Лекции по антропологии

Иммануил Кант

Лекции по антропологии

Введение

А. Лекционный курсI. Возникновение лекций по прагматической антропологии

В письме к Марку Герцу в конце 1773 года Кант пишет: «В этом зимнем семестре я во второй раз читаю частный курс по антропологии, который теперь намерен преобразовать в полноценную академическую дисциплину. Однако мой подход совершенно иной. Моя цель – раскрыть через неё источники всех наук: морали, искусства общения, методов воспитания и управления людьми, то есть всего практического. Здесь я ищу прежде всего феномены и их законы, а не первые принципы возможности изменения человеческой природы как таковой. Поэтому излишние и, на мой взгляд, навсегда бесплодные изыскания о том, как органы тела связаны с мыслями, полностью исключаются». Далее он добавляет: «В свободное время я работаю над тем, чтобы превратить это учение, которое мне кажется чрезвычайно увлекательным, в подготовительную дисциплину для академической молодёжи, развивающую навыки, благоразумие и даже мудрость. Вместе с физической географией она отличается от всех других предметов и может быть названа знанием мира» (X: 145–146).

Фраза «Однако мой подход совершенно иной» указывает на отличие от психосоматической антропологии Эрнста Платнера (1772), предназначенной для врачей и философов, рецензию на которую написал Маркус Герц и которая послужила поводом для этого письма. Но Кант также дистанцируется от своих первоначальных намерений, выраженных в первой лекции по антропологии зимой 1772/73 гг. Тогда он вовсе не стремился создать основополагающую дисциплину или подготовительный курс для всего практического, а скорее разрабатывал теоретическую эмпирическую психологию, или «естествознание о человеке», основанное на наблюдении и опыте. Этот сугубо теоретический подход соответствовал структуре лекций, опиравшихся на «Метафизику» Александра Готтлиба Баумгартена (4-е издание, 1757), где «эмпирическая психология» выделялась как особая дисциплина.

Освобождение эмпирической психологии от метафизики у Канта происходило в два этапа. Первый был связан с дидактическими соображениями и отчасти восходил к идеям Христиана Вольфа, который в «Подробном сообщении о своих сочинениях» объяснял, почему поместил эмпирическую психологию перед космологией: «Эмпирическая психология – это своего рода история души, доступная без изучения других дисциплин, тогда как рациональная психология требует знания космологии». Кант в своих ранних лекциях (например, в «Антропологии Коллинза») также подчёркивал, что изучение человека как особой науки избавляет от необходимости осваивать всю метафизику.

Второй этап был обусловлен диссертацией «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира» (1770), где Кант резко критиковал вольфовское смешение чувственного и рационального познания. С этого момента для него стало ясно, что метафизика не должна заниматься эмпирическим содержанием, а потому эмпирическая психология должна быть исключена из её состава. В «Антропологии Паров» (1772/73) он прямо заявляет: «Эмпирическая психология – это разновидность физики, изучающей явления внутреннего чувства, и потому она не может быть частью метафизики».

Однако термин «антропология» у Канта шире, чем «психология», поскольку охватывает не только душу, но и телесную природу человека. Со временем он всё чаще подчёркивает, что его антропология – не психология, а комплексное учение о человеке, включающее физиогномику, расы, народы и другие внешние аспекты.

Примечательно, что сам Кант никогда не использовал термин «философская антропология» – это позднейшее изобретение. Например, издатель Иоганн Адам Бергк (псевдоним Ф. К. Штарке) в 1831 году выпустил «Кантову науку о человеке, или философскую антропологию», ссылаясь на якобы утерянные при пересылке разделы об интеллектуальном удовольствии и неудовольствии. Однако ни одна из сохранившихся студенческих записей не содержит отдельного раздела на эту тему, а в «Антропологии» 1798 года эти вопросы рассмотрены в рамках раздела «О чувственном удовольствии». Таким образом, история о пропаже рукописи – не более чем рекламный ход.

Эрнст Кассирер и антропологический поворот в философии Просвещения.

Эрнст Кассирер отмечает, что Просвещение стремится «свести логику, мораль и теологию к чистой антропологии»[2]. Это утверждение вполне применимо к британской и континентальной философии, находившейся под влиянием Локка и Юма. Иоганн Готфрид Гердер в 1765 году также пишет о «сведении философии к антропологии» и даже сравнивает этот процесс с коперниканским переворотом: если изменить точку зрения на мир подобно тому, как это сделал Коперник, отвергнув систему Птолемея, то философия, превратившись в антропологию, откроет новые плодотворные пути развития.

Однако Кант, начиная с 1770 года, строит свою философию в противовес эмпиризму и попыткам заменить метафизику опытными науками. По его мнению, антропология должна не упразднять метафизику и критическую философию, а дополнять их. Его знаменитая «коперниканская революция» совершается не через антропологию, а через трансцендентальный метод.

Антропология как практическая дисциплина.

В письме к Маркусу Герцу Кант уже не говорит о физике и психологии, а выделяет физическую географию и практическую антропологию. Последняя меняет свой эпистемологический статус: она выходит за рамки не только метафизики, но и строгих академических дисциплин (таких как физика и эмпирическая психология) и становится частью «популярной философии», ориентированной на практическое знание о мире[1]. В одной из заметок середины 1770-х годов Кант подчеркивает:

«Изучать человека нужно не спекулятивно, а прагматически – в соответствии с правилами благоразумия. Это и есть антропология… Мы должны познавать человечество не психологически или умозрительно, а практически».

Прагматизм vs. спекулятивное знание.

Кант здесь сближается с утилитаристскими идеями раннего Просвещения, а также с терминологией, которую Мозес Мендельсон ещё в 1761 году противопоставлял платоновскому идеализму:

«Всякое знание, переходящее в способность желания и порождающее влечение или отвращение, называется действенным, или прагматическим. А то, что не оказывает заметного влияния на волю, остается умозрительным, или спекулятивным»[1].

Однако Кант отделяет прагматическое знание от непосредственного воздействия на волю и трактует его шире – как ориентирующее знание для практической жизни.

Прагматизм в исторической науке.

В 1760–1770-х годах термин «прагматический» возрождается в историографии. Например, труды Юма в Германии называют «прагматическими». Гердер отмечал, что Юм «овладел сложным искусством применять прагматические приемы Тацита и Полибия в духе современности»[2]. Историк Иоганн Кристоф Гаттерер (1727–1799) в 1767 году писал, что подлинный историк не просто перечисляет события, но выстраивает их в систему причин и следствий:

«Историк, который хочет подняться до высшего, прагматического уровня, не просто складывает факты, а показывает их взаимосвязи. Здесь господствует не causa finalis (целевая причина), а causa efficiens (действующая причина)»[5].

Кант адаптирует этот термин в рамках своей триады:

1. Техническое умение (для произвольных целей).

2. Прагматическая благоразумность (для реальных целей в общении с людьми).

3. Мудрость (для моральных целей).

При этом антропология, как «школа благоразумия», должна быть предварительной ступенью ко всем трем видам практики[3].

Освобождение от физиологии.

Одна из целей прагматической антропологии – избегать вопроса о взаимодействии души и тела. Кант не отрицает их взаимовлияния, но исключает физиологические объяснения из сферы антропологии. В письме к Герцу он пишет:

«Антропология изучает феномены и их законы, а не первопричины модификаций человеческой природы».

Фридрих Шлейермахер позднее критиковал этот подход, утверждая, что настоящая антропология должна быть одновременно прагматической и физиологической.

Физическая география и антропология как дополняющие дисциплины.

Кант читал два параллельных курса:

– Физическая география (летний семестр, с 1756 г.) – изучает природные условия Земли.

– Прагматическая антропология (зимний семестр) – исследует поведение людей в мире.

Эти дисциплины соответствуют разделению философии на теоретическую (метафизика природы) и практическую (метафизика нравов). Их задача – подготовить студентов не только к академическим занятиям, но и к реальной жизни.

От школы – к миру.

Изначально антропология (как эмпирическая психология) была вводным курсом, но затем стала завершающей дисциплиной, дающей «знание мира» (Weltkenntnis). Кант писал, что студенты слишком рано учатся рассуждать, не имея достаточного жизненного опыта. Его лекции должны были восполнить этот пробел.

Эта идея перекликается с мыслями Локка и Руссо, которые критиковали оторванность школьного образования от реальности. В «Эмиле» Руссо восклицал:

«Зачем мы учим столько бесполезных вещей, забывая об искусстве действовать?».

Фридрих II в 1770 году поддержал идеи Локка, а педагог Фридрих Габриэль Резевиц (1729–1806) развил их в своей книге «Воспитание гражданина», предлагая заменить традиционные школы реальными, готовящими молодежь к жизни в обществе.

Таким образом, кантовская антропология – это не просто академический курс, а практическое руководство для будущих граждан мира.

Согласно антропологии Канта, познание мира является не только культурным императивом, но и заложенным природой стремлением: сама природа побуждает человека открываться внешнему миру. Если же он отворачивается от мира и сосредотачивается исключительно на себе, то занимается противоестественной психологией – шпионажем за собственной душевной жизнью. Это не только свидетельствует о слабости ума, но и может привести к болезни и даже безумию.

В лекциях 1772–1773 годов сначала упоминается «трудное нисхождение в ад самопознания» (Collins, с. 1). Хотя эта метафора, заимствованная у Гамана, сохраняет актуальность для исследования совести (ср. VI: 441: «Только адское странствие самопознания прокладывает путь к обожению»), в антропологии она исчезает уже после первой лекции. Вместо этого Кант поясняет: «Есть разница между вниманием к своей персоне и вниманием к деятельности своего "я". Первое делают ипохондрики, второе – философы, склонные к рефлексии» (Collins, с. 11).

Ипохондриков Кант иногда отождествляет с мечтателями: «Привычка наблюдать за собой вредна, порождает фантазерство и искажает восприятие мира» (Ms. 400, с. 32). В заметках Буссольта сказано лаконично: «Здоровая душа всегда занята внешним», тогда как «больная душа постоянно погружена в себя, отчего рождаются фантазии и мечтательность» (с. 8).

Таким образом, прагматическая антропология Канта, делая акцент на мире, противопоставляет себя психологии опыта, развивавшейся между пиетизмом и романтизмом, – той, что отворачивалась от внешней реальности, погружаясь в исследование внутреннего мира. Августиновский призыв «Не ищи вовне, вернись в себя» (Noli foras ire, in teipsum redi) Кант переворачивает: «Не погружайся в себя, вернись вовне» (Noli in teipsum ire, foras redi).

Патологическому самоанализу в сфере чувств соответствует культ сентиментальности, который Кант в своих лекциях особенно резко критиковал на примере Христиана Фюрхтеготта Геллерта (1715–1769). Этой критике в чистой моральной философии соответствует учение о том, что мы должны руководствоваться не самодовольными чувствами, а разумными принципами, применимыми в общественной жизни.

От первых лекций до публикации книги Кант понимал антропологию как «связную науку» (Collins, с. 1), изложенную систематически. Хотя она не является системой в строгом смысле (для этого потребовалась бы априорная идея разума, определяющая части через целое, как это стало ясно во второй половине 1770-х), её прагматическая направленность позволяет упорядочить и систематизировать явления души и поведения, которые Баумгартен лишь собирал эмпирически.

Цель такой систематизации – научить человека мудрости в отношениях с собой и другими в рамках мирового целого, а в конечном счете – подготовить почву для нравственной цели: формирования характера как образа мысли у отдельного человека и создания правового единства человечества в виде союза государств. Этот вопрос будет подробнее рассмотрен ниже (раздел III).

Научный характер антропологии Кант видит в проверяемости эмпирических утверждений и наличии систематической структуры. Последняя задает схему, которая позволяет упорядочивать ожидаемый опыт и разумно его использовать. При этом Кант не прибегает к альтернативной концепции строго индуктивного познания через экстраполяцию отдельных наблюдений.

Неоднократно упоминались лекции по физической географии, которые с середины 1770-х годов стали для Канта дополнением к прагматической антропологии. Известный тезис Бенно Эрдмана гласит, что в этих лекциях Кант всё больше сосредотачивался на антропологических и морально-политических темах, что особенно заметно в анонсе на зимний семестр 1765–1766 гг. (II: 312–313). Однако со временем совмещать географию и антропологию становилось всё сложнее, и «чрезмерно разросшийся антропологический материал был полностью исключён из лекций по физической географии, чтобы принять форму, пригодную для самостоятельного курса по антропологии».

Сам Кант в своих лекциях по антропологии ссылается лишь на выделение эмпирической психологии из метафизики в том виде, как её понимали Вольф и Баумгартен. О параллельном происхождении из физической географии он не упоминает. Более того, сохранившиеся конспекты лекций по географии практически не содержат материалов, которые могли бы быть перенесены в антропологию. Таким образом, преобразование курса географии в 1765–1766 годах и его переход к прагматической, ориентированной на познание мира дисциплине в середине 1770-х не связаны напрямую с возникновением антропологии – во всяком случае, не так, как полагал Эрдман.

II. Структура лекций.

Если рассмотреть структуру «Антропологии» Канта в целом, то можно заметить, что она оставалась практически неизменной – от самых ранних конспектов студентов до публикации книги в 1798 году. В первой части (которая с середины 1770-х годов получила такое обозначение) Кант в свободной форме следует изложению Баумгартена в его «Empirischen Psychologie» («Эмпирической психологии») из «Metaphysica» (1739; Кант использовал издание 1757 года). Однако уже в первых лекциях 1772/73 годов он систематизирует материал четче, чем Баумгартен, группируя его по трем основным способностям души: познавательной, чувству удовольствия и неудовольствия («voluptas» и «taedium») и способности желания.

Отталкиваясь от некоторых ключевых понятий своего источника, Кант переходит к другой области, которая в рукописи Ms. 400 уже прямо обозначена как часть II. Здесь (в не всегда строгой последовательности) рассматриваются: нрав (Naturell), темперамент, характер, затем физиогномика, а также особенности, связанные с полом, расой, нациями. С середины 1770-х годов завершающим разделом становится определение человеческого рода в целом – точка, в которой антропология обретает систематическую завершенность. (То, что природа человека и сама антропология могут быть представлены в ясной форме, объясняется принципиальной согласованностью природы и человеческой познавательной способности. В «Критике чистого разума» эту согласованность гарантирует трансцендентальный принцип, благодаря которому наши ограниченные понятийные структуры соответствуют самой природе.)

Хотя триада «познание – чувство – желание» не была явно выражена в эмпирической психологии Баумгартена, Кант мог найти ее в его «Ethica». Эта трехчастная схема встречается, например, в конспекте лекций по морали, записанных Гердером:

«В душе можно выделить три главных понятия: 1) Познание – способность рассматривать явления как истинные или ложные… 2) Чувство – оно предполагает познание и связано с удовольствием или неудовольствием… 3) Желание – оно предполагает и представление, и отношение к удовольствию/неудовольствию, а также предвидение возможности действия через собственную силу.» (XXVII: 12)

В. «Антропологии Collins» (1772/73) переходы между разделами обозначены явно:

«До сих пор мы рассматривали познавательные способности человека, теперь переходим к его чувству удовольствия и неудовольствия» (с. 145).

«О способности желания» (с. 170).

Еще более четко это выражено в Ms. 400:

«Здесь мы завершаем первую часть психологического рассмотрения, а именно учение о познавательной способности. Теперь следует второе свойство души – чувство удовольствия и неудовольствия, за которым последует третье – способность желания.» (с. 283)

Уже в ранних лекциях темпераменты (в отличие от «Наблюдений над чувством возвышенного и прекрасного», 1764) делятся на две группы:

– связанные с чувством (сангвиники и меланхолики),

– связанные с активностью желания (холерики и флегматики).

Аффекты относятся к чувству (актуальному переживанию), а страсти – к желанию (ориентированному на будущее действие).

В «Collins» также говорится о трех типах идеалов:

1. Эстетическом,

2. Интеллектуальном,

3. Практическом.

Дополняя это цитатой из «Логики Hechsel» (ок. 1780):

«Все совершенства познания можно разделить на: 1) логические, 2) эстетические, 3) практические. Три основные силы лежат в основе нашего познания: 1) познавательная способность, 2) чувство удовольствия и неудовольствия, 3) желания.» (с. 30),

можно сделать вывод, что Кант уже в 1772/73 годах систематизировал идеалы согласно своей триаде способностей.

В лекционных конспектах и в публикации 1798 года нет прямого обоснования полноты именно этих трех частей. Лишь у Mrongovius отмечается:

«Способность желания предполагает чувство удовольствия или неудовольствия, а оно, в свою очередь, – познание.» (с. 78)

В системе критической философии (как она представлена в «Критике способности суждения», см. V: 198 и далее) трем разделам первой части антропологии соответствуют:

– «Критика чистого разума» (1781),

– «Критика способности суждения» (1790),

– «Критика практического разума» (1788).

Для второй части антропологии аналогичных априорных параллелей нет.

Расширение антропологии за пределы душевных способностей.

Переходя к второй части, Кант, кажется, полностью оставляет схему Баумгартена и обращается к своим ранним «Наблюдениям над чувством возвышенного и прекрасного» (1764). Там в первой главе рассматриваются:

1. Различные объекты чувства возвышенного и прекрасного (II: 207–210),

2. Свойства возвышенного и прекрасного в человеке вообще (II: 211–227),

3. Различия между полами (II: 228–243),

4. Национальные характеры (II: 243–256).

Таким образом, структура: человек вообще → полы → нации. В этом же сочинении анализируются четыре темперамента (II: 218–224). Именно с этого (или с определения нрава) Кант начинает вторую часть антропологии, развивая дальше схему, намеченную в «Наблюдениях».

При обсуждении национальных различий антропология опирается на лекции по физической географии, где человек рассматривается не только с точки зрения природных свойств, но и:

«…с учетом моральных различий по всей Земле – крайне важное и увлекательное исследование, без которого трудно выносить общие суждения о человеке…»

Даже для расширения антропологии за пределы душевных способностей Баумгартен дает хотя бы отправную точку. Адикес отмечает, что антропология у Канта не заканчивается на § 699 (о способности желания), и включает в издание еще два фрагмента из Баумгартена: последние параграфы раздела «Libertas» (XV: 454–455) и § 733 из «Commercium animae et corporis» (XV: 463). В § 732 говорится о влиянии различных «temperamenta animae», что дает Канту ключ к последующим рассуждениям после способности желания.

В «Collins» взаимодействие души и тела также служит точкой, где располагаются темпераменты:

«Человека можно рассматривать:

1) В отношении его тела (т. е. телосложения),

2) В отношении связи тела и души,

3) В отношении душевных сил (нрава),

4) В отношении их применения…» (с. 183)

Со временем, однако, темпераменты все меньше связываются с соматическим и перемещаются после нрава и природных склонностей.

Соотношение двух частей антропологии.

В разных лекциях связь между частями объясняется по-разному.

– Parow:

«Если собрать все, чем люди отличаются друг от друга, то мы можем рассмотреть человека в двояком отношении…» (с. 284)

То есть после общих душевных способностей идут характерные различия.

– Ms. 400:

«Изучив в общей части душевные силы человека, мы теперь в особенной части должны применить эти знания.» (с. 506–507)

Различие: общее vs. особенное, теория vs. применение.

– Mrongovius:

«Вторая (практическая) часть антропологии – это характеристика человека. Если первая часть содержит элементы, из которых состоит человек, то вторая учит, каковы люди в своих произвольных действиях.» (с. 99r)

– Busolt:

«Антропология – это по сути характеристика, которая делится на:

1) Характер личности,

2) Характер полов,

3) Характер народов,

4) Характер рода.» (с. 5)

– Dohna:

«I. Элементарное учение (теория антропологии).

II. Методология (характеристика) – умение отличать одного человека от другого.» (с. 5)

В «Антропологии» 1798 года первая часть названа:

«Антропологическая дидактика. О способе познания внутреннего и внешнего в человеке» (VII: 125),

а вторая:

«Антропологическая характеристика. О способе познания внутреннего через внешнее» (VII: 283).

Таким образом, вторая часть – это семиотика по образцу физиогномики. Интересно, что в Ростокской рукописи Кант еще экспериментирует с формулировками:

– Для первой части («Дидактика») планируется подзаголовок: «Что такое человек?»

– Для второй («Характеристика»): «Как распознать особенности каждого человека?» (VII: 410)

Заключение.

Структура кантовской антропологии остается стабильной, но ее обоснование варьируется. Первая часть (теоретическая) исследует общие способности души, вторая (практическая) – индивидуальные и групповые различия. Эта двойственность отражает кантовский подход: от априорных принципов – к эмпирическому применению.

Структурное деление «Антропологии» на две части, как можно заключить, является в значительной степени результатом исторической случайности. Уже в лекциях 1772–1773 годов Кант, хотя и не обозначая этого явно, приходит к необходимости разделения материала, и впоследствии он сохраняет эту схему. Главная причина этого, вероятно, кроется в различной логике первой и второй частей, что отражается в самих их названиях – «антропология вообще» (allgemein) и «антропология в особенном» (besonders).

Первая часть рассматривает основные способности души, которые, как учит эмпирическая психология в рамках метафизики Вольфа и Баумгартена, присущи всякому человеку вообще. Вторая же часть посвящена дифференцирующим признакам, то есть тому, что составляет характерные особенности людей. Здесь преобладают дизъюнктивные определения: под общими категориями почти всегда подразумевается одна из нескольких возможных конкретных реализаций. Именно это позволяет во второй части говорить о «характеристике» – то есть о присвоении индивиду определённого свойства в противовес одной или нескольким альтернативам.

Во второй части отправной точкой служит «commercium corporis et animae» (взаимодействие тела и души) – тема, завершавшая эмпирическую психологию у Вольфа и Баумгартена. Сначала рассматриваются природные, телесно обусловленные свойства – темперамент и природные склонности, затем характер, который человек формирует в себе самостоятельно. Эти три аспекта составляют внутреннюю природу человека. Далее следует физиогномика – учение о том, как «по видимой внешности человека познать его внутренние свойства» (VII: 295). После этого разбираются признаки, которые можно вывести исключительно из внешних данных: пол (мужской или женский), раса, национальность.

Двойственное деление поздней версии «Антропологии» связано с кульминацией прагматического подхода: в первой части она выражена в идее мышления, во второй – в концепции высшего блага.

––

Примечания:

1. Ср. «Критику чистого разума» (А 645/В 673).

2. См. также «Metaphysik Mrongovius» (XXIX: 757).

3. Ср. «Anthropologie Collins» (XXV: 183).

III. Отдельные темы.

Лекции по антропологии в 1770–1780-х годах претерпевают значительные изменения в некоторых ключевых разделах. Ценность впервые критически изданных конспектов этих лекций для кантоведения заключается, среди прочего, в том, что они позволяют проследить эволюцию идей Канта, а также подтвердить уже известные теоретические сдвиги. Ниже рассматриваются ключевые темы, наиболее полно раскрытые в лекциях по антропологии. Их последовательность в целом соответствует структуре курса.