Улица свежего хлеба

Забава не может подавить рвущийся наружу вздох. Её бёдра непроизвольно подаются вперёд, ища большего контакта, даже когда слова говорят обратное.

– Клиенты не должны прикасаться, – она прерывается, словно натянутая струна перед тем, как лопнуть.

Тимур яростно прижимает девушку к себе, и она чувствует его твердь под тканью – наглую, требовательную. Его бёдра движутся похабно, нарочито, заставляя её содрогнуться. Она ненавидит его. Ненавидит, как её тело отвечает – ему.

Он скользит ниже, сжимая её аппетитные ягодицы, прижимая ещё ближе. Шёпот в ухо почти шелестит:

– Ты чувствуешь, как я тебя хочу? Как ты нравишься мне вот такая… беспомощная?

Забава зажмуривается, но её бёдра уже изменнически отвечают на его легкие толчки. Он наблюдает, как розовые губы слегка приоткрываются в немом желании, и его усмешка становится шире.

– Ты уже на полпути, – пальцем рисует вверх по ее животу, оставляя за собой горячий след, пока не останавливается у крючка бюстгальтера. – Может быть, ты доведешь меня до конца, если снимешь его?

Он расстегивает переднюю часть, и шелковистая ткань чуть приоткрывается, обнажая намек на кожу. Она делает вид, что сопротивляется, но ее руки сами тянутся за спину – неторопливо, томно, будто играя в игру.

– Нет, – голос звучит на выдохе, и в нем нет убедительности.

Она прижимается к нему, чувствуя, как горячее тело отвечает на каждый ласковый жест. Мужская усмешка становится еще шире, а потом резкий вздох, предательское движение бедер. Он не так контролирует ситуацию, как хотел бы.

Забава задерживает дыхание, от того, что губы Тимура прижимаются к её шее, горячие и влажные, а его дыхание – прерывистое, неровное – выдаёт, то что он уже на грани.

– Ты лжёшь, детка, – шёпот обжигает, калит тайное. – Твоё тело кричит правду. Ты хочешь этого. Хочешь меня.

Она стискивает зубы, но её бёдра сами ищут его, предательски мягкие, податливые. Внутри всё сжимается от желания, хотя разум яростно протестует. Нет, нет, нет… Но тело – о, тело – уже ответило.

Тимур чувствует накат волны от ее возбуждения, и сладкую предательскую влагу, и его усмешка становится ликующей.

Глава 4

Пальцы Тимура расстегнули крючки бюстгальтера с провокационной нарочитостью, словно разворачивали запретный подарок. Ткань соскользнула, обнажая грудь девушки, и его взгляд – горячий, тяжёлый – заставил соски налиться, будто те умоляли вместо хозяйки о прикосновении. Тимур не торопился, смаковал. Его губы скользнули по её шее, оставляя влажные следы, а зубы слегка впились в кожу. Почти прикоснулся к горящим соскам. Но нет…

Его ладони сжали её ягодицы, пальцы впились в плоть, притягивая так близко, что каждый толчок его бёдер через ткань заставлял Забаву вздрагивать. Она кусала губу, чтобы не застонать. Она почувствовала, как его член – твёрдый, горячий – давил на неё сквозь слои, и её бёдра сами предательски подались вперёд.

– Танцуй быстрее, – его выдох казался сорванным, сдавленным. Руки скользнули вверх, сжимая бока, смяли грудь, всё, что принадлежало ему сейчас. – Хочу чувствовать, как ты трёшься об меня…

Забава закрыла глаза. Бёдра повиновались, двигаясь в такт его желанию. Он видел. Видел всё. Ей хотелось кричать – от стыда, пока она двигалась, теряя контроль над собственным телом. Каждое касание, тихий стон, вырывавшийся против воли – всё принадлежало ему.

– Вот так… – шептал он, и её тело отвечало новой волной дрожи. – Ты создана для этого.

Она развернулась к нему спиной, мягкая попа сытно прижалась к его животу, будто оседлав. Дыхание его с каждым разом становилось тяжелее, горячее, а взгляд делался ненасытным, словно он готов был проглотить её целиком. Девушка провела руками по своей груди, сжимая её, и соски набухли ещё сильнее, предательски выдавая сочное возбуждение.

– Ты жёсткий. Миссия выполнена, – она постаралась прозвучать ровно, но все в ней говорило иначе – каждый жест, каждый вздох кричал о желании.

Она надеялась, что он не заметит?

Тимур усмехнулся и руками впился в её ягодицы, сжимая их почти болезненно. Коснулись губами уха, ласкающе поцеловал мочку, оттягивая с лёгкой болью.

– Не совсем. Этого недостаточно, – его колкий взгляд скользнул вниз, остановившись на груди, и в глазах вспыхнул знакомый ей огонь.

Прижал её к себе, заставив почувствовать всю могучую твёрдость. Горячий, ненасытный, требовательный – он не дал ей ни шанса на отступление.

Забава резко вскочила с его колен, её движения стали резкими, почти яростными. Внутри неё бушевала буря – тело горело от обольстительных прикосновений, а разум ненавидел себя за соблазн. Развернулась, прижавшись спиной к его груди, и тут же почувствовала, как мужское дыхание стало прерывистым. Чёрт, он был прав. Он всегда был прав.

Тимур знал её тело лучше, чем она сама, и использовал это безжалостно. Она села на его бедро, бёдра двигались навстречу с вызывающей притягательностью. Большие пальцы зацепились за тонкие кружева трусиков, стягивая те вниз. Каждое дразнящее движение было вызовом, каждое томное покачивание – насмешкой. "Пусть сдохнет от желания", – думала она, но её собственная кожа покрылась приятными мурашками.

"Доведи его до края… и брось", – шептала ей ярость. Тело предавало. Трусики соскользнули по ногам и упали на пол. Забава выгнулась, раззадоривая голой кожей, маня округлостью ягодиц. "Пусть сходит с ума. Пусть умрёт от желания…" ощущая как его пульсирующий член дёрнулся под ней, и её киска тут же наполнилась собственной влагой.

– Думаешь, этого хватит? – голос Тимура прорвался сквозь зубы, как пар из перегретого котла. Его ладони впились в её талию, прижимая так, что пуговицы пиджака оставили синяки на её коже.

– Ты же знаешь… – он дёрнул её к себе, и она ощутила его возбуждение – твёрдое, наглое, прожигающее ткань юбки.

Забава закусила губу. Ненавидела этот момент – когда её тело предательски отвечало ему.

– Хватит игр, – он перевернул её одним движением, прижав к стене. Дыхание Тимура обожгло шею: – Я вижу, как ты дрожишь.

Его пальцы прочертили кровавые дорожки по бёдрам, сжали грудь с жестокостью кузнечных тисков. Соски затвердели больно, будто он выжимал из них признание.

– Вот так лучше, – он прошептал ей в ухо, смех звучал как скрип ножа по стеклу.

Его губы приклеились к её шее – не поцелуй, а клеймо. Зубы вошли в кожу ровно настолько, чтобы оставить синяк завтра.

– Врёшь, – Тимур выдохнул слово прямо в пульсирующую вену. – Твоя спина выгнута, как у кошки в течке. Жаждешь.

Забава впилась ногтями в дверной косяк. Молчать. Но его пальцы – провокаторы, предатели – уже скользили по рёбрам её влагалища, будто считывали штрих-код её возбуждения.

– Не… – её голос сломался на полуслове, когда таз предательски дёрнулся навстречу его ладони.

Тимур зарычал от удовольствия, прижавшись раскалённым членом к её промежности:

– Твой клитор пульсирует у меня на конце. Хочешь, опишу подробнее?

Диван впился в её спину холодком. Тимур накрыл её телом, как тенью – тяжело, неотвратимо. Его глаза горели не страстью, а голодом, и Забава поняла: это не просто секс. Это поглощение.

– Ты уже мокрая, – прошептал он, пальцы врезаясь между её бёдер без предупреждения.

Она вздрогнула, но тело предало – тепло разлилось по жилам, сжатые мышцы сами разжались, приглашая.

– Не… трогай… – её голос сломался на полуслове, когда он прочертил пальцем по раскрывшемуся бутону.

Предательский стон. Предательский вздох. Её пальцы вцепились в его рубашку, не отталкивая, а притягивая.

– Враньё, – Тимур прикусил её нижнюю губу, чувствуя, как её бёдра дёргаются в такт его движениям.

– Ненавижу тебя… мм!.. – её стон растаял в душном воздухе, как коньячный пар над бокалом. Тимур усмехнулся, чувствуя, как её ногти вгрызаются ему в спину – ненависть и желание сплетались в один узел.

Он провёл языком по её ключице, медленно, как по лезвию ножа.

– Лжешь… – его палец вошёл глубже, раздвигая упрямые складки плоти. – Ты ненавидишь, как тебе это нравится.

Забава закинула голову назад, но тут же отвернулась – стыд липким потом выступил на шее.

– Прекрати… чёрт!.. – но её бёдра уже предательски поднимались навстречу.

Тимур прижал ладонь к её животу, фиксируя в неподвижности.

– Смотри, как принимаешь меня… – его пальцы блестели в тусклом свете, смешивая её влагу с его потом.

Его пальцы исследовали её, как вор – медленно, нагло, вычисляя слабые места. Каждая складка дрожала под прикосновением, капли стекали на кожу бёдер, оставляя предательские следы.

– Ты вся пульсируешь… – Тимур ввёл два пальца внутрь, и её тело сжалось вокруг них – горячее, бархатное, словно пыталось удержать.

Забава закинула голову назад, но тут же укусила губу.

– Н-нет… – её протест рассыпался, когда его большой палец нажал на клитор.

Предательский стон. Предательский толчок бёдер.

Тимур раздвинул её ноги шире, пригвоздив к дивану.

Тимур впился в её губы, как в добычу – его поцелуй был не лаской, а допросом с пристрастием. Язык грабительски проник внутрь, синхронно с пальцами, дёргавшими её влажные складки.

Она ударила его по плечу – слабо, лживо – и тут же выгнулась, предав себя собственным телом.

– Сделка? – он отстранился, оставляя её раздетой не только физически. Его палец прочертил по её щеке, собирая предательскую слезу. – Детка, ты только что подписала дополнение.

Забава отпрянула, но её спина уже упиралась в стену.

– Не… – её голос сорвался между страхом и возбуждением, как монета на ребре.

Тимур прижал ладонь к её животу, чувствуя дрожь:

– Теперь ты платишь телом.

В её голове пронеслось: "Ты не можешь просто взять и изменить это сейчас!" – но слова застряли в горле. Вместо них – только предательский румянец, разлившийся по щекам.

– Ты слышала себя? – его пальцы прочертили по её внутренней поверхности бедра, оставляя невидимые ожоги.

Забава закрыла глаза, но её бёдра предательски приподнялись, подставляя себя.

– Не надо… – её шёпот растворился в воздухе, когда его язык коснулся её киски – медленно, как следователь, изучающий улику.

Первый круг. Второй. Она вцепилась в его волосы, разрываясь между отталкиванием и притяжением.

– Ах… чёрт… – её голос сорвался, когда он втянул клитор в рот, сжимая губами.

Тимур отпустил его с мокрым звуком, рассмеялся – вибрация его голоса отдалась в её плоти. Его руки крепко держали её за талию, не позволяя убежать, пока он пил её, как нектар.

– Развернись… – его голос просквозило лезвием по обнажённым нервам.

Забава вздрогнула, пальцы вгрызаясь в кожаную обивку, выдавливая из неё слепки своих ногтей.

"Вырваться. Сейчас. Сейчас же" – но мышцы окаменели, предательски выгибая спину в немой мольбе.

Тимур хлёстко шлёпнул по трепещущей плоти – не боль, а позорное клеймо.

– Раскройся… – его пальцы вскрыли её, как конверт с постыдным письмом, обнажая алую, пульсирующую мякоть.

Она закусила губу, когда его язык прочертил по шелковистому внутреннему бедру – медлительно, мучительно, как пытка сладким ядом.

Его язык прочертил по внутренней поверхности бедра – горячий, влажный след, будто раскалённый нож по маслу. Зубы впились в нежную кожу, оставляя чёткие отметины. Она вздрогнула, но не отпрянула – её тело замерло в ожидании, предательски затаив дыхание.

"Оттолкни его. Сейчас же" – но мышцы не слушались, напрягаясь в предвкушении.

Тимур прижался сзади, его грудь прилипла к её спине, жаркая и тяжёлая. Руки обхватили талию, приковывая к себе.

– Ты готова? – его шёпот проскреб по нервам, а твёрдый член упёрся между ягодиц, нагло напоминая о своём присутствии.

Она зажмурилась, но её бёдра предательски приподнялись, умоляя о большем.

Её веки упали, но даже в темноте она видела – его член, скользящий между её ягодиц, тяжёлый и наглый, как невыплаченный долг.

– Расслабься… – его голос проплыл по её коже, как коньяк по стенке бокала – медленно, неотвратимо.

Он вошёл неспешно – так мучительно медленно, что каждый сантиметр чувствовался как отдельное преступление. Её тело раскрывалось неохотно, но предательски принимало его.

Его ладони охватили грудь, пальцы играли с сосками, заставляя их твёрдеть от стыда и желания.

– Сейчас будет очень жёстко… – прошептал он горячим дыханием в ухо.

Она не успела сжать губы, как он вонзился – яростно, без спроса, будто взыскивая долг. Диван застонал в такт, кожа вспыхнула под его ладонью.

– Ты чувствуешь?.. – его голос прополз по позвоночнику, как лезвие по шелку.

Каждый толчок достигал глубин, которые не называли вслух. Её ногти впились в кожаную обивку, оставляя шрамы.

Резкий рывок за волосы – шея обнажилась, словно требуя поцелуя. Его зубы впились в пульсирующую вену, метя клеймом.

– Молчи… – ладонь заткнула рот, поглощая стоны.

Он выдернул член в последний момент – обжигающие струи брызнули на её спину, скатились по рыжим прядям, застыли липкими нитями между лопаток.

– Ох, детка… – Тимур провёл пальцем по её позвоночнику, собирая сперму, затем втёр её в её же кожу.

Забава лежала лицом вниз, тело дрожало мелкой дрожью перегретого двигателя. Между бёдер – липко, горячо, опустошённо. Его сперма медленно стекала по её спине, клейкая, неизбежная. Тимур откинулся, грудь поднималась от дыхания, но в глазах горел не насыщенный, новый голод. Он провёл пальцем по ней, собрал капли и втёр их в кожу, будто ставя печать.

– Ты думала, это конец? – его хриплый голос звучал как обещание. Пальцы сжали её подбородок, заставляя встретить взгляд. – Ты моя. И я найду тебя, где угодно.

Тишина.

Только прерывистое дыхание, только дрожь в раскрытых бёдрах.

Рыжие волосы прилипли к дивану, как пролитое вино.

– Я не хочу… – её шёпот сломался о влажную кожу. – Быть твоей.

Но тело – предательское тело – уже аркой подалось вперёд, обнажая покорный изгиб спины.

Тимур провёл ладонью по её мокрой щеке. Его пальцы лениво пробежали по её волосам, затем опустились ниже – звонкий шлёпок по заднице прозвучал без злобы.

– Не переживай. Это просто слабость. Ты – моя слабость.

Забава подтянула колени к груди, сперма засыхая полосами на её спине.

– Я не люблю тебя, – сказала она тихо, но в полутьме это прозвучало как приговор.

Он вдохнул глубже, выдыхая:

– Я знаю, – потянулся за рубашкой, смахивая с плеч капли её пота.

– Всего один раз. Сейчас мы уйдём, ты уволишься. Завтра подашь документы в академию.

Он замолчал, осознав горечь своих слов. Сколько лет он хотел её – не просто в постели, а всю. Но жизнь расставила всё по местам. Жить с не любимым человеком, это как каждый день есть черствый, каменный хлеб.

Тимур затянулся сигаретой, выпуская дым в потолок. В его взгляде читалась холодная ясность человека, переставшего обманывать себя.

"Желание и страх – вот что правит людьми. А в Забаве есть и то, и другое."

Он выполнит слово, данное её отчиму. Девчонка не пропадёт – он устроит её в академию, прикроет спину, сделает карьеру. Пусть даже она этого ненавидит. Пусть даже смотрит на него, как на палача.

"Ему не понять, как это бывает…"

Тимуру шёл четвёртый десяток, но годы его почти не тронули. Высокий, с широкими плечами, иссечёнными старыми шрамами. Чёрные волосы с проседью у висков всегда небрежно зачёсывались назад. Резкое скуластое лицо с пронзительными серыми глазами, видевшими слишком много. Взгляд выдавал холодный, расчётливый ум без намёка на иллюзии. Тело сохранило крепость – жилистое, без признаков возраста. Руки, избитые в драках, умели быть и неожиданно нежными.

Забава медленно поднялась с дивана, её движения были осторожными, будто каждое напоминало о только что пережитом. Она собрала разбросанную одежду, скользя взглядом по Тимуру, который стоял у окна, затягиваясь сигаретой. Его профиль в тусклом свете выглядел резким, почти вырезанным из камня – непроницаемым.

– Насчёт мамы и… – голос дрогнул, она не закончила.

Он повернул голову, дым струйкой вырвался из уголка рта. Сухо кивнул – один раз, коротко и твёрдо. В этом жесте было всё: "Не беспокойся. Всё уже решено."

Она замерла на секунду, затем порывисто отвернулась, натягивая блузку. Её пальцы дрожали, но не от страха – от чего-то другого, чего она сама не могла назвать. Может, от злости. Может, от стыда. А может, от понимания, что он действительно сдержит слово – даже если ей придётся ненавидеть его за это.

Тимур наблюдал, как девчонка одевается, его взгляд скользил по её спине, по следам, оставленным его руками.

Он знал, когда-нибудь всё поймет.

Глава 5

Стеклянные стены офиса компании "Дом на верхнем этаже открывали панораму старого Омска – купола церквей, черепичные крыши, плавный изгиб Иртыша, в котором отражалось низкое осеннее солнце. Алексей Скалов, положив ладони на холодный металл подоконника, всматривался в пейзаж, но мысли его были далеко – там, где чертежи будущего парка развлечений пересекались с контурами исторических зданий.

– Ты сегодня похож на Терминатора, – раздался за спиной лёгкий голос.

Снежана подошла бесшумно, как всегда. Маленькая, хрупкая, с кукольными чертами лица – она казалась не тем человеком, кто мог бы возглавить службу безопасности. Но стоило взглянуть в её холодные голубые глаза, как все сомнения исчезали.

– Решаешь, что снести, а что оставить? – она склонила голову, следуя за его взглядом.

Алексей молча сжал челюсть. Внизу, у подножия их небоскрёба, теснились старинные особняки – свидетели другого времени. Он чувствовал их почти физически – тяжёлый груз ответственности, который давил.

– Дружелюбие – не мой конёк. Есть новости?

Она усмехнулась, скрестив руки на груди:

– Ты всегда так смотришь. Но сегодня… сегодня в твоих глазах я вижу, что ты готов смести всё на своём пути и построить заново.

Тяжёлый вздох. Алексей опустился в кресло во главе стола, его пальцы автоматически потянулись к папке, лежащей перед ним. Большинство людей не умели читать его эмоции – многие и вовсе считали, что их нет. Но Снежана… Снежана видела слишком много.

Он приоткрыл папку, и в воздухе повисло молчание, нарушаемое только шелестом бумаг.

– Так что там? – его голос прозвучал тише, но от этого не менее жёстко.

Снежана наклонилась, положив ладони на стол:

– Всё по плану. Но есть нюансы…

Алексей поднял глаза, и в них мелькнуло то самое – то, что она ждала. Интерес. Вызов. Готовность к бою.

– Что?

Снежана облокотилась о край стола, её пальцы слегка постукивали по полированной поверхности.

– Мои ребята проверили всё по проекту «Русская зима». Никаких следов физического проникновения. Если и была утечка – то только на техническом уровне. Скорее всего, неудачная хакерская атака.

Она сделала паузу, изучая реакцию Алексея.

– Гребенкин, похоже, ни при чём. Но мы перепроверим и усилим защиту. Пока формальных оснований для иска нет. Если он не полезет в драку – суда избежим.

Алексей откинулся в кресле, его пальцы сомкнулись в замок.

– Да мне плевать на этого психа, – пробормотал он, но в голосе сквозила не просто досада, а что-то глубже.

Проект «Русская зима» возник словно снежный вихрь – неожиданно, стремительно. Его автором был Волков, старый архитектор, когда-то строивший вместе с ними будущее города. Но когда эскизы попали к Гребенкину, тот вдруг заявил права на чужую идею.

Доказать авторство было легко – чертежи, записи, свидетели.

Алексей резко встал, кресло с грохотом откатилось назад. Он подошёл к панорамному окну, за которым раскинулся вечерний Омск – золотые огни на синеве заката.

– Волкову семьдесят два года, – произнёс он, глядя куда-то за горизонт. – Он строил этот город, когда мы с тобой ещё в песочнице копались. А теперь этот… – пальцы Алексея сжались в кулаки.

Снежана молча наблюдала, как напряжение сковало его плечи. Она знала – за этим последует взрыв.

– Официально мы выиграем. Но Гребенкин не отступит, – Алексей резко повернулся, его глаза горели холодным огнём. – Он будет давить на Волкова, на прессу, тянуть время. Пока старик не сломается.

Наступила тяжёлая пауза. Где-то за окном пронзительно закричали птицы.

– Так что будем делать? – спросила Снежана, уже зная ответ.

Алексей медленно подошёл к столу, взял папку и разом разорвал её пополам.

– Играем по-другому. Находим компромат на Гребенкина. Всё, что угодно.

После сделки с семьёй Волкова, продавшей права на проект за внушительную сумму, Гребенкин развязал настоящую войну.

– Он опасен, – Снежана бросила папку на стол, – Мы до сих пор не знаем, какие именно данные утекли к «Мостостроителю». И он не остановится.

В её голосе звучала тревога. Она вспоминала прошлогодний скандал – газетные заголовки, кричащие о «варварах», готовых ради прибыли снести последние деревянные дома Новослободского форштадта. Тогда их компанию называли «убийцами наследия».

Алексей сжал виски пальцами:

– Ты всё равно против проекта. Словно сговорились с Владимиром…

В его голосе сквозило раздражение, но Снежана знала – его беспокоит несогласие брата. Владимира он уважал.

– Я понимаю твоего брата, но не тебя, – она покачала головой, – Казачья слобода, исторический квартал… Разрушать всё только потому, что тебе хочется строить заново – глупо.

Она подошла к окну, за которым мерцали огни города:

– Проект хорош, но мы не проверили все нити.

Дверь распахнулась, впуская делегацию. Владимир Скалов вошёл первым – спокойный, уверенный, с едва заметной усталостью в уголках глаз. За ним следовали двое инвесторов в безупречных костюмах и их юристы с портфелями, набитыми документами до отказа.

Алексей встретил их стоя, его пальцы нервно постукивали по столешнице из чёрного гранита.

– Если бы я не рисковал, ничего бы не построил, – проворчал он, окидывая собравшихся взглядом, в котором читалось скорее раздражение, чем приветствие.

Обмен рукопожатиями прошёл сухо – деловые кивки, сжатые ладони, ничего лишнего. Когда все расселись вокруг массивного дубового стола, Алексей резким движением включил проектор.

– Господа, начинаем. Бумаги готовы. Сначала – проморолик, затем подписи. Если, конечно, ни у кого не возникнет… вопросов.

Последнее слово он произнёс с лёгким вызовом, снова окинув всех тем же колючим взглядом. На экране замигал логотип «Русской зимы» – проект, который мог изменить лицо города.

Свет погас, и на экране ожил город будущего – сверкающие аттракционы, заснеженные аллеи, счастливые лица детей. Голос за кадром вещал о туристическом буме, о новых рабочих местах, о городе, который наконец-то обретёт своё лицо.

Но Алексей не смотрел. Его пальцы сжали ручку так, что костяшки побелели. Перед глазами стояли другие картинки – пожелтевшие фотографии из папки Снежаны. Казачья слобода. Тот самый дом с облупившейся голубой краской.

«На этом месте больше не будет детских слёз. Только смех». Мысль пронеслась горячей волной. Он заставил себя выдохнуть.

На экране промелькнул парень – случайный кадр с какого-то корпоратива. Молодой, улыбающийся. Всего на пару лет младше Владимира в его возрасте.

«А если у него уже есть дети? Если он…»

Свет вспыхнул, резкий, как удар. Алексей моргнул, возвращаясь в переговорную.

– Господа? – его голос прозвучал хриплее, чем он ожидал.

Инвесторы перелистывали глянцевые буклеты.

– Подобного объекта нет во всей Сибири, – голос Алексея прозвучал чётко, как удар молотка по наковальне. – Ни на Урале, ни на Дальнем Востоке. Через двенадцать лет ваши инвестиции окупятся вдвойне, а город получит то, чего ему не хватало десятилетиями – центр притяжения.

Он видел, как инвесторы переглянулись. Решение уже созрело в их глазах – оставалось только поставить подписи. И тут поднялся один из директоров городского фонда – сухощавый мужчина в очках с тонкой оправой.

– У вас нет прав на часть участков, обозначенных в презентации. Особенно те, что в Казачьей слободе. Они же под охраной как культурное наследие. Как планируете решать этот вопрос?

Алексей почувствовал, как по спине пробежал холодок. Его взгляд автоматически нашёл Владимира – младший брат сидел, откинувшись в кресле, лицо невозмутимо.

«Кто-то подсунул им эту информацию. И сделал это в последний момент.»

Раздражение подкатило комом к горлу. Он медленно обвёл взглядом зал, пытаясь угадать, чьи глаза выдадут… Интересно кто это?

– Так же, как с метромостом, – бросил Алексей, отчеканивая каждое слово.

Директор фонда нахмурился, но Алексей уже продолжал, не давая ему вставить слово:

– Восемьдесят процентов земли в наших руках. Остальные собственники – вопрос времени. Месяц, максимум два.

Он видел, как инвесторы переглянулись.