Сломанные титры любви

Кэролайн Невилл

Сломанные титры любви

Посвящение

Посвящается всем, кто пытается переписать

свою историю жизни. Искренние чувства

способны изменить любой финал,

даже в фильме про любовь.

Пролог. Кейтлин

Прохладный зимний бриз едва ударил в лёгкие. Сейчас он не был таким же страшным и морозным, как когда-то в детстве. Таким теперь навсегда я запомнила Чикаго, где бы не видела упоминание о нём в новостях.

Виновником был заснеженный и морозный январь. Многие не любили его за холод, который он оставлял не только на коже, но и внутри. Ледяная глыба превращалась в крепкий замок, чтобы отключить все чувства до окончания бесконечных стуж.

Я тоже ненавидела зиму. Именно тогда что-то сломалось во мне, и я стала тем, кто прячется за сотнями стёклами льда, боясь подпустить кого-то к себе ближе.

Девятое Рождество стало последним, когда я верила в тепло и любовь. Это всё, что я хорошо помнила. Затем был холод. Шрам от него поселился в груди и до сих пор не смог зажить.

Из меня сделали воспитанницу детского дома. Не совсем правильную и прилежную, как требовал установленный кодекс. Это не было моим местом. Моим прежним местом, где мы жили вместе с родителями до того, как они выбрали не меня и моего брата, а алкоголь.

Стивен был старше меня всего на три года, но вёл себя, как самый настоящий взрослый в отличие от меня.

Каждую ночь детский плач доносился из правого крыла. Старший брат слышал его постоянно.Я боялась засыпать в другой комнате вдали от него. Даже плюшевая игрушка не укрывала меня от бушующих страхов повсюду.

– Когда меня не будет рядом, обнимай его, – говорил он, нежно перекладывая милого пингвина в мои руки.

Я с осторожностью вертела пушистое создание, вытирая им скатывающиеся слёзы.

– Мне не нужен этот странный пингвин. У него глупая улыбка. Почему он вообще улыбается?

Брат улыбался, касаясь моего плеча. Его большие серые глаза почти светились, а мягкие и сильные руки уже не были такими горячими, как раньше. Он остывал.

– Это от холода. Он ждёт, пока его кто-то согреет. У тебя доброе сердце, Кейтлин. Знаю, что ты сможешь помочь ему.

– А если моё сердце тоже замёрзнет?

Я схватилась за лоскуток ткани, проверяя бьётся ли всё ещё оно или напрочь остановилось. Игрушка наверняка тоже слышала частые постукивания и ощущала жар, горящий в груди.

В старых детских поношенных вещах Стивен помог отыскать кукольные шапку и шарф, которые могли, как я верила, помочь игрушке переждать мороз. Казалось, что чем больше я до него дотрагивалась, тем быстрее он становился теплым в моих руках.

– Найдется тот, кто сможет это сделать вместо меня.

Тогда я не придала этим словам никакого значения, потому что Стивен всегда был рядом со мной, защищая от тех, кто пытался нас разлучить.

Пингвинёнок Лу тоже стал моим другом. Ему пришлось им стать, когда я в последний раз увидела своего брата, переходившего через стальные ворота. Он не успел попрощаться со мной. Его серые глаза теперь жили в теле игрушки.

За годы пребывания в этом убежище я поняла, что хочу стереть всё, что было до того момента, как я оказалась здесь.

Когда меня лишили последней частички себя, я узнала, какими дети бывают жестокими: что они готовы на всё, чтобы сломать тебя. Я оставалась один на один с теми кошмарами, которые сделали меня взрослее. Слишком жесткая реальность, к которой ты становишься прикован до своего совершеннолетия. Или, когда нарушаешь правила.

Перед сном я затыкала уши, когда слышала, как воспитатели читали в главном зале сказки со своими счастливыми концами. Всё это было неправдой, я уверяла себя в этом. Таких финалов не существовало. Не могло быть. Иначе почему оказалась здесь?

Не знаю сколько раз я пыталась сбежать из этой клетки, думая, что смогу сбежать и от самой себя.

– Он никогда не вернется за тобой! – эхом слышались отголоски детских злых языков.

– Неправда!

Мои сопротивления казались слишком ничтожными против десятка таких же как я, только сильней. Стивен всегда твердил, что нужно верить только в лучшее, даже если на это не оставалось сил.

– Посмотри на себя и свои лохмотья. Никто не захочет даже смотреть на тебя.

Моё платье в зеленый горошек изрезали прямо мне. Я избавилась от него сразу же, надев синюю длинную футболку Стивена, которая было мне почти до колен.

Как бы я не продолжала бороться, они всё равно оказались правы. Я никому не была нужна. Мой дом больше не находился в пределах Чикаго. Мне стоило найти новый.

Я вздрогнула, когда ветер снова попытался отвлечь меня от прошлого. Залив Порт-Джексон казался бесконечным даже с высоты Сиднейского моста. Место, накрепко соединяющее прошлое и настоящее. Аэропорт и новое пристанище, которое я называла своим новым домом.

Теперь я ненавидела лето. Всё поменялось местами, когда я сбежала от своей старой жизни в Австралию. Здесь времена года менялись местами. Я думала, что смогу так что-то изменить: что теплая зима наконец растает под жарким солнцем. Но этого не произошло.

Я сделала пару новых штрихов к эскизу одежды в дневнике, а затем поднялась с края платформы. Оставалось дождаться пока закат вскоре уступит место луне. Мне нравилось смотреть, как город угасает под последними огнями. Я выбирала ночь.

Только на противоположном крае моста, где солнце продолжало ещё светить ярко-желтыми лучами, стоял парень. Среди всех проезжающих мимо машин мы были только вдвоём. Нас ничего не связывало. Случайные знакомые, оказавшиеся вместе на одном перепутье.

Почти развернувшись к нему спиной, я заметила, как его рука застыла в верху в воздухе, махая мне. Уголки губ едва приподнялись от нелепого жеста. Я ничего не ответила ему, убедившись, что каменное сердце лучше разбитого.

Я убежала прочь, прижимая к груди наброски.

Пролог. Оуэн

Моя семья осталась там, в Чикаго, где мне больше нельзя было появляться даже под пушечным выстрелом. Уютный очаг навечно погряз под тяжелыми серыми тучами, затмив солнце.Шелест страниц потерялся в бесконечном новостном звуке. Сосредоточиться на аккуратно исписанных буквах совсем не получалось. Я приложил шариковую ручку к листу, чтобы вывести следующее слово, но в мгновение остановился. Меня словно ударило током. Пальцы резко разжались и выронили из своей хватки самый важный для меня инструмент. Глаза следили за бегущей строкой на телеэкране. Кто-то из персонала переключил музыкальный канал на ABC NEWS. Я мог не придать этому должного значения, если бы не услышал название города, который остался негласным прошлым в моей истории. Руки по привычке сжались в кулак, а взгляд всё ещё был прикован к картинкам из старой жизни. Чикаго. Неравенство нищеты юга и красоты даунтауна. Контраст жизни и смерти. Я знал его совсем другим. Место, нарисованное мелом на асфальте и воплощенное архитектором в самых ярких его фантазиях. Там, где улыбки были подобны солнечному свету, а полные радости возгласы походили на надежду в лучшее. До того, как мне пришлось узнать другую его сторону. Из меня сделали заложника собственного выбора. Ужасное чудовище, скрывающееся за черной маской. Но светлая сторона меня всё ещё жила в образе сестры. Её звали Холли. Это имя идеально подходило ей. Я стал старшим братом в пять лет. И с самых первых секунд, когда наши с ней взгляды пересеклись, я дал себе нерушимую клятву, что всегда буду защищать её. – Мама, он снова поменял диск на своих «Трансформеров». Я хотела посмотреть мультик про Ариэль, а он всё испортил,– кричала Холли с дивана в гостиной, поправляя свой игрушечный хвост на ногах. Она воображала себя русалкой. Меня всегда это забавляло. Особенно её красный парик на волосах, из-под которого виднелись её каштановые настоящие волосы. – Так нечестно, Холли. Теперь моя очередь. Ты включаешь его уже сотый раз. Я запомнил уже всё наизусть.Кнопка пульта скользнула на выключение и экран тут же погас. Лицо сестры стало по-детски грозным. – Почему ты постоянно так делаешь? Разве ты ненавидишь меня?Она неуклюже упал на пол, протирая жалостливые слёзы со своих щёк. Холли всегда так делала, когда что-то шло не так, как она хотела. И это действовало на меня, чтобы я сдался. Я не мог смотреть на то, как она грустит. Даже в такие моменты мне хотелось подарить ей весь мир, который Холли заслуживала. – Это не так, – я подошел ближе к сестре. – Ты очень дорога мне. И знаешь, хорошо. Мы будем смотреть то, что ты любишь.Она радостно заерзала в моих объятиях, смотря на меня умилительными глазами. – Ты самый лучший!Я так и не смог увидеть, как она взрослеет. Как её любимый мультфильм «Русалочка» сменяется сериалом «H2O: просто добавь воды». Это было одним из последних теплых воспоминаний о ней. Чужие и грязные руки, прикоснувшиеся к самому дорогому, натолкнули меня на выбор, который в конечном итоге оказался неверным для других. Я совершил неисправимую ошибку и поплатился за неё руками, погрязшими в крови. Каждый раз, читая новости, думаешь, что тебя это не может коснуться, пока не сталкиваешься со страшными последствиями лицом к лицу. Я узнал на себе, как мир несправедлив и нечестен. Особенно к самым невинным. Справедливость не всегда на твоей стороне. Теперь я совсем другой человек. Не тот, про кого говорили на каждом углу в СМИ. Не преступник и не герой. Новое имя. Новый паспорт. Новое место. Я взглянул в окно, где виднелась приветственная табличка «Добро пожаловать в Сидней!». Город, укутавший меня в свои объятия, притворяясь новым домом. Из меня словно вырвали часть сердца и отбросили на несколько десятков тысяч километров глубоко в даль. Дни тишины сменились годами. Моё прошлое стерлось. Оставалось только настоящее. Оно казалось таким размазанным даже сейчас. Только отголоски старой жизни постоянно кричали внутри меня: «Ты такой же, как и он!» «Твоё проклятие гореть в аду!» «Не оставляй нас!»Из всех криков, последний бил по открытой ране сильнее всего. Если бы я только знал, что именно с этого момента начнется моя история.Наверное, поэтому я решил стать им сам, чтобы сохранить ту прежнюю видимость внутри себя. Так странно было продолжать листать ленту прошедших событий в телефоне и в вечной лихорадке постоянно искать своё имя, от которого больше ничего не осталось. О котором никто не знал кроме тебя и потерянных близких. За последние несколько дней я сумел написать только несколько ключевых сцен в свой блокнот. Не знаю на что я надеялся, когда решил, что выдуманные истории на бумаге смогут отвлечь меня от собственной жизни. Сценарии всех моих работ отличилась друг от друга, но всегда имели что-то общее – правильный и счастливый конец. Если я не заслуживал своего счастья, то мог написать его для других. Я переписывал свою историю множество раз, но каждая из них заканчивалась одинаково: я терял всё, что мне было дорого. Сейчас же во мне случайно загорелась последняя искра веры. Я осознал, что невозможно написать что-то новое для чего-то старого. И тогда я стер все прошлые упоминания о том, из чего состоял раньше. Стоило попытаться изменить ход событий с самого начала. Я оставил купюры на столе за крепкий черный кофе. Его аромат ещё витал над моим столиком, когда я уходил из кафе. Ноги несли меня вперёд, к уже знакомому легкому бризу. Вперёд по ярким пятнам из солнечных лучей. Остановившись на Сиднейском мосту, я едва отдышался. В груди словно не осталось воздуха. Я чувствовал, что должен был оказаться здесь. Сердце странно забилось в груди, заставляя тепло разлиться по всему телу. Я сделал шаг назад и развернулся в сторону темноты. Здесь заканчивался день и начинался закат. Распутье. Не придав этому никакого значения, я собирался вернуться обратно, но совсем незаметный силуэт на другом конце моста заставил меня замереть на месте. Я видел девушку с черными как ночь и длинными волосами. Они развивались на ветру. А её платье подрожало цвету волны. Между нами стояли громкие гудки автомобилей и шум океанских судов. Какова вероятность, что мы могли увидеть и понять друг друга? Шанс никогда не равнялся нулю, поэтому наши взгляды всё же пересеклись.

Глава 1. Кейтлин

Очередное прикосновение скользнуло по моей коже. Чьи-то смелые руки оставляли везде отпечатки, пока я не позволяла им остановиться. Это казалось таким простым: поддаваться навстречу тому, в чем я так нуждалась, и ничего больше.

Никаких бабочек в животе. Обязательств. Противоречий.

Я находила себя в приятных ощущениях среди разных и чужих объятий. Это действительно делало меня нужной. Всего пару встреч каждую неделю и мой запас одиночества снова исчезал на несколько мгновений.

Многие сравнивали секс с ярким и трепещущим огнём, готовым заставить тебя пылать от каждого простого вздоха. Дьявольский пожар, готовый истерзать до изнеможения и вернуть обратно к жизни. Искры в глазах от влечения и желания продолжать столь приятную тираду.

Ничего из перечисленного мне так и не удалось почувствовать. Моё тело испытывало только страсть. Простую. Изжитую.

Собиралась ли я что-то менять? Определённо, нет. Мне казалось достаточно того, что я не до конца мертва.

Поцелуи, пытающиеся удержаться на моих губах хотя бы на пару секунд, ничего не значили. В груди не загоралось. Через вечную мерзлоту не проходил ни один никчемный уголёк.

Легкое нажатие на ягодицу прошлось новой волной обманчивого возбуждения.

– Ты очень горячая. Чёрт, я больше не продержусь.

Парень перестал медлить и принялся с грубой силой входить в меня до самого основания. Я издавала стоны. Не знаю, были ли из них какие-то фальшивыми, если часть удовольствия всё же проливались по моим венам.

Снизу пульсировало. Я растекалась по стволу незнакомца, пока тот удерживал меня за волосы во время своих утех. Он жадно водил своим взглядом, ощущая превосходство. Всем парням нравились подчинение и контроль, но только я была не из таких девушек, что полностью готовы остаться в тени. Я отстранилась, а затем перехватила инициативу, чтобы закончить начатое. Это не позволило бы мне казаться использованной дурой.

– Ну же, покажи, как ты меня хочешь.

Стоны стали громче и резче. Я видела множество раз, как каждый начинал теряться, приближаясь к исступлению. У меня получалось сводить их с ума. Только пока моё тело было для всех открытым, что-то глубоко внутри всё равно оставалось неприступным.

– Я кончу для тебя детка, если ты так умоляешь об этом.

Ещё один толчок стал последним. Он содрогнулся и упал рядом, пытаясь отдышаться. А затем его взгляд остановился на мне. Ему хотелось услышать о том, какой он Бог в постели. Самолюбие таких эгоистов никогда не сможет насытится полностью.

– Ты неплохо постарался.

На его лице застыло недоумение вперемешку с опустошением.

– И это всё? Я рассчитывал на большее.

– Я не из таких девушек.

Как только ноги коснулись пола, я тут же подобрала своё черное бельё и принялась натягивать его на себя обратно.

Я получила то, что хотела. Теперь во мне поселилось отвращение к тому, кто сидел сейчас напротив меня, и чем быстрее я уйду отсюда, тем быстрее забуду ничего не значащую плотскую близость.

Возле кровати ещё лежала моя сумка, но, потянувшись за ней, парень опередил меня. Он успел перехватить её и принялся доставать всё содержимое. В его руках оказалось то, что мне было дорого.

– Это что детские – рисунки?

– Отдай немедленно!

Я никому не доверяла свои эскизы. Пусть вся я буду испятнана, но только не они.

Взгляд парня изменился. Он поднял свертки вверх так, чтобы я не могла до них дотянуться.

– Знаешь, я не терплю, когда меня ни во что не ставят.

Послышался звук рванной бумаги. Часть набросков уже витала в воздухе кусками. Тени от карандаша смазывались по паркету.

– Ты чертов идиот!

Я упала на колени, собирая что-то сокровенное по осколкам.

– Пошла ты.

В спешке надев оставшуюся одежду, я показала ему средний палец.

Гостевой дом, в котором я провела сегодняшнюю ночь, выглядел намного лучше всех предыдущих, где я останавливалась: высокие потолки, узорчатая деревянная мебель, настоящая библиотека, несколько спальных мест и кабинетов. Похоже, что у этого придурка было много денег, чтобы потратить их всего на одну ночь с первой попавшейся девушкой.

Телефон завибрировал в кармане джинс. Это было напоминание о том, что меньше, чем через полчаса мне нужно быть на работе. После окончания колледжа среди всех неудачных попыток мне повезло устроиться в одну из престижных дизайнерских студий «HURD». Они разрабатывали и выпускали свою линию одежду. Сюда мог попасть далеко не каждый и для меня это был лишь удачный случай.

Всё могло сложиться слишком хорошо, если бы не вечные замечания Лорэнс Буш – управляющей бренда. Ей всегда казалось, что моих знаний недостаточно, чтобы двигаться дальше.

Остановившись около своей любимой кофейни «CoolMac» по пути к парку Милсон, я на автомате сделала заказ.

Голова отвратительно раскалывалась. Единственным моим спасением сейчас могла стать чашка двойного эспрессо. Я предпочитала чёрный и горький кофе. Строгость и безразличие даже в таких мелочах.

Пока лёгкие вдыхали запах свежеиспечённых круасанов, а звуки работающей машинки для напитков разносились по всему помещению, я случайно остановила свой взгляд на двух непохожих друг на друга парах по разные стороны зала. Одна из них мило целовалась и разговаривала, а другая громко ссорилась, выясняя отношения. Я смотрела между ними прямо посередине, пытаясь понять, какого это – влюбиться и заботиться о ком-то.

За все свои двадцать три я совершила всего одну такую ошибку, доверив всю себя. Сейчас же всё было по-другому. Привязанность стала моим врагом, поэтому я больше не позволяла себе испытывать её. Так глупо терять себя в другом человеке.

Я потянулась к вискам, протирая их, чтобы отогнать прочь любые мысли о любви. Когда бариста нажал на звонок, мой напиток уже стоял на стойке выдачи.

Оставив улыбку вместо чаевых, я захлопнула за собой дверь.

Из всех тихих и прибережных оазисов мне нравился только тот, что располагался в самом сердце Северного Сиднея.

Помимо привычных зеленых и голубых цветов, которые встречались чуть ли не на каждом углу в городе, здесь всё выглядело как-то особенно. Всё дело было в деревьях жакаранды, которые раскидисто цвели ближе к весне фиолетовыми оттенками. Это походило на простую нелепость, словно заблудившийся в саду одинокий художник, случайно опрокинул банку с краской на пустые участки парка, чтобы развеселить их.

Если бы я не вышла так поздно, то непременно заглянула бы на причал, чтобы посмотреть на прекрасные белые яхты, вальсирующее вдоль бухты Карининг.

Мне хватило пары глотков кофе, чтобы вернуть себе рассудок и плюхнуться на свободное место за столом. Деревянная поверхность едва проглядывалась сквозь разные раскроенные ткани и прочие инструменты для шитья. Я принялась раскладывать свои эскизы, собирая их воедино, пока миссис Буш исправляла у каждого наброски. Для неё не было пределу совершенству.

– Вам стоит изменить фасон рукава, и убрать пару лишних сантиметров по низу рубашки, иначе потом, когда вы попытаетесь сделать что-то по этой схеме, у вас ничего не выйдет.

Я знала, что первым делом она обратит внимания на истерзанные наброски и заставит их полностью переписать. За полгода работы здесь, я почти могла предугадать каждый её шаг.

Вот, она проходит между мольбертами с объяснениями анатомии, затем просматривает фотографии со своих показов, а теперь…

Лорэнс Буш замерла около моего места вместо того, чтобы продолжить обсуждать новую концепцию весенней коллекции, когда на календаре всё ещё читался декабрь.

– Что вы сделали со своими работами?

Я сделала вид, что не расслышала замечания управляющей и продолжила рисовать мелом на одежде.

Спустя каких-то пять секунд мои неаккуратные пазлы эскиза были перемешаны между собой из-за того, что Лорэнс положила поверх свои бумаги. Возможно, она просто не заметила меня. Тогда я попыталась аккуратно вернуть всему исходный вид, как женщина показательно закашляла.

Её взгляд изменился, став более строгим и грубым. Черты лица заострились от недовольства, а морщины на лбу стали намного отчётливее, чем прежде. Даже цвет её одежды сегодня был на несколько тонов темнее.

– Что-то не так, миссис Буш?

– Да. Вы уволены.

Не знаю, было ли это так предсказуемо, но моё тело никак не отреагировало на такое громкое заявление. Глаза остались такими же серыми и пустыми для неё.

Она ждала от меня огорчения, поэтому протянула листок с увольнением прямо перед моим носом. Я отодвинулась чуть левее, чтобы её профиль продолжал находиться в поле моего зрения.

– И почему же вы приняли такое решение?

Мне было всё равно, что она думала обо мне.

– Вы единственная, мисс Мэллори, кто не хочет соответствовать нашему стандарту. Ни одна из моих правок так и не была учтена вами. Я сочла это за протест и неуважение.

– Дело не в этом. Просто вы боитесь, что-то кто-то превзойдёт вас, поэтому ищите любую возможность, чтобы опустить каждого, кто пытается перейти вам дорогу.

– Простите?

Её глаза округлились сильнее прежнего. В эту же секунду я схватила со стола первую попавшуюся ручку и поставила свою подпись с датой. Мне незачем было находиться там, где всех равняли под один стандарт, даже если когда-то я считала это место пределом своих мечтаний.

– Как насчёт встречи на неделе моды? Например, где-нибудь в Нью-Йорке или Париже?

Я натянула надменную улыбку, чтобы в последний раз проводить её своим прощальным взглядом.

– Хамка!

Слова Лорэнс звучали уже где-то вдалеке. Мой рабочий день закончился, даже не успев начаться.

«Отлично, Кейтлин. Ты снова облажалась»,– проговорила я про себя, покидая порог главного офиса. Наверняка все продолжали смотреть через панорамные окна на мою уходящую тень.

И пусть снаружи я казалась стойкой и сильной, внутри меня постепенно рушился целый мир.

С самого начала моего пребывания в Сидней всё продолжало валиться у меня из рук. И почему я выбрала именно отдалённый материк, а не другой приближённый город к Чикаго?

После того, как меня выставили на улицу из детского дома в мои четырнадцать, я тут же отправилась в аэропорт. Бегущие строчки на табло были заполнены сверху до низу разными перелётами. Я смотрела на них со страхом. У меня не было ничего кроме накопленных пособий и нескольких вещей в маленьком рюкзаке.

Когда подошла моя очередь, на стойке регистрации меня спросили о том, куда я хочу отправиться. Именно в тот момент высветился рекламный постер Австралии. В тот момент мне казалось верным решением отправиться в длительное путешествие в гордом одиночестве. Моя дорога имела начало, но только не конец.

Я приземлилась в Сиднее по счастливой случайности, но ещё по счастливой случайности наткнулась на Люсинду в одном из магазинов одежды, где я пыталась украсть красивое платье. Тогда она не сдала меня, а пообещала сшить намного лучше.

Отчаянно свернув на Спрессон-стрит, я остановилась около небольшого и простого двухэтажного домика из серого кирпича. Среди всей этой строгой лаконичности на стене висела яркая табличка с порядковым номером 77.

– Я дома.

Спустя столько лет было всё ещё непривычно называть так место, с которым тебя никогда ничего не связывало кроме случайности.

Внутри дома было всего пару комнат – гостиная, две маленькие спальни, ванная и комната для шитья на втором этаже. Заработанных денег почти хватало на оплату жилья и прочие расходы. Одежду Люсинда всегда шила для нас двоих, пытаясь экономить даже на таких вещах. Но мне это даже нравилось.

Словно услышав мои мысли в гостиную влетела милая женщина. Её пепельные волосы выделялись вместе с красной помадой, без которой она почти не представляла своей жизни. Сегодня на ней был ядовито-желтый брючный костюм. Люсинда любила быть в центре внимания и выделяться среди толпы. Паспорт твердил, что не так давно ей исполнилось пятьдесят, но на самом деле она выглядела не старше тридцати.

Она показалась в проходе бокалом красного вина и наполовину пустой бутылкой. Заметив мой гнусный вид, Люсинда слегка встревожилась.

– Паршивый день?

– Я бы сказала очередной паршивый день, – процитировала я, а затем одолжила бутылку и сделала пару глотков прямо из горла.

– Похоже, что-то тебя сильно расстроило.

– Меня просто уволили.

Я прошла вперёд в гостиную, падая на диван и отбрасывая сумку с эскизами в самый дальний угол.

Люсинда огорчённо покачала головой. Она была единственной, кто верил в меня. Только у меня почему-то всё равно получалось подводить её.