Сбежавшая душа и жнец на полставки

– А это – не очень хорошо. – Жнец снова плеснул себе из бутылки и выпил содержимое своего стакана залпом.

– Они, ведь, умрут, когда, вернутся в свои тела. – Немного погодя произнёс я. – Беглянка и девчонка.

– Ты, ведь, и так это знаешь. – Отозвался Босс. – К чему эта прелюдия?

– Есть ли способ этого избежать?

– А что? – меланхолично протянул жнец.

– Просто любопытно. – Как можно более безразлично произнёс я.

– Хмм… – задумчиво хмыкнул жнец. – Не хочется этого признавать, но, вообще-то, история загробного мира знает случаи, когда умершие души возвращались к жизни.

– Вот как? – оживился я. Повернул голову в сторону жнеца и упёрся в него взглядом.

– Но это плохо кончалось. – Поспешил предупредить он. – И для жнецов, и для самих душ.

– Как именно? – не отставал я.

Он задумчиво почесал подбородок, словно решая, сказать мне или нет. И всё же, спустя самую долгую минуту в моей смерти, сказал:

– Жнецы лишаются права на перерождение, а души… – он замялся, – их земная жизнь не походит на ту, что они вели до того, как зависнуть между мирами.

– Что Вы имеете в виду?

– По сути, они те же мертвецы, только с бьющимся сердцем в груди. Понимаешь?

Я не понимал.

И не переставал смотреть на него.

– Живые мертвецы. Так их, между собой, зовут жнецы. Их тела возвращаются в мир людей, живут, ходят на работу, женятся, рожают детей. Живут обычной человеческой жизнью, в то время как их души, так и остаются привязаны либо к нижнему миру, либо к верхнему. В зависимости от того, куда они должны были попасть после смерти.

– Разве это возможно? – не поверил я.

– Возможно. – Заверил жнец. – Хуже, когда живой мертвец умирает и попадает в нижний мир. Сразу столько хлопот добавляется. – Посетовал жнец. – И Госпожа О в такие моменты злющая как чёр… кхм.

И хоть он успел спрятать слово за кашлем, я прекрасно понял, что он имел в виду.

Я не знаю историю Госпожи О и её отношений с Господином О – хозяином верхнего мира, которого никто из жнецов в глаза не видел, но слышал о том, что она была первой, кого сослали в нижний мир. Говорят, она провела в одиночестве долгие годы, прежде чем в нижний мир сослали кого-то ещё. Кто был этот второй, история тоже умалчивает. Точно известно лишь одно – именно Госпожа О создала нижний мир, хозяйкой которого и является.

Если вы когда-нибудь просыпались от ночного кошмара, то, вам знакомо это чувство животного страха, заставляющее сердце заходиться в тахикардийном танце до тех пор, пока остатки сна не сойдут с ваших глаз, а привкус ужаса на языке смешавшись со слюной не упадёт в желудок, где растворится в желудочном соке, оставив после себя лёгкое недомогание.

Так и я, проснувшись посреди ночи ещё долго приходила в себя, стараясь справиться с дрожью в теле, и восстановить дыхание.

– Это не по-настоящему… – сухими губами прошептала я, вспоминая как во сне, какой-то псих, зажав мне рот рукой, утянул в подворотню. – Это всего лишь сон. Жуткий и очень правдоподобный сон.

– Доброе утро! – донеслось из темноты.

Я дёрнулась и приготовилась закричать, но чья-то рука зажала мне рот. Прямо как в моём сне.

– Это я, – прошептал Стажёр, чей голос я теперь опознала. – Не кричи, – попросил он. – Не хочу, чтобы в твою палату ворвались санитары и всё испортили.

– И давно ты здесь? – поинтересовалась я, когда он убрал руку с моего лица.

– Достаточно, чтобы решить, что ты странная.

– С чего это я странная?

– Разве нормальные люди разговаривают сами с собой?

– Нормальные, как раз-таки, сами с собой и разговаривают.

– Ага. Скажи это парню, что болтает с деревьями в парке Чхондам.

– Ты что, пьян? – я склонилась к стоящему рядом жнецу и принялась обнюхивать его, как поисковая собака. – Пахнет виски!

– Ага, хлебнул адской водички. – Хмыкнул тот.

– Чего?

Что за бред он несёт?!

– Ничего! – отозвался жнец и улыбка на его лице скисла.

Он смотрел на меня так пристально, скользил взглядом по губам, щекам и даже шеи, что мне стало не по себе. Я попыталась отвернуться, он схватил меня за плечи и притянул к себе.

– Ты что задумал? – взвизгнула я, когда жнец прижал меня к груди.

– Будешь так кричать, прибегут санитары. – Шепнул он мне на ухо.

– Я не в дурдоме, а в больнице! – заметила я, пытаясь вырваться из его объятий.

– После того, как они увидят тебя скрюченную в воздухе, ты там окажешься. Можешь не сомневаться. – Предупредил жнец. – Перестань вырываться. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Его угроза, а может быть и обещание, подействовали на меня. Я перестала вырываться, кричать и как-либо бороться за личные границы. Лишь еле слышно поскрипывала сжатыми зубами в знак протеста.

– Это можно расценить как домогательство! – спустя целую вечность прошептала я. – Если в загробном мире есть суд, то я обязательно на тебя заявлю.

– Хорошо. – Тихо согласился Стажёр. Он ещё сильнее прижал меня к своей груди. – А пока помолчи. Мне надо сосредоточиться.

Он закрыл глаза и принял серьёзный вид.

– Со-сосредоточится? На чём это? – оскорбилась я, сделав слабую попытку отодвинуться подальше.

– Вы смертные, слишком много думаете и слишком мало знаете. От этого и предположения строите неверные. – Раздражённо выдохнул жнец, словно знал, причину моего возмущения.

– И долго ты будешь сосредотачиваться?

– Нет, если ты помолчишь.

Спустя пять, а может и десять, молчаливых минут, я стала замечать странные вещи: от кожи жнеца исходил тонкий древесный аромат с мускусным оттенком. Так пахнет сандал. А в едва уловимых цветочных нотках я опознала розу. В тот момент я вспомнила, что согласно одному приданию любимыми ароматами Будды были сандал и роза. Именно поэтому в буддийских храмах так часто жгли благовония с этими запахами.

Интересно, это значило, что при жизни этот юноша был буддистом?

Или все жнецы пахнут благовониями?

И что на счёт красной ткани в нагрудном кармане его пиджака. На вид, она была шёлковой.

И зачем ему это?

Ради красоты?

– Ты мне мешаешь. – Прервал образовавшуюся тишину жнец.

– Шутишь? Я уже затекла, стараясь не шевелиться.

– Ты всё время о чём-то думаешь. Меня это сбивает.

– Я не умею выключать мысли по щелчку пальцев. – Напомнила я.

– А жаль, эта способность тебе бы пригодилась. – Съязвил он. Но выдержав задумчивую паузу, сдался: – Давай, спроси о чём хотела.

– Ничего я не хотела. – Отмахнулась я.

– Нет, хотела.

– Нет, не хотела.

– Хотела.

– Не хотела.

– Хотела.

– Ладно. К чему этот красный платок в нагрудном кармане твоего пиджака? – выпалила я на одном дыхании.

– Это мёндчжон – мой загробный паспорт. – Без тени смущения объяснил жнец.

– И каким образом это – паспорт?

– На этом красном платке вышивают фамилию, имя и возраст умершего. После смерти души вручают мёндчжон Господину О – хозяину верхнего мира. Без него они не смогут переродиться, когда придёт их время.

– Постой, ты, ведь, сказал, что у тебя нет имени. – Напомнила я. – Стажёр – вот твоё имя, разве нет?

– Стажёр – это то, как называют меня близкие. – Отозвался жнец. – И у меня действительно нет имени.

– Но, как, если вот оно?! – я вытащила платок из кармана и развернув его, прочитала вслух: – Чхве Дон У, 19 лет. Тебя зовут Чхве Дон У?!

– Меня звали Чхве Дон У, – поправил жнец, всё с тем же спокойным выражением лица. – Теперь я – Стажёр, и никак иначе.

Я задумалась.

– И как же перерождаются души, оказавшиеся в нижнем мире? – спросила я.

– Никак. – Ответил он. – Из ада нет обратного пути.

– Тогда, ты тоже не сможешь переродиться?

– Смогу. – Как-то неуверенно проговорил он. – Жнецов не ссылают в нижний мир. Мы здесь, вроде, наёмных работников. Отрабатываем право на перерождение.

– Значит, ты не грешник, сосланный в ад, но и не праведник. Тогда, кто же ты?

– Жнец. – Коротко ответил он.

Всю оставшуюся ночь я не сомкнула глаз размышляя об устройстве загробного мира, о котором раньше даже не подозревала. Нет, я конечно же слышала теории про ад и рай, и перерождение, и жизнь после смерти. Как и все ходила в храм, зажигала благовония и даже молилась, но не верила.

Но после того, что со мной случилось и того, что мне удалось узнать за это короткое время, все теории и знания в моей голове сложились в два, абсолютно полярных предположения.

Первое: жизнь после смерти действительно существует. Так же как рай и ад, вместе с чертями и ангелами.

Второе: на самом деле, я в коме, а всё происходящее ни что иное, как сон.

Оба предположения казались мне одинаково реальными и, в то же время, надуманными. Я склонялась то к одному, то к другому, то выдвигала третье, то отмахивалась от всего и пыталась уснуть.

Надо признать, безрезультатно.

От недосыпа на утро под моими глазами растеклись два тёмных пятна, которые привели доктора Чхве в замешательство.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил он. – Голова не болит?

– А должна? – выдохнула я, стараясь скрыть своё раздражение – результат бессонной ночи.

– Не должна. Если у тебя нет сотрясения. – Задумчиво ответил тот.

– Значит, его нет. Потому что голова у меня не болит.

– Тогда откуда эти круги под глазами?

Скрюченным пальцем доктор указал на беспокоившую его зону.

– Мне, просто не спалось.

– Бессонница?

– Вроде того. – Выдохнула я, вспомнив жнеца и его россказни.

– Что ж, это частое явление после пережитых потрясений вроде дорожно-транспортных происшествий. – Закивал доктор. – Выпишу тебе Доксепин. Но смотри. Принимай строго по инструкции. – Он взглянул на меня и недоверчиво поджав губы, изрёк: – Забудь. Скажу твоей матери, чтобы она проследила за приёмом таблеток.

– Матери?

– Да. Ты сегодня едешь домой. Так что можешь собирать вещи.

– Да мне и собирать особо нечего… – растерянно пробормотала я.

– Так я это образно. – Пояснил доктор. – Совсем ничего не понимаете. – Цокнул он. – Молодёжь!

Нравоучения доктора Чхве длились ещё некоторое время, но я его уже не слушала. Я вдруг осознала, что совсем не была готова к такому повороту событий.

«А как же моё тело?» – судорожно думала я. «Что, если девчонка очнётся и закатит истерику?! Или ещё хуже – начнёт болтать про обмен душ?! Её же упекут в психушку. И вместе с ней моё тело».

Я закусила губу и стала нервно подёргивать ногой.

«Надо снова с ней поговорить!» – решила я. – «Не знаю, услышит ли она меня или нет, но попробовать стоит».

Я вскочила на ноги, перепугав доктора Чхве, который благополучно преодолел часть своей тирады и уже близился к её завершению.

– Со-Со Ён! – хватаясь за сердце, воскликнул бедняга.

– Прошу прощение! У меня появилось неотложное дело. – Состроив невинное личико, крикнула я.

– Но, как оно могло возникнуть, мы ведь тут разговаривали и…

– Ваша проницательная речь напомнила мне, что я забыла об одном очень важном деле. – Слукавила я.

– Молодая, а такие проблемы с памятью. – Покачал головой доктор прежде, чем я выскочила из палаты.

Стуча подошвами больничных тапочек, я галопом пронеслась по узкому молочно-бежевому коридору игнорируя замечания медсестёр-желторотиков, чья дружная стайка была разбита активной работой моих локотков. Не сбавляя темп, я неслась к деревянной двери со стеклянной вставкой. Но, на пол пути, упёрлась в толпу репортёров с камерами и микрофонами наперевес.

Незнакомые люди, разодетые в пиджаки и форменные платья теснились в плотном полукруге. Наступали друг другу на ноги, толкались, переругивались и щипали тех, кто дерзнул прорваться в первые ряды. Со всех сторон слышались громкие щелчки фотоаппаратов, ослепляющих своими яркими вспышками, а гул человеческих голосов рвал барабанные перепонки не хуже тяжёлого рока. И в центре всего этого беспорядка, облачённый в праздничный белый костюм тройку (который, надо заметить, был куплен на мои деньги), стоял Кан Бон Хва.

Предатель и лжец Бон Хва, застигнутый на измене с грудастой Мин Воль, чуть больше суток назад.

От вида печальной полуулыбки на ненавистном лице, я ощутила закипающую внутри ярость. Такую сильную, что мне пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы удержать поток проклятий, рвавшихся наружу.

– Мне очень грустно осознавать то, что произошло с любимой мною Ын Су. – Трагическим тоном проговорил он. – Но, я ожидал чего-то подобного.

«Любимой мной?!»

«Ожидал чего-то подобного?!»

Что он несёт?

Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать, так как получивший шанс выбраться из тени популярной актрисы, то есть меня, Бон Хва решил посягнуть на самое дорогое – на мою честь.

– Рано или поздно это должно было произойти. – Продолжал разглагольствовать лжец. – Ведь, езда в нетрезвом виде ещё никого до добра не доводила.

– Хотите сказать, у Чха Ын Су были проблемы с алкоголем? – оживлённо тыкая в Бон Хва микрофоном, спросил один из репортёров.

– Она часто садилась за руль в нетрезвом виде? – подхватил второй.

– Вы сами становились свидетелем её алкогольных поездок на автомобиле? – бросил третий.

Я устремила взгляд на Бон Хва, ожидая его ответа.

– Мне не приятно это признавать, но у Ын Су были проблемы с алкоголем. – Медленно произнёс он. – И не маленькие. Сесть за руль после пары бутылок соджу для неё обычное дело.

Он склонил голову, прижав подбородок к груди. Уголки его губ, устремились вниз, а на глазах заблестели слёзы.

Фальшивые слёзы.

Потому что это была ложь. Я никогда не садилась пьяной за руль. Да и выпивала редко. Этот мерзавец лгал. И окружающая его толпа верила ему.

– Я ни раз просил Ын Су перестать пить, но она отвечала, что у неё нет проблем с алкоголем. – Продолжал свою ложь Бон Хва. – К сожалению, у Ын Су плохая наследственность. Её отец – пьяница, скончался от цирроза печени два года назад. Если не верите мне, запросите документы о его вскрытие.

Он упивался своей ложью и положением, которое она давала. Я видела, как он облизывается, будто лис перед курятником. Он предвкушал. Представлял, как по щелчку его пальцев рухнет всё, что я строила годами.

– Отец Ын Су – алкоголик? – последовал вопрос очередного репортёра.

– Мой отец не был пьяницей. – Еле слышно пробормотала я. – Он принимал лекарства от артрита. Отсюда и цирроз печени. Ты же знаешь про это. Ты был со мной в тот день, когда его не стало. Зачем же говоришь все эти гадости?

– Потому что это его шанс тебе отомстить. Растоптать как букашку. – Отозвался тихий низкий голос у моего уха.

Я дёрнулась от неожиданности. Обернулась и встретилась взглядом со стоящим рядом Стажёром.

– Разве ты этого ещё не поняла? – с ухмылкой спросил он.

– Будто измены было мало. – Пряча лицо в ладно, прошептала я.

– Видимо мало. – Пожал плечами жнец. – Людишки вроде него не размениваются по мелочам. Им нужна «рыба» покрупнее. Сама подумай, что выигрывает он из сложившейся ситуации?!

– Известность? – всхлипнув, предположила я.

– Верно. Теперь о нём узнает вся Республика, – Мрачно согласился жнец. – А после всего того, что он здесь наплёл, ему ещё и сочувствовать будут всей страной.

И он был прав.

Мне не хотелось в это верить, но вся та ложь, которую Бон Хва влил в уши репортёрам и тысячам телезрителей, была нужна не только для того, чтобы унизить меня и растоптать мою карьеру. Но и ради славы.

Интересно, сколько лживых интервью он успеет дать, прежде чем мне удастся вернуться в своё тело? Но, даже если это случится, что меня ждёт? На сколько сильно пострадает моя карьера? Моя жизнь?

Я вспомнила тот момент, когда впервые увидела Бон Хва. Это случилось на съёмках рекламного ролика нового средства для похудения в виде серовато-коричневых пилюль. Я до сих пор помню яркую розовую коробочку с нарисованной девушкой в соблазнительной форме для йоги.