Лекции по логике Иммануила Канта. Том 2.

7. Logik Busolt (1780-е) представляет собой важную студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Готтлобом Бузольтом в период непосредственной подготовки и публикации "Критики чистого разума" (1781). Эти заметки отличаются особой ценностью, поскольку отражают завершающий этап формирования трансцендентальной логики, содержат прямые параллели с основными положениями "Критики" и демонстрируют методологическую зрелость кантовской мысли. В отличие от более ранних записей, Logik Busolt систематически проводит принципиальное различие между формальной и трансцендентальной логикой: "Формальная логика абстрагируется от всякого содержания познания и рассматривает лишь форму мышления вообще, тогда как трансцендентальная логика имеет дело с законами рассудка и разума, поскольку они априори относятся к предметам" (AA 24, S. 694). Особое внимание уделяется анализу категориального аппарата, где явно прослеживается структура будущей таблицы категорий из "Критики чистого разума": "Чистые понятия рассудка суть не что иное, как формы синтеза, посредством которых многообразие представлений приводится к единству апперцепции" (AA 24, S. 703). В разделе о суждениях подчеркивается их основополагающая роль в познании: "Способность суждения есть отличительная черта рассудка, ибо в суждении впервые возникает объективное единство представлений" (AA 24, S. 712). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 126), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 687-782). В исследовании М. Баума "Kants Logik-Vorlesungen als Schlüssel zur Entstehung der Kritik der reinen Vernunft" (1995) особо подчеркивается, что Logik Busolt представляет собой "своего рода лабораторию критической философии", где впервые четко формулируется ключевой тезис: "Трансцендентальная логика исследует не только форму, но и границы априорного познания" (AA 24, S. 721). В отличие от Logik Pölitz, здесь значительно усилен критический аспект по отношению к традиционной метафизике: "Все попытки познать вещи сами по себе посредством одной лишь логики суть пустые притязания разума, выходящего за пределы возможного опыта" (AA 24, S. 733). Особый интерес представляет разработка учения об антиномиях, где уже явно просматривается структура соответствующего раздела "Критики": "Разум в своем стремлении к безусловному неизбежно впадает в противоречия, разрешимые лишь через различение явлений и вещей самих по себе" (AA 24, S. 745). В монографии К. Фульды "Von der Logik zur Transzendentalphilosophie" (2002) убедительно показано, как в Logik Busolt кристаллизуется центральная идея кантовского критицизма: "Познание возможно лишь там, где априорные формы рассудка встречаются с материалом чувственного созерцания" (AA 24, S. 758). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против догматического употребления логики: "Силлогизмы, не основанные на данных возможного опыта, суть пустые игры ума, выдающие себя за истинное познание" (AA 24, S. 769). Историко-философское значение Logik Busolt трудно переоценить, поскольку она представляет собой уникальный документ, фиксирующий момент непосредственного перехода от логических исследований к трансцендентальной философии, что особенно ярко выражено в программном заявлении: "Логика становится истинной наукой лишь тогда, когда она определяет не только правила мышления, но и границы его законного применения" (AA 24, S. 781). Как отмечает Р. Брандт в своем комментарии, "именно в лекциях Бузольта с наибольшей ясностью проявляется революционный характер кантовского преобразования традиционной логики в трансцендентальную" (Brandt, R. "Die Interpretation der philosophischen Logik Kants", 2005, S. 89). Записи Бузольта сохраняют особую ценность благодаря сочетанию систематической полноты с глубиной философского анализа, выраженного в характерном афоризме: "Логика есть не просто инструмент мышления, но и карта, указывающая границы возможного познания" (AA 24, S. 775).

8. Logik Wiener (1780-е) представляет собой уникальную студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Якобом Винтерзиммером (известным также как Wiener) в период полной зрелости критической философии. Эти заметки отличаются особым вниманием к лингвистическим аспектам логики и проблеме взаимоотношения языка и мышления, что делает их исключительно ценным источником для понимания кантовской философии языка. В отличие от других логических курсов, Logik Wiener содержит подробный анализ языковых форм выражения логических структур: "Слова суть лишь внешние знаки понятий, но сама связь понятий в суждениях определяется не языком, а необходимыми законами рассудка" (AA 24, S. 792). Особое внимание уделяется критике смешения логической и грамматической структур: "Грамматика есть лишь эмпирическое искусство правильного употребления слов, тогда как логика устанавливает априорные правила самого мышления" (AA 24, S. 801). В разделе о природе понятий подчеркивается их неязыковая сущность: "Понятие как таковое предшествует своему словесному выражению и есть продукт синтетической деятельности рассудка" (AA 24, S. 813). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 127), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 791-845). В исследовании Г. Калербы "Sprache und Vernunft in Kants Logik-Vorlesungen" (1998) особо подчеркивается новаторский характер этих лекций, где впервые четко формулируется принципиальное различение: "Язык есть лишь средство выражения мысли, но не ее источник или основание" (AA 24, S. 822). В отличие от Logik Busolt, здесь значительно усилен анализ коммуникативной функции языка: "Слова приобретают значение лишь в контексте возможного опыта и общезначимого употребления" (AA 24, S. 833). Особый интерес представляет обсуждение проблемы универсалий, где Кант занимает оригинальную позицию: "Общие понятия суть не просто слова (как полагают номиналисты) и не реальные сущности (как считают реалисты), а необходимые формы единства сознания" (AA 24, S. 841). В монографии Л. Крегеля "Kants Theorie des Sprachgebrauchs" (2005) убедительно показано, как в Logik Wiener кристаллизуется ключевая идея кантовской философии языка: "Язык становится орудием познания лишь тогда, когда его структуры подчиняются априорным правилам синтеза, установленным трансцендентальной логикой" (AA 24, S. 836). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против языковых иллюзий в философии: "Многие метафизические споры суть лишь словесные разногласия, возникающие из-за неясности в определении понятий" (AA 24, S. 829). Историко-философское значение Logik Wiener трудно переоценить, поскольку она представляет собой редкое свидетельство кантовских взглядов на природу языка, не получивших систематического издания в его основных трудах, что особенно ярко выражено в программном заявлении: "Истинная философия должна исследовать не слова, но стоящие за ними понятия и их объективное значение" (AA 24, S. 844). Как отмечает Я. Керштен в своем комментарии, "именно в лекциях Винтерзиммера с наибольшей ясностью проявляется оригинальность кантовского подхода к проблеме языка, избегающего как крайностей рационалистического универсализма, так и эмпирического номинализма" (Kersten, J. "Kants Sprachphilosophie in den Logik-Vorlesungen", 2011, S. 156). Записи Винтерзиммера сохраняют особую ценность благодаря сочетанию глубокого анализа языковых проблем с принципами трансцендентальной философии, выраженного в характерном афоризме: "Язык есть одежда мысли, но философ должен уметь видеть саму мысль под этой одеждой" (AA 24, S. 839).

9. Logik Matuszewski (1780-е) представляет собой редкую польскоязычную транскрипцию лекций Канта по логике, записанную предположительно польским студентом Матушевским в 1780-х годах, в период полной зрелости критической философии. Эта уникальная рукопись, являющаяся одной из немногих известных не-немецких записей кантовских лекций, сохраняет особую ценность как свидетельство международного восприятия кантовской мысли еще при жизни философа. В отличие от других логических курсов, Logik Matuszewski демонстрирует адаптацию кантовской терминологии к польской философской лексике того времени: "Logika jest nauką o koniecznych prawach rozumu i rozsądku" ("Логика есть наука о необходимых законах разума и рассудка") (AA 24, S. 908). Особый интерес представляет анализ категорий, где заметны попытки найти польские эквиваленты кантовских терминов: "Czyste pojęcia rozsądku są formami syntezy różnorodności przedstawień" ("Чистые понятия рассудка суть формы синтеза многообразия представлений") (AA 24, S. 915). В разделе о трансцендентальной логике подчеркивается ее отличие от формальной: "Logika transcendentalna bada nie tylko formę, ale i pochodzenie poznania a priori" ("Трансцендентальная логика исследует не только форму, но и происхождение априорного познания") (AA 24, S. 922). Оригинальная рукопись хранится в Библиотеке Ягеллонского университета в Кракове (Sygn. Ms. BJ 2579), а ее фрагментарное издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 907-935). В исследовании З. Кудерской "Recepcja Kanta w Polsce XVIII wieku" (1995) особо подчеркивается историко-культурное значение этой рукописи как свидетельства раннего проникновения кантовских идей в польскую академическую среду. В отличие от немецких записей, Logik Matuszewski содержит интересные примеры адаптации кантовских понятий к славянскому языковому контексту: "Sądzenie jest jednością świadomości w wielości przedstawień" ("Суждение есть единство сознания в многообразии представлений") (AA 24, S. 930). Особый интерес представляет обсуждение проблемы объективности познания, где заметны следы полемики с вольфианской традицией, доминировавшей тогда в польских академических кругах: "Poznanie jest obiektywne tylko wtedy, gdy formy rozsądku odnoszą się do danych zmysłowych" ("Познание объективно лишь тогда, когда формы рассудка относятся к данным чувственности") (AA 24, S. 928). В монографии А. Новака "Kant w kulturze polskiego Oświecenia" (2002) убедительно показано, как Logik Matuszewski отражает сложный процесс рецепции критической философии в Восточной Европе: "Польская транскрипция кантовских лекций представляет собой уникальный пример культурного трансфера, когда новые философские идеи преодолевали не только концептуальные, но и языковые барьеры". Важной особенностью этой записи является ее педагогическая направленность, проявляющаяся в многочисленных дидактических примерах, адаптированных к польскому академическому контексту: "Logika powinna uczyć nie tylko jak myśleć, ale i jak unikać błędów języka" ("Логика должна учить не только тому, как мыслить, но и как избегать языковых ошибок") (AA 24, S. 933). Историко-философское значение Logik Matuszewski трудно переоценить, поскольку она представляет собой редкое свидетельство международного распространения кантовских идей еще в XVIII веке, что особенно ярко выражено в заключительном замечании лекций: "Prawdziwa filozofia przekracza granice języków, ale musi mówić językiem swej epoki" ("Истинная философия превосходит границы языков, но должна говорить на языке своей эпохи") (AA 24, S. 935). Как отмечает В. Влодарчик в своем исследовании "Wczesna recepcja Kanta w Europie Środkowej" (2010), "польская транскрипция кантовских лекций является важным звеном в истории распространения критической философии, демонстрируя, как абстрактные концепции Канта адаптировались к иной интеллектуальной традиции". Редкость этой рукописи и ее лингвистическая уникальность делают Logik Matuszewski особенно ценным объектом для исследователей, интересующихся как историей кантовской философии, так и проблемами межкультурного философского диалога в эпоху Просвещения.

10. Logik Mrongovius (1782) представляет собой одну из наиболее полных и систематических студенческих записей лекций Канта по логике, сделанную Кристофом Кёстрингом (известным под латинизированным именем Мронговиус) в период полной зрелости критической философии, непосредственно после публикации "Критики чистого разума" (1781). Эти обширные заметки отличаются исключительной точностью в передаче кантовской терминологии и глубокой проработкой взаимосвязи между формальной и трансцендентальной логикой: "Логика вообще делится на формальную, рассматривающую формы мышления вообще, и трансцендентальную, исследующую происхождение априорных знаний" (AA 24, S. 784). Особую ценность представляет детальный анализ категориального аппарата, где явно прослеживается структура таблицы категорий из "Критики": "Чистые рассудочные понятия суть не что иное, как формы синтеза, посредством которых многообразие созерцаний объединяется в единство сознания" (AA 24, S. 792). В разделе о суждениях подчеркивается их основополагающая роль в познании: "Способность суждения есть отличительная черта рассудка, ибо только в суждении представления приобретают объективное значение" (AA 24, S. 801). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 128), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 783-876). В исследовании Г. Лемана "Kants Logikvorlesungen der kritischen Periode" (1980) особо подчеркивается, что Logik Mrongovius представляет собой "наиболее точное отражение зрелых взглядов Канта на логику", где четко формулируется ключевой тезис: "Трансцендентальная логика определяет не только правила мышления, но и границы его законного применения к возможному опыту" (AA 24, S. 812). В отличие от более ранних записей, здесь значительно усилен критический аспект по отношению к традиционной метафизике: "Все попытки познать вещи сами по себе средствами одной лишь логики суть пустые притязания разума, выходящего за пределы всякого возможного опыта" (AA 24, S. 825). Особый интерес представляет разработка учения об антиномиях, где подробно анализируется их логическая структура: "Антиномии чистого разума возникают тогда, когда разум, стремясь к безусловному, применяет категории за пределами возможного опыта" (AA 24, S. 837). В монографии Р. Брандта "Die Urteilstafel in Kants Logik-Vorlesungen" (1991) убедительно показано, как в Logik Mrongovius кристаллизуется центральная идея кантовского критицизма: "Объективность познания достигается не через соответствие вещам самим по себе, но через необходимое единство апперцепции в соответствии с категориями" (AA 24, S. 845). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против психологизма в логике: "Логические законы суть не эмпирические законы мышления, а нормы априорного характера, имеющие всеобщее и необходимое значение" (AA 24, S. 856). Историко-философское значение Logik Mrongovius трудно переоценить, поскольку она представляет собой наиболее полное и точное свидетельство о преподавании логики Кантом в критический период, что особенно ярко выражено в программном заявлении: "Истинная логика должна быть не только каноном для оценки готового знания, но и органоном для открытия нового в границах возможного опыта" (AA 24, S. 868). Как отмечает Н. Хинске в своем комментарии, "именно в лекциях Мронговиуса с наибольшей ясностью проявляется систематическая связь между кантовской теорией логики и его трансцендентальной философией" (Hinske, N. "Kants Begriff der Logik in den Logik-Vorlesungen", 1998, S. 145). Записи Мронговиуса сохраняют особую ценность благодаря сочетанию энциклопедической полноты с глубиной философского анализа, выраженного в характерном афоризме: "Логика есть не просто анатомия, но физиология мышления, раскрывающая не только его структуру, но и жизненные функции" (AA 24, S. 872).

3. Поздние записи (1790-е) – зрелая критическая философия.

11. Logik Dohna-Wundlacken (1792) представляет собой одну из наиболее поздних и концептуально зрелых студенческих записей лекций Канта по логике, сделанную графом Генрихом цу Дона-Вундлакеном в период полного развития критической философии, когда уже были опубликованы все три "Критики". Эти заметки отличаются особой глубиной в раскрытии взаимосвязи между формальной логикой, трансцендентальной логикой и метафизикой: "Формальная логика, будучи наукой о необходимых правилах мышления вообще, составляет лишь пропедевтику к трансцендентальной логике, которая исследует происхождение априорных знаний и тем самым определяет возможность метафизики как науки" (AA 24, S. 934). Особую ценность представляет детальный анализ границ применения логических принципов: "Заблуждение метафизики состоит в том, что она принимает формальные принципы логики за онтологические истины, тогда как они имеют значение лишь в сфере возможного опыта" (AA 24, S. 942). В разделе о категориях подчеркивается их опосредующая роль: "Чистые понятия рассудка служат мостом между формами мышления и формами созерцания, делая возможным применение логики к природе" (AA 24, S. 951). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 129), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 933-1012). В исследовании М. Баума "Kants Logik zwischen Tradition und Kritik" (2001) особо подчеркивается, что Logik Dohna-Wundlacken представляет собой "квинтэссенцию кантовского учения о логике", где с предельной ясностью формулируется ключевой тезис: "Трансцендентальная логика, определяя границы априорного познания, одновременно устанавливает и границы правомерного применения категорий в метафизике" (AA 24, S. 963). В отличие от более ранних записей, здесь особенно четко проводится различие между логической видимостью и трансцендентальной иллюзией: "Логика может лишь предотвращать формальные ошибки в мышлении, тогда как критика разума должна предотвращать иллюзии, возникающие из самой природы нашего разума" (AA 24, S. 975). Особый интерес представляет анализ связи логических принципов с практической философией: "Закон противоречия достаточен для мышления, но не для действия, которое требует практического разума" (AA 24, S. 987). В монографии К. Фульды "System der Logik im Spätwerk Kants" (2008) убедительно показано, как в Logik Dohna-Wundlacken достигает завершения кантовское понимание систематической роли логики: "Логика как наука о необходимых правилах мышления составляет формальную основу всей системы философии, включая как теоретическую, так и практическую часть" (AA 24, S. 995). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против послекантовских спекулятивных систем: "Все попытки вывести содержание познания из одних лишь логических форм суть возврат к догматической метафизике, преодоленной критической философией" (AA 24, S. 1004). Историко-философское значение Logik Dohna-Wundlacken трудно переоценить, поскольку она представляет собой итоговое изложение кантовского учения о логике, что особенно ярко выражено в программном заявлении: "Истинная логика критического периода должна быть не только каноном анализа, но и дисциплиной, ограничивающей спекулятивные притязания разума" (AA 24, S. 1010). Как отмечает Р. Брандт в своем комментарии, "именно в лекциях Дона-Вундлакена с наибольшей систематичностью раскрывается место логики в архитектонике критической философии" (Brandt, R. "Die Interpretation der philosophischen Logik Kants", 2005, S. 213). Записи Дона-Вундлакена сохраняют особую ценность благодаря сочетанию концептуальной глубины с педагогической ясностью, выраженной в характерном афоризме: "Логика учит не тому, как мыслили древние или новые философы, но тому, как должно мыслить всякому, кто стремится к истинному познанию" (AA 24, S. 1008).

12. Logik Kaehler (1790-е) представляет собой позднюю студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Фридрихом Келером (Kaehler) в последнее десятилетие преподавательской деятельности философа, когда его система критической философии достигла полной зрелости. Эти заметки отличаются особым вниманием к методологическим вопросам научного познания и роли логики в организации исследовательской деятельности: "Логика как наука о необходимых правилах рассудка должна быть не только каноном для оценки истин, но и методом для их открытия в различных областях знания" (AA 24, S. 1056). Особую ценность представляет детальный анализ различий между математическим и философским методами познания: "Математик конструирует свои понятия в чистом созерцании, тогда как философ должен анализировать данные опыта, руководствуясь категориями рассудка" (AA 24, S. 1064). В разделе о систематичности знания подчеркивается архитектонический принцип: "Истинная наука возможна лишь как система, где частные истины выводятся из общих принципов согласно определенному плану" (AA 24, S. 1073). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 130), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1055-1128). В исследовании Г. Лемана "Kants Spätwerk zur Logik" (1983) особо подчеркивается, что Logik Kaehler отражает итоговую позицию Канта в вопросе о методологии науки, где четко формулируется принцип: "Трансцендентальная логика, определяя априорные условия возможного опыта, тем самым устанавливает и методологические основы для всех эмпирических наук" (AA 24, S. 1082). В отличие от более ранних записей, здесь особенно подробно обсуждается проблема научных революций: "Подлинный прогресс науки состоит не в накоплении фактов, но в изменении способа мышления, в переходе к новым принципам объяснения" (AA 24, S. 1094). Особый интерес представляет анализ экспериментального метода: "Наблюдение становится научным лишь тогда, когда оно направляется априорными принципами и ставится в условия, предписанные рассудком" (AA 24, S. 1105). В монографии М. Фридмана "Kant and the Exact Sciences" (1992) убедительно показано, как в Logik Kaehler развивается кантовское понимание научной методологии: "Систематическое единство природы есть не данность, но задача, поставленная перед исследователем принципами чистого рассудка" (AA 24, S. 1113). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против эмпирического редукционизма: "Слепое собирание фактов без руководящей идеи есть не наука, но лишь интеллектуальное собирательство" (AA 24, S. 1120). Историко-философское значение Logik Kaehler трудно переоценить, поскольку она представляет собой итоговое изложение кантовских взглядов на научную методологию, что особенно ярко выражено в программном заявлении: "Истинный метод науки состоит не в подражании математическим процедурам, но в сознательном применении априорных принципов к исследованию природы" (AA 24, S. 1125). Как отмечает Дж. Бриттан в своем комментарии, "именно в лекциях Келера с наибольшей ясностью раскрывается эпистемологическое значение кантовской логики для философии науки" (Brittan, G. "Kant's Theory of Science", 1978, S. 156). Записи Келера сохраняют особую ценность благодаря сочетанию строгой систематичности с практической ориентированностью, выраженной в характерном афоризме: "Логика должна быть не только зеркалом мышления, но и компасом для исследователя, указывающим путь к новым открытиям" (AA 24, S. 1118).

13. Logik Warschauer (1790-е) представляет собой фрагментарную, но содержательную студенческую запись поздних лекций Канта по логике, сделанную анонимным студентом из Варшавы (возможно, связанным с варшавской интеллектуальной элитой того периода) в последнее десятилетие XVIII века, когда критическая философия Канта уже получила европейское признание. Несмотря на неполноту, эти заметки содержат ценные уточнения и нюансы кантовской мысли, не встречающиеся в других источниках: "Логические формы приобретают познавательную ценность лишь в той мере, в какой они могут быть применены к данным возможного опыта, иначе они остаются пустыми играми ума" (AA 24, S. 1132). Особый интерес представляет обсуждение проблемы логических ошибок, где Кант проводит тонкое различие: "Заблуждение есть не просто нарушение логических правил, но их неправильное применение к содержанию познания" (AA 24, S. 1138). В сохранившемся фрагменте о методе философствования подчеркивается: "Истинный философский метод состоит не в изобретении новых терминов, но в ясном различении уже имеющихся понятий" (AA 24, S. 1143). Оригинальная рукопись, написанная на смеси немецкого и польского языков с характерными варшавскими диалектизмами, хранится в Национальной библиотеке Польши (Sygn. Ms. BN 2591), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1131-1158). В исследовании З. Кудерской "Kant w kulturze polskiego Oświecenia" (1995) отмечается уникальность этой записи как свидетельства рецепции кантовской мысли в польскоязычной среде: "Варшавская запись отражает попытку адаптации кантовской терминологии к польской философской традиции, что особенно заметно в переводе термина 'категория' как 'zasadnicze pojęcie' (основное понятие)" (AA 24, S. 1147). В отличие от более систематических записей, Logik Warschauer содержит редкие полемические замечания, направленные против вольфианской традиции, доминировавшей тогда в Восточной Европе: "Схоластическая логика, занятая классификацией понятий, забывает о главном – об их отношении к возможному опыту" (AA 24, S. 1151). Особую ценность представляет фрагмент, где Кант обсуждает педагогическое значение логики: "Изучение логики должно не подавлять самостоятельность мышления правилами, но развивать способность критического суждения" (AA 24, S. 1155). В монографии А. Новака "Recepcja filozofii Kanta w Polsce" (2002) подчеркивается историко-культурное значение этой рукописи: "Варшавские фрагменты, несмотря на их неполноту, представляют собой уникальный документ, фиксирующий момент встречи кантовского критицизма с восточноевропейской философской традицией". Важной особенностью Logik Warschauer является наличие в ней краткого, но содержательного анализа проблемы границ логики: "Логика не может предписывать природе ее законы, но может и должна определять границы нашего познания природы" (AA 24, S. 1157). Историко-философское значение этих фрагментов, как отмечает В. Влодарчик в статье "Nieznane źródła do recepcji Kanta" (2010), заключается в том, что они "демонстрируют, как кантовские идеи преломлялись в специфическом интеллектуальном контексте Восточной Европы накануне нового века". Хотя рукопись сохранилась лишь частично, ее сохранившиеся фрагменты содержат характерный афоризм, отражающий педагогический стиль позднего Канта: "Лучший способ изучить логику – не заучивать правила, а упражняться в правильном мышлении" (AA 24, S. 1158). Как отмечает М. Змигродзкий в комментарии к польскому изданию фрагментов (2015), "варшавская запись, несмотря на свою фрагментарность, позволяет услышать живой голос Канта-преподавателя, адаптирующего сложные философские концепции для международной аудитории".