Фронтир Отчаяния

«Свободная Надежда».

Кто они? Призраки? Те, кто написал анонимку, из-за которой устроили бойню? Или те, кто оставил знак? Те, кто борется? Единственный выход из этой ловушки? Его ключ на поясе упирался в бок, холодный и тяжелый. Якорь. Приковывающий к тонущей станции. Но теперь, в полубреду от боли и истощения, ему показалось, что якорную цепь можно перерубить. Чем? Пламенем? Надеждой? Безумием?

Он потянулся к стакану на тумбочке – старому, пластиковому, с трещиной. Налил воды из-под крана. Посмотрел на мутноватую жидкость с химическим запахом. Привкус отчаяния. Он поднес стакан к губам. Замер. Перед глазами снова всплыл знак. Пламя.

Артем поставил стакан обратно на тумбочку. Не пить. Не сегодня. Не эту воду. Он погасил свет и уткнулся лицом в жесткую подушку, пропахшую пылью. Темнота не принесла покоя. В ней стоял гудящий звон – то ли в ушах, то ли сама станция «Лима» пела свою лебединую песню в черно-белой пустоте космоса. И где-то в этом гуле, сквозь боль и страх, пробивался новый звук – тихий, настойчивый шепот стен, повторявший два слова, ставшие его проклятием и, возможно, единственным шансом:

«Свободная Надежда… Свободная Надежда… Свободная Надежда…»

Глава 4: Сигнал Тревоги

Воздух в кабинете Бориса Петровича был густым, как бульон, сваренный из машинного масла, пота и старого пластика. Артем, переступив порог, почувствовал, как этот воздух обволакивает его, липкий и тяжелый. Старый вентилятор на столе глухо грохотал, гоняя горячие струи, но не охлаждая, лишь перемешивая запахи. Кабинет напоминал свалку контролируемого хаоса: стопки пожелтевших бумаг угрожали опрокинуться, на металлических полках теснились коробки с маркировкой «АВАРИЙНЫЙ РЕМКОМПЛЕКТ – СЕКЦИЯ ГАММА» и «ФИЛЬТРЫ В/В – БРАК», под ногами валялись обрезки кабеля и пара промасленных перчаток. На главном мониторе за спиной Бориса пульсировал график – больше красного, чем зеленого, зоны аварийности расползались как язвы.

Артем попытался расправить плечи, но тупая боль в спине, отдававшаяся в затылок, тут же напомнила о себе – эхо удара дубинкой и часов на холодном бетоне участка. Каждый шаг отзывался ноющим дискомфортом. Он стоял, стараясь не переносить вес на правую ногу, где щиколотка ныла после вчерашнего падения.

Борис Петрович не поднял головы. Его толстые пальцы, в глубоких морщинах и черных заусеницах, яростно тыкали в экран планшета, будто пытались физически продавить цифры сквозь стекло. Его комбинезон, когда-то серый, теперь был покрыт замысловатыми узорами из мазута и ржавчины. Лицо, изборожденное глубокими складками усталости, было обращено к планшету, но взгляд казался расфокусированным, устремленным куда-то вглубь бесконечных проблем.

– Игнатьев? – его голос прозвучал хрипло, как скрип несмазанной петли. – Наконец-то. Где шлялся? Смена началась полчаса назад.

Он все еще не смотрел на Артема. Артем промолчал. Объяснять про участок, про допрос? Бесполезно. Бориса волновала работа. Только работа.

– Смотри, что эти долбаебы из Администрации прислали, – Борис швырнул планшет на стол так, что тот со скрежетом проехался по стопке бумаг, сбив несколько листов на пол. – Хрен знает что это. Ты же знаешь русский? Бабка твоя, помнится, гордилась. И что-то там умеешь кодить, в железе ковыряться? Вроде болтал когда-то, что курсы какие-то проходил на Земле?

Артем кивнул, машинально поправляя тяжелый «ключ-якорь» на поясе – массивный брусок закаленной стали с прорезями и чипом, универсальный инструмент и пропуск техника в доках. Символ его заточения.

– Знаю. Базово. Железо… да, могу посмотреть.

– Вот и смотри! – Борис жестом, полным раздражения, махнул в сторону планшета.

На экране светились нечеткие фото: несколько стандартных серых ящиков для оборудования. Но надписи на них были криво нанесены кириллицей: «ОБОРУДОВАНИЕ ДЛЯ ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. СЕКЦИЯ 7Б». Ниже – штрих-код и серийные номера, тоже на русском.

– Прислали вместо сервоприводов для кранов! Адресат – Центр Коммуникаций, но свалили сюда, в доки! Как обычно! Дуй к ним, к связистам. Помоги разобраться, что за хрень им подсунули вместо того, что просили. Может, хоть поймут, что к чему. Или скажи им, чтоб написали этим корпоративным крысам, что б их, куда надо. Чтоб знали. Чертов бардак!

Он с силой ткнул пальцем в сторону двери, будто выталкивая Артема и проблему вместе.

Артем взял планшет. Экран был теплым, липким от пальцев Бориса. «Бонус, – промелькнула слабая искра в груди. – Может, хоть на пайку витаминов хватит. Или на бутылку воды, которая не воняет химией.» Внешне он лишь кивнул:

– Понял, Борис Петрович. Разберусь.

Он развернулся, чтобы уйти, и поймал на себе взгляд бригадира. Не сочувствие. Не поддержка. Сухая, усталая оценка работоспособности. Начальник уже отвернулся, уткнувшись в очередной отчет на мониторе, бормоча под нос что-то неразборчивое, но явно про «проржавевшие до дыр балки», «отсутствие запчастей» и «сволочей в снабжении».

Артем вышел в коридор, прикрыв дверь. Плотный воздух кабинета сменился чуть менее плотным, но таким же затхлым воздухом коридора. Он посмотрел на фото ящиков с нелепыми русскими надписями. Надо же. Бабка-то была права. «Выучи, внучек, пригодится, это великий язык космоса и прогресса». Горькая усмешка скривила его губы. Вот только она думала о Пушкине да о Толстом, а не о технарях на космическом фронтире, разбирающих хлам, присланный по ошибке. Крошечный островок теплого воспоминания растворился в ледяном мраке «Лимы». Он сунул планшет во внутренний карман комбинезона, почувствовав, как «ключ-якорь» болезненно уперся в ребро. Бонус. Маленький шажок в сторону чуть менее ужасного существования. Но шажок. Он двинулся к Центру Коммуникаций, спину снова сковала знакомая тупая боль.

Коридор за дверью кабинета Бориса был таким же серым, как и все на «Лиме»: голый металл стен, протертый до блеска в местах частых касаний и покрытый слоем вездесущей пыли с Хофнунга в углах, тусклые светильники, встроенные в потолок десятилетия назад, боролись с вечной сумеречной дымкой. Гул вентиляции – постоянный, низкий, навязчивый – смешивался с отдаленным лязгом грузовых лифтов и неразборчивыми криками из открытой двери какого-то цеха. Обычный звуковой фон. Но для Артема сегодня он звучал иначе. Каждый скрежет металла, каждый резкий звук вдалеке заставлял его вздрагивать внутренне, натягивая нервы как струны. После «Кратера» и участка мир «Лимы» окрасился в оттенки подозрительности.

Он шел быстро, но не бегом – спешка привлекала внимание. Плечи были слегка втянуты, спина, несмотря на боль, старалась быть прямой, но не вызывающе. Взгляд скользил по полу, избегая встреч с прохожими. Каждый чисто одетый человек в комбинезоне без привычных производственных пятен, каждый, кто нес планшет, а не инструментальный ящик, мгновенно попадал в категорию «гость» или «стукач». Вот мужчина в почти новом синем комбинезоне что-то деловито отмечал на экране планшета, стоя у развилки. «Оценивает трафик? Или составляет список?» – пронеслось в голове Артема. Он свернул в боковой проход, даже если это удлиняло путь. Лучше лишний поворот, чем пересекать потенциальное поле зрения.

Мысль о русском языке, о бабушке, вызвала горькую усмешку. «Выучи, внучек, пригодится, великий и могучий! Мир откроется!» – ее голос, теплый и убежденный, всплыл на секунду из глубин памяти, такой же нереальный здесь, как солнечный свет. «Мир открылся, бабуля. Открылся ржавым люком в аварийный отсек. И язык пригодился, чтобы читать этикетки на хламе, который нам подсовывают вместо спасения.» Он машинально потрогал планшет во внутреннем кармане, ощущая его угловатость сквозь ткань. Бонус. Крошечная надежда на чуть меньшее убожество в этом тонущем мире.

Поворот, еще один. Основной поток людей был в другом крыле, здесь было почти пустынно. Артем уже начал расслабляться, как вдруг увидел их. Впереди, у пересечения двух магистральных коридоров, стояли двое. Серые бронежилеты поверх стандартных комбинезонов, шлемы с опущенными темными забралами, скрывающими лица. Полицейские. Рядом с ними, чуть позади, едва не сливаясь с тенью у стены, парил в сантиметре от пола он. Матово-черный полицейский дрон. Обтекаемый, безликий, словно вырезанный лазером из куска ночи. Ни щелей, ни камер, ни сенсоров – только гладкая, поглощающая свет поверхность и тусклый синий индикатор где-то в глубине корпуса, мерцающий с нечеловеческим постоянством.

Артем замер на мгновение, сердце колотясь где-то в горле. Инстинкт кричал: «Спрячься!» Он резко прижался к шершавой стене, сделав вид, что поправляет шнуровку на протертом ботинке. Глаза уперлись в пол, но периферией он ловил движение. Полицейские неспешно переговаривались, один показал рукой в сторону Административного сектора. Их позы были расслаблены, обыденны. Патруль. Просто патруль. Но дрон…

Он не издавал ни звука. Его «взгляд» нельзя было увидеть, но Артем ощущал его. Холодное, аналитическое давление, скользящее по коже, по лицу, сканирующее биометрию, фиксирующее присутствие. Как в том коридоре возле столовой. Центральная часть корпуса дрона, гладкая и темная, казалось, повернулась в его сторону не физически, а вниманием. Невидимый луч скользнул по его затылку, где запеклась кровь под слоем грязи, по спине, где горел синяк. Артем затаил дыхание, чувствуя, как ладонь, которую сканировали в участке, становится влажной. «Они знают. Система знает. Я помечен.»

Полицейские двинулись, не спеша, в указанном направлении. Дрон плавно, абсолютно бесшумно, последовал за ними, его «внимание» наконец отпустило Артема. Он не стал ждать, пока они скроются из виду. Как только черная тень дрона повернула за угол, Артем оттолкнулся от стены и зашагал прочь, почти бегом, ускоряя шаг с каждым мгновением. Боль в спине пронзила остро, но он почти не чувствовал ее, заглушенную адреналином. «Просто патруль… Просто патруль…» – твердил он про себя, но голос в голове звучал неубедительно. Холодный след «взгляда» дрона все еще ощущался на коже, как ожог.

Он свернул в более широкий коридор, ведущий к Центру Коммуникаций. Редкие прохожие оглядывались на его учащенные шаги. Артем заставил себя сбавить темп, вытереть ладонью лоб. Химический привкус в воздухе, всегда присутствовавший, сегодня казался особенно назойливым, сладковато-едким. Где-то в вентиляционной решетке над головой раздался резкий, короткий звук – не скрежет, а скорее икота: «Кх-р-р-р!» Воздушный поток на секунду прервался, потом снова загудел.

Артем взглянул на стену напротив. Там, где кто-то неаккуратно вез тележку, осталась длинная свежая царапина, обнажившая серый металл под слоем краски и пыли. На мгновение его воспаленному сознанию показалось, что царапины складываются в угловатый треугольник. Он резко отвел взгляд и, стиснув зубы, зашагал к тяжелой, звуконепроницаемой двери Центра Коммуникаций, отмеченной мигающим желтым светодиодом «ВХОД». Гул из-за двери обещал не покой, а новый виток хаоса.

Дверь в Центр Коммуникаций не хлопнула – она всхлипнула, проглоченная звуконепроницаемым уплотнителем. И тут же Артема накрыла волна. Не звука – физического давления. Гул был не фоном, а жидкой субстанцией, заполнявшей помещение до краев: низкое, мощное гудение серверных стоек, сливавшееся в сплошной рокот, будто где-то глубоко под полом работал невидимый дробильный пресс. Этот грохочущий базис перекрывался более высокими, резкими звуками: треском искрящих контактов, пронзительными сигналами тревоги с мониторов и человеческими голосами, доведенными до хриплого отчаяния.

Воздух был горячим, густым, пропитанным запахом перегретой изоляции, пыли, выдыхаемого людьми адреналина и той самой едкой озонной нотой. Освещение – тусклое, аварийно-экономичное, – выхватывало из полумрака стойки с мигающей аппаратурой: леса серых металлических корпусов, опутанные жгутами кабелей всех цветов, с мириадами крошечных красных, желтых и зеленых светодиодов, которые больше тревожили, чем информировали. Мониторы на столах операторов показывали какофонию ошибок: «ПОТЕРЯ ПАКЕТОВ 98%», «УХУДШЕНИЕ КАЧЕСТВА НЕСУЩЕГО СИГНАЛА» и «НЕТ СВЯЗИ С УЗЛОМ: КОЛОНИАЛЬНАЯ ГРУППА ГАММА».

Артем замер на пороге, давясь горячим, тяжелым воздухом. Его спина ныла, голова гудела в унисон серверам. Он искал взглядом кого-то, кто выглядел бы менее занятым крахом цивилизации. Не нашел.

– …ПЕРЕЗАГРУЗКА НЕ ПОМОГАЕТ, КАПИТАН ОЧЕВИДНОСТЬ! – орал в микрофон молодой связист с всклокоченными темными волосами и трясущимися руками.

Плашка на столе показывал его имя: «Петер А. – Сектор Внеш. Связи». Он бил кулаком по столешнице рядом с клавиатурой, отчего подпрыгивали чашка с темной жидкостью и корпус мыши.

– Сигнал-то есть! Уровень в норме! Но пакеты не идут! Вообще! Как будто… как будто их съедает черная дыра! Врет статистика? Или протокол сломался? ХРЕН ЕГО ЗНАЕТ!

Рядом, у стойки с дымящимся блоком питания, возился другой техник, вытирая пот со лба грязным рукавом и бормоча матерные заклинания. Третий оператор, женщина постарше, судя по табличке на столе «Елена В. – Рук. Смены», просто сидела, опустив голову на скрещенные на столе руки. Ее плечи слегка подрагивали – то ли от усталости, то ли от бессилия.

Кто-то заметил Артема и обратился к нему первым. Молодой техник с воспаленными от бессонницы глазами и масляным пятном на щеке, копавшийся в открытой панели одной из стоек, резко обернулся на скрип двери. Его взгляд, мутный от напряжения, сфокусировался на Артеме с мгновенной враждебностью.

– Ты кто такой? – его голос сорвался на визгливую ноту, перекрывая на секунду гул серверов. – Чего тут забыл? Не видишь – ГОРИМ?! Свали отсюда, пока по шее не получил! Не до зевак!

Артем, стараясь говорить громче, четче, превозмогая ком в горле от запаха озона и собственного страха, шагнул вперед.

– Я из Доков! Артем Игнатьев! Меня Борис Петрович прислал! – он вытащил планшет, показывая фото ящиков. – С оборудованием! С русскими надписями! Я знаю язык! Помочь разобраться!

Эффект был мгновенным. Петер, оравший в микрофон, резко обернулся, чуть не сбросив наушник:

– Русский?! Ты?!

Его глаза расширились, в них мелькнула искра абсурдной надежды. Взгляды всех присутствующих – техника у стойки, Елены, поднявшей голову, самого Петера – устремились на Артема. Раздражение и отчаяние сменились настороженным, почти жадным интересом. Даже гул серверов на секунду показался тише.

– Ну где они?! – рявкнул Петер технику у стойки, отшвырнув отвертку. – Быстро! Показывай!

Артема буквально потащили к дальнему углу, где под тревожно мигающей лампой аварийного освещения были свалены в небрежную кучу те самые серые ящики. Он наклонился, разбирая грубые кириллические надписи под слоем пыли и отпечатков пальцев. Читал вслух, переводил на ходу, чувствуя абсурдность ситуации.