S-T-I-K-S. Вера в Улье

Но три минуты истекли, как песок сквозь пальцы. Им на смену пришёл влажный, отвратительно смакующий, чавкающий звук. Чавканье это сопровождалось приглушённым и сытым причмокиванием. Видимо, стая вернулась к тартару, что оставила неподалёку на путях.

Вера сжала зубы, закрыла глаза, её начало мутить от осознания, что именно там сейчас происходит. Волна тошноты подкатила к горлу.

– Поднимаемся и идём по стеночке, – зашептал Павел. – Метров через двести включаем фонари, если будет тихо.

И они поползли тишайшими тенями вдоль стен, затаив дыхание. Никто не проронил ни звука.

Почти на каждом длинном перегоне есть дренажные штольни, служебные ходы, ниши для укрытия персонала, а иногда и технологические тоннели, ведущие к инженерным коммуникациям или вентиляционным шахтам. Они были и здесь, и в каждом таком закутке, группе параноидально казалось что-то да шевелилось.

Спустя пятьдесят метров Антон, идущий впереди, наступил на что-то мягкое. В него снова уткнулся Павел. Машинист аккуратно положил ему руку на плечо и прошептал:

– Я… наступил на что-то… мягкое…

– Чёрт… – ответил Павел. – Что это?

– Не знаю… Посветим?

– Давай лучше на ощупь… – предложил Павел.

Он, конечно же, не видел, как Антон скривился и позеленел после такого предложения. Тяжко вздохнув, машинист собрался с силами и начал медленно присаживаться, выставляя одну руку вперёд, второй держась за стену. И его рука нащупала то, что искала.

Бедный парень. Что он сегодня только не пережил? Аварийное торможение собственного состава, удар головой о панель, убийство восставших мертвецов своими руками, потом толпа паникующих людей снесла его к чертям – он упал на бетон, по нему пробежались, ботинок так и не нашёл! А теперь… теперь ему пришлось ощупывать тушку мёртвой крысы. Поскорее бы уже этот день закончился, а? Ей-богу.

– Это крыса, – резюмировал он, подавляя в себе рвотные позывы.

Есть такие тактильные ощущения, которые невозможно забыть даже через года. Вот это было именно такое. Попробуй выкинуть из памяти, как ты в кромешной темноте щупал чью-то дохлую и холодную тушку.

Спустя пять минут вдумчивого прислушивания к обстановке Павел Александрович разрешил включить фонарики. Сразу стало чуть спокойнее – тьма всё же сильно давила на нервы. В тоннеле без света ламп и светофоров была абсолютная темнота – будто глаза выкололи. Да и как тут быть иначе? Естественному свету попросту неоткуда взяться.

К сожалению, все служебные помещения, что встречались по пути, оказались наглухо закрыты. Замки – современные, вскрыть их не представлялось возможным. Пришлось идти дальше.

Группа сделала лишь одну передышку – на полпути. Маша уже еле держалась: ноги гудели, словно натянутые струны, спина ныла, руки дрожали. Они присели прямо на бетон, спиной к стенам. Десять минут – не больше. Не потому, что хотелось идти дальше, а потому что оставаться на месте было слишком страшно.

Воду пили жадно, но никто даже не доставал еду. Сколько бы ни пили – напиться не могли. Ненормальная жажда. А вот аппетита не было ни у кого.

– Слушай, Антон… – обратился к нему Павел, глядя в темноту тоннеля, – А что это за второй тоннель? Откуда твари выползли?

– Въезд в электродепо… – коротко ответил тот.

– Неужели… – Маша тихо всхлипнула, будто в груди застрял ком. – Все, кто выбежал тогда из поезда… Обратились? Думаете, это они были?

– Ну кто ж тебе ответит, Машенька? – ласково и по-отечески протянул Павел Александрович. – Думаю, кто-то обратился, а кто-то, как мы… сохранил рассудок.

– А куда все подевались? Ведь так много было народу…

– Разбрелись, – пожал плечами Антон, устало. – Одни, наверное, в депо ушли, вторые на Черкизовскую, другие назад – на предыдущую станцию… Как же нам повезло, что мы в темноте не наткнулись на этих… зомби что ли? Как их вообще правильно называть?

– Я так и зову – зомби, – тихо пробурчал Бичуган.

– А… – Павел небрежно махнул рукой, – Есть ли разница, как их называть? Упыри, каннибалы, вурдалаки, зомби… Всё одно – это уже не люди.

После этой передышки и совсем не жизнеутверждающих разговоров группа снова двинулась вперёд.

Чем ближе они подходили к станции, тем более сомнительной казалась сама идея туда добраться. По путям валялись вещи – оброненная обувь, разбросанные сумки, телефоны, очки. Местами попадались до костяков съеденные тела. А ещё встретился… живой труп. Живой труп звучит как абсурд, правда? Разве труп может быть живым? В этом новом мире – ещё как может.

Они увидели молодую девушку – наполовину сожранную, безногую, лишь две кровавые косточки с обрывками мяса дрожали на конце её тела. Она беспомощно и жутко жалобно протягивала к людям руки. Но цель этих рук была одна – хищная и безжалостная.

Антон не колебался и милосердно окончил её страдания.

Отныне группа шла куда осторожнее – раз такой сюрприз уже настиг их, значит, впереди их ждёт нечто не менее страшное. Но, к удивлению, оставшийся путь к станции прошёл относительно спокойно.

На путях по-прежнему валялись брошенные вещи и трупы – трупы, трупы, трупы… Их было так много… И становилось всё яснее: это были не пассажиры поезда. Они лежали в том направлении, что вело в тоннель – прочь от станции. Эта мысль заставляла кровь стынуть в жилах. Хуже всего – никто не знал, что ждать дальше.

– Вижу аварийное освещение, – тихо сказал Антон, не оборачиваясь.

Свет означал конец тоннеля, означал выход на заветную станцию. Фонариков им больше не требовалось: из полумрака постепенно вырастали очертания платформы. Мерцали аварийные лампы на потолке, а пространство вокруг дышало гнетущей тишиной.

Когда они, наконец, ступили на территорию станции, пространство перед ними превратилось в застывшую декорацию трагедии, которую невозможно было осмыслить с первого взгляда. То, что ещё недавно было привычным перроном Черкизовской, местом суеты, разговоров и будничного ожидания поездов, теперь напоминало поле массовой казни, где смерть не просто прошлась – она плясала с остервенением и азартом, оставляя после себя хаос и кровь.

Первое, что ударило в лицо – не зрелище, а запах.

Он был вездесущ и удушающ: резкий, гнилостный, с металлическими нотками крови, смешанной с мочой, блевотиной и тем особым, ни с чем не сравнимым душком, который появляется, когда человеческие тела начинают разлагаться в замкнутом пространстве. Этот запах не просто вонзал в ноздри – он заставлял глотать воздух сквозь зубы, вызывать рвотные позывы.

Пол под ногами был покрыт кровью – не пятнами, не каплями, а сплошным слоем, густым, вязким, уже подсохшим по краям и липким в центре. В нём застыли отпечатки обуви, следы босых ног, разводы, словно кто-то полз, оставляя за собой кровавую борозду.

По всей платформе были разбросаны предметы, мгновенно бьющие по нервам: среди валявшихся рюкзаков, дамских сумок и порванных пакетов особенно выделялись две детские коляски – одна, перевёрнутая, а вторая стояла прямо, словно ожидала хозяйку. Но внутри неё, в разорванном розовом конверте, покоилось нечто бесформенное и тёмное, от чего исходил стойкий запах крови и молока.

Чуть поодаль сиротливо притулилась инвалидная коляска – пустая, конечно… Слегка перекошенная, словно спешно брошенная. На кафеле рядом с ней темнело широкое пятно крови, в котором угадывался отпечаток туловища – с намёком на согнутые руки и вывернутую голову, как будто человек, некогда сидевший в ней, попытался уползти… но не успел.

Вся платформа была усеяна трупами – изломанными, обглоданными, в разных стадиях разрушения. Некоторые тела лежали почти целыми, с искаженными в предсмертном ужасе лицами, как будто последняя мысль, так и не успела отойти от глаз, застыла в зрачках. Другие были располосованы до неузнаваемости, и только по обрывкам одежды можно было догадываться, кем они были при жизни – женщиной в костюме, подростком в спортивной куртке, стариком в клетчатой кепке.

Где-то рядом, ближе к краю платформы, лежала женщина – на первый взгляд казалось, что она просто прилегла отдохнуть, но при ближайшем взгляде становилось видно, что её живот был разорван, внутренности стянулись вниз тяжёлыми фиолетово-серыми кишками, оставляя жуткий след по плитке.

На одной из стен, чуть выше уровня перрона, виднелись кровавые следы рук – будто кто-то пытался уцепиться, подняться, выкарабкаться. Пальцы оставили длинные размазанные полосы, похожие на царапины.

И всё вокруг казалось не просто кошмарным – оно казалось проклятым.

Такое зрелище не забудешь даже под гипнозом.

– Мама… – прошептала Маша. Голос её дрогнул и исчез.

Настя не сдержалась и заплакала, беззвучно, только слёзы и мелкое подрагивание плеч. Она обняла сына так, как будто пыталась растворить его в себе, спрятать внутрь, унести обратно в живот, туда, где было тихо и безопасно, чтобы только его никто не тронул.

Веру на этот раз вырвало. Громко. Резко. Она упала на колени, схватилась за живот, вздрогнула всем телом, и звук прокатился по станции.

– Тихо, – резко сказал Павел Александрович, оборачиваясь. – Т-с-с.

Все замерли. Даже эхо стихло. И только лампы продолжали мигать, заливая всё бледным, нереальным светом.

– Не могу… я не могу… не могу… – начал шептать Алексей, и этот шёпот, будто сорванный, был таким отчаянным, что у всех внутри похолодело.

Он сделал шаг назад, потом второй и повернулся, собираясь идти обратно в тоннель.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

ДНД – Dungeons and Dragons, настольная или виртуальная игра в жанре фэнтэзи.

2

Silent Hill – компьютерная игра в жанре ужасов и выживания.

3

Шементом – моментально, мгновенно.