Записки осуждённого

На нижних шконках сидели закутанные во все теплое два подозреваемых в преступлениях человека. Мы вдвоем с пришедшим со мной товарищем познакомились с этими ребятами, послушали их о здешних порядках. Решили заварить чай. Очень хорошо, что у одного из них оказался кипятильник. Розеток мы не обнаружили и подключились к двум, кем-то выцарапанным из стены, оголенным проводам. Заварив спасительный горячий напиток, мы наконец стали более внимательно осматриваться.

На стенах здесь тоже были многочисленные письмена. Среди уже знакомых воровских звезд и слоганов «АУЕ» красовалось нацарапанное крупными буквами чье-то излияние души, привожу его побуквенно, как в оригинале: «ХАЧЮ К МАМЕ».

Нам предстояло прожить в этом кошмаре дня 2–3, а после переместиться наверх в жилые хаты. Соседей наших в этот же день увели в «жилку», и подселили кавказца, абхаза по национальности. Ушедшие братья по своей доброте оставили нам свой кипятильник. Долго ли коротко ли, но моим сокамерникам захотелось покурить. Сигареты у них были, но не было огня. Мне, некурящему, было горько наблюдать, как люди мучились без курева, мечась по камере взад и вперед, выдумывая способ прикурить. Ни я, ни они не знали тогда, что есть зековский способ прикуривать от электрической лампочки, но только для этого надо сделать брение из слюны и известки, которой покрашены стены, прилепить эту кашицу-лепешечку на лампочку, и после ее накала можно тогда зажечь сигарету. Или поместить на лампочку трут из ваты. Но повторюсь – они этого не знали, а конвоиры отказывались передать спички с соседней камеры.

Абхазу пришла «гениальная мысль» – прикурить от кипятильника. Я ему вежливо и аргументировано объяснил, что не стоит этого делать.

– Да ладно, фигня… – последовал ответ.

Я же тогда заблаговременно отошел от прикуривающего на максимально дальнее расстояние, отвернулся к стенке, закрывая свое лицо, и стал ждать результата эксперимента. Результат не заставил себя долго ждать. Через минуту подключения кипятильника последовал взрыв, напоминающий громкий хлопок. Кипятильник разорвало на мелкие части…

У абхаза, видимо, был очень хороший ангел-хранитель, по милости Господней он все-таки остался с глазами, но лицо его в двух местах было порезано, сочилась кровь. Он в шоке заметался по камере, как тигр в клетке. Его безумно вытаращенные глаза застыли неподвижно, от ужаса произошедшего он даже стал заикаться. Ошарашенно, он при ходьбе махал руками и что-то восклицал на своем родном языке, вставляя русские маты. Начал испытатель успокаиваться только минут через пятнадцать. Моим ребяткам пришлось провести ночь, не подвергая себя пагубной привычке.

Ночь прошла почти бессонная, нас развлекали многочисленные большие крысы, чувствующие себя здесь полноправными хозяевами. Они бегали по камере, залезали в наши сумари, особо наглые даже прыгали на шконку.

Ну вот и «С добрым утром!». По стекающей с фрамуги воде мы определили, что «в Гадюкино опять идут дожди», но отчего-то весенний дождик нас не радовал… Откушать чаю не представилось возможным, так как кипятильник наш стал жертвой экспериментатора. Ну что же, не беда: попив сырой водицы с неопределенным привкусом, мы приготовились к продолжению «хоррор-шоу»… Развлекуха последовала минут через 40: за дверью послышались маты и топот бегущих ментов и истеричные крики какого-то зека. Он орал, кричал, бил чем-то тяжелым в дверь. Позже мы узнали, что этот человек за какое-то правонарушение находится в этом подвале уже вторую неделю. Вскоре послышались ругательство конвоя, какая-то возня, потом все затихло. Прошло в относительном спокойствии еще часа три… Снова послышался какой-то «кипиш». Оказалось, что кому-то еще хуже, чем нам, у них в камере прорвало канализацию, сидельцы истошно колотили в дверь. Через примерно час вызвали золотаря-сантехника, а тех бедолаг распределили по другим камерам.

Я, уважаемый читатель, в душе все-таки предприниматель. Думаю про себя: «Эх, не умеет русский человек делать деньги. Ну какое же бабло можно было бы «поднимать», организуя сюда коммерческие квесты ужасов. Сытые, заевшиеся европейцы были бы просто в восторге!».

Тем временем к 12 часам дня лязгнули засовы в нашей двери, и нас повели сначала «поиграть на пианино», то есть снять отпечатки пальцев, а потом к психологу. Сударыня в белом халате равнодушно предложила расположить цветные квадратики в порядке нашего предпочтения. У многих коричневые и черные цвета оказались любимейшими. Я же всегда любил цвета жизнерадостные – желтый и фисташково-зеленый, и поставил их первыми. После этого увели опять в камеру. После обеда (о котором я расскажу в свое время, и вообще о питании в тюрьме) нам выдали шариковые ручки и отпечатанные психологические тесты с уймой вопросов. Среди почти семиста вопросов мне запомнился один, он звучал: «Вы никогда не чувствовали себя лучше, чем сейчас?». Ответ: «Да; Нет»… Заполнив, мы отдали тесты. После ужина мы все-таки как-то уснули, устав от предыдущей бессонной ночи. И уже на следующий день нас подняли наверх в жилку.

6

Перед тем, как повествовать дальше, и чтобы быть до конца честным с читателем, я должен предупредить, что некоторые стороны жизни и быта заключенных я опущу. Не буду рассказывать, чтобы не навредить ни заключенным братьям, ни сотрудникам охранных учреждений. Я не буду живописать некоторые язвы системы. Хотя и не получится полной картины правды, но я пойду на эту жертву, так как не хочу, чтобы кто-либо пострадал.

Да и задуманы и написаны мною эти «записки» не о том, а о человеческих душах и о близости к нам Господа нашего Иисуса Христа. Его окормлении человека, живущего в экстремальных условиях. Находясь в заключении, я понял истинность высказывания одного святого, сказавшего: «Всякая душа человека – христианка».

И еще запали в душу слова блаженной матушки Наталии, жившей в ХХ веке: «Нет плохих людей, есть люди грешные, больные, несчастные».

В истинности этих высказываний я убедился не раз. Здешний народ зачастую лишен и культуры, и образования. Многие грубы и порочны. Будем говорить начистоту – общий интеллектуальный уровень, за исключением заключенных по экономическим статьям, весьма низок. Значительная часть сидящих родилась и воспитывалась в неблагополучных, бедных, пьющих семьях, много воспитанников детских домов. Можете ли вы себе представить, что мне встречались люди, которые не могут читать, а ведь на дворе XXI век. Трудно поверить, но мне встречались люди, которые не могли подписываться!

Когда-то Аркадий Райкин в одной своей репризе пародировал алкоголика, который о себе сказал следующее: «Пить, курить и говорить я научился одновременно!». И такие здесь, увы, встречаются. Наше время внесло свои корректировки – вместо алкоголиков сейчас наркоманы всех мастей. А ведь эта пагубная страсть не лечится! Есть закрытая статистика рецидива в Краснодарском крае среди заключенных: возможность возврата заключенного после первого срока отсидки составляет около 60–65 %, а среди осужденных за наркотические преступления возврат на скамью подсудимых достигает 81 %! Вдумайтесь, из десяти заключенных в первый раз восемь возвращаются обратно в тюрьму. И это не выдумки, а реалии жизни.

И вот что удивительно: среди такого общества я неоднократно встречал и истинную доброту, и истинное самопожертвование ради близкого. Они, наверное, не знают такого высказывания: «Благородно то, что бескорыстно». И тем не менее поступают часто именно так – бескорыстно. Вера в Бога тоже теплится во многих душах, притом вера не лицемерная, не обрядовая, а живая. Я верю в то, что многие после отсиженного срока начнут нормальную жизнь, верю, что и сотрудники охранных учреждений – тоже в большинстве хорошие люди, и иногда они тоже удивляют справедливостью и честностью, вот поэтому, повторюсь, о некоторых язвах в системе я умолчу.

Может, кто-то и подумает: «Наверное, умалчивает о сексуальных вопросах, мужеложестве и т. д.… Интересно, как у них там с этим?». Скажу откровенно: такой язвы не существует. Это выдумки дешевых писак – сценаристов, режиссеров. За годы, проведенные в лагерях и крытках, я ничего о таком даже и не слышал. Наоборот, если ты назвал кого-то искаженным словом, определяющим название сексменьшинства, с тебя спрашивают по полной программе, а если не сможешь объясниться – накажут. Но не будем об этом.

Вернемся к нашему повествованию. Итак, нас начали «поднимать». Меня определили в хату семь три. Зайдя туда, я со всеми поздоровался, назвал себя, поинтересовался, кто залюдским. Мне указали на высокого худощавого парня славянской внешности, лет 28. Подойдя к нему и присев на соседнюю шконку, я вкратце рассказал о себе: с какой статьей я поднялся, откуда сам и сколько мне лет. Он был со мной вежлив и предупредителен. Предложил покушать, попить чаю, указал на шконку, на которую я мог прилечь отдохнуть. От еды и питья я отказался, но пошел прилечь, чтобы выспаться после карантина.

7

Проснувшись к вечеру, я стал осматривать мое временное пристанище и находящихся в нем сидельцев. Хата была стандартная на 10 шконарей. Помещение было квадратным с площадью около 30 метров вместе с туалетом. На противоположной от входной двери стене было большое зарешеченное пластиковое окно, для утепления на нем была закреплена двойная железная решетка из арматуры-двадцатки. Возле окна постоянно стояли и курили люди. Стены были выкрашены в довольно приятный светло-бежевый цвет. На белом, побеленном известью потолке ярко светили две лампы накаливания по 100 Вт. Туалет был двухметровой площади и довольно чистый, без запахов. Слева от входной двери был железный, выкрашенный в серый цвет, длинный и широкий стол, называемый здесь «общаком». Рядом с ним стоял холодильник средних размеров, а на стене висел кухонный шкаф с дверцами, там хранилась личная посуда здешних обитателей. Скажу сразу: после подвального кошмара у меня было ощущение, что я оказался если не в царских хоромах, то уж точно в приемлемом для жизни помещении, несмотря на переполненность людьми.

Я постепенно, за несколько дней, познакомился со всеми четырнадцатью постояльцами. К слову сказать, в хате на 10 мест всегда селили 12–15 человек в среднем, иногда единовременно проживало и 18, и 20 человек, но это было довольно редко. Соответственно, если такое перенаселение в хате, то есть некоторые проблемы по спальным местам, как правило, одну шконку делили на двоих, а то и на троих. Лично я приноровился ложиться спать в 9-10 часов вечера. Но это было поначалу очень трудно. Это самое шумное время суток, не помогали даже вложенные в уши беруши. Спал я до 3–4 утра, потом на мое место ложился другой. В тюрьмах, как известно, ночная жизнь, хата затихает как раз примерно ко времени моего такого подъема. Лампа на потолке не гасилась и на ночь, перед сном глубокой ночью надевалось «облако». Оно делается для затемнения помещения, обычно это прикрепленная наподобие абажура газета или чья-то тканевая майка. Такая приятная полутьма настраивает людей на сон и отдых. В таком раннем подъеме было много преимуществ, во-первых, тихо, все спят. Телевизор выключен, на общаке появляется много места. Это время использовалось мною весьма эффективно. Сначала делал зарядку – отжимание от пола и приседания, потом читал утреннее правило по молитвослову и одну кафизму из псалтыря, затем пил горячий чай.

Особенно большой плюс был в том, что молитва шла в тишине, так как днем и вечером это делать было довольно трудно, потому что тогда приходилось молиться при шуме, выкрикиваемом сквернословии и в облаке табачного дыма. Но как бы трудно ни было, я все равно всегда молился. В закутке, между двухуровневой шконкой и стеной, где я читал свое правило, на стене висела фотография полураздетой блудницы, но я поворачивался к этому постеру спиной.

И вот мой личный опыт, говорю честно и ответственно. Хотя я и был «белой вороной», т. е. ежедневно молился, не курил, не играл в карты и нарды и не матерился, никто, повторяю, абсолютно никто надо мной не подсмеивался, не шутил, а тем более не оскорблял, называли меня все по имени или «монахом». Со всеми людьми у меня были ровные, товарищеские отношения, но ни с кем я близко не сходился.

Вообще есть формула жития в лагере, она проверена многолетней практикой, начиная с 20-х годов прошлого века. Формула универсальная и мудрая. Даже наш современный старец Иоанн Крестьянкин, тоже долго сидевший, напутствуя кого-то уходящего на зону, озвучивал это правило лагерной жизни. Озвучивал ее и другой сидевший старец ХХ века – Павел Груздев. Формула звучит так: «Не верь, не бойся, не проси».

Каждое слово в этом правиле выстрадано многими поколениями зеков, каждая буква полита их кровью. Убедился в ее истинности и я…

Недаром на первом месте в ней говорится – «не верь».

Еще псалмопевец царь Давид по внушению Божиему говорил: «… всяк человек ложь…». Простите меня, грешного, но читая священное писание, и в Ветхом, и в Новом Заветах, я не нашел призывания верить людям на слово. Многократно говорится Господом, что надо любить и прощать людей, но вот чтобы им верить – я такого не встречал. Здесь, в лагерях, действительно обнажать свою душу и доверяться весьма опасно. Ведь люди живут в экстремальных условиях, от безделия часто вспыхивают интриги, сплетни и наговоры. Любое откровение перед чужим человеком оборачивается в конце концов злом. Особенно надо быть начеку с симпатичным, дружественным тебе человеком… Ведь с чужим ты, по любому, не будешь откровенен. Это первое правило учит человека добродетели молчания и безмолвия, потому что в разговоре, в смехе, обычно человек выбалтывает лишнее. Был неоднократно свидетелем, когда болтун с длинным языком в конце концов оказывался в непорядочной группе осужденных. Болтливость, глупое ненужное откровение и доверчивость подчеркивают слабость характера человека.

Второе правило – «не бойся».

Что тут сказать? Здесь любой человек находится как на ладони. Нельзя скрыть свою сущность. Трусов никогда никто не любит. Трус – это потенциальный стукач и предатель. Зеки не изучали психологию в университетах, но они интуитивно знают, что всегда предают только трусы, то есть слабые люди. Поэтому если человек боится, значит, ненадежен, а если ненадежен, тогда его надо отстранить подальше от себя и коллектива, а если отстраняют, то такового гнобят, высмеивают, унижают. Думаю, это всем понятно: если человек даже за себя не может постоять, то как же он будет защищать интересы коллектива?

Третье правило – «не проси».

Просить в лагере унизительно и даже непорядочно. Нет, конечно, попросить можно – один, два, до трех раз – чаю, сахара, сигарету. Ну а после третьего раза это уже неправильно. Человек не должен быть обузой для других, он должен сам решать свои бытовые и продовольственные вопросы. Здесь все в одинаково сложных условиях и садиться «на шею» кому-то – унизительно и непорядочно. От этого часто происходят конфликты. Особенно это касается курева – его всегда мало и оно дорогое. Слава Богу, что я не курю, но наблюдал неоднократно ситуации по выпрашиванию сигарет. Сначала с попрошайками делятся, потом сокращают количество выдаваемых сигарет, а заканчивает проситель получением полного отказа и своим унижением. Это же касается и пищи: если просишь что-либо, надо понимать, что и ты, в свою очередь, намерен угостить своего благодетеля.

Лично я давал просящему до трех раз что-либо, но, если тот подходил в четвертый раз, я ему отказывал и говорил, что «не имею». А если просящий выказывал неудовольствие, я тогда жестко словесно ставил его на место, к сожалению, грубо и без дипломатических подходов.

Думаю, что грешно провоцировать у человека паразитические рефлексы и житье за чужой счет. Сам же я что-либо просил в редчайших случаях и обязательно с отдачей. Предпочитал лучше остаться без желаемого, чем что-либо выпрашивать.

Итак, я начал впитывать в себя реалии жизни здешней братвы и наблюдать за устройством здешнего быта. Что можно отметить? Подавляющее количество осужденных – это наркоманы. Все проходят по народной статье 228 часть 2-я. Их возраст в основном до 30 лет, но встречаются «торчки» и на шестом десятке лет жизни. В основном их «приняли» на закладках с мелкими дозами. Статья по этой части предусматривает до семи лет наказания, но абсолютно все стандартно получают на суде свою «трешку». Эта публика – люди больные. Их разговоры, шутки, воспоминания крутятся вокруг наркоты. Особенно малоадекватны «солевые».

«Соль» – это психотропный наркотик, и к тому же относительно дешевый, и поэтому популярный среди молодежи. От нее не умирают как от «спайса», но человек превращается под ее действием в животное с самыми низкими инстинктами. Именно под этим препаратом выпрыгивают в окна, становятся мужеложцами, убивают родных и близких. Поэтому к «солевым» даже среди наркоманов отношение негативное и пренебрежительное. Таковых в хате было 3 человека. Были у нас среди торчков и два героинщика.

Об остальных можно сказать словами классика: «Мама-марихуана, а папа – стакан портвейна». Кто-то может сказать: «Марихуана – это почти безобидно, вон, полмира ее шмалят, а в некоторых странах она легальна…». Скажу свое личное мнение: основная ее опасность в том, что анаша является ступенью к другим, более тяжелым наркотикам. Все курящие «ганджубас» рано или поздно пробуют другие препараты. Когда анаши нет, переходят на «спайс». Вот от «спайса» очень много и смертельных случаев.

Это ядовитый аэрозоль в баллончиках, который распыляют на что угодно – на табак, бумагу, вату и т. д. Ну а кто эту гадость прыскает? – какой-то олигофрен-закладчик, да к тому же зачастую находящийся под кайфом. Где-то распылил нормально, а где-то и перестарался – распылил обильно. В итоге покупатель наркоман после даже одного глубокого напаса «склеивает ласты».

Рассказывали, что на одном ИВС (изолятор временного задержания) как-то появился новый задержанный, он принадлежал к движению хиппи, поэтому носил длинные волосы и бороду. Зайдя в хату, он предложил:

– Ну что, раскуримся, братва?!

– Да как?! Где достать?!

Новичок ответствовал кратко и убедительно:

– Щасс…

Перед глазами удивленных зеков тот «мойкой» начал отрезать свою бороду… Оказалось, что когда его «принимали, и видя, что уже менты ломятся в его квартиру, он, чтобы не пропадать «добру», обшикал «спайсом» свою бороду. – Так вот, тогда его бороденку и курили несколько дней. Конечно, это не повод смеяться, а скорее повод поскорбеть – насколько люди зависят от этой отравы.

В общем, если подвести некоторый итог, «торчков» разных мастей было около половины хаты или даже больше – человек 8–9 точно. Далее наше общество делилось на двоих «аварийщиков», двух воришек, одного мошенника (то есть меня) и одного «душегуба». Вот такой контингент был в нашей камере.

Интересно и познавательно, как это общество самоорганизовалось. К слову сказать, этот порядок был и во всех других хатах, в которых я побывал. «Залюдским» был парень 32 лет, статья у него была по угону машины с последующей аварией. Он был не лишен харизмы и организаторских способностей. Активный, деятельный, несколько крикливый. Он со своими тремя-четырьмя товарищами не давал хате опуститься в хаос и анархию. Был у нас и «повар» – человек, который ответственен за «общак» (обеденный стол), в его обязанности входила закупка продуктов, то есть он готовил списки необходимого, и на это потом собирались на добровольной основе деньги, ну и естественно, само приготовление пищи. Далее по социальной лестнице были все остальные, кроме уборщиков. Уборка была полностью на них. Это были люди из, мягко говоря, «неуважаемых статей». Я, конечно, могу основательно коснуться темы иерархии в тюрьме, но я уже предупреждал вначале, что я пожертвую какими-то моментами, чтобы не принести никому вреда…

Интересно, как максимально эффективно используется все небольшое пространство камеры. На 25 квадратных метрах уживаются в среднем 15 человек (пять метров из примерно 30-ти занимает решетка-локалка вдоль окна на всю стену и, собственно, сам «дальняк», то есть туалет). На этой площади обычной квартирной комнаты зеки спят, стирают свои вещи с последующей их сушкой, готовят еду, здесь же находится «баульный» склад вещей и продуктов, также здесь читают, пишут, смотрят телевизор, ругаются, спорят и самоутверждаются. Ночью открыто «казино». Периодически проходят «общухи», то есть совместно принимаются какие-то решения.

Иногда население в хате вырастает до 20 человек и больше – это уже тяжело для психики. На моей памяти мы с таким количеством людей жили две недели. Нехитрыми расчетами можно определить, что тогда на каждого брата приходится один метр с небольшим площади. И на этом своем одном метре квадратном человек спит, ест, стирает, играет, курит и т. д. Приходится спать в такие времена в три смены. Сами понимаете, что, конечно, нет никакого постельного белья, и все спят, не снимая одежды. Конечно, конфликты при таких условиях неизбежны, но они, как ни странно, редки. Сидельцы подсознательно интуитивно понимают, что ругаться, а тем более драться, в такой тесноте нельзя. Поэтому конфликты пресекаются на корню. Драк за все время моих этапов я не помню ни одной. Недовольство друг другом появляется главным образом из-за грубого слова, из-за невымытой после себя посуды, оставления бардака на общем обеденном столе. Возникают трения и по уборке. Бывает, что нет уборщиков, тогда поддерживают чистоту сами мужики. Тогда распределяется между собой очередность уборки по дням, но некоторые, конечно, ленятся и отлынивают. Это не сходит им с рук.

Ну вот, уважаемый читатель, я, как мог, немного обрисовал свои бытовые условия в моей первой в жизни хате, не коснулся я только одного очень важного вопроса – питания.

8

Питание в жизни зека – это не просто еда – это радость и уныние, это развлечение и основной предмет разговоров, это дружба и конфликты, это социальное положение и любовь родственников. В 2016-м году, когда я «заехал», с казенным питанием было печально. Практически употреблять в пищу выдаваемую баланду означало обречь себя на дистрофию и болезни. Хлеб выдавался полусырым, поев его, я начинал мучиться от изжоги. Так называемая утренняя каша представляла собой мутную теплую водицу с недоваренной «шрапнелью». Когда ее брали в наш общий пищевой бокс на 15 человек, то собственно каши там было на двоих–троих, не больше. Обед состоял, как правило, из щей из капусты или рассольника без грамма жира и без мяса, притом что повар не утруждал себя чисткой капусты от старых почерневших лобухов, поэтому первые блюда содержали в себе капусту, так сказать, «не первой свежести». На второе была какая-нибудь пшенная каша и отвратительная, пригорелая до черноты, рыбная котлета. Ужин – это почти пустая жижа под названием «уха»… «ФСЁ!». Этот рацион не менялся неделями. Справедливости ради надо сказать, такая еда была в 2016–2017 годах, потом баланда стала лучше.

Конечно, братва быстро сориентировалась. Многим приходили посылки от близких, собирались деньги на продовольственные передачи. Сдача денег была добровольным делом, кто скидывался по 500, 1000 рублей, «мошенники» (осужденные по экономическим статьям) – как правило, больше. Кто-то не вносил ничего, по своей бедности. Таким образом собиралась сумма, и потом совместно с поваром всеми определялось, что и в каком количестве следует покупать. Получив на следующий день «дачку» с продуктами, съестное складировали в холодильник, позже готовили пищу.

Надо сказать, что в таких экстремальных условиях люди, и это наркоманы, воры, хулиганы, проявляют друг к другу воистину христианскую доброту и терпимость. Никогда никого не ущемляют в еде. Сдавал ты деньги, не сдавал – все получают равную порцию, и никто не попрекает своего товарища, зачастую даже делятся последним. Исключение составляют какие-то дорогие продукты. К примеру, кто-то для себя заказал шоколадные конфеты, фрукты или копченую колбасу, обладатель таких «деликатесов» тогда делится по своему усмотрению с наиболее близкими друзьями.

Конечно, есть и индивидуалисты, но они редки, и к ним относятся настороженно. Сущность человека, его порядочность прекрасно проявляется в том, как он ест, делится своими продуктами. К примеру, бывает такое, что пришла к кому-нибудь посылка и владелец часть выкладывает на стол для всех, а часть кладет в холодильник. Проснувшись утром, обнаруживает, что кто-то все оставленное сожрал. На вопрос, почему это произошло, набивший пузо «включает несознанку»:

– А я думал, что это общее…

Но кто шельмует так с едой, кто не думает о своих товарищах, очень скоро оказывается на нижней ступени социума, такому не доверяют, перестают с ним делиться, высмеивают и унижают.

Здесь любой человек находится как на ладони, и ему невозможно притворяться, зеки видят каждого человека насквозь. Одним неблаговидным поступком очень легко любому потерять свой авторитет. Надо продумывать все свои действия и прогнозировать реакцию окружающих на них. Особенно внимательно надо следить за своим языком. Сущность и характер любого проявляется за столом – это как лакмусовая бумага в химии. Понятно, что еды не обильно и ее впритык. Что, взяв себе больше, ты тем самым ущемишь ближнего. Понято, что и «общак» не вмещает всех сразу, стол рассчитан на семерых-восьмерых, и поэтому приходится есть в две, а то и в три очереди. И здесь явственно прослеживается иерархия общества.