Глазами Артиллериста

Дальше дорога шла по лесу, петляя между холмами. На них также располагались дома, встречались виноградники с обширными территориями, но зачастую это был густой сосновый лес, из которого выходили грунтовые дороги.

До Пеллау она доехала всего за пару часов, а на главной площади вышла, сжимая лямку вещмешка. Всё та же секвойя, та же ратуша, разве что краску на белоснежных стенах чуть подновили, а также та военная часть, с которой началась её короткая история…

Стоя около калитки из витого металла, она смотрел на свой дом. Ветер слегла колыхал её наспех завязанную косу, а по бедру слабо и редко ударяла кожаная сумка для документов. Пустая.

В этот момент в большой комнате на первом этаже колыхнулась штора – уже вечерело, и пусть в это время года было светло, но в окнах домов вокруг загорались огни, масляные фонари на улицах также начали зажигаться – гореть им предстояло до трёх ночи, а потом уже начинало слабо светлеть – в пять утра было светло как днём.

Девушка качнула слегка скрипнувшую калитку и неспешно пошла в сторону дома. Из небольшой конюшни, стоящей слева около забора, ни издавалось ни звука – отец явно был на службе или ещё где-то, а их собственная лошадь дремала.

На пороге она замешкалась – сердце бешено колотилось, а разум наполнили разные образы того, что скажет её мать…

Та открыла дверь.

Агнес была в длинном домашнем платье серого цвета с короткими рукавами и чёрным фартуком со следами муки. Её взгляд был очень тяжёлым для девушки, поднять глаза не получалось. Она молчала, дочь не проронила ни слова, а просто опустила голову.

Тут из-за спины матери появилась небольшого роста девочка, сжимавшая в кулачке полы платья. Внешне она была похожей чертами лица на мать Наоми, но её глаза были тёмными. Это была племянница матери.

–Наоми! – она сразу отпустила платье и кинулась обнимать свою двоюродную сестру, которая была старше на десять лет.

–Привет Сесилия, ты стала такой большой… – едва слышно ответила Наоми, крепко обняв совсем маленькую для неё родственницу.

Мать же в этот момент подошла к ней и положила руки на плечи.

–Понимаю, что просто так ты бы не приехала, но ничего страшного – сейчас я погрею тебе еды, и мы только что испекли пирожки с джемом.

Девушка наконец вошла в дом, закрыла за собой дверь на засов, после чего сняла часть снаряжения, расстегнула воротник, нацепила тапочки из войлочной шерсти и пошла по коридору в сторону большой арки справа – там была большая комната.

Слева был камин, дальше по стене – небольшая полка с книгами, а также окно во двор, которое также было расположено в эркере с приподнятый софой. Справа же – большой стол на восьмерых, во главе которого любил сидеть отец, прямо спиной к окну на улицу. На стенах висели небольшие картины и гравюры, а также пара старых карт, которые передавались в семье Найт по наследству.

Наоми села напротив арки, после чего немного подождала. Маленькая Сесилия один раз подошла к ней и показала пару своих кукол, которые похвалила девушка, а затем пришла её мать с подносом. На нём стояла глубокая тарелка супа, ещё одна с мясом, томлёным в вине с черносливом и орехами, а также два пирожка, которые она явно целый день готовила.

Когда стало тихо, слышно было как Наоми ела, женщина с пепельными волосами спросила у неё:

–Что у тебя случилось?

Без злобы и сожаления, но с печалью в голосе, чего боялась Наоми. Она рассказала про своё сражение, описала суд, передала слова Милоша. Мать же сложила руки перед собой, немного подумала.

–Я не разбираюсь во всех тонкостях, тебе лучше спросить отца…

–Но он же…

–Сейчас его направили в Кранц, в санаторий. Он там уже неделю, ещё одну-две точно там будет лечиться, а потом обратно – в Инстербург.

–Я завтра же к нему направлюсь.

Дальше они неспешно поговорили про обстановку в столице, в Пеллау и о том, что Гай сообщал в письмах своей жене.

После ужина, приёма ванны, девушка в плотном халате поднялась к себе, какое-то время внимательно осматривала свою комнату – будто не узнавала её – и удивлялась тому, что в ней не было ни пылинки. Затем Наоми упала на кровать и заснула – день был очень длинный и тяжёлый.

Несмотря на всё то, что она пережила за последние дни, спала она крепко и без каких-либо сновидений.

Утром, после завтрака, она направилась к отцу. Снова сев на трамвай, но тот, что идёт на север, она поехала в Кранц. Путь предстоял чуть дольше чем вчера, но зато вдоль побережья, мимо скалистых холмов, кои отсюда устремлялись на восток, к Великому Хребту.

Два гнедых коня тянули полупустой вагон, подгоняемые возницей, а на резких поворотах, едва сбросив скорость, они круто поворачивали, металлические колёса на тележках, скрытые листами тонкого металла, слегка поскрипывали.

Когда навстречу шёл конный трамвай, даже другого маршрута, возницы махали друг другу руками.

Первое время – совсем немного – они ехали по Пеллау, мимо вилл и небольших муниципальных строений, а вскоре оказались на широкой мощёной дороге, по которой рядом ехали омнибусы, кареты и прочие экипажи, а также всадники. Слева росли густые кустарники, за ними – сосны и ели, а справа – нависала скала небольшой высоты, по которой стелились ветви зелёного цвета.

Через несколько минут слева начало появляться море – сине-зелёные пятна сначала были разрознены, будучи скрытыми деревьями, холмами и совсем редко встречаемыми домами с крупными хозяйствами, огороженными заборами, но в какой-то момент дорога резко пошла вниз, а слева открылся вид на небольшую бухту, в которой стоял кеч – это был рыбацкий корабль. На побережье, покрытом светло-серыми и бежевыми камнями, стояли ровными рядами небольшие домики с рыжими крышами, а от них шли короткие мостки в море.

Наоми внимательно смотрела на эту красоту, когда мимо пронёсся трамвай, окатив её потоком теплого воздуха.

В её голове тем временем шёл долгий процесс подбора слов, чтобы не разозлить отца – она не боялась его, но понимала, что его недовольство своей дочерью будет огромно.

Расстраивать своих родителей ей никогда в своей жизни не хотелось.

Вскоре растительности вокруг стало снова больше, берега стали выше, скрыв море, а впереди и слева начали появляться шпили Кранца.

Чуть больше двух часов и Наоми стояла на площади. Далеко позади – тот особняк, где ещё недавно их принимали, а сейчас – она идёт к морю, где на берегу, нависнув над бухтой, стоит древнее каменное здание с деревянной крышей и большой террасой, к которой тянутся снизу сосны. Там её отец.

Она пешком пошла в гору, минуя каменные дома, чьи ставни были распахнуты; слышался шум детских игр во дворах, расположенных за арками между соседними домами, а также издали раздавались крики чаек.

Она прошла мимо ещё одной площади, где шла бурная торговля, снова поднялась вверх, пройдя мимо одной из многочисленных кофеен, а потом оказалась перед высоким металлическим забором, который был разделён воротами с витыми словами: «Морской бриз». Это и был тот санаторий, куда регулярно отправляли Гая Найт.

Напротив нависло здание чуть ниже с интересной ломанной крышей, которая скрывала от солнца террасы и застеклённые веранды с приоткрытыми окнами, за которыми лежали офицеры, отдыхая и дыша тёплым воздухом. У стен строения небольшая группа в лёгкой одежде разминалась. Над воротами красовались металлические буквы, складывая название: «Дом солдатского сердца».

Её пропустили, ведь на шее девушки висел жетон офицера, а также в это время можно было посетить больных. Её отец отдыхал на веранде.

Пробравшись через тёмный и прохладный холл первого этажа с дубовыми стенами, чёрно-белым кафелем на полу, по которому изредка катились кресла-каталки и ходили люди в белых халатах, она поднялась по винтовой лестнице, минуя врачей в и медсестёр в красивых одеждах с большими головными уборами с вышитыми красными крестами.

На веранде стояли множество стульев, кресел и лежаков из ротанга. Где-то вдали, недалеко от почти доросшего до уровня террасы дерева, лежал её отец, прикрыв глаза книгой. На нём была его форма, разве что без ремня, а китель его был расстёгнут. Рядом был столик на низких ножках с бумагами, прижатыми стаканом с водой.

Наоми встала рядом, не решаясь что-либо сказать.

–Я уже обо всём знаю.

От его внезапно раздавшегося голоса девушку будто ударило током. Гай убрал с глаз книгу, приподнялся и внимательно посмотрел на неё.

Его лицо было без щетины, что казалось необычным для её отца.

–У меня нет уверенности, что я сделала правильный выбор.

–Из-за того, что тебе достался ужасный командир? Хотя, в армии такое может быть – надо быть ко всему готовым, а я не считаю, что ты поступила неправильно.

–Ты бы так же сделал?

–Нет, я бы постарался придумать что-то более хитроумное, чтобы мы не проиграли в той битве, но, чтобы также не попасть под трибунал… – он увидел, как изменился даже взгляд дочери, поэтому сразу осёкся: но ты не имеешь такого опыта как я, так что нет ничего позорного в твоём поступке.

–Милош говорил, что там было много нарушений, из-за которых на меня могут перестать обращать внимания.

–Чем-то ты точно пожертвуешь, но вполне вероятно, что он прав – всё зависит от третьей стороны в слушании…

–Я молюсь, чтобы это был кто-то более-менее знакомый мне или моим друзьям.

–Нельзя такое точно гарантировать, но… – он неспешно встал и обнял её, тепло, как это делают только отцы: ты не должна падать духом – я знаю, что тебя волновало, поддержим ли тебя мы с матерью, но мы всегда будем на твоей стороне!

–Спасибо… – стеклянные глаза будто стали мокрыми, её ресницы захлопали.

Отец не расстроился, пусть понимал, что ситуация непростая – это было главное.

Он усадил её рядом, на лежак, а потом начал просто с ней говорить. Разговоры были про сам бой, про слушание, про то, как в Пеллау поживает их семья – Гай не мог туда заехать по пути в Кранц, либо уже по пути в часть. Посидев на лежаке бок о бок, они разошлись; перед этим отец снова её обнял, положил руку на плечо и повторил свою мысль:

–Я уверен, что ты была права – приказ перейти вниз, лишив поддержки свой же авангард, был глупым, но придётся смириться, что так просто из этой истории, даже если я или Син, или Бесталл, или Астория станут участниками процесса, ты не сможешь… Этот этап своей службы тебе придётся пройти со сложностями, но я верю в твою победу.

Они разошлись, а Наоми обратила внимание на странные чертежи на столе – что-то напоминавшее подзорную трубу там было изображено, но со второй рядом и необычной перемычкой между ними… Также там была газета, на первой странице которой напечатали про бурное продвижение по перешейку в сторону Титании.

Путь обратно занял столько же времени, а уже дома Наоми начала морально готовится к своей судьбе, постоянно гадая, кто же будет её спасителем, либо палачом.

Милош прислал всего одно письмо военной почтой, в котором сообщил о своём успехе – всё что он говорил о плохом снабжении были правдой и имело документальное подтверждение, а также командир Авейры задался вопросом логики своего подчинённого, спустившего единственные в тот момент орудия на хорошей позиции, которые без остановки могли стрелять ещё очень долго, в то же время подчёркивая виновность Наоми за нарушение субординации.

В день слушания небо снова было затянуто тучами, дул холодный, не характерный для этого времени года, ветер. На площади перед штабом собралось несколько коробок офицеров, было много чиновников. Атмосфера казалась пронизана безнадёжностью.

Именно среди этих людей, среди серого и тяжёлого воздуха шла Наоми, понурив голову – со времени разговора с отцом ей будто стало хуже, несмотря на явные хорошие знаки, которые с трудом перевешивали и дурные знамения.

На этот раз заседание шло этажом выше, зал был больше, а перед судьями выросла ещё одна трибуна. Милош, фон Крупп, все те же самые судьи были на месте, а вот свидетелей стало больше; в первом ряду также сидел Авейра, уже не такой довольный…

– Итак, второе заседание по делу номер двадцать пять точка ноль пять объявляется начатым…

Начались долгие разговоры, снова про основы службы армии и субординации, однако Милош сумел этим воспользоваться и перетянуть тему на проблемы снабжения. Ни фон Круппу, ни Авейре такое не понравилось – но факт был подтверждён и зафиксирован в деле – нарушения касались и командира Наоми, чей приказ начал становиться всё более нелогичным в глазах судей и общественности, восседавшей рядом с ним – но девушку волновало одно – не было ещё третьей стороны процесса, которая и решила бы её судьбу.