Толкователь

Толстяк проявил чудеса выдержки и осторожности, однако в деле маскировки он не мог ровняться с профессионалами, которые скрывались по многу дней, а то и недель, поэтому вечером он выдал себя тем, что вышел-таки из здания на небольшую прогулку и на перекур. Это и вправду был толстяк, однако подпольная жизнь уже согнала жирок с его щек: он ощутимо сбросил вес, и если бы он продолжал в таком же духе еще месяц, то смог бы убрать и живот, но судьба не предоставила ему такого шанса. Увидев цель Гриф махнул рукой сидевшему на полу Толу, они обо всем заранее договорились поэтому без слов спустились на первый этаж, и так как, выход из их здания располагался напротив входа в дом, где скрывался Толстяк, то, они вышли через задние окно вне зоны видимости курившего объекта. Гриф первым добрался до угла откуда жертва была отлично видна: Толстяк прислонился к косяку входной двери, его слегка закрывала тень. В виду отсутствия уличного освящения пространство перед домами было погружено во тьму , однако Гриф решил не рисковать и дождался пока Толстяк докурит, выбросит сигарету, повернется спиной к ним и начнет заходить в здание, после чего он почти мгновенно пересек разделяющие их десять метров, приблизился к спине Толстяка, только-только перешагнувшего порог, и стукнул его кулаком по затылку, тело повалилось, Гриф подхватил его не дав громко упасть. Тол подошел к нему, и они стали слушать, что происходит внутри дома, но оттуда не раздавалось ни звука, никто не звал Толстяка и не шел ко входу выяснять почему тот так долго курит. Похоже, что объект жил один.

Но, даже убедившись, что никогда рядом нет, они не заговаривали, Гриф знаками объяснил, что надо поднимать тело и нести к машине, укрытой в тени одного из зданий в двухстах метрах отсюда, Тол кивнул. Они подхватили Толстяка под мышки, он хоть и был невысокий, но из-за живота весил прилично, поэтому нести его оказалось трудно. Подойдя к машине Гриф достал заранее приготовленные веревки связал Толстяка, воткнул ему кляп в рот, после чего пленника бросили на заднее сиденье. Теперь требовалось найти помещение, в котором можно было бы его допросить, можно было выбраться на пустырь, за городом, но для этого требовало проезжать военные посты, и там вряд ли обрадовались связанному человеку на заднем сиденье.

– Предлагаю никуда не ехать, а засесть где-нибудь здесь, – сказал Гриф.

– Пожалуй ты прав, тут много покинутых построек, наверняка найдем что-то подходящее, – согласился Тол.

Машина двинулась вглубь порта: в ту часть, которую прекратили эксплуатировать еще двенадцать лет назад, именно тогда международная коалиция вышибла доблестные войска Песчаной республики из Прибрежного края, лишив огромных нефтяных богатств. Затем против республики ввели многочисленные санкции, которые тяжелой косой прошлись по всей стране, в том числе и по части порта Южного города: уменьшился товарооборот с миром, уменьшилась и потребность в порте.

Луны не было, фонари давно покинули это унылое место, темноту разгонял только луч фар, он исправно выхватывал растрескавшийся асфальт, местами переходящий в грунтовку, углы облезлых зданий, кучи мусора, ржавые контейнеры. Чем дальше они ехали, тем хуже была дорога и тем меньше становилась скорость, так что машина едва тащилась. Спустя десять минут прямо перед ними возникла очередная обветшалая постройка, однако время пощадило ее и на первый взгляд она стояла довольно прочно, темные рамы пялились на подъехавших намекая, что тут уже давно никого не было и вряд ли будет. Гриф остановил машину, вышел и в свете фар начал осматривать местность перед домом на предмет присутствия других людей, в этот момент он выглядел как поисковая собака: согнувшийся, напряженный, с рыскающим взглядом, он даже несколько раз принюхался. Результаты его удовлетворили, он подошел к машине со стороны Толкователя и сказал:

– Похоже, тут нет людей, сейчас осмотрюсь внутри, подай фонарь.

Тол передал ему мощный фонарь , такие сейчас продавали на каждом лотке, потому что электричество в городах республики уже давно подавали крайне нестабильно и без фонаря , как и без генератора, обходится стало просто невозможно.

Гриф вернулся через десять минут.

– Все чисто, на первом этаже небольшой холл, направо ведет дверь, за ней есть пара стульев и стол.

– Хорошо, – кивнул Тол, – значит выгружаем его и тащим, потом возьму еще один фонарь и набор инструментов.

Они отволокли Толстяка в здание, тот еще не пришел в сознание, и бросили его на пол, Толкователь вернулся и достал из багажника небольшой пластиковый ящик в котором лежали строительные инструменты, в полевых условиях они отлично подходили для быстрого допроса.

Гриф вынул кляп, похлопал Толстяка по щекам и тот словно по волшебству открыл глаза и принялся часто-часто моргать, его растерянное лицо подсвечивал положенный на пол, напротив него, фонарь. Как только Толстяк проморгал, Гриф немедленно ударил его в живот.

– Я бью тебя не потому, что мне нравится мучать людей, – пояснил Гриф, – вопреки заокеанской пропаганде в спецслужбах Диктатора никогда не работали маньяки и садисты, ведь пытки требуют выдержки и хладнокровья . а психически неустойчивый человек неизбежно потеряет над собой контроль и завалит все дело, я ударил тебя ради профилактики. Ты ведь умный человек Толстяк, при Диктаторе ты не рвался за наградами или титулами, да и твоя должность являлась максимально серенькой и невзрачной, ты был заместителем начальника первого управления департамента строительства, никто и подумать не мог, что твой отдел являлся прикрытием для перекачки личных средств Диктатора на континент и в заокеанские офшоры. Ты был незаметным исполнителем воли Диктатора, ничем не привлекал его внимание, никогда не вызывал его неудовольствия, ты все делал правильно.

– Послушайте, я не понимаю, о чем вы говорите, вы…, – речь Толстяка прервал очередной удар.

– Нет, так дело не пойдет, – сказал Гриф, – ты думаешь, что сможешь нас обмануть, но проблема в том, что я тоже работал на Диктатора и видел тебя и более того, читал досье, да и сам Диктатор несколько раз обмолвился о работе, которую ты для него делал, так что, у тебя не получится делать невинный вид, можешь попробовать, однако это обойдется в пару отрезанных пальцев. Ты меня понял? – эти слова Гриф почти выкрикнул.

– Да, понял, – прошептал сиплым от страха голосом Толстяк

– Нам не интересны личные сбережения Диктатора, все равно их либо уже арестовали, либо вот-вот арестуют, да и твои хомячьи запасы нам тоже не нужны, – продолжали Гриф.

– Тогда, для чего я вам?

– Нам нужен Алый, твой бывший начальник.

– Зачем он вам? – спросил Толстяк.

– Это не твое дело, – обронил Тол.

– Алый…, – Толстяк не закончил, – посадите меня , а то мне холодно на бетонном полу, я все-таки не мальчик.

Гриф отволок пленника в угол, усадил и положил фонарь на стул, чтобы тот продолжал светить ему в лицо.

– Бить меня больше не требуется, я все расскажу и без насилия, – заверил мужчин Толстяк.

Гриф немного отвел луч света, так, чтобы он освящал грязную стену слева от Толстяка.

– Говори, где Алый.

Толстяк глубоко вздохнул и начал говорить:

– Если вы работали с Диктатором, то знаете Алого, он человек невероятной энергии и его трудоспособность за гранью понимания, при властителе он возглавлял сразу несколько департаментов: финансы, строительство, плюс курировал армию и ополченцев. Пока я не узнал его близко, то думал, что он рвет жилы ради того, чтобы заиметь кусок побольше, но потом я понял, что он искреннее любил свою страну и Диктатора, и отдавал всего себя на благо родины.

– И что? – спросил Гриф.

– Забавно, что плоды его работы доставались таким как я, а простым работягам, ради которых он старался перепадали жалкие крохи, объедки, которые они жрали во времена Закатного Похода или санкционного десятилетия, а я в это время пил и ел от пуза ни в чем себе не отказывая, и даже заказывал по каталогу континентальных моделей, длинноногих блондинок-северянок с ногами от ушей. Как же приятно выговорится, и кому же исповедоваться-то как не собственным палачам? – Толстяк несколько истерично захихикал.

– То, как ты вел себя, не означает, что и вся система была гнилая, – Гриф повысил голос.

– Стоп, – прервал его Тол, – сейчас не об этом речь. Где Алый?

Толстяк снова вздохнул.

– Это же очевидно: он работает на благо родины.

– Можно яснее, – Тол потер лоб.

– Конечно, только где гарантии, что вы меня отпустите, – довольно резко сказал пленник.

– А зачем об тебя мараться? Нам не требуются твои деньги, нам нужна информация о конкретном человеке и как только мы ее получим, ты можешь валить куда хочешь, – заверил его Тол, – ну, или мы посмотрим, что находится в ящике с инструментами и как это можно применить.

После слов о деньгах Толстяк успокоился, голос его перестал дрожать.

– Да, звучит логично и вправду зачем. Алый сейчас служит оккупационным властям выполняя тот же круг обязанностей, что и при Lиктаторе, этому дураку не важно кто наверху, ему важно служить государству и народу.

– Значит он в Периметре безопасности? Там, где Гранитный дворец Диктатора?

– Да, тот самый, на полуострове, – кивнул Толстяк.

– Похоже на правду, я не слишком хорошо знал Алого, но скорее всего дело обстоит именно так, – было похоже, что Тол разговаривает сам с собой. – Как конкретно называется его должность?

– У него нет официального поста, он сторонний консультант. Ему не совсем доверяют, поэтому не выпускают из Периметра и держат под домашним арестом.

– Откуда ты знаешь такие подробности? – с подозрением спросил Гриф.

– Так вы за этим меня и похищали: ради подробностей, я долгие годы являлся его ближайшим помощником, наблюдал за ним, докладывал о его поведении Диктатору, кому как не мне знать о его судьбе, к тому же он со мной связывался.

– Зачем?

– Ну уж точно не работать вместе, он меня никогда не любил, считал вором и озабоченной скотиной, – Толстяк скорее пробормотал, чем сказал это в полный голос, силы явно оставляли его. – Что-то меня знобит, – сказал он.

– Это адреналин уходит, дальше станет еще хуже, – ответил Гриф. – Выпей воды. Что, Алый от тебя хотел?

– То, что и многие: счета Диктатора, предлагали сделку, если я выдам все, то меня помилуют, – он издал смешок, – очень щедро, но я пятнадцать лет корячился на это чудовище, не для того, чтобы все потерять, я заслужил часть этих денег.