настроение. Он чувствовал, что над ним нависла какая-то опасность, словно бы невидимая тень все время следовала за ним… Его друзья не знали о его приключении: все, что произошло с ним тогда на крыше храма, он хранил в величайшей тайне. Даже мать, ближе которой у него не было никого во всем свете, не имела представления о том, что гнетет ее сына. И вот сейчас, в наступающих сумерках, он торопливо шел к окраине города, стремясь как можно скорее вернуться в гавань, на свое судно. Там он, по крайней мере, чувствовал бы себя в относительной безопасности. Конечно, молодой моряк не мог представить себе, что решение покинуть Эфес не было его собственным: хитросплетение магического лабиринта, сотканного жрецом, вело его прямо в руки его преследователя. С каждым шагом – все ближе и ближе к ловушке…

В теплых странах темнеет быстро, и когда беглец достиг пустоши на западной окраине города, окружающее можно было видеть только благодаря свету луны и звезд. Стояло полное безветрие и тишина: в окрестных переулках все давно уже спали. Путник чувствовал себя так, словно он один во всей вселенной. На дальнем краю пустоши, у входа в темный переулок, залегла густая тень.

В полной тишине и безмолвии молодой путник пересек половину пустоши. Он не испытывал страха перед дорогой в ночи, хотя на сердце у него было тяжело. Внезапно тишина рухнула, обернувшись страшной и какой-то сюрреалистической сценой: из темноты последнего городского переулка на пустошь вылетел всадник на огромном черном коне и с грохотом копыт помчался к юноше, обернувшемуся к нему и онемевшему от ужаса. Юный путник безошибочно знал: это скачут по его душу. Когда фыркающий конь был уже в двух шагах, юноша вскинул руки и бросился бежать, но тотчас упал и покатился по земле, сбитый наземь железной рукой всадника. Он закричал, ожидая, что сейчас копыта обрушатся на него, но мощный боевой конь перемахнул через его тело даже не задев, видимо не желая топтать человека. Тотчас осадив животное, всадник спрыгнул на землю и вновь одним ударом опрокинул наземь беглеца, уже было вскочившего.

– Лежи смирно. – Его голос был холоден. Юноша взглянул ему в глаза и увидел, что они холодны как лёд. Он узнал своего преследователя: это был тот самый человек, который так испугал его возле гостиницы. В свете звезд было хорошо видно его высокую фигуру и твердое, словно из камня высеченное лицо, безжалостное, как лицо самой Судьбы. Это не мог быть простой грабитель… Да и что можно взять у полунищего моряка? «Это жрец, жрец храма, – понял юноша. – Он нашел меня!» Все эти впечатления промелькнули в его мозгу за несколько мгновений, что он лежал распростертый на земле и прижатый к ней ногой в мягком кожаном сапоге, наступившей ему на грудь. Страх сковал его сильнее, чем это внезапное и жестокое насилие. Жрец достал из ножен кинжал:

– Прими кару за то, что похитил Камень Дождя и разрушил жизнь людей, связанных с ним! – Он занес руку для удара. Пленник вцепился обеими руками в его ногу, силясь сдвинуть ее со своей груди:

– Нет! Я всего лишь моряк, идущий на свой корабль! Не трогай меня! Я не тот, кого ты ищешь! – его крик звучал слабо и не мог бы разбудить никого из людей, спавших совсем близко, в окраинных переулках. Жрец приподнял брови и затем, что-то решив, вложил кинжал обратно в ножны, продолжая крепко держать незадачливого беглеца. «Он беден как храмовая мышь, это видно с первого взгляда. Значит, он не продал Камень Дождя, да он и не смог бы его продать. Пусть скажет сначала, где Камень! И пусть только попробует лгать!»

Жрец бросил своего пленника ничком на землю и связал ему руки за спиной веревкой, снятой с пояса. Затем вскинул юношу на спину вороного с такой легкостью, словно тот вообще ничего не весил, и прикрутил его ноги веревками к стременам. Измученный, вор не имел сил сопротивляться.

– Теперь ты будешь говорить мне только правду! Сейчас решится твоя судьба! – Взяв коня под уздцы, жрец направился к большому сухому дереву, стоявшему посредине пустоши. Когда-то это был могучий дуб. Теперь же дерево словно скалилось голыми острыми ветвями, торчащими в разные стороны, и выглядело зловеще. Жрец привязал коня к толстой сухой ветке и встал перед ним, глядя в упор на привязанного в седле человека.

– Ответь мне, зачем ты похитил Камень Дождя? Разве тебе неизвестно, что это страшное преступление?!

Преступник поднял на него испуганные глаза и с трудом выговорил:

– Я не собирался красть Камень, о великий! Я пробрался на галерею храма, потому что хотел…

– Но ты все же украл Камень! Где он? Ты же все равно не сумел воспользоваться его силой!

– Я только хотел посмотреть вблизи на прекрасную жрицу и, может быть, поговорить с ней, – голос пленника дрожал. – Но когда я увидел, что она просыпается, то испугался, что она сейчас позовет стражу, и я тогда неминуемо погибну. А я в ту минуту уже держал в руке Камень, который взял из амфоры просто из любопытства, посмотреть на него… – (Жрец застонал).

– И что же было дальше, глупец?!

– О великий, пощади меня! Я не имел времени положить камень обратно. Мне пришлось перемахнуть через парапет и укрыться в роще. Погоня не нашла меня, и я скрылся. Но я знал, что буду наказан за это…

– Где же теперь Камень? – лицо жреца было непроницаемым. Пленник дернулся в седле, словно надеясь улететь, и ответил очень тихо:

– Его больше нет, великий жрец. Я не знаю, где он. Клянусь Зевсом! – в глазах у него было отчаяние.

«Заколоть его сейчас или все уже бесполезно?» – жрец потемнел лицом.

– Сила камня была слишком велика, – захлебываясь словами, продолжал юноша. – Я почувствовал, что словно плыву по волнам, полным света… Все вокруг светилось и пело… и мне показалось, что я слышу голоса богов… Я не мог никуда идти, потому что даже не помнил о себе… – пленник беспомощно смотрел на жреца. Тот вгляделся в него внимательнее:

– Ты почувствовал силу Камня? Как же это случилось в первый раз?

– Это случилось в ту минуту, когда я впервые держал его в руке. Мне показалось, что в моей руке солнце, такое тепло и жар вдруг проникли в мою грудь. Я почувствовал себя необыкновенно сильным и способным совершить любые подвиги.

Жрец усмехнулся:

– Понятно. Только ты не знаешь, что дело здесь не в Камне как таковом… Как ты думаешь, осталось у тебя время на подвиги? – мысль о смерти жрицы вновь наполнила его душу гневом.

«Этот глупец снова пытается вырваться… Какой страх в его глазах!..»

Но невольно он чувствовал жалость и не мог решиться нанести последний удар безоружному и слабому человеку. В эту минуту конь повернул голову к своему странному всаднику и пронзительно и тоскливо заржал, словно тоже сострадая ему. Пленник разрыдался, не в силах более сдерживать слезы, и сквозь слезы в отчаянии воскликнул:

– Камень превратился в свет, что я мог поделать?!.. О жрец, я совершил святотатство, но я не хотел этого! Пощади!

Жрец молчал, охваченный изумлением, и юноша неправильно истолковал его молчание. Склонив голову, он продолжал беззвучно плакать, пытаясь что-то сказать, и жрец наконец разобрал шепот:

– Я понимаю, что мои мольбы ничего не значат для тебя, Посвященный…

Гнев вдруг ушел из сердца жреца: Зарон ощутил сострадание к тому, кто был так беспомощен в его руках, и собственная жестокость стала ему отвратительна.

«Жрица была права. Он не виноват… Кто я, чтобы становиться его палачом? Только неведомый Бог знает, для чего предназначена жизнь этого человека. Может быть, все что произошло обернется к чему-то лучшему? Он же дитя, и только успел начать свою жизнь».

– Почему ты с самого начала не рассказал все? – спросил он много спокойнее.

Юноша удивленно поднял голову:

– Разве ты, Посвященный, можешь поверить мне? Разве ты поверил бы, что я говорю тебе правду, если она кажется сказкой мне самому? Ведь это было чудо, и когда я вспоминаю, то сам с трудом верю… – он говорил быстро и боялся умолкнуть, стремясь отсрочить гибель, но голос у него прерывался и в глазах был ужас.

Жрец едва заметно усмехнулся, но в этой усмешке уже не было ожесточения.

Он молча вынул из ножен кинжал, подошел вплотную к пленнику (тот рванулся в седле и весь затрепетал) и разрезал веревки на его щиколотках. Потом снял его с коня одним мощным движением и, поставив перед собой, освободил ему руки. Пленник пошатнулся и едва не упал. Потом он судорожно сглотнул и попытался что-то сказать, но слов не вышло.

– То, о чем ты рассказал мне – действительно чудо, – произнес жрец. – И то, что это случилось с тобой, говорит кое о чем. Не бойся. – Пленник, кажется, не очень хорошо слышал его.

Жрец произнес так мягко, как мог:

– Не бойся, я не причиню тебе зла. Я был не прав, подвергнув тебя такому суровому испытанию. Как тебя зовут?

– Валенсиан. – Юноша поднял на него глаза и по его бледному лицу даже скользнула тень улыбки.

– Ты можешь поехать со мной в храм, Валенсиан, и учиться.

– Позволь мне уйти, о великий, – тихо проговорил Валенсиан. – Я хочу вернуться на мой корабль.

Жрец внимательно посмотрел на него: «Он должен быть свободен…»

– Иди. Возвращайся на корабль. Ты свободен, путешественник.

– А как же Камень? – еле слышно произнес Валенсиан.

– Камень пошел своим путем в этом мире. Куда важнее человеческие пути. Важно то, что выберешь ты сам. Ты знаешь, где находится храм. Если захочешь вернуться, я буду всегда ждать тебя, Валенсиан. Я старший жрец храма.

Взгляд у юноши прояснился и в нем опять скользнула улыбка:

– А у Посвященных бывают имена?

Жрец осторожно коснулся рукой его плеча:

– Ты очень любопытен, знаешь об этом?.. Меня зовут Зарон.

– Благодарю тебя, Зарон. – Валенсий наконец открыто улыбнулся и на щеки его начал возвращаться румянец.

– Иди. Ты свободен. – Жрец поднял ладонь в жесте благословения. Юноша на мгновение склонил голову, повернулся и быстро пошел прочь. У края пустоши он оглянулся: его бывший преследователь неподвижно стоял рядом со своим конем, похожим на черную скалу.

– Да вознаградят тебя Боги! – услышал жрец, прежде чем юноша исчез в сгустившихся сумерках.

* * *

Пару месяцев спустя один горожанин из Эфеса, проезжая по своим делам через пустошь, с удивлением заметил, что вокруг сухого старого дуба появилась молодая поросль. Всегда казавшаяся такой мрачной и скучной, пустошь приобрела какой-то новый вид… Из густой поросли у корней дуба пробивался сильный и стройный молодой дубок.

Еще через месяц старый дуб срубили на дрова. Но маленький молодой дубок остался на пустоши качаться под ветром…

Глава V. Уход из храма: исполнение судьбы

Жрец так и не дождался искателя приключений: он умер через несколько месяцев после возвращения в храм. Никто не знал, в чем была причина его смерти. Правда, храмовое служение больше не радовало его: жрец был грустен. Его нашли в один день поутру на крыше храма, лежащим возле пустой амфоры и словно бы спящим. Но незадолго до смерти жрец видел сон…

…Его теснили несколько вооруженных воинов, пытаясь замкнуть в тесной и темной пещере, но он сопротивлялся врагам, пытавшимся задвинуть камень. И все же они постепенно одолевали его. Вдруг снаружи в щель скользнула чья-то рука и камень снова немного отодвинулся. Зарон сделал последнее усилие и, с силой отваги вырвавшись на свободу, отбросил врагов. Они снова ринулись на него, но у него из груди вдруг вырвалось золотое пламя, ослепительно яркое, и испепелило их всех, так что от них не осталось даже и следа, а через камни большого двора, на котором оказался Зарон, тотчас начали прорастать молодые деревья, трава и цветы. И вдалеке он увидел силуэт какого-то незнакомца в светлой одежде…

* * *

Юноша, которого жрец пощадил, еще два года наслаждался дарованной ему жизнью. Но потом его корабль в Эгейском море попал в шторм, и вместе с другими моряками море поглотило и его.

Так завершились судьбы старшего жреца Зарона и юного бродяги Валенсия в таинственной Элладе времен Александра Македонского, где чудеса без труда становились явью, а боги и богини порою не обходили своим вниманием и благословением самых обычных путников, если те им приглянулись. И те, кто страстно желал этого, обретали для себя неслыханные откровения и выходили в мир свободы из круга, обозначенного роком. Этим неугомонным искателям приключений судьба приносила свои самые удивительные и несравненные дары…

Возможно ль путь душе переменить?Вселенная таинственно кружится…Соединится снова встречи нить,Но прежде череда времен промчится.

Часть вторая

Век творения

Цикл II

Дар жизни

Глава I. Замок в Ирландии: колыбель зимнею порой

(Исход января месяца 1470 года от Рождества Христова)

…Поразительно красивая гречанка сидела у окна замка, взглядывая временами на заснеженный пейзаж, а рядом с ней стояла колыбель с младенцем, которому только исполнился месяц от роду. Малыш размахивал ручонками и вовсю брыкался в пеленках, пытаясь высвободиться. На фоне белого батиста была заметна смуглость ребенка, такая же, как и у матери. В очаге просторной и тёплой комнаты мирно потрескивал огонь… Малыш заплакал, и мать, поспешно взяв его из колыбели, немного неловко приложила к груди. Он взял сосок с жадностью, и некоторое время в комнате происходила та же сцена, что происходит на Земле, равно у очагов в хижинах и в поместьях знати, тысячи лет. Мать смотрела на дитя с бесконечной любовью. Наконец малыш насытился, и мать, распеленав, положила его себе на колени на развернутом одеяльце, принявшись ласкать его и играть с ним. Он смотрел большими темными глазами, как будто с любопытством, но на самом деле пока не видел над собою ничего, кроме теплого, излучающего любовь светового пятна, которым казалось ему материнское лицо. Молодая мать мягким голосом запела колыбельную и малыш задвигался ритмичнее, всем тельцем выражая удовольствие от нежных звуков, а когда мать замолчала, сделал несколько более резких движений, словно требуя продолжать петь. Лицо красавицы-матери засияло улыбкой и такой нежностью, что, казалось, светом озарилась вся комната. В эти минуты, рядом со своим ребенком, юная гречанка почти забывала, что она здесь, в Ирландии, не по своей воле, что ее примчал сюда пиратский корабль, похитивший с родного Крита, и что по дороге в эту холодную страну она вытерпела горе и унижения. Но, возможно, так хотела Судьба… Поцеловав ребенка, она взяла из колыбели пеленки и завернула его в них, но немного неумело, и малыш тотчас снова развернулся и захныкал. Пожилая помощница матери, по имени Леонидия, тихо сидевшая все это время у камина, подошла к ней с сочувственной улыбкой в темных глазах. Молодая женщина на самом деле приходилась ей племянницей, хотя об этом не знал молодой рыцарь – хозяин замка, и она сопровождала ее в поездке по островам близ Крита, когда обе они попали в беду. Сейчас Леонидия радовалась, что судьба не разлучила их. Обе женщины принадлежали к одной из ветвей греческого царского рода: древность этого рода уходила в незапамятные времена.

Бережно взяв малыша, Леонидия положила его на столик у стены и потуже запеленала.

– У него глаза его отца, – произнесла она с улыбкой. – Карие, теперь это уже хорошо видно. Но позже будут сияющими, как у тебя, Дио.

Леонидия протянула юной матери притихший белый сверток и та вновь принялась укачивать малыша, ходя с ним от окна к камину и обратно. Леонидия подошла и коснулась ладошки младенца, который тотчас ухватился за ее палец. Несколько мгновений обе женщины самозабвенно любовались малышом, согретым и тихо лежащим в материнских руках.