Кривляки

Улица была пустой: журналисты, годами сновавшие перед голубым домом, исчезли. Похоже, они, наконец, смирились с мыслью, что история Кривляк закончилась. В городе остался последний приезжий журналист федеральной газеты, Сергей Зеленов. Он сидел на скамейке перед их домом и грыз тыквенные семечки.

– Фокусничать сегодня будете? – спросил он, увидев Женю и Кирилла.

– Не будем.

– Ну и дураки.

Он встал со скамейки и потянулся, чтобы размять затекшее за ночь тело. Рассвело, где-то вдалеке гудел поезд, стуча по рельсам колесами, над головами проносились завтракающие мошками птицы. Женя и Кирилл закрыли глаза и медленно вдохнули утренний воздух. Сергей пощелкал перед их лицом пальцами.

– Мне скоро есть нечего будет. А вам хоть бы хны.

Братья открыли глаза.

– Почему вы не уезжаете, Сергей?

– Не знаю, – пожал плечами журналист. – Наверно, я тоже дурак.

Они вчетвером пошли вниз по улице в сторону детского сада. По обочинам дороги начали раскрываться одуванчики. Май. Маруся наклонялась и рвала цветы, пока «взрослые» разговаривали.

– Мы с вами славно повеселились, да? – шагая в ногу с мальчиками, сказал Сергей. – Весь мир взбудоражили.

Он прошел молча пол-улицы и сказал:

– Наверное, я боюсь, что, если уеду, это будет значить, что все закончилось.

– Так ведь все и так закончилось.

Маруся, бежавшая впереди всех, обернулась:

– Вы умеете плести венки из цветочков?

Братья и Сергей помотали головой.

– Я тоже, кто же меня научит?

И убежала вперед. Сергей огляделся по сторонам. Настала весна, но безрадостная, не волнующая ни тело, ни душу. На деревьях распустились листья, земля покрылась свежей зеленой травой, повсюду жужжали насекомые и каждое утро начиналось с чириканья птиц, но смеяться и прыгать до неба совсем не хотелось.

– Посмотрите, что вы наделали, – сказал он мальчикам.

– Что наделали? – не поняли они и тоже огляделись по сторонам. – Город мы все вместе восстановили, весна – все хорошо.

Сергей вскинулся.

– Где хорошо? Вы ослепли что ли? Город посерел весь, в нем пропал дух праздника и волшебства. Все впали в уныние и осеннюю хандру – и это весной! Напиться хочется, такое гадство кругом творится.

– Мы-то тут причем? Мы школьники, наше дело – учиться, – возразил Женя.

Сергей взял его за плечи и посмотрел ему в глаза.

– Притом, что вы все это можете исправить, стряхнуть с него пыль и оживить, заразить его своим весельем, а вы… – он выпустил из рук Женю и только махнул на их отглаженные костюмы. – Занимаетесь какой-то ерундой.

– Учеба – это не ерунда, это наше будущее.

– Меня сейчас от вас стошнит, – журналист свернул с дороги в проулок. – Пойду я. Поброжу по городу, глядишь, новость какую найду. Если решите устроить фокус – свистните мне, – и ушел.

Братья отвели Марусю в садик и, спрятавшись за деревом, подглядывали в окно группы, как она обняла свою подругу, покружилась в своем платье перед воспитательницей и показала мальчику свою новую книжку, жестикулируя и изображая персонажей. Через минуту ее обступили другие дети. Маруся повернулась к окну и послала братьям воздушный поцелуй, они махнули ей и пошли в школу.

Женя и Кирилл проходили по улицам города мимо домов и магазинов, мимо кинотеатра, здания администрации, больницы, полиции, театра, не замечая того, о чем говорил Сергей, словно потускневшие стекла их очков мешали им видеть.

Хотя с того самого утра, когда Кривляки превратились в Женю и Кирилла Гайсаровых, прошел всего месяц, но все изменилось так, будто – века. Улицы опустели и затихли. Федеральные газеты отозвали своих специальных корреспондентов. Местные журналисты, привыкшие к постоянному потоку событий в городе, впервые за последние годы проводили все дни в редакциях, вынужденные самим придумывать новости, чтобы хоть чем-нибудь заполнять полосы в своих изданиях и эфирное время. Газеты перестали читать, а телевизор смотреть. Владелец гостиницы каждое утро, обходя пустые номера, рыдал в голос: туристов больше не было. Даже заводы и фабрики, казалось, стали работать медленнее и тише.

Каждый день люди, привыкшие к фокусам, как к ежеутренней чашке кофе, ждали возвращения феерии – возвращения Кривляк. Они трясли мальчишек, заглядывали им в глаза, пытаясь разглядеть в них подсказку, намек на готовящееся шоу, но братья только утыкались в учебники и бормотали под нос химические формулы и физические законы. Полудохлики, как называли всем недовольных нытиков и зануд Кривляки, выдохнули: наконец, их перестанут закидывать в отдаленные уголки планеты за «высказывание своего мнения», которое на деле было всего лишь обыкновенным оскорблением и унижением всех и вся.

Город сдался. Те сорванцы, из-за которых он каждый день без выходных ходуном ходил, не смирились бы со скукой и сонливостью, сковавших его. Всего за месяц он словно покрылся пылью, потускнел и стал похож на заброшенный дом. Но было в нем одно здание, не поддавшееся всеобщему унынию.

Школа засверкала, как фантик на солнце. Ничто больше не напоминало то невзрачное серое здание, заросшее сорняками и огороженное от всего города глухой бетонной стеной. Теперь оно больше походило на картинку из буклета, рекламирующего престижное учебное заведение для пижонов. Каждый день после уроков ученики, а в последние дни и учители, белили, красили, мыли, подметали и начищали школу и ее территорию. Директор – как и школу, его было не узнать – ходил между ними, заложив руки за спину, и указывал на ошибки, чтобы они все переделали, сколько бы времени это ни заняло. Ах, да, зовут его Игорь Тимофеевич, вот он и заслужил упоминания его имени.

Любуясь, как преображается его школа, директор стал терять чувство меры. На прошлой неделе ученики до вечера выкорчевывали одуванчики, пока те не успели зацвести и пустить свои семена по всей территории школы. Это не удовлетворило директора, и пару дней назад всю землю вокруг здания покрыли искусственным газоном ярко-зеленой травы, по которой теперь было нельзя ни ходить, ни даже приближаться к ней. Кнопка «ярость» внутри каждого ученика была нажата до предела. Дети пытались заменить Кривляк, но добились только наказаний – унылых дежурств. Учителя в это время восстановили свой душевный покой и, неожиданно для себя, заскучали.

Ни они, ни родители учеников ничего не могли поделать: мэр города благоговел перед директором школы. Тот умудрился убедить всех, что это он исправил Кривляк и это его воспитательные методы помогли им осознать пагубность подобного поведения и образа жизни. Мэр ему поверил: не просто же так Кривляки стали примерными подростками – и с порога отметал все жалобы, которые поступали на него, боясь, что Игорь Тимофеевич уйдет, а Кривляки вернутся. Назначив его год назад на должность, он не верил, что тот хоть на что-то способен, но выбора не было: у образовательного учреждения должен быть руководитель, а другие учителя разбегались от него, едва он упоминал школу знаменитых фокусников.

Когда директор только пришел в школу, он был полон сил и надежд. Он – это те не слабаки, которых подмяли под себя какие-то малолетние хулиганы. Чтобы навести, наконец, порядок в вверенном ему учреждении, директор в первый же месяц попытался ввести школьную форму. Братья безропотно согласились носить ее – чем сначала удивили всех – но при условии, что Игорь Тимофеевич тоже будет носить форму, одобренную "ученическим советом", не признаваемый директором, то тем не менее существующим. Наряд – иначе и не назовешь – представили в тот же день: из кожи, латекса, шелка, бархата и кружев, он больше походил на сценический костюм эксцентричной поп-певицы. Директор пришел в такую ярость, что сжег его на школьном дворе. Разрезал на тысячу кусочков школьным секатором, утопил в реке за городом, пропустил через мясорубку в столовой, сломав ее – раз за разом, все потому, что каждое утро он находил новый, точно такой же до последней нитки, костюм в шкафу в своем кабинете.

Ежедневная борьба с мальчишками напоминала директору борьбу с ветряными мельницами. Наказания приносили больше неприятностей для него самого, чем огорчения для Кривляк. Он бы с радостью исключил их из школы за хулиганство и перевел в школу для трудных детей, но ему не разу не удалось доказать, что это были Женя и Кирилл.

Сейчас, когда братья волшебным образом изменились, директор решил отомстить за все унижения, когда он выглядел посмешищем из-за проделок Кривляк. Даже учителя, простившие все братьям, стали шептаться, между собой, что Игорь Тимофеевич сошел с ума.

Но счастья директору не было. Он всегда, с первого дня своей работы в их школе мечтал и молился, чтобы Гайсаровы перестали хулиганить, но сейчас их прилежание раздражало его больше, чем их прежние выходки. Он бы предпочел, чтобы они, как и полагает подросткам их возраста, совершали мелкие проделки, за которые он мог бы наказывать их. Женя и Кирилл же вели себя так, что впору было вешать их на доску почета: получали одни пятерки, имели образцовый внешний вид и никогда не перечили учителям. Директор готов был выть от обиды, но скоро нашел для себя простое решение: он стал вести себя так, будто все проделки учеников, обозлившихся на него за ежедневные отработки после уроков, совершали именно Женя и Кирилл. Теперь любой из тех, кто не любил братьев, пакостил от души – за все доставалось Гайсаровым: наказания сыпались на них, едва они делали первый шаг на территорию школы. Но и тут директора ждало разочарование. Раньше братья шли отрабатывать наказание, как на праздник, что еще больше выводило его из себя, теперь они делали это смиренно, не выказывая никаких эмоций, чем бесили директора еще больше. Он хотел, чтобы они рыдали от обиды, умоляли его сжалиться, а он бы посмеивался и припоминал им унижения, которым они подвергали его, когда он всего-навсего хотел сделать из этой детворы, которой ему доверили, из шпаны и хулиганья, достойных членов общества.

Директор не сдавался. Он был уверен, что его мощный ум – больная фантазия шизофреника, шепотом поправляли учителя – придумает такое наказание, которое сломит смирение этих мальчишек. И он восторжествует. Мальчиков ждет расплата за все то зло, что они совершили, неважно, сможет он доказать их причастность или нет.

– Против системы образования не попрешь. Я этих хулиганов вышколю, – сказал он, будто забыв, что братья уже исправились и без его участия. – И школу из руин подниму. И в министерстве образования порядок наведу, ишь, кого без меня породили. Пока я не пришел, эти два хулигана чуть весь город не угробили.

Сегодня директор, жмурясь от восходящего солнца, стоял на ступеньках школы. За месяц примерного поведения Жени и Кирилла его плешь на голове заросла, седые волосы потемнели, на дряблых щеках впервые появился румянец. Не проходящая последний год дрожь исчезла, расправились плечи, он вспомнил, как улыбаться, и, казалось, даже вырос на несколько сантиметров. Статный, рослый, он стоял на верхней ступеньке и вглядывался вдаль. Он ждал их. Вдалеке появились две фигуры, и на его лице заискрилась самодовольная улыбка.

У ворот Женю и Кирилла перехватили друзья, встретив дежурным пожеланием взорвать эту школу к чертям. Те только слабо улыбнулись. Друзья со страданием посмотрели на Женю и Кирилла: этот месяц изменил их. Два живчика с каждым днем становились все бледнее и чахлее.

– Вы похожи на два сдувшихся шарика, – откровенно сказал Тимур.

– Жалкое зрелище, – добавила Юля.

Они все вместе вошли в школьные ворота и тут же увидели директора, Женя и Кирилл поднялись по ступенькам и встали возле него, ожидая новую порцию наказаний. Друзья прошли мимо. Их трясло. Все попытки заступиться за них приводили только к новым наказаниям и для себя, и для Жени с Кириллом, поэтому те запретили им вмешиваться.

– Что стоим? – рявкнул Игорь Тимофеевич. – Открывайте портфели.

Братья щелкнули замками и передали ему свои сумки. Директор вывалил все содержимое на пол, раскидал ногой и оглядел. Кроме учебников, ручек и тетрадей ничего не было. Мимо, привыкшие к таким сценам, проходили ученики: не дай Бог, на урок опоздать. Наказания сыпались не только на Женю и Кирилла.

– Собирайте, ротозеи, чего ваши учебники на полу валяются?

Братья безмолвно собрали все обратно в портфели. Директор вырвал из рук Кирилла один учебник.

– Грязный! Так вы обращаетесь со школьным имуществом? Неблагодарные. Школа вам бесплатно выдает учебники, чтобы в вашей пустой башке хоть какая-нибудь мысль появилась. Учителя бьются над вами, пытаясь вбить в ваши тупые мозги крупицу знаний. А сколько сил на вас потратил я? Вместо того, чтобы работать с одаренными, перспективными детьми, я все вожусь и вожусь с вами, единственная перспектива которых – сгнить в тюрьме…

Прозвенел звонок, директор оборвал себя на полуслове и с расплывающейся улыбкой на лице сказал мальчикам:

– Так-так-так, прозвенел звонок, а вы еще не на уроке. Сколько не притворяйся, а преступная натура всегда вылезет, да? Но не бойтесь, я засуну ее обратно: будете сегодня драить полы. Во всей школе.

Женя и Кирилл промолчали. Поднимаясь по ступенькам, к ним подошел учитель химии с набитым до отказа портфелем.

– Павел Дмитриевич! – снова рявкнул директор. – Урок уже начался, почему вы опаздываете?

– Не хотел идти в школу, – громко, чтобы директор услышал, проговорил учитель.

На мгновение директор застыл, но тут же взорвался:

– Что-о-о?!

– Автобус сломался, говорю, – сказал Павел Дмитриевич, глядя прямо ему в глаза.

– Вам фантастически повезло: у меня сегодня превосходное настроение и наказыва… применять меры дисциплинарного взыскания я не буду, – поправился директор. Он посмотрел на учителя в ожидании вопросов, и, не дождавшись, торжественно объявил: – Одно крупное издательство заказало мне книгу про то, как я победил Кривляк. Миллионным тиражом выйдет.

Директор бросил братьям:

– Не то что ваша книжонка. В одном экземпляре – и то никому не сдалась, даже не нашел никто.

Павел Дмитриевич отвернулся от директора и сказал Жене и Кириллу:

– Идем, у вас сейчас мой урок.

Игорь Тимофеевич фыркнул.

– У меня важное объявление для всех учеников. Пусть все соберутся в актовом зале, это отнимет от урока всего пять минут, – и, обиженный реакцией учителя на его головокружительную новость, ушел.

– Кранты, – сказал Павел Дмитриевич Жене и Кириллу. – Что он еще придумал, мы и так уже в школе чуть ли не строем ходим, скоро я у него на перемене должен буду отпрашиваться в туалет.

В актовом зале, набитым учениками и учителями, стояла звенящая тишина. Школьники предпочти бы писать сейчас контрольную на уроке, чем сидеть здесь. Учителям уже было все равно, каждый держал в столе написанное заявление об увольнение, да только как детей бросишь.

На сцену взбежал директор, включил микрофон и объявил:

– Как вы знаете, завтра мой День рождения. Завтра будет небольшой праздник, – на этих словах учителя и ученики протяжно замычали: у них уже мозоли были от подготовки к этому «небольшому празднику», но директор, не обращая на них внимания, продолжил: – К нам приедут мэр, руководители всех предприятий города, народный вокально-инструментальный и танцевальный ансамбли. Прошу вас вести себя прилично и одеться соответственно. О требованиях к одежде и внешнему виду вам после уроков расскажут учителя. – Директор помахал кипой бумаг. – И еще раз попрошу, ведите себя соответственно высоким гостям, не позорьте меня.

Дети выдохнули: все это они слышали уже тысячу раз, – но тут Игорь Тимофеевич вспомнил:

– А, и да: с сегодняшнего дня футбол в школе отменяется. Гонять мяч, потными, грязными – это недостойное поведение для ученика нашей образцовой школы. На нас равняются…

Договорить директор не успел: волна возмущения, зародившаяся внутри каждого мальчишки, да и девчонки месяц назад, вырвалась наружу, и он утонул в оглушительном крике. Зажимая уши, он пытался перекричать их в микрофон:

– Если вы не замолчите, я сообщу об этом мэру города – и всех ваших родителей уволят с работы!

Его угроза немного охладила девочек, но мальчишки не сдавались: футбол – единственное, что утешало их этот кошмарный месяц, а за работу бороться – это дело взрослых. Один из них, сидевший прямо перед братьями, повернулся и проорал им в лицо:

– Взорвите уже эту школу к чертям!

Павел Николаевич завел седьмой Б в свой кабинет. Бунт не удался, но дети, наконец, выплеснули всю ту дрянь, которую насильно запихнул в них директор за этот месяц: покорность, страх и унижение.

– Садитесь, открывайте учебники и читайте главу про… любую главу читайте. Кто читать не может – сидит и пытается успокоиться. Женя, Кирилл, в лаборантскую. Живо.

Едва за ними тремя закрылась дверь, как дети загалдели: в кабинете в двадцать пять голосов зазвучали все известные ругательства мира.

– Тшшш! – зашипел один мальчик.

– Что? – накинулись на него остальные.

Мальчик кивнул в сторону лаборантской. Все посмотрели на закрытую дверь. Раньше Павел Дмитриевич начинал заикаться, находясь с Гайсаровыми на расстоянии километра, а сейчас сидит с ними, запершись в одной комнате. Дети рванули к лаборантской и, толкая друг друга, облепили дверь, но услышали только звяканье пробирок. Через несколько минут, в лаборантской кто-то захлопал в ладоши и стал прыгать, победно крича. Дети переглянулись: Павел Дмитриевич?! И услышали, как он прокричал:

– Получилось!

Дверь распахнулась, и детей раскидало. Павел Дмитриевич уставился на них.

– Вы почему не читаете? Химия – это величайшее волшебство, читайте-читайте! Хотя ладно, урок окончен, все свободны, мне нужно отдохнуть, – сказал учитель и, выпустив Женю и Кирилла из комнаты, снова заперся в ней.

Братья стояли перед одноклассниками с большой коробкой в руках. Они оглянулись на запертую дверь лаборантской и выпалили:

– Совсем рехнулся учитель.

– Он всегда был со странностями.

Одноклассники обступили их, пытаясь заглянуть в коробку.

– В чем дело?

Женя открыл ее и показал всем: она была доверху забита малиновой жвачкой. Одноклассники непонимающе переводили взгляд с коробки на Женю с Кириллом и обратно.

– Сказал, что хотел порадовать учеников и побесить директора.

Ребята расхватали жвачки и, принюхавшись – пахла малиной – закинули ее в рот.

– Надо раздать всем в школе, – сказал Кирилл и отсыпал каждому полную горсть жвачек.

Угощение разошлось за одну перемену.

– А вдруг это очередная проделка Кривляк, и мы потом станем малиновыми, как эта жвачка? – шептались ученики.

– Да пусть хоть в мумии превратимся, все веселее, чем это, – тыкали в огромные портреты Игоря Тимофеевича, развешенные по всей школе.

Сам директор спохватился, что происходит неладное, когда коробка уже опустела. Он насторожился.

Весь следующий урок школа, включая учителей, жевала. По коридорам и кабинетам разносился еле уловимый аромат малины.

У седьмого Б был урок физкультуры. Юматов, волосы которого, наконец, отрасли русыми, сам перекрасился в красный. Так и правда было живенько, да и директора это бесило неслабо. Закинув в рот горсть жвачек, он гонял учеников по спортзалу:

– Бежим-бежим, будто за вами гонится Игорь Тимофеевич с новым указом.

На этих словах в спортзал ворвался директор. Он оглядел детей, физкультурника, смачно жевавшим одновременно десять жвачек.

– Что это такое? – накинулся он на учителя.

– Жвачка, Игорь Тимофеевич. Обалденная, попробуйте, – он засунул руку в карман, достал оттуда еще три жвачки и протянул директору. – Малинка!

Директор остолбенел. Он ударил учителя по руке, и они разлетелись во все стороны.

– Бунт? Из-за какого-то грязного футбола?

Физкультурник затрясся.

– У него пар из ноздрей пошел. Как у дракона! – раздался шепот учеников.

Чавкнув напоследок, Юматов, глядя в глаза директора, выплюнул огромный шар жвачки к его ногам. Ученики восхищенно ахнули. Рейтинг прежде нелюбимого учителя взвился до небес.

– Жвачки – это хорошо, но городу не помешало бы немного веселья, – сказал он, не глядя на Женю и Кирилла, когда директор ушел, и тут же добавил: – Но не надо на меня ссылаться, если вы чего натворите.

Мальчики только руками развели.

К последнему уроку жвачки у всех во рту начали становиться рыхлыми, липкими и пахнуть немытыми ногами. И, как это обычно делают школьники во всем мире, дети прилепили их под стулья, скамейки, парты или выплюнули на пол и подоконники.

Директор, который к этому времени взял себя в руки, прохаживался, глядя на это и лишь усмехался.

– Это и есть ваш бунт? Это все, что вы можете? Как мелко. Сами же все убирать будете, – и директор расхохотался. – Начинайте, никто не уйдет домой, пока не предоставит мне два своих зажевыша.

– Но мы же жевали по одной жвачке, откуда у нас?.. – возразил кто-то.

Директор с силой ударил кулаком по подоконнику.

– Об этом нужно было думать раньше! Приступайте, – но тут его осенило: – Нет-нет, отдохните. Уберете завтра утром, – сказал он и добавил: – Когда они застынут и окаменеют. Жду вас завтра в пять утра, а сейчас извините, мне нужно поработать над книгой. «Как я победил Кривляк», не слышали еще? Миллион экземпляров. Я каждому лично подарю по книге со своим автографом. Все свободны. Женя, Кирилл, в мой кабинет.

– Что-то сегодня все хотят остаться с нами наедине, – шепнул брату Женя.