Толкователь

Кир Снегов

Толкователь

Глава 1.

– Гриф! Зачем надо было его резать, когда я была рядом? – женщина сидела на бампере и ожесточенно терла свою рубашку, чья зеленая ткань пропиталась бурыми разводами, делал она это не для того, чтобы навести чистоту, а, чтобы показать собеседнику как сильно он ей досадил.

Слева от нее стоял высокий мужчина – Гриф, далеко за сорок, он неторопливо вытирал нож куском черной ткани, который он отрезал от рубахи человека лежащего в машине с перерезанной глоткой , периодически он поднимал голову и оглядывался.

– Петля, наш водитель работал в Бюро внешних операций – я когда-то читал его досье, он конечно изменился, но я запомнил родимое пятно на шее, – ответил Гриф.

– Я его там не видела, – резко бросила Петля.

– Он служил задолго до тебя.

– А ты не мог подождать пока мы подъедем поближе к гостинице? Теперь придется тащиться по этой проклятой жаре! – женщина все не успокаивалась, – Тол, скажи ему!

Человек, которого она назвала Толом, стоял справа, с другой стороны автомобили, он был такой же высокий как и Гриф, но более худощавый, также как и Гриф гладко выбрит, вокруг его глаз были огромные черные круги словно человек очень давно не высыпался. Тол тер лоб словно размышлял, или он просто прятал взгляд от попутчиков.

– Гриф все правильно сделал, надо исходить из худшего, водитель мог работать на истинных…, -наконец сказал Тол.

– Или просто на бандитов, или ни на какого не работать, – перебила его Петля, она чуть сбавила тон, однако в ее голосе все еще проскальзывали нотки недовольства.

– Переоденься, – скомандовал Тол, – в таком виде нельзя показываться на улице, впрочем, даже если бы на тебе и не было крови, в такой одежде все равно нельзя, в этом городе чтут традиции и женщине запрещено ходить в мужских рубашках.

– Чертовы канонники, превратили страну в дом Единого, вот только порядка больше не стало, – женщина обошла машину и полезла в багажник за одеждой. Она демонстративно выбрасывала из своей сумки вещи прямо на дорогу, словно виня их в произошедшем. Наконец она добралась до черного платья с длинным рукавами, сняла рубаху, скомкала ее и швырнула в багажник.

– Между прочим я купила эту рубашку, когда ездила в Континентальный Альянс, это была моя последняя нормальная вещь. – Все это она проговорила, будучи раздетой в одном только лифчике, Петля находилось в самом расцвете сил – тридцать два года, она обладала подтянутой, стройной фигурой.

Гриф закончил вытирать нож, положил ткань на пассажирское сиденье, затем принялся обшаривать тело.

– Что ты делаешь? – спросил его Тол.

– Надо взять все самое ценное, инсценировать ограбление, так меньше шансов, что полиция выделит этот случай.

– Я тебя умоляю, теперь в этой стране никто преступлений не расследует, ну кроме смертей крупных политиков или иностранцев, вот из-за них полиция рвет задницу, а ради какого-то водилы, пусть даже и бывшего сотрудника спецслужб никто и пальцем не шевельнет, – Петля уже одела черное глухое платье с длинными рукавами и теперь макая кисточку в небольшой флакончик наносила на скулы белые метки, долженствующие показать ее замужнее положение, в последнее время народные дружины канонников стали активно выслеживать женщин, пренебрегавших древней традицией окрашивать лица ритуальными знаками.

– Я забыла у кого я вписана как жена? Или когда мы делали поддельные документы, то вы оба вписали меня как жену и теперь мы живем втроем? – она рассмеялась.

– Петля, заканчивай, – Гриф уже обшарил машину, рассовал по карманам добычу: пару мятых бумажек- очевидно дневной заработок водителя, пластиковую карточку с родословной и фотографией выполнявшую при новом режиме роль паспорта, – собери свою одежду в сумку, незачем оставлять следы.

Петля задрала платье, обнажив ноги, села и принялась сгребать брошенные вещи, она не делала попыток отряхнуть их, а просто запихивала одежду в большую мягкую сумку вместе с пылью и мусором.

– Хватит уже, мы поняли, как тебе это не нравится, – Тол подошел к ней, – потом купим новые вещи, нормальные.

Петля закончила собираться, застегнула сумку и вручила ее Грифу, тот взял ее в левую руку, в правой он уже держал кожаный, дорогой чемодан, по нему не было видно , что ноша как-то его тяготим. Тол вынул из машины свой багаж и переносной холодильник в чехле, надел сумки крест-накрест, после чего троица пошла по тротуару, где едва ли могло разминуться два человека, поэтому Гриф вынужден был идти прямо по проезжей части, которая теперь оказалась блокированной машиной с залитым кровью салоном. Слева и справа от них находились двух-трехэтажные жилые здания, сложенные из кирпича, такие строили еще при королях десятки лет назад, как и почти все здания в любом городе страны они имели грязно-песчаный цвет. Путники периодически осматривались и видели , что почти все окна загрязнились с внешней стороны так сильно, что казалось будто в домах уже давно никто не живет. Может быть в квартирах и вправду никого не было, по крайней мере все время пока они торчали у машины на улице никто не объявился, хотя в это неспокойное время люди предпочитали не выходить лишний раз и не интересоваться громкими криками и звуками выстрелов раздававшимися за стенами их жилищ.

***

Переулок сделал несколько поворотов и вывел их на широкую улицу, под дневным солнцем мужчины изрядно вспотели. Дома на этой улице хоть и были повыше чем в переулке из которого они вышли, но выглядели такими же грязными и неряшливыми: слишком долго их не ремонтировали. Из каждого здания доносилось одновременно по несколько песен, они перебивали друг друга и накладывались на уличный шум: крики ослов, ржание коней, вопли торговцев рекламировавших свой товар, рев двигателей и сирены армейских патрулей. Запахи жаренного мяса и свежевыпеченного хлеба сплетались с вонью мусора.

Проезд не принадлежал к числу избалованных вниманием властей, ведь он не проходил по городскому центру и на нем не имелось исторических зданий привлекавших туристов, поэтому линия тротуара здесь была условной и беспорядочный поток машин, мопедов, тележек влекомых скотиной и людьми, такими же нищими как и скотина, постоянно пытался расшириться и оттеснить пешеходов, из-за этого троим путешественникам постоянно приходилось оглядываться и отпрыгивать от машин и повозок.

Тоскливая стена из облупленных зданий заполненных лавками, магазинчиками, небольшими закусочными, ремонтными мастерскими тянулась как серый, неряшливый червяк примерно с километр, пока не уперлась в панельное здание, щедро облитое бетоном, на котором архитектор вырезал геометрические узоры призванные имитировать письменную вязь. Здание имело целых шестнадцать этажей и считалось самым высоким в округе.

– Наконец-то, – чуть ли не крикнула Петля, путешествие ее изрядно утомило, о чем она успела сказать раз двадцать, в черном плотном платье девушка сильно потела из-за чего ей несколько раз пришлось останавливаться и подновлять ритуальные метки на скулах.

Троица зашла под длинный козырек прикрывавший вход в гостиницу, здесь было немного прохладно поэтому тут кучковался курящий народ, то ли постояльцы, то ли случайные прохожие, большая часть людей имела длинные бороды, носила традиционные халаты и небольшие шапочки прикрывавшие макушку, таким образом они демонстрировали свою приверженность Единому, лишь несколько человек, включая Тола и Грифа, оказались одеты по старой, светской моде времен Диктатора: в рубашки и брюки.

Войдя в стеклянные двери, они попали в затемненный холл, изначально так было задумано архитектором, чтобы уберечь гостей от жары, но теперь отсутствие света помогало замаскировать ободранные стены и неряшливо развешанные провода. Слева и справа от входной двери гнездились диваны и кресла, некоторые располагались отдельно, другие – составлены в круг. Вязкая, тихая музыка добавляла к местному упадку свои тоскливые нотки.

– Попробуем зарегистрироваться без документов, – сказал Гриф, – чем меньше следов оставим, тем лучше.

Тол кивнул и повел компанию к стойке регистрации за которой стояла девушка в черном платье и в перчатках из хлопка, на ее лбу виднелось несколько красных точек, что демонстрировало ее принадлежность к знатной семье из канона наследников.

– Мы хотели бы остановиться здесь на пару дней, -начал разговор Тол.

– Вы женаты? – спросила регистраторша.

– Да, это моя жена.

– Документы, – потребовала работница.

– К сожалению наши паспорта сгорели во время теракта истинных, вместе с домом, а временная администрация Заокеанского союза все никак не соблаговолит их восстановить.

– Проклятые иностранцы, ничего не знают, не умеют, только ходят с высокомерными лицами, они думают если победили Диктатора, то они сильнее и умнее нас, – с пылом воскликнула девушка.

– Так и есть уважаемая, так и есть, – Тол улыбнулся, – они пришли к нам, командуют , но не желают понять нас, воистину Единый покарает их за такое высокомерие.

– Воистину, – с жаром поддержала этот тезис собеседница. – Дайте слово, что не живете в грехе и я зарегистрирую вас, а тот мужчина, кто он? – она посмотрела на Грифа.

– Это мой брат, он нам помогает в эти сложные времена. Ему понадобиться отдельная комната.

Тол продиктовал работнице вымышленные имена, женщину не смутило, что Гриф и Тол были совсем непохожи друг на другу, первый не смотря на свои пять десятков имел мускулистое телосложение, маленькие , глубокосидящие глаза, короткий, перебитый нос, полные губы, а Тол – высокий лоб, большие глаза, прямой нос, узкие губы, вдобавок он был примерно на полголовы ниже Грифа.

– Хорошо, я запишу вас в журнал регистрации без документов. Срок – два дня. Потом сможете продлить. Вот ключи, – работница положила на стойку пару ключей с огромными бирками. – Скоро начнется дневная молитва , поспешите, а то в обители Единого не останется места.

– Спасибо вам. – Тол подхватил ключи. – Лифт работает?

– К сожалению, пока нет, но вы живете на третьем этаже, так что, идти недалеко.

– Еще раз благодарю. – Тол поклонился, затем приложил правую руку ко лбу, женщина в ответ слегка поклонилась и повторила жест.

Перед тем как зайти на лестницу Гриф оглядел зал, справа от входа, у огромного окна укрываемые тенью от пальмы в кадке, два человека играли в нарды, рядом с ними кто-то спал в кресле, кажется даже храпел. Никто не вызывал подозрения.

****

Когда Тол и Петля зашли в номер, она прижалась к нему и поцеловала, он ответил ей, однако чуть погодя отстранился.

– Подожди, не сейчас.

– Я хотела извинится за свое поведение, зря я расстроилась из-за рубашки и устроила сцену.

– Все нормально, но у меня есть дело, надо отъехать, – сказал Тол.

– Дело? Ты надолго? А то, мне скучно торчать в этом городе, где из-за законов каноников даже выпивку не купишь, так что я могу не выдержать и пойти поскучать к Грифу, -игривым тоном сказала Петля.

– Если тебе невмоготу, можешь пойти со мной, внутрь тебя не пустят, подождешь меня снаружи.

– Внутрь чего? – Петля подалась вперед.

– Увидишь. Я пойду переоденусь и предупрежу Грифа.

Минут через пятнадцать они встретились на первом этаже отеля, Тол облачился в скромный серый халат, без вышивки и украшений, надел черную шапочку, Петля вышла все в том же бесформенном платье. Под такой просторной одеждой было легко спрятать пистолеты, у Петли их имелось целых два, один в кобуре на поясе, другой на лодыжке.

Когда они выходили из отеля, раздался призыв к молитве и все находившиеся на улице воздели обе руки к небу в краткой, походной хвале Единому, машины тоже остановились. Это длилось минуту, затем люди вернулись к своим делам, а улица наполнилась прежним шумом и гамом.

– Что тебе сказал Гриф?

– Он будет искать Толстяка по своим каналам.

– Да, какие у него могут быть здесь каналы, в Южном городе военных и сотрудников спецслужб Диктатора вычищали все: и оккупанты, и местные каноники-наследники, да и спецслужбы из Древней Империи сводили с ними счеты за Закатный Поход, – Петля фыркнула в конце предложения выразив тем самым традиционное презрение пустынника к Древней империи.

– Посмотрим, – равнодушно бросил Тол.

– Так, куда мы идем?

– Скоро узнаешь, давай перекусим и возьмем такси.

Они зашли в небольшую забегаловку рядом с отелем, помещение было длинным и узким, вдоль левой стены расположился пластиковый , низкий прилавок, его ширина не превышала полметра, оставшегося пространства едва хватало, чтобы поставить стулья для клиентов. Тол протиснулся между предметами мебели к хозяину лавки, заказал пару лепешек, начиненных рыбой и овощами. Повар приготовил нехитрое блюдо прямо при них, все время пока рубил зелень, чистил рыбу он даже не глянул на парочку, не задавал вопросов, то ли он был от природы нелюдим, то ли опасался лезть к незнакомцам.

Когда повар закончил готовить, Тол расплатился с ним, взял две тарелки с лепешками и пачку салфеток. Петля придирчиво осмотрела и обнюхала свою порцию, потом немного откусила, вдумчиво прожевала и осталась довольна результатом: рыба оказалась свежей, хлеб недавно испеченным, овощей правда положили немного – они являлись достаточно дорогой роскошью в жарком климате Песчаной республики. Женщина немного поерзала на стуле и начала есть, она кушала с явным удовольствием, не спеша, хозяин заметил это и благодарно кивнул, очевидно ему понравилась это высокая женщина, с густыми черными волосами, большими глазами, высокими скулами. Тол в отличие от Петли оказался к еде равнодушен, он быстро затолкал в себя лепешку и начинку, откинулся на пластиковом стуле , уперся затылком в стену и закрыл глаза.

Когда Петля доела, они поднялись, чтобы выйти на улицу, но внезапно женщина схватила Тола за руку и кивнула в сторону двери, там стояло двое мужчин в черных халатах чьи бороды были окрашены в красный цвет, эти люди являлись членами религиозного патруля канонников, на добровольных началах следящих за соблюдением предписаний Единого. Они были фанатиками, любившими создавать людям проблемы на ровном месте, чтобы потом обирать их и шантажировать, лучше с такими лишний раз не сталкиваться. Тол и Петля опустились на жесткие сиденья и из темной глубины лавки наблюдали за стоящими патрульными, те некоторое время о чем-то переговаривались у самой двери после чего ушли.

– Посиди, – сказал Тол, – я поймаю машину.

– Уважаемый господин, – подал голос лавочник, – зачем вам искать какого-то непонятного водителя, который возможно и не знает города, или вообще окажется мошенником и грабителем. Не надо! Сейчас я позвоню своему брату и он примчится на отличной, заокеанской машине прямо к дверям и довезет вас куда скажите за смешные деньги.

– Хорошо, звони, – не стал спорить Тол.

Хозяин набрал на стационарном телефоне номер брата, изложил ему дело. Брат примчался буквально через минуту и громко посигналил, очевидно жил в этом же здании. Машина на которой он прибыл и вправду была заокеанской, когда-то, однако из-за старости большая часть деталей оказалась заменена на местные, даже двери и кузов носили следы основательного ремонта, поэтому теперь она могла считаться иностранной лишь из-за формы бампера и эмблемы с орлом.

После того как пара села в машину Тол сказал:

– Здравствуй, уважаемый. Довези нас пожалуйста до психиатрической больниц «Счастье разума».

– Ой, надеюсь вы не больны, – сочувственно поцокал языком водитель по имени Ленивый, – проблемы с головой – большая беда!

Петля хмыкнула.

– Нет, я направляюсь к родственнику. Сколько займет поездка?

– Здесь недалеко, доехали бы за пятнадцать минут, но везде стоят патрули, часто проверяют документы, все из-за взрывов, эти истинные совсем обнаглели, мало того, что они пропагандируют свою ересь в сердце наследственного канона, так они посылают к нам смертников, считают, что мы —мерзкие еретики, отступники и поэтому нас надо уничтожать также безжалостно, как и оккупационный Заокеанский Союз.

– Чьи патрули на дорогах? Заокеанских или местные? – спросил Тол.

– И те, и другие, – ответил водитель.

– Вот мы и узнаем стоили ли наши документы тех денег, которые с нас содрали, – прошептала Петля Толу.

Тол раздраженно сжал губы, которые превратились в тонкую линию.

– Без тебя, все было бы в два раза проще.

– Так я для тебя обуза? Что ж, если так, может быть я Грифу на что-нибудь сгожусь.

Сказав это Петля отвернулась от Тола и уставилась в окно.

Машина ехала в транспортном потоке, в котором не было никаких правил, Лентяй то и дело резко тормозил , дабы увернуться от очередной опасности в виде резко перестроившегося автомобиля или внезапно возникшей повозки с ослами – сразу после этого Лентяй принимался ожесточенно орать в окно, причем казалось, что он ругается не с человеком, который доставил ему неприятности, а со Вселенной, ведь обычно Лентяй вещал куда-то в сторону неба, а не на конкретного человека, оппонент отвечал ему в таком же стиле, накричавшись, они на прощанье улыбались друг другу и расходились. Только у военных постов движение становилось хоть сколько-нибудь упорядоченным – армейские не любили быструю и беспорядочную езду и могли выстрелить по машине, едущей слишком быстро. Всего их автомобиль проехал три поста, два – заокеанские, с бетонными надолбами и такой же продуманной и основательной караульной будкой, и один местный – очень расслабленный с садовыми креслами и облаками дурманной травы – ни у тех, ни у других документы Петли и Грифа не вызвали подозрений. Больницы они достигли лишь через час, и все равно такой длинный путь окупился, потому что в машине отлично работал кондер и они не замечали жары за окном.

Лентяй остановился прямо перед входом в четырех этажное здание, которое больше походило на тюрьму: на всех окнах решетки, стены без орнаментов и прочих подобных украшений – сплошной , серый монолит, вход внутрь перегораживали тяжелые двухметровые стальные двери, такие не в каждой армейской казарме Песчаной республики стояли. Психиатрическая больница напоминала тюрьму для особо опасных преступников потому, что бывший правитель республики Диктатор очень не любил умалишенных, в свое время его родной брат сошел с ума и чуть не убил его с матерью, поэтому получив власть он старался ликвидировать психбольных как явление, вплоть до принудительной эвтаназии, однако, после проигрыша войны в Прибрежном крае и введения международных санкций, Диктатор начал играть в гуманность и выстроил пару таких вот тюрем-лечебниц.

Некоторое время Тол молча смотрел на массивные ворота больницы, словно пытался разглядеть, что же находится за ними. Наконец он глубоко вздохнул и толкнул двери, внутри был небольшой холл с низкими потолками, у боковых стенок находились скамейки, а прямо напротив двери, в трех метрах, стояла будка защищенная решеткой и массивным стеклом, внутри сидела молодая медсестра.

– Здравствуйте, – обратился к ней Тол, – я бы хотел повидаться одним из пациентов.

– Вы записаны?

– Нет, к сожалению, я не имел возможности заранее зарегистрироваться , ведь я только сегодня узнал, что мой дядя находится у вас.

– Без записи не принимаем, – резко ответила работница больницы.

Петля вклинилась в разговор.

– Сестра, помоги моему мужу ради Единого, у него ведь никого больше не осталось кроме дяди, всех убили проклятые оккупанты из Союза. – Голос Петли дрожал от едва сдерживаемых слез. – Смилостивись, позови врача, чтобы мы могли хоть что-то узнать о нем.

Услышанное смягчило медсестру, она кивнула Петле и набрала номер на телефоне прикрепленном к стене слева от нее, гостям она бросила: – Подождите на скамейке, к вам подойдут.

Через полчаса из двери поста вышел врач, это был пожилой мужчина шестидесяти лет, невысокий, лысый, с крупным носом и шикарными усами, под белым, медицинским халатом был дорогой , но сильно изношенный костюм. Его облик говорил о том, что при Диктаторе он очень хорошо жил, а вот нынешняя власть не сильно ценила его таланты, впрочем, учитывая слухи о том, что в прошлом на пациентах психиатрических лечебниц тестировали психотропные препараты подавляющие волю, то этому доктору надо было сказать заокеанскому Союзу спасибо за то, что его не посадили в тюрьму.

– Помощница сказала, вы хотели видеть пациента?

– Да, я в городе проездом и неожиданно узнал от родственника, что мой дядя по имени Сновидец лежит у вас, и я тут же бросился к вам, чтобы повидать его, – ответил Тол.

– Без записи это трудно сделать, у нас очень строгие правила.

– Я понимаю и готов компенсировать все неудобства.

Доктор не заставил себя долго уговаривать.

– Договорились, только женщина останется здесь.

Тол и доктор прошли через тяжелую металлическую дверь расположенную на левой стороне будки, потом еще через одну – за спиной медсестры, открывающую путь в помещение больницы. Доктор вел Тола через коридоры окрашенные в тошнотворно-зеленый цвет, по серым лестницам стиснутым серыми же стенами, их дорогу постоянно перегораживали бледные двери без ручек. Пару раз они пересекли большие залы, заполненные пациентами одетыми в дурацкие розовые полосатые пижамы. Так они шли минут десять, не меньше -здание оказалось просто гигантским , или доктор специально водил Тола кругами. Наконец, они оказались в большом квадратном помещении без окон, размером восемь на восемь метров со все теми же светло-зелеными стенами, оно выполняло роль комнаты отдыха, в углу стоял телевизор, перед которым полукругом выстроился десяток стульев, некоторые из них оказались заняты сгорбленными фигурами.

– Ваш дядя крайний справа, он спокойный, так что можете говорить без опаски, у вас полчаса.

Тол сунул ему пару бумажек и подошел к Сновидцу, это был старик семидесяти пяти лет – ровесник погибшего отца Тола, но, не смотря на возраст и условия жизни в больнице, выглядел он моложе своего возраста: морщин на лице присутствовало очень мало, уголки рта молодцевато приподняты словно человек вот-вот улыбнется, небольшая бородка была тщательно расчесана, а усы подстрижены, правда картину портили его глаза , они буквально ввалились внутрь, демонстрируя огромные проблемы со сном.

Тол обошел дядю и сел слева от него, тот повернулся к нему, и кажется совсем не удивился его появлению.

– Здравствуй, племянник.

– Здравствуй, дядя.

Тол замялся.

– Нет нужды проявлять ложную заботу Толкователь, я знаю, как ты ко мне относишься из -за того, что твоя мать бросила твоего отца ради меня , и честно говоря мне на это наплевать. Я любил ее искренне, беззаветно и поэтому увел ее, и я не жалею о содеянном, я познал десять лет счастья, целых десять лет она освещала мою жизнь, и может быть, мы бы умерли с ней в один день, но Проклятый понес ее тогда к бывшему мужу на день рождение, я говорил, что это опасно, что я видел во сне бомбардировку нашего Белокаменного города, что нельзя, нельзя. – Его речь убыстрялась, он начал глотать окончания как будто пытаясь уместить как можно больше фраз в единицу времени, очевидно, Сновидец это понял, потому что резко замолчал и закрыл глаза, через некоторое время он продолжил. – Впрочем, об этом нет нужды говорить, прошло два года. Два года без нее. Что тебе надо?

– Хотел узнать не видел ли ты во сне моего отца? Может он тебе что-то говорил?

– Значит к тебе он не является?

– Нет, – резко ответил Тол, – я перестал видеть сны сразу после его гибели.

– Вот значит, как, протянул Сновидец, – ты ничего больше не видишь. Может быть тебе и повезло.

– Почему это?

– Брат и жена являлись ко мне после смерти, эти сны заставляли меня плакать, я плакал и плакал, никак не мог остановиться, не думал, что лица близких людей могут обернуться такой невыносимой пыткой – они стали болезнью, съедавшей меня изнутри. Я принялся умолять Вседержителя прекратить это, просил, чтобы он убрал их образы из моей памяти навсегда. Мои молитвы очень быстро сбылись, но не так, как я ожидал. Вскоре я стал видеть лишь черноту заполненную тишиной, которая звучала сильнее самой громкой сирены, каждую ночь на меня словно надевали покрывало из тьмы и заставляли пялится на него часами, часами… , часами в мои уши пробиралась тишина, захватывавшая каждую клеточку моего тела , душившая во мне все звуки, тишина и тьма. Тишина и тьма.

Толкователь ловил каждое его слово.

– Каждую ночь я оказывался в этой тишине и тьме, полностью отрезанный от мира. Я стал бояться ложиться спать и, избегал кровати всеми способами, для этого я начал принимать медикаменты, однако, без сна невозможно и рано или поздно я неизбежно оказывался в этом черном, немом аду, без верха и низа, без начала и конца, – Сновидец передернулся всем телом и санитар, незаметно подпиравший стенку, встрепенулся, но увидев, что никакого продолжения не последовало снова расслабился. – Неудивительно, что я довел себя до ручки и оказался здесь, удивительно то, что я не посадил себе сердце тонизирующими препаратами, которые принимал полгода. А здесь все ушло, мне дают мощные успокоительные, так что я не запоминаю снов, просто проваливаюсь вечером и просыпаюсь днем.