Птичка, успевшая улететь

Я падаю на кровать и накрываюсь пододеяльником. Вообще-то Коля купил мне новое одеяло, пухлое и шуршащее, но у меня какой-то странный организм, мне вечно жарко. Ночью все равно скидываю с себя все, но засыпать мне нравится, когда что-то накрывает тело, так кажется… безопаснее.

Закрыв глаза, снова думаю про Даню. Спит? Вряд ли, еще слишком рано. Это я сегодня почему-то двигаюсь на минимальном заряде батареи.

Потом беру телефон и все-таки пишу ей сообщение. Она не проигнорирует, почти уверен. Потому что я ей пока нужен. Торгово-рыночные отношения гораздо понятнее обычных личных.

Руслан: Что читаешь, птичка?

Даня: Ты реально экстрасенс?

Руслан: Чернокнижник.

Руслан: Так что?

Даня: Зачем тебе знать, что я читаю?

Руслан: Интересно.

Даня: Любовный роман про хоккеиста.

Руслан: У тебя фетиш на хоккеистов?

Даня: У меня фетиш на хороший текст.

Руслан: Понял.

Откладываю телефон и снова прикрываю веки. Чернышевская ответила и даже почти не кусалась, но чувствую я себя все равно погано. Не надо быть охренеть каким начитанным, чтобы догнать, что она меня отшивает.

Когда растешь в семье, где вынужден быстро понимать – в каком настроении родители, сколько выпили, уснут ли, сидя за столом, или позовут друзей и будут гудеть до утра, то как-то учишься читать людей. Даже через строчки, даже через расстояние, даже по минимальным признакам. Это гарант выживания.

Но иногда случается ошибаться. Поэтому я уже успеваю провалиться в сон, когда телефон коротко вибрирует. Сощурив один глаз, я смотрю на экран и позволяю уголку губ скользнуть наверх.

Даня: А ты что делаешь, Рус?

Глава 5

Руслан

– Сегодня после уроков сразу в центр, – говорит Коля за завтраком.

Точнее, это я давлюсь бутербродом с сыром, а дядя пьет кофе из огромной кружки. Ест он обычно, когда приходит на работу.

Отвечаю с набитым ртом:

– Девушку провожу до дома и поеду.

– Точно. Дания?

– Хорошая память, Коль.

В открытую я не грублю, но тон насмешливый, и дядя, шумно вздохнув, качает головой. Всего на секунду, но мне становится стыдно. Коля много для меня сделал и продолжает делать. Но я так зол, что иногда мне просто физически плохо рядом с ним.

Хотя это я ему позвонил, когда нашел маму. Сначала, конечно, набрал 112. А потом сразу дяде. Мы почти не общались, но он оказался единственным, о ком я подумал в тот момент. Вообще мне казалось, что я просто расскажу ему о том, что случилось, ведь других родственников у них с мамой не осталось. Но святой Николай прыгнул в машину и через несколько часов уже пришел к соседке, чтобы забрать меня. Помню, как сидел на чужой кухне и пил, наверное, сотую кружку чая. Тетя Наташа все время ставила чайник, а я не отказывался. Наверное, она просто не знала, как еще меня поддержать. А потом появился Коля. В маленькой прихожей он казался еще больше, чем есть на самом деле.

Дядя все решил, быстро организовал и оплатил похороны, оформил опеку. Плохо помню тот период, и уж тем более не понимаю, почему дядя меня забрал и так рьяно взялся за мое воспитание. Я об этом не просил.

– Проводишь и дуй в центр. Мне сообщение, как обычно.

– Маячок на меня повесь, – буркаю, заталкивая в рот остаток бутера.

– А ты думаешь, почему я купил тебе новый телефон?

Недоверчиво смотрю на дядю, потом на свой смартфон, и только тогда слышу, как он смеется. Блин, почти подловил.

– Даже не знаю, радоваться тому, что ты в кои-то веки поверил в мои слова, – говорит он, – или расстраиваться из-за того, что ты посчитал возможным, что я слежу за тобой.

Пожимаю плечами:

– Вышли в ноль, получается.

– Да. С девушкой познакомишь?

– А ты будешь отпускать? У меня свободных вечеров – один на неделе, это слишком мало.

– Сначала мне надо ее увидеть, – отрезает Коля.

Закатываю глаза и принимаюсь за второй бутерброд. Видимо, реально придется их познакомить.

Говорю:

– Конечно. Она тебе понравится.

– Тебе откуда знать? Сам ее один день знаешь. Или…

– Ага, – киваю, – мы познакомились чуть раньше.

– Серьезно? А как? – спрашивает дядя так, словно ему и правда интересно.

– Да там… странно вышло. Защитил от хулиганов. – Я кладу бутер на стол и карикатурно демонстрирую бицепсы.

Коля смеется:

– Круто. Не ожидал.

– Что я могу за кого-то вступиться?

– Да нет. Это как раз логично. – Он отпивает кофе и улыбается. – Даже у хулиганов есть градация. Я знаю, что ты из светлых. Не ожидал, что кто-то может тебе серьезно понравиться.

Я молчу, чуть нахмурившись. Если ему надо, пусть так и думает, мне это только на руку. Чернышевская подвернулась неожиданно, но, кажется, не только я могу ей помочь.

Встаю и ставлю в раковину грязную посуду, потому что для дяди это охренеть как важно. Говорю:

– Познакомлю.

– Супер, тогда жду. Мое расписание ты знаешь.

Киваю и ухожу. В комнате переодеваюсь в джинсы, футболку и зип-худи. Вещи все новые, их мне купил Коля, как будто старые были так сильно испорчены моей прошлой жизнью, что даже трусы пришлось приобретать другие. А может, это я с собой ничего не взял, говорю же, не помню ни хрена.

.-. . .– .-.. -..– -. -.– . / .–. .-. .. –.. .-. .– -.– ..

Я собираю рюкзак и иду в школу, но по пути сворачиваю во двор, потому что мы вчера договорились с Даней встретиться на детской площадке.

Присаживаюсь на качели и достаю из кармана пачку сигарет. Курить мне никогда не нравилось, если честно. Пробовал, баловался, но конкретно с этой вредной привычкой у нас как-то не сложилось. Я их купил уже тут, потому что в один момент вдруг захотелось приходить к Коле, воняя всем подряд – табаком, алкоголем, безысходностью.

Маленькая ладошка легко касается моего плеча, и, обернувшись, я выдаю нарочито нахально:

– Привет, птичка.

– Привет, Рус. Как дела?

Вопрос почему-то ставит меня в тупик. Я широко улыбаюсь, а сам думаю – а как у меня дела? Кажется, последние лет семнадцать не очень.

– Лучше всех, – отвечаю уверенно. – А у тебя?

– Видимо, чуть хуже, чем у тебя. Идем?

Встаю с качелей и протягиваю Чернышевской руку. Она замирает, глядя на мою ладонь, как будто размышляет о чем-то. Да, девочка, думай дольше. Я же недостаточно хорошо понял, что для тебя лимита подзаборная.

А потом Даня вдруг быстрым, но каким-то нежным жестом обхватывает кончики моих пальцев.

Смотрю на нее, почему-то растерявшись от этой мягкости.

– У тебя кожа очень горячая, ты знал? – спрашивает птичка с улыбкой.

Пару секунд изучаю ее открытое выражение лица. Странная девочка. Наверное, слишком сложная все же для меня. В некоторых реакциях очевидная, но иногда как выдаст что-то, чего я совсем не жду…

– Поэтому так долго думала? Боишься обжечься?

Чернышевская хмыкает и вздергивает подбородок:

– Хочешь, чтоб боялась?

– Не, – мотаю головой.

Перехватываю ее руку поудобнее и веду за собой. Конечно, она мне нравится. Славная фарфоровая куколка. Нос вздернутый, локоны светлые, вся какая-то… чистенькая. Не в пример мне.

Подавив волну раздражения, оборачиваюсь к Дане:

– Познакомишься с моим дядей?

– Чего?

– Ну ты же слышала.

– Зачем? – Она ускоряет шаг и заглядывает мне в лицо.

– Я помогаю тебе, а ты – мне. Сделай так, чтобы Коля решил, что у меня самая замечательная девушка, и тогда будем встречаться месяц. Как ты хотела.

– Это что еще за новые вводные?

Мы идем дворами, а потом сворачиваем на бульвар, который ведет к школе. Тут гораздо больше людей и непрерывный поток детей и подростков, которых в лицо я пока не знаю. Но, глянув на Данию, замечаю, что она навешивает на лицо улыбку и двигается ближе ко мне. Актерское мастерство – пять, Чернышевская.

– Договор мы не подписывали, – говорю ей тихо, – могу новые правила на ходу выдумывать.

– Ну ты и засранец.

– Благодарю за лестный отзыв, – произношу деланно-вежливым тоном.

А встретив удивленный взгляд Дани, цокаю языком:

– Да не совсем же я тупой! Ты каждому нормальному слову от меня будешь удивляться?

– Извини. Да, конечно, я познакомлюсь с твоим дядей. Потому что… – Она делает паузу, а потом вскидывает на меня хитрый взгляд. – Это значит, что не только я тебе обязана, но и ты мне.

– Добро, – заключаю, громко шмыгнув носом.

Она морщится и качает головой, отворачиваясь, а я освобождаю ладонь Чернышевской, чтобы закинуть руку ей на плечо и притянуть ближе к себе. Смачно целую в макушку и говорю тихо:

– Следи за своими реакциями, птичка. Твое пренебрежение слишком читается.

А потом отпускаю ее и сую руки в карманы худи. Мне на хрен это мероприятие не сдалось, если придется хавать все ее придирки и высокомерие.

– Рус, – выдает растерянно, трогая за предплечье, – я не специально. Больше не буду.

– Я это уже слышал.

Честно говоря, просто пользуюсь тем, что нас все видят, и Даня не может мне нормально ответить. Иногда грязная манипуляция – даже лучше самого четкого болевого.

– Капралов, блин, ну что ты обижаешься на ерунду?

– Я? Что за бред, – фыркаю насмешливо.

Хотя на самом деле обидеть меня примерно так же просто, как трехлетку, если отобрать у него машинку или сказать, что зубная фея решила не прилетать за его молочными сокровищами.

Юркой ладонью Чернышевская ныряет мне под локоть и все-таки цепляется за руку, потом придвигается совсем уж близко, склоняя голову мне на плечо. Она теплая и пахнет вкусно. Наверное, как и все девочки.

Говорит мягко, словно заговаривает:

– Руслан, никакого пренебрежения, честно. Просто… ну, ты иногда разговариваешь так… непривычно для меня. Ты ведь не отсюда?

Окутанный ее ласковым тоном, я неохотно произношу:

– Я из города, где футболку с надписью «Paris» носят люди, которые этот Париж даже по телеку не видели.

Чернышевская ведет головой по моему плечу, чтобы снова наградить удивленным взглядом. Я что, внешне совсем упырь, раз она так поражается каждой связной мысли из моего рта?

Вздыхаю, но все равно снова беру девчонку за руку.

Бабушка научила меня читать, но умерла, когда я еще в школу не пошел. Через месяц дед отправился за ней следом, и я снова переехал к маме. Тут все мои книжки и кончились.

Как бы я сам себя охарактеризовал? Не знаю. Иногда кажусь себе безнадежным, но не люблю, когда так думают окружающие. Особенно если это симпатичные начитанные девочки.

Мы подходим к школе, поднимаемся на крыльцо, я распахиваю дверь перед Чернышевской, и уже в холле она мне говорит:

– Если хочешь, ты можешь тоже придумать какие-то правила для меня.

– Тоже?

– Да, – она смущается, – я… эм… кое-что набросала. Всего пару пунктов.

Я усмехаюсь, глядя на птичку сверху вниз. Набросала она, надо же.

– Ну? И что там?

– Давай позже? – говорит Даня, исподтишка бросая взгляд на наших одноклассников.

Тут двое, которые трепали ее тогда на улице, и с ними еще один олень. Артур, Игорь и Илья. Последний, кажется, просто вознесется сейчас на силе собственного бешенства. Стоит, дыру во мне взглядом прожигает.

– Нет уж, давай сейчас. Весь день впереди. Вдруг я сделаю что-то… – приподнимаю брови, – из списка.

Даня придвигается ближе, снова обдавая теплом своего тела, и, задрав голову, тихо перечисляет:

– Не целовать. Не приставать. Не унижать.

И если первые два пункта вызывают у меня смех, то на последнем я буксую. Внутри как будто короткий импульс проходит, сжимая все внутренности. Становится как-то больно за нее.

– Насчет последнего не волнуйся. Нет в привычках.

Даня сначала серьезно кивает, а потом спохватывается:

– А остальные?

Я хмыкаю. Поверх ее головы смотрю на парней, вопросительно дергая подбородком. Че, пацанва, за взгляды? Просмотр скоро станет платным.

Потом наклоняюсь к уху Чернышевской, которая значительно ниже меня, и шепчу:

– А остальные обещать не могу.

И быстро прижимаюсь к ее губам.

Я собирался просто чмокнуть, но Даня не сопротивляется, и я задерживаюсь чуть дольше. Выходит неожиданно приятно. Я даже улавливаю едва заметное движение навстречу от нее, но не совсем уверен, чем оно продиктовано.

Отстранившись, смотрю на птичку тяжело. Она на меня – ошеломленно.

Говорю:

– Хейтеры твои палят.

– Это для них? – уточняет едва слышно.

Я ничего не отвечаю. Это не для них, и даже не для нее. Просто мне так захотелось, но озвучивать это я не собираюсь. Культурная девочка взвоет и убежит, если такое услышит.

Снова беру ее за руку и спрашиваю:

– Куда нам?

– Снова не смотрел расписание?

– Не.

– Геометрия. Нам на четвертый.

Иду к лестнице, слишком уж сосредоточенно глядя себе под ноги. Честно говоря, не понимаю, как оказался в этой точке. Мне оно вообще надо? Вот этот цирк с конями? Месяц за ручки держаться будем, дай бог чмокаться напоказ, и все? С другой стороны, в центре ведь про мою «девушку» не знают, а значит, я могу делать, что захочу.

Мысль эта ободряет, и я, наконец, отвлекаюсь от изучения школьной плитки.

Дядя познакомится с Чернышевской и ослабит контроль, а я смогу отдохнуть. Да и держать ее за руку довольно приятно. Кажется, я в любом случае в плюсе.

Глава 6

Дания

Я прочитала много… очень много любовных романов. Так что теоретическая база у меня богатая, но вот практики – просто по нулям. Я все время стараюсь переложить то, что знаю, на реальную жизнь, но картинка все равно сбоит. Как будто я пытаюсь срисовать что-то на свет, но постоянно неаккуратно смещаю листы. И выходит иллюстрация от нейросети. Вроде на людей похоже, и даже красиво выглядит, но то пальцев шесть, то глаз поплыл.

Боже… Запутавшись в собственных размышлениях, я спотыкаюсь о ступеньку. Руслан, дернув мою руку наверх, удерживает меня от падения.

Я смущенно улыбаюсь и бормочу:

– Спасибо.

– Должна будешь, – хмыкает он.

Сиплый грубый голос снова вызывает отторжение. То ли сам по себе, то ли дело в словах, которые он произносит.

Не знаю, Капралов сильно меня путает. Сначала впрягается в драку ради незнакомой девчонки, потом защищает, как умеет. Потом тут же щиплет за ягодицу и бесконечно сыплет пошлостями и грубостями. Хотелось бы сложить о нем какое-то мнение, но этот парень не дается. Все время меняет окраску. Как картинка, которая варьируется в зависимости от угла, под которым на нее смотришь.

Чтобы скрыть смятение, фыркаю и отворачиваюсь. Запоздало думаю о том, что Рус снова может расценить это как пренебрежение. Не уверена, насколько это правда.

Украдкой бросаю на него внимательный взгляд. Короткая стрижка, аскетичный спортивный лук. Нет, все-таки гопник и хулиган. И дело даже не в одежде. Просто есть в нем что-то… животно-маскулинное, но приправленное неблагополучностью.

Рус поворачивает голову и ловит меня в зрительный капкан. Черные глаза смотрят требовательно и пронзительно откровенно. Отвернуться я не смею, хоть мне и очень хочется. Мне стыдно, но я не хочу, чтобы он прочитал все, о чем я думала.

Спасает только очередная ступенька, о которую я запинаюсь.

– Аккуратней, птичка, – усмехается Капралов, впрочем, совсем не весело.

Когда мы заходим в класс, все снова затихают. Смотрят оценивающе, но так, будто им совсем не интересно. И молчат. Внутренне я ликую. Получается! Схема до того рабочая, что мне даже смешно. Надо было придумать себе парня раньше.

Садимся с Русом за привычную уже парту, а он снова наклоняется и целует меня в щеку. Этот невинный чмок выходит таким громким и провокационным, что я невольно вздрагиваю. Смотрю на Капралова и насильно заставляю себя улыбнуться.

Взгляд Руслана, наоборот, стекленеет. Если одноклассников я обманываю запросто, то его не очень получается. И это кажется мне странным. Почему агрессивный волчонок иногда такой чуткий и ранимый?

Моргнув, заставляю себя отвлечься на телефон. Я вполне могла нафантазировать себе что-то несуществующее.

Когда фокусируюсь и вчитываюсь в сообщения, то невольно широко улыбаюсь и закатываю глаза.

Марат Читаев: Я подсел на твой сериал, Дань. Че у вас там с гопником?

Книжные ожиДАНИЯ: Марик, он вообще-то рядом сидит.

Марат Читаев: Рили???

Марат Читаев: Ой, скажи еще, что у тебя все сообщения на экране выскакивают.

Марат Читаев: Ты что, не тревожная?! Не скрыла текст уведомлений?

Марат Читаев: ахаххахааха

Книжные ожиДАНИЯ: Да скрыла, угомонись, дурачелло. Просто Рус реально сидит со мной за одной партой прямо сейчас, будет неловко, если увидит.

Марат Читаев: Рус…

Марат Читаев: Как романтично, я в обмороке!

Книжные ожиДАНИЯ: Ой, все.

Марат Читаев: У него на аватарке ни черта не видно, сфоткай своего парня.

Книжные ожиДАНИЯ: Он не мой парень!

Марат Читаев: Бла-бла-бла……

Марат Читаев: Мне нужна фотка!!

В этот момент Капралов снова наклоняется, чтобы заглянуть в экран смартфона, который я тут же блокирую. Он спрашивает шепотом:

– Над чем смеешься?

– Друг пишет, – отвечаю так же тихо, потому что математичка уже вещает что-то о выпускных экзаменах.

– Друг?

– Ну да. Друг.

– Парень? – хмыкает Рус. – Который с тобой дружит?

Я зло прищуриваюсь. Марат – это все, что у меня есть. Я никому не позволю смеяться над нашей дружбой.

Поэтому смотрю на него снисходительно и сообщаю:

– Это такие же глубокие и искренние отношения, как и все остальные. Дружбу заводят души, а не тела, у которых есть пол и возраст.

– Ага. Только пол у вас все-таки есть, – саркастично кривит губы Капралов.

Я задыхаюсь от возмущения и оттого шиплю излишне агрессивно:

– Если в твоей ущербной картине мира нет места здоровым отношениям между мужчиной и женщиной, я совсем не удивлена!

Руслан смотрит на меня своими смоляными глазами, а потом безо всяких эмоций отводит взгляд. Кажется, записывает что-то за учителем.

Поначалу я испытываю облегчение. Но потом приходит чувство вины, и этот сменщик мне совсем не нравится.

Неуютно, некомфортно, гадко. Я перегнула?

Исподтишка бросаю на Руса взгляд. Профиль каменный. Ни одной эмоции. Робот он, что ли?

Улучив момент, я беззвучно двигаю стул ближе к нему и жду реакции. Ее, конечно, нет. Охваченная тревожным ощущением, игнорирую то, что друг продолжает бомбить меня сообщениями, от чего смартфон постоянно конвульсивно вздрагивает.

И вдруг я кладу ладонь на колено Руслана под партой. Нога, которая до того беспокойно тряслась, замирает. Весь остальной Капралов, кажется, тоже сохраняет неподвижность.

Шепчу:

– Прости.

Руслан молчит. А когда смотрю на него, просто прикладывает указательный палец к губам. Я слушаюсь.

И весь урок периодически на него поглядываю. Но чувствую не то чтобы стену… Скорее, забор с дырой, из которой торчит арматура. Вроде бы влезть можно, но точно поцарапаешься, а может, и инфекцию занесешь. Так что лучше не соваться.

Когда геометрия заканчивается, и Капралов тут же подрывается с места, я хватаю его за пальцы. В ответ на ожесточенный взгляд поясняю:

– Вторым уроком алгебра. В этом кабинете, – и добавляю уже тише. – Не сбегай, пожалуйста.

Что-то подсказывает мне, что я давлю куда-то в нужное место. Но мне отчаянно необходима эта манипуляция. Не могу его отпустить сейчас, просто не могу!

Слишком хорошо понимаю, что я в безопасности только рядом с ним. Просто всеми рецепторами чую, что, стоит мне остаться одной, получу сполна. Впрочем, скоро мне приходится в этом убедиться.

.– / -. .– – .. .... / …– .. –.. -. .-.– ....

Руслан садится обратно и достает телефон. Сползает на стуле пониже, широко расставив колени, натягивает ворот худи на подбородок и отстраненно пялится в экран.

Я закусываю губу и надавливаю зубами посильнее. Нащупываю на запястье резинку и щелкаю себя по коже.

С облегчением ощущаю, как нарастающее напряжение отпускает, подобно убегающей волне. Проделываю тот же фокус еще несколько раз и, окончательно успокоившись, решаюсь исправить ситуацию. Двигаю свой стул ближе к Руслану и кладу обе руки ему на бедро. Наклоняюсь, чтобы заглянуть в лицо, но парень не реагирует.

Тогда я подаюсь еще ближе и шепчу:

– Рус, прости.

– Слышал уже.

Оглянувшись, замечаю, что все, кто не стал выходить на перемену, внимательно слушают. Я настолько близка к провалу, что внутри все холодеет.

Он правда обиделся? Или просто продавливает меня?

Как бы то ни было, выбора у меня нет. Я тянусь к Руслану и шепчу ему на ухо:

– Извини, пожалуйста.

Он не поворачивается, но телефон кладет себе на живот. Ждет чего-то еще?

Я почему-то думаю, что Капралов приятно пахнет. У него какой-то очень классический мужской парфюм. Но ему идет. Кажется, его горячая кожа раскрывает этот типичный аромат каким-то необычным образом.

И я решаюсь поцеловать Руса. Касаюсь только уголка его губ, но меня удивляет, насколько это оказывается приятное ощущение. До этого момента именно он проявлял грубую инициативу, и мне казалось, что Капралов меня заставляет, поэтому к эмоциям не прислушивалась.

Но вдруг понимаю, что на каком-то физическом уровне Руслан мне приятен. Он поворачивается, и наши удивленные взгляды сталкиваются.

Это не человек, это печка какая-то, почему его тело вырабатывает столько тепла?

Помедлив, Капралов накрывает мои руки своей широкой ладонью и говорит тихо:

– Порядок, птичка.

Испытывая облегчение огромной силы, я очень серьезным тоном задаю дурацкий вопрос:

– Капралов… Тебя зовут Капрал? Я бы звала.

– Конечно, – он хмыкает, – в любом городе, в любой компании.

– А почему ты переехал?

О своем вопросе жалею сразу же. Даже когда грубила Русу, не видела у него настолько тяжелого взгляда. Там такая боль и бескрайняя чернота, что по спине ползут холодные мурашки.

Поспешно добавляю:

– Если не хочешь, не рассказывай.

– Не хочу.

Мы все еще сидим очень близко, он держит мои руки, а я упираюсь ладонями ему в бедро. Но именно в этот момент поза становится противоестественной. Неловкость от моего неосторожного любопытства ворует магию, которую, как мне показалось, мы оба успели уловить.

Откашлявшись, я отодвигаюсь. Улыбаюсь несмело и сообщаю едва слышным шепотом, словно снова извиняясь:

– Все слушают.

Капралов смотрит на меня своими черными глазами. А потом говорит, вообще не понижая голос:

– Охренеют подслушивать, родная.

Мои щеки теплеют. То ли от смущения, то ли от того, что человек-обогреватель раздает свое тепло даже на расстоянии.

Глава 7

Дания

После уроков, когда выходим из кабинета, Рус говорит отстраненно:

– Давай провожу тебя, и мне гнать пора по делам.

– Мне не домой сегодня, а к русичке.

– Зачем?

– Пробное занятие, подготовка к экзаменам.

Он хмыкает:

– Ты разве плохо знаешь русский язык?

– Хорошо. Но готовиться все равно надо.

Собираюсь добавить, что и ему бы не помешало, но вовремя прикусываю язык. Во-первых, это вообще не мое дело. Во-вторых, я сама никак не могу понять, почему постоянно его назидательно поддеваю.

Руслан хмурится, проверяет время на телефоне, спрашивает:

– Это надолго?

– Тебе не обязательно меня ждать, если не можешь.

Я киваю в направлении лестницы, и Капралов молча следует за мной. В холл спускаемся в тишине. Судя по залому между бровями, он о чем-то напряженно думает. У выхода останавливаемся, и я снова говорю, неловко пожимая плечами:

– Совсем не обязательно меня все время провожать.

– Да мне несложно… Просто идти надо, правда. У меня сегодня… – Рус досадливо хмурится, и его верхняя губа изгибается, демонстрируя крайнюю степень отвращения. – Блин, короче, психолог сегодня. Его ради меня в этот центр выписали, потому что с прошлым не сложилось.

А потом Руслан вдруг сильно зажмуривается и смотрит на меня как-то удивленно. Произносит медленно: – Ладно, говорить это все было не обязательно. Просто немного волнуюсь за то, как ты дойдешь до дома.

Я улыбаюсь преувеличенно бодро. Вряд ли он считает меня самым приятным в общении человеком, но все равно хочет помочь. Разве это не лишний штрих к портрету?

Говорю беспечно:

– Перестань, не убьют же меня тут. Отсижу занятие и пойду домой. Ходила же как-то, пока тебя не было.