
Полная версия
Карбоновое сердце
– Девушка! Угощайтесь!
Я не сразу поняла, что обращаются ко мне. Рядом очутился молодой человек с колпаком на голове и лотком разноцветного мороженого в вафельных стаканчиках.
– Это вы мне?
– Да-да, вам! Возьмите!
– Но у меня нет денег, – смутилась я.
– Берите просто так! – засмеялся парень, вытирая руки о фартук. – Угощаю.
– Берите, здесь не принято отказываться, – посоветовал мужчина, сидящий справа. На нем была красная футболка с номером 85 на груди.
– Л-ладно. Спасибо.
Я приняла стаканчик, удивленно осматривая свою руку. Будто отдавать что-то даром – это в порядке вещей.
– Не бойтесь, ешьте. Здесь такое на каждом шагу, – заверил меня пожилой болельщик. – Вам следует быть осторожнее, чтобы не оскорбить чужую щедрость своими сомнениями.
– Не привыкла, чтобы еду раздавали бесплатно.
– Привыкайте. Гонки на Гранж Пул Драйв – это что-то вроде пира, большого праздника, где все общее. Здесь совсем иные правила, нежели в обыденной жизни. Не стоит удивляться чему бы то ни было, что происходит на автодроме. Нужно просто принимать и благодарить.
– Меня зовут Сара Фрай, а как ваше имя?
– Стивен Смит. Приятно познакомиться.
– Взаимно. Скажите, а гонки давно начались?
– Как вы можете не знать точного времени начала соревнований? Весь город обклеен плакатами. – Мужчина почти смеялся, стараясь скрыть свое раздражение.
– Я недавно в Уотербери и еще ничего здесь не знаю, – призналась я и на всякий случай добавила: – Извините, если это вас обижает.
Стивен Смит окинул меня странным взглядом.
– Так вы, получается, впервые и на Гранж Пул Драйв?
– Именно.
Он покачал головой то ли с восхищением, то ли с недоумением.
– Я очень вам завидую.
– Почему?
Публика прильнула к ограждению, застыв на мгновение. Мужчина дождался, пока стихнет визг резины пары проносящихся болидов, от которых нас обдало волной горячего воздуха, и продолжил:
– Сегодня самый счастливый день в вашей жизни. Можете мне поверить.
– Ну не знаю. Я пока что ни в чем не могу разобраться.
– Я прекрасно помню, как впервые побывал здесь десять, нет, одиннадцать лет назад. Незабываемый день, после которого я влюбился в Гранж Пул Драйв навсегда и больше не пропускал ни одного соревнования. Пилоты, механики, тренеры, болельщики – все они меняются с годами, но Гранж Пул Драйв остается неизменным. Он все тот же, что и много лет назад, я имею в виду атмосферу. Уотербери по-прежнему сильно любит гонки и ни за что не променяет свой аналог на настоящую Формулу–1.
Мы помолчали. Я не знала, что на это ответить, ведь чувство трепета и любви, с которыми мужчина описывал свое прошлое, на тот момент не были мне близки.
– Как долго обычно все длится? – спросила я наконец.
– Так как это пробное соревнование, а не чемпионат, осталось четыре круга, это около двадцати двух минут.
– Хотелось бы мне больше об этом знать. А то чувствую себя не в своей тарелке.
Стивен Смит, одарив меня едва уловимой улыбкой, указал куда-то рукой.
– Взгляни туда. Это фан-зона. Там располагаются родственники и близкие друзья гонщиков. Финишная черта находится ярдах в тридцати от нас, сразу за пит-лейном. Когда все кончится, пилоты окажутся поблизости. Для зрителей откроют дальние ворота, как только последний участник пересечет финишную линию и все болиды остановятся.
– Болельщиков пускают на трек? – удивилась я.
– Разумеется. Чтобы они могли лично поздравить победителя и еще двух гонщиков на подиуме.
– А за кого болеете вы?
– А по мне не видно? – засмеялся мужчина. – Посмотри на эти красные футболки и шлемы вокруг, на плакаты, даже стаканчики с колой. Что между ними общего?
– Восемьдесят пять, – ответила я, уже догадываясь. – Это чей-то номер, да?
– Это номер самого лучшего пилота Нью-Хейвена на данный момент. Гектора Соулрайда.
Он произнес это имя с такой искренней гордостью, с таким восхищением, словно говорил как минимум о своем сыне. Должно быть, 85 считается священным числом в Уотербери. А Гектор у них вместо Иисуса Христа. От нетерпения я дергала ногой, постукивая ступней по железной перекладине. Мне хотелось, чтобы гонка поскорее закончилась. Было стыдно встать и уйти прямо сейчас, проявив такое неуважение к чьим-то чувствам.
– Почему вам всем так нравится Гектор? Почему лично вы за него болеете? – кусая губу, обратилась я к своему новому знакомому.
Мужчина повернулся ко мне. Вид его выражал глубокое изумление.
– А ты его что, не видела?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
– Ну, тогда смотри. Сама все поймешь.
– Мне все так говорят, – кисло заметила я.
– И они правы.
– Но почему? Почему вы все сводите к внешности? Зачем мне на него смотреть? – ощутив сильное раздражение, я повысила голос. – Вы хоть что-то знаете о нем, кроме визуального облика? За что вы любите его? Только за то, что он красивый? Я не понимаю!
До сих пор для меня является загадкой, отчего я тогда так разозлилась и почему мужчину не обидели мои слова. Должно быть, Стивен Смит был слишком снисходителен к тем, кто впервые посещал гонки и вопросов имел гораздо больше, чем терпения. Выслушав мою тираду, мужчина коротко усмехнулся, а я попыталась взять себя в руки.
– Предпоследний круг! Лидирует восемьдесят пятый. С небольшим отрывом от него идет шестьдесят третий! Сорок девятый зашел на пит-стоп! – громогласно объявил один из комментаторов, и трибуны зашумели, размахивая бесчисленным количеством рук.
Складывалось впечатление, что здесь действительно собрался весь Нью-Хейвен – размеры стадиона это позволяли. И ребята из салона сейчас где-то тут, и Гвен, и Патрик, и Хартингтоны, и наверняка все, с кем я успела познакомиться. Может быть, даже тот приятный булочник.
Не выдержав напряжения, я резко поднялась, чтобы покинуть Гранж Пул Драйв. Стивен Смит схватил меня за руку – не грубо, но настойчиво. Я взглянула ему в лицо, нахмурившись.
– Нет, не уходи. Я тебе не позволю пропустить самое интересное.
– Зачем мне оставаться?
– Не увидев финала, ты многое потеряешь. Сядь. Ты все поймешь.
Трибуны затихли, сотни глаз наблюдали за экранами видеотрансляции. Последний круг подходил к концу, комментаторы смолкли, всеобщее напряжение накапливалось в невидимый глазу энергетический купол, готовый рвануть над автодромом подобно атомной бомбе.
В воздухе носилось нечто пугающее и притягательное одновременно. В тишине стало более отчетливо слышно, как надрываются для последнего рывка двигатели и повизгивают на резких поворотах шины. Болиды приближались издалека с левой стороны, над черно-синим полотном трассы дрожал раскаленный воздух.
Я сама не заметила, как поднялась на ноги, подавшись всем телом вперед и вытянув шею. Оказалось, весь стадион синхронно сделал то же самое. От этой мысли мне стало на удивление волнительно, появилась слабость в коленях, вспотели ладони. Стивен Смит посмотрел в бинокль, что висел на его груди, и сообщил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Гектор и сынок Хартингтонов идут почти наравне.
– Черт возьми! – с досадой крикнул кто-то.
– Не может быть.
– Неужели будет ничья? Или вообще…
– Шестьдесят третий отстает на доли секунды, – доложил комментатор. – До финишной прямо остается совсем чуть-чуть. Но смотрите! Смотрите все! Пройдя шикану[3], Соулрайд делает рывок! Не может быть! Вы когда-нибудь видели подобное?! Он вообще сбавлял скорость на повороте? Как же он рискует!
Мимо нас пронеслось с десяток гоночных болидов. Тех, кто сидел в первом ряду, обдало пылью и горячим ветром, но никто не отпрянул. Сквозь шум моторов едва был слышен надрывный крик комментатора:
– Соулрайд приходит первы-ы-ым!
Трибуны взорвались так, что у меня заложило уши. Люди, даже незнакомые, обнимались друг с другом. Под всеобщее ликование прибыли пилоты, оставшиеся в хвосте, и через пару минут нижние ворота открыли, освобождая проход на трек. Первые ряды мгновенно хлынули туда, словно вода в пустой резервуар.
Людской поток подхватил меня, лишив всякой воли, и потащил за собой. Вырваться из него, чтобы покинуть автодром, было невозможно. Опасаясь, что толпа меня раздавит, если я продолжу двигаться в противоположном направлении, я на слабых ногах стала спускаться вместе со всеми, подчиняясь их траектории.
Плотность болельщиков на самой трассе разжижалась из-за широты трека, но когда я оказалась там, мне уже отдавили ноги и ребра. Люди продолжали стекаться вниз, и не было тому конца. Вокруг кричали, размахивая клетчатыми флагами и красными майками, кто-то успел откупорить шампанское. Я не успевала следить за всем, что происходит, продолжая хаотично перемещаться в поисках, за что зацепиться, и вдруг заметила что-то блестящее и гладкое, обтекаемое потоком людей с обеих сторон.
Никогда прежде я не видела настоящий гоночный болид так близко. И плевать, что он, вероятно, списанный с настоящих гонок и многократно ремонтированный. Но едва я успела насладиться его геометрически верными формами, стремительными линиями и вытянутым корпусом, как показался второй, и третий, и еще один – прижатые к земле, плоские, с большими колесами на упругих рессорах и абсолютно гладкими шинами, они напоминали внушительных насекомых, приготовившихся к прыжку.
Они заворожили меня, заставив замедлиться.
Люди обступали причудливые автомобили, а из открытых кабин вырастали мужские тела в шлемах, перчатках, сапогах и форме разной расцветки. Но наибольшая концентрация болельщиков наблюдалась в области красного болида под номером 85. Его пилот, кстати, вовсе не спешил показываться. В нетерпении я подошла ближе, насколько это было возможно.
Мне было жутко интересно, совпадет ли реальный Гектор с тем, кого я себе представляла. А потому я стояла, смотрела и ждала, испытывая желанное равенство с окружающими и щекочущее возбуждение, эпицентр которого находился у меня в диафрагме. Мне нужно было только взглянуть, одним глазком, и я бы ушла оттуда с чистой совестью. Это томительное волнение, когда находишься у границы неизведанного и вот-вот переступишь черту!
Наконец под всеобщее одобрение дверца кабины откинулась, и снаружи появилась длинная рука и очень длинная нога. Девушки завизжали, подпрыгивая на месте. Долговязая и гибкая, как ивовый прут, фигура, обтянутая красно-белой формой, встала на обе ноги и приветственно-робко подняла руку в серой перчатке до локтя. Публика впала в экстаз.
Из-за шлема с отражающей пластиной, радужно переливающейся в области глаз, я не видела его лица, но мне уже было смешно: как он вообще поместился в болиде? Это просто немыслимо. Куда он дел свои ноги? Каким иероглифом майя ему пришлось согнуться, чтобы не просто чувствовать себя комфортно, а сконцентрироваться для успешной езды? Этот нелепый рост никак не увязывался с моим представлением о самом прославленном гонщике Уотербери, местном звезданутом идоле.
Интересно, как часто он слышал, что со своими физическими данными выбрал не тот спорт?
Я засмеялась, но из-за шума меня никто не слышал, что позволило хихикать ровно до тех пор, пока Гектор не снял свой блестящий шлем. Когда он взял его в одну руку, а другой продолжил махать окружающим в знак приветствия, кивая со сдержанной улыбкой, я подавилась слюной, закашлялась и изумленно смолкла.
Вспышка. На миг все стало слепяще белым.
Трудно было поверить собственным глазам. Я ощутила, как онемели руки и ноги и как странно ими шевелить – будто под кожей у меня сильно газированная жидкость, которую намеренно взболтали и держат под давлением.
Гектор оказался совсем не таким, как я представляла. Внешний вид его, мягко говоря, уничтожил мои предположения и доверие собственной интуиции. Пораженная этим диссонансом, я наблюдала, как победителю пожимают руки в высоких перчатках, как его обступают девушки, стремясь любовно прикоснуться хотя бы к краю его формы, как обливают его душем из шампанского, а он неловко прикрывается рукой, и все смеются и радуются, словно на землю снизошел рай.
Только мне было не смешно. Почему-то в груди засаднило, будто я на большой скорости напоролась солнечным сплетением на ручку велосипедного руля. Со мной было подобное в детстве, я тогда долго не могла вдохнуть полной грудью. Будто кол забили в грудную клетку прямо между ребер. Сейчас такие же ощущения.
– Эй, Сара!
Я быстро обернулась. В кислотно-желтой облегающей форме, придерживая шлем под мышкой, ко мне приближался Билл Хартингтон, которого я едва узнала. Люди расступались, пропуская его и неловко похлопывая по плечу и спине.
– Ты все же пришла! Рад видеть. Постой, я сейчас.
Парень направился пожать руку своему главному сопернику. Пока их фотографировали вместе, я затерялась в толпе и в смешанных чувствах покинула Гранж Пул Драйв. Хватит с меня шоковой терапии, уже и так все системы организма сбоят.
Это что вообще сейчас было?
7. Покажи мне выход
– Ну что, ты была на гонках? Тебе понравилось там? Видела Гектора? Скажи, ведь красиво у нас на Гранж Пул Драйв? Ведь здорово, правда?
Эти и еще десятки разнообразных вопросов на одну и ту же тему градом сыпались на меня после посещения автодрома. Несколько дней молва о прошедших гонках не утихала – это событие сильно встряхнуло Уотербери, а мою жизнь и вовсе перевернуло вверх дном.
Всех до помутнения волновало то, что Билл Хартингтон едва не обошел местного любимца, который никогда не проигрывает. Конкуренция всегда приводила людей в восторг, давала пищу для обсуждений, споров и ожиданий.
Что касается меня, я отчаянно рефлексировала по поводу увиденного на стадионе и ни с кем не обсуждала свои переживания, хотя за пару дней их накопилось столько, что казалось, крышечку вот-вот сорвет. Стоило кому-либо напрямую обратиться ко мне с вопросом, и меня бросало в жар. Я лепетала нечто невразумительное, избегая прямых ответов, мои щеки пылали, а шея покрывалась алыми пятнами.
Все, что касалось Гектора, окружающие проговаривали с подозрительно лукавой интонацией, будто пытались подловить меня. Невыносимо было слышать это имя, а уж тем более говорить о его обладателе, иначе дрожащий голос и бегающие глаза действительно могли меня выдать.
Дабы пресечь на корню неприятный мне разговор, приходилось лгать всем, что я не видела Гектора, потому что покинула автодром сразу после финиша. И пусть меня трясло, когда я это произносила, и пусть язык не поворачивался выговорить «Гектор Соулрайд», вместо сакрального имени обращаясь лишь к номеру пилота, моему напускному безразличию поверили, ведь знакомые были обо мне хорошего мнения, а я им так бессовестно лгала!
Действовать иначе не представлялось возможным – паранойя, она же мой внутренний голос, подсказывала, что еще не время раскрывать карты. Я опасалась, что кто-то заметит мои истинные чувства, догадается о том, что я ощутила на Гранж Пул Драйв, когда восемьдесят пятый стянул с головы шлем. Лишь на короткое время мне удавалось забыть об этом.
Пробные гонки были событием, которое невозможно пропустить, поэтому сразу после них Гвен и Патрик сообщили, что ненадолго уедут в Ньютаун – гостить у родителей нового мужа. Ранее меня бы более чем устроил такой расклад, но не сейчас. Эти двое хоть немного меня отвлекали от удручающих размышлений, а теперь я буду предоставлена сама себе.
С кем мне ругаться, кого задевать? Как остаться наедине с чистым эфиром своего потока сознания? Выдержу ли я?
Заметив, что новость меня не обрадовала, Гвен решила, будто я не хочу с ней расставаться из-за внезапно разыгравшейся привязанности. А Патрик как обычно смотрел на меня с прищуром, наверняка полагая, что я снова притворяюсь, преследуя некие личные цели. Впрочем, чужие воздушные замки меня не особо интересовали – я-то знала истинную причину своего расстройства. Люди вправе верить в то, что они сами придумали. Разочарование – их ответственность. И меня это тоже касается.
Так я осталась хозяйкой дома, внезапно опустевшего. Отныне ни во время приема пищи, ни вечером перед сном меня ничто не отвлекало. Времени предаваться тяжелым раздумьям оказалось более чем достаточно. Эмоции, вызванные недавними воспоминаниями, переполняли меня настолько, что я начинала разговаривать со стенами и предметами, ощущая себя брошенной и подавленной.
Кажется, я начинала понимать, что́ они все имели в виду, когда неустанно твердили: Гектора лучше один раз увидеть – и тогда я сама все пойму. Действительно, при первом же взгляде все мои вопросы, раздражения и недоумения превратились в прах, который унесло сухим ветром перегретого автодрома. И дело тут не столько во внешности, сколько в некой совокупности всех важных черт, которые конструируют человека. Они сразу бросаются в глаза, когда видишь кого-то впервые.
Все, что я нафантазировала относительно Соулрайда, полагая, будто являюсь экспертом в человеческой психологии и лучше всех знаю людей и мир, оказалось так далеко от истины, что вводило в ступор. Казалось, я упускаю из вида нечто очень важное, и это не давало покоя. Испытывая потребность подробно обсудить с кем-нибудь этот вопрос, я в то же время понимала, что не сумею настолько довериться никому из окружения. Выразить заинтересованность в Гекторе означало открыть всем самую уязвимую сторону моей натуры.
Наконец эмоциональное потрясение ослабло, и я возблагодарила природу человеческого организма за то, что у любого чувства бывает начало и конец. В итоге всегда понимаешь, что надо двигаться дальше, просто делать что угодно, лишь бы не стоять на месте, не замирать в подвешенном состоянии. Что бы там тебя ни подвесило.
И я с удовольствием двигалась – в основном на велосипеде по Уотербери, доставляя еду и товары в первой половине дня. Безопасный и полезный транспорт с большими корзинами на руле и на багажнике, а также обязательным шлемом, любезно предоставила мне курьерская служба «Уотербери-Хилл» в первый же день моей работы. В какой-то степени я теперь тоже была гонщиком, и эта аналогия каждый раз вызывала легкую улыбку.
Гонять по городу на двух колесах мне понравилось еще сильнее, чем на двух ногах. Скорость добавляла остроты в передвижении между кварталами, которые оказались удивительно непохожи друг на друга. Жители Уотербери знали, что такое разнообразие. Крутя педали, я завороженно глазела по сторонам, наблюдая за тем, как вокруг меня струится энергия этого уютного городка. Такие разные люди, но все живут одинаково полной и насыщенной жизнью. В Солт-Лейк-Сити все было иначе.
Первое время я пользовалась навигатором в своем смартфоне, но за полторы недели езды успела не только выучить Уотербери вдоль и поперек, ведь городок в сущности был небольшим, но и подкачать ноги, поправить осанку. Регулярный спорт разогнал мой уснувший за лепкой метаболизм, я могла есть что захочу и не переживать по поводу набора веса.
Однако едва мои мысли улеглись, а душа пришла в равновесие с телом, меня ожидало новое потрясение.

Так как я нуждалась в деньгах и не слишком уставала от должности администратора, то решила забить доставкой все оставшееся свободное время, кроме воскресенья. А потому в субботу, когда в тату-салоне был сокращенный день, я сверхурочно бороздила Уотербери на железном коне. С утра и до глубокого вечера за приятную дополнительную плату.
В один из таких вечеров в «Уотербери-Хилл» поступил заказ доставить пять коробок пиццы для шумной вечеринки на Перл-Лейк-Роуд, и этот заказ поручили мне. Ничего не подозревая, я закрепила коробки в корзине и направилась по адресу. Отыскать нужный дом не составило труда, так как уже издали со стороны небольшого двухэтажного особнячка слышалась громкая музыка. Что ж, подобное со мной уже бывало.
Надеясь, что дверь мне откроют адекватные люди, я оставила велосипед и позвонила.
Никто мне не открыл. Это было нехорошо. Я начинала подозревать, что кто-то собирается испортить мой последний заказ на сегодня. Убедившись, что меня просто не услышат, даже если начать колотить ногой в дверь, я решила войти внутрь без приглашения.
В уши ударила волна громкой музыки вроде той, что включают в ночных клубах. Освещение было приглушенным, но я разобрала, что оказалась в прихожей, а основное движение людей происходит, должно быть, в зале. С дурным предчувствием я двинулась вперед, подумав мельком, что шлем я лучше снимать не буду. На всякий случай.
Уже не раз, приезжая по адресу, особенно ближе к ночи, я оказывалась на подобных тусовках. Главное в шуме и толкотне поскорее найти хозяина дома, забрать деньги и унести оттуда ноги, пока не вляпался в какое-нибудь дерьмо. Выпив, молодые люди обычно стремятся устраивать такое, что не придет ни на один трезвый ум. Да и не только молодые – друзья моего отца тоже ярко это продемонстрировали. При мысли о них меня передернуло.
Пробираясь через толпу, я задавала всем один и тот же вопрос, но не получала вразумительного ответа. Пары алкоголя навязчиво витали в воздухе, отчего у меня быстро заболела голова. Сознание мутилось, настроение портилось. Пришлось снять шлем, чтобы стало полегче, открыть себе больше доступа к воздуху.
– Сара! – крикнул кто-то, заставив меня подпрыгнуть на месте. – Да ладно! Это правда ты?
Голос казался смутно знаком, но из-за музыки я не могла уловить ни тембра, ни интонаций, а потому застыла и озиралась в поисках знакомого лица. Меня взяли за рукав и увели немного в сторону.
– Билл?
– Привет! Ты тоже приглашена? А я не в курсе.
– Ты знаешь, где хозяин дома?
– В смысле?
– Где мне найти хозяина дома?! – для убедительности и подняла связку с плоскими картонными коробками.
– Что это такое? – перекрикивая музыку и наклоняясь ко мне, спросил Билл. Он, кажется, только сейчас заметил, что я держу что-то объемное, и впал в недоумение, пытаясь расшифровать, что бы это значило.
– Это пицца. Вы ее заказывали.
– Ты привезла нам пиццу? Серьезно?
Видимо, «золотой мальчик» никогда не подрабатывал, и я этому не удивлена.
– Я должна ехать. Пожалуйста, найди хозяина дома.
– О… Джек, наверное, сейчас очень занят наверху с какой-то девчонкой… Нет проблем, я все оплачу. Поставь на стол.
Я послушалась, а Билл, даже не спросив цену, достал бумажник.
– Двадцать семь долларов, – уточнила я.
Билл отдал мне точную сумму и окинул странным взглядом.
– Так ты, выходит, работаешь?
– Да. И не только тут. Спасибо. Если замечаний к заказу нет, я пойду.
– Останься на чуть-чуть, давай поболтаем. Мы не виделись с самих гонок. Почему ты так быстро ушла? Я не успел тебе и пары слов сказать… ты ведь не сбежишь и в этот раз?
– Еще как сбегу, – ответила я и направилась к выходу, натягивая шлем обратно. Как бы я хотела, чтобы он защищал меня и ментально.
На уме у меня вертелось одно: не влезай в любое дерьмо, которое тебе тут предложат, не влезай, пожалеешь, уноси ноги. Но Билл не собирался сдаваться и последовал за мной. На нас никто не обращал внимания.
– Постой, ну хотя бы пару минут, Сара. Позволь представить тебя гостям, это не займет много времени.
– Какое им до меня дело? Я всего лишь доставщик пиццы.
– Но здесь сегодня собрались и другие гонщики помимо меня. Я думал, тебе это может быть интересно влиться в нашу компанию.
Услышав это, я замедлилась на секунду, но отбросила в сторону смелое предположение, от которого сердце в груди забилось быстрее.
– По-о-о-обереги-ись! – закричал кто-то пьяным голосом, и тут же мимо нас пронесся здоровенный парень с обнаженным торсом и двумя деревянными стульями в обеих руках. Кажется, он изображал быка на корриде, да с таким рвением, что пришлось экстренно отступить, чтобы нас не задело.
– Боже, Билл, просто покажи мне выход.
Страх, гулким эхом вернувшийся ко мне из недавнего прошлого, не утратил своей мощи. Захотелось забиться в угол, едва я осознала, как много вокруг меня нетрезвых парней крепкой комплекции. Я ни за что не хочу вновь пережить тот ужас неизбежности, который испытала, убегая от пьяных дружков отца с вывихнутой лодыжкой и чужой кровью на губах. Единственное, чего я хотела, это скорее выйти наружу, но ноги не слушались, а перед глазами плыло. Я понимала, что со мной, но не могла остановить паническую атаку.
Изумленный, Билл поддержал меня, когда я покачнулась, и начал о чем-то расспрашивать. Если бы не он, я бы повалилась на пол, как безвольный манекен. Перед глазами стояли лица тех мужчин в момент, когда они ворвались в мою комнату. Это омерзительное выражение мутной похоти, готовности к самому низкому поступку…
Вздрогнув, я пришла в себя и оказалась уже в другой части дома. Кто-то настойчиво звал меня сквозь непроницаемую пелену, встряхивая за плечи.
– Сара? Сара! Да что с тобой такое? У тебя демофобия?[4] Надо было предупредить. Держи.