Фронтир Отчаяния

* * *

«Лунный Кратер» был не баром, а убежищем. Образовавшемся в теле станции гнойником, где горечь реальности на время приглушалась дымом и дешевым спиртом. Артем толкнул тяжелую, обитую изнутри звукопоглощающим материалом дверь, самодельное решение против вездесущего гула, и его накрыла волна знакомого ада. Воздух был густым, почти вязким: сладковато-едкий дым самосада, кислый перегар, запах немытого тела и вездесущей пыли Хофнунга, смешанной с подгоревшим маслом где-то на кухне. Тусклый красноватый свет дешевых светодиодных лент выхватывал из полумрака потертые пластиковые столы, шаткие табуретки, лица – усталые, огрубевшие, местами подозрительные.

Гул был иным, чем в столовой. Более низким и каким-то хриплым. Он перебивался хлопками дротиков в дартс у дальней стены, обрывками песен из дребезжащих колонок, взрывами грубого смеха. Артем протиснулся к стойке, кивнув знакомому бармену – Вадиму, бывшему сварщику с перебитой рукой, которая плохо гнулась в локте.

– Стандарт, Вадим. И закуску… что есть.

– Принято, Артёмка, – хрипло отозвался бармен, уже наливая мутную жидкость из крана в граненый стакан.

«Пороховой чай» – местное название этого пойла, сваренного бог весть из чего в подпольных перегонных кубах. Горело, как порох, и калечило печень с той же эффективностью. Артем взял стакан и закуску – заветренные сухарики из рециклированного хлеба – и огляделся. В дальнем углу, за столом, покрытым липкой клеенкой, сидели Касьян и Гриша. Гриша – механик из соседнего сектора, вечно жизнерадостный толстяк, сейчас выглядел необычно мрачным. Касьян же, напротив, был возбужден, жестикулировал, стуча кулаком по столу.

– …и видел я их! – доносился голос Касьяна, когда Артем подошел. – У складов в Зете! Эти… пришельцы с «Галилео»! С планшетами, в чистых комбезах! Ходят, щупают стены, как будто ищут дыру! И охрана с ними – не наша полиция, а свои, корпоративные, с новыми стволами!

Артем опустился на свободный табурет. Дерево скрипнуло. Он отпил глоток «чая». Огонь ударил в горло, на секунду прогнав сладковатый привкус воды и воспоминание о холодном «взгляде» дрона.

– Что ищут? – спросил Артем, поставив стакан.

Звук слился с общим гулом.

– Хрен их знает! – Касьян фыркнул. – Говорят, что-то интересное привезли. Не только этих чертовых «Титанов». Для «особых» проектов. Вон, – он кивнул в сторону группы шахтеров у стойки. – Оттуда шепчут, будто в Секторе Зета теперь зона строгого доступа. Для своих и для «особых гостей».

Гриша мрачно ковырял сухарик.

– Проекты… – пробурчал он. – У нас тут колонна в доках вот-вот рухнет, фильтры воду в отраву превращают, а они… проекты. – он поднял на Артема усталые глаза. – Слыхал про Петрикова? Того клерка? Шахтеры его сегодня чуть не разорвали. А полиция – мигом! Как коршуны на падаль!

– Слышал, да. А еще видел патруль, – кивнул Артем, понижая голос. – С новым дроном. Матово-черным. Как из ада выполз. И слышал… – он наклонился к столу. – Полицейские говорили про анонимки. Мол, в последнее время их – тьма. На «подозрительные сборища». Думают, это «гости» стучат.

Касьян злобно сверкнул глазами.

– Я б не удивился! Сволочи! Прилетели, устроились в тепле, смотрят на нас свысока… и доносы строчат! Чтобы полиция нас, как тараканов, давила! – он швырнул в стакан окурок. – Надо бы им… напомнить, где их место.

– Тише ты, – шикнул Гриша, оглядываясь. – Уши тут везде. Особенно теперь.

Артем последовал его взгляду. У входа, в тени, сидел одинокий мужчина. Не местный. Чистый, почти новый комбинезон без нашивок, короткая стрижка. Он не пил, просто сидел, держа перед собой планшет, пальцем что-то листая. Его взгляд, холодный и оценивающий, скользил по залу, по лицам, изредка останавливаясь на ком-то подольше. На Артема? На Касьяна? На группу шахтеров?

– Видишь? – прошептал Гриша. – Один из них. «Гость». Шпиён.

Артем почувствовал, как по спине снова побежали мурашки. Не как от дрона, а от человеческой, осознанной угрозы. Этот человек видел его. Запоминал. Возможно, прямо сейчас составлял отчет для своей «особой» службы безопасности или для полиции. Анонимка номер… сколько их там уже?

Он отпил еще глотка. «Чай» уже не горел, а лишь оставлял неприятное послевкусие дешевого спирта и страха. Разговоры вокруг казались теперь приглушенными, фальшивыми. Смех – нервным. Даже знакомые лица выглядели подозрительными. Кто здесь просто пьет, а кто слушает? Кто друг, а кто стукач?

– Ладно, – вздохнул Гриша, поднимаясь. Его лицо осунулось. – Я пойду. Башка гудит. И… что-то тут душно стало. Не по себе.

– Сиди, – попытался удержать Касьян, но Гриша лишь махнул рукой.

– Завтра смена. Идиоты там с домкратами колонну держат… – он кивнул Артему и растворился в толпе у выхода.

Артем и Касьян сидели молча. Напряжение висело между ними, как невидимая стена. Даже пьяная возбужденность Касьяна поутихла, сменившись мрачной задумчивостью. Они смотрели на стаканы, на липкий стол, куда-то в пространство. «Гость» у входа все так же листал свой планшет. Его присутствие отравляло воздух сильнее дыма.

– Дохнем тут все, – вдруг тихо, но с ледяной ясностью произнес Касьян. Он не смотрел на Артема. – Как Зейн. Как тот парень под «Титаном». Нас сотрут в пыль. Им, – он едва заметно кивнул в сторону «гостя». – Только это и надо. Чистый лист для их «проектов».

Артем ничего не ответил. Он сжал стакан, чувствуя, как холодок страха смешивается с беспомощной злостью. Гриша был прав. Здесь стало душно. Душно от подозрений, от слежки, от ощущения, что стены «Лунного Кратера» больше не защищают, а сжимаются, как капкан. Он посмотрел на «гостя». Тот поднял голову, их взгляды встретились на долю секунды. Холодный, безразличный, изучающий. Как взгляд того дрона в коридоре. Только человеческий.

Артем резко отвел глаза. Ему вдруг страшно захотелось уйти. Сбежать. Но куда? В каморку, где пахнет пылью и отчаянием? В доки, к зияющей ране на колонне? Бежать было некуда. «Лунный Кратер» был последним подобием норы. И даже здесь их нашли.

Он допил «чай» до дна. Огонь в горле уже не гнал прочь мысли, а лишь подчеркивал их горечь. Пыль Хофнунга оседала не только на станции. Она оседала в душах, превращая надежду в труху, а гнев – в тяжелый, бесплодный камень. Касьян что-то бормотал про «надо что-то делать», но слова терялись в гуле. Артем уже не слушал. Он сидел, ощущая на себе невидимый, но тяжелый взгляд «гостя» со стороны входа, и ждал. Ждал, когда эта шаткая иллюзия безопасности рухнет окончательно. Она и рухнула. Но не так, как он ожидал.

Тяжелая, приглушающая звук дверь «Лунного Кратера» не хлопнула. Она взорвалась.

Не грохотом выстрела, а глухим, резонирующим УДАРОМ, от которого задрожали стаканы на стойке и посыпалась штукатурка с потолка. Дверь, выбитая снаружи каким-то тараном, распахнулась настежь, ударившись о стену с лязгом разбивающегося замка. В проеме, залитом резким белым светом мощных фонарей с улицы, встали силуэты. Не люди – монолиты в полицейской броне, с затемненными забралами шлемов, превращавшими лица в безликие черные овалы. Свет фонарей бил в глаза, выхватывая из красноватого полумрака бара испуганные, застывшие в шоке лица, поднятые руки, опрокинутые стаканы.

Тишина не наступила. Ее выжег каток голоса, усиленного динамиком в шлеме первого полицейского. Металлический, лишенный интонаций, он резал воздух, как пила:

– ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА МЕСТАХ! НЕ ДВИГАТЬСЯ! ПРОТОКОЛ «КВАРЦ» АКТИВИРОВАН! НЕМЕДЛЕННО СОБЛЮДАТЬ ПОРЯДОК!

Гул бара умер мгновенно. Сменился гулом собственной крови в ушах, учащенным дыханием, единым стоном страха, застрявшим в сотне глоток. Артем замер, как и все, ослепленный светом, оглушенный командой. Его рука все еще сжимала пустой стакан. В глазах плавали слепые пятна от фонарей.

Человек у самого входа, тот самый докер, что сидел спиной к двери и первым принял удар светом и звуком, инстинктивно вскочил. Его тень, огромная и дрожащая, метнулась по стене. Он повернулся к силуэтам в проеме, поднял руку, не для угрозы, а как щит от света, рот открылся:

– Эй, вы чё, бл…!

Его не слышно было за ревом динамика, но жест был ясен. Ответ пришел мгновенно.

Полицейский на левом фланге, ближайший к докеру, сделал один шаг вперед. Его дубинка – не длинная палка, а короткий, утяжеленный «томагавк» из черного композита – описала короткую, страшную дугу. Не в голову. В ключицу. Глухой, влажный СТУК, как падение мешка с песком. Докер не закричал. Он издал хриплый, захлебывающийся звук, сложился пополам и рухнул на пол, сбив табурет. Его тело дернулось раз, другой.

Это был спусковой крючок.

Хаос. Не беспорядок – какофония насилия.

Полицейские ворвались внутрь плотным строем, как таран. Не для задержания. Для подавления. Системно. Методично. Протокол «Кварц».

Мужчина, сидевший ближе к проходу, инстинктивно отпрянул. Короткий удар «томагавка» по коленной чашечке. Хруст? Или только казалось? Крик боли, падение. Женщина за соседним столом вскрикнула, резко вскочила. К ней метнулся полицейский. Без предупреждения. Короткий ТЫК разряда. Синие искры ЩЕЛКНУЛИ между электродами, ударив в бок. Тело ДЕРГНУЛОСЬ, как у куклы на нитках, и рухнуло на стол, опрокидывая посуду. Запах озона и паленой ткани.

Группа шахтеров у дальней стены сгрудилась, кто-то выставил вперед кулак. Полицейский просто толкнул стол. Пластик, пиво, люди – все смешалось в падающей, кричащей массе. Дубинки опускались на спины, ноги, любую часть тела, оказавшуюся сверху. Кто-то швырнул стакан в сторону полиции. Мимо. Стакан разбился о стену. Ответный выстрел шокера в толпу. Еще один вопль.

Артем сидел, парализованный. Его мозг отказывался обрабатывать картинку. В глазах мелькали: искаженное болью лицо Касьяна рядом; Вадим за стойкой, прижавшийся к стене с поднятыми руками; тело докера у входа, неподвижное; слепая чернота забрал, приближающихся к их столу.

И тут его дернули за рукав. Резко, сильно. Боль пронзила онемевшую руку. Он рванул головой. Рядом был Гриша! Его друг, который ушел, стоял, лицо искажено животным страхом, глаза выпучены.

– Артем! СЮДА! – его голос был хриплым шепотом, пробивающимся сквозь грохот и крики. – ЧЕРЕЗ КУХНЮ! БЫСТРО!

Инстинкт выживания сработал быстрее мысли. Артем вскочил, опрокинув табурет. Гриша уже рванул вперед, расталкивая застывших в панике людей, увлекая Артема за собой. Не к выходу – вглубь зала, к занавеске, за которой виднелся проход на кухню. Воздух был пропитан адской смесью: перегар, пыль, озон, запах рвоты и… сладковатый дым горелой изоляции – кто-то опрокинул лампу или колонку.

Они нырнули за занавеску. Кухня встретила паром, вонью подгоревшего жира и криками перепуганных поваров. Гриша, не разбирая дороги, рванул к узкой металлической двери в дальнем углу – запасному выходу в техкоридор. Артем бежал следом, спотыкаясь о ящики с овощами, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, а в ушах – белый шум паники поверх криков из зала.

Они были в метре от двери. Гриша протянул руку к штурвалу запорного механизма. И тут Артем почувствовал не толчок, а УДАР. Он пришелся не в спину, а будто сквозь нее.

Мощный, глухой, сотрясающий все тело. Как будто огромный кувалдой ударили по лопаткам. Боль была мгновенной, белой и ослепляющей. Воздух вырвало из легких со свистом. В глазах вспыхнуло яркое белое пятно, затопившее кухню паром и страхом. Звон в ушах заглушил все – и крики, и грохот, и собственный стон. Мир накренился, поплыл. Он не упал – его опрокинуло вперед. Лоб с глухим СТУКОМ ударился о холодный металл косяка двери.

Темнота. Не та, что в коридорах «Лимы». Горячая, пульсирующая, полная искр. Последнее, что он успел почувствовать – жесткий кафель пола под щекой и далекий, искаженный крик Гриши:

– АРТЕЕЕМ!

Потом – только пустота, звон и боль, растекающаяся от спины к затылку, погружая в бездну.

* * *

Сознание возвращалось волнами. Сперва – боль. Тупая, раскалывающая череп, сосредоточенная в затылке, где голова ударилась обо что-то при падении. Потом – тошнота, подкатывающая к горлу едкой волной. Потом – шум. Не грохот и крики, а низкий, сливающийся гул десятков голосов: стоны, приглушенный плач, хриплый мат, чье-то монотонное бормотание. И запахи. Резкий, едкий дезинфектант, не перебивающий, а лишь маскирующий под собой вонь пота, рвоты, крови и чего-то металлического, как ржавая вода.

Артем открыл глаза. Слипшиеся веки разлепились с усилием. Яркий, режущий свет без абажура бил прямо в лицо с потолка. Он зажмурился, но свет прожигал веки. Повернул голову – больно – и увидел.

Он лежал на холодном, липком бетонном полу. Вокруг – ноги. Десятки ног в рваных ботинках, засаленных комбинезонах. Камера. Большая, переполненная. Люди сидели на полу, прислонившись к стенам, покрытым граффити и подтеками неизвестного происхождения. Некоторые лежали, как он. У многих – синяки, ссадины, запекшаяся кровь на губах или висках. Один парень держался за руку, висевшую под неестественным углом, лицо его было серым от боли и шока. Воздух был спертым, густым, дышать было тяжело.

– …за что?! Я просто пиво пил! Просто сидел! – хрипел кто-то невидимый слева.

– Беспредел! – отозвался другой голос, глухой и злой. – Настоящий беспредел!

– Гриша? – попытался позвать Артем, но голос вышел хриплым шепотом.

Он попытался приподняться, опираясь на локоть. Боль в спине, где пришелся удар дубинкой, пронзила его, заставив сдавленно застонать. Голова закружилась. Он коснулся затылка пальцами – влажно. Ссадина, запекшаяся кровь, смешанная с грязью и пылью. «Сколько времени прошло?»

– Артем Игнатьев? – голос прозвучал резко над самым ухом.

Артем вздрогнул. Над ним стоял полицейский в такой же потертой броне, но без шлема. Молодое, невыразительное лицо, усталые глаза. В руке – планшет.

– Встать. С тобой хотят побеседовать.

Подняться было пыткой. Каждый мускул ныл, спина горела, голова раскалывалась. Полицейский не помогал, лишь наблюдал с равнодушным терпением. Артема повели по узкому коридору, мимо других решетчатых камер. Оттуда тянулись руки, слышались крики: «Выпустите!», «Я невиновен!», «Дознавателя!». Запах дезинфектанта здесь был сильнее, но не мог заглушить стойких запахов страха и отчаяния. Провели в небольшую комнату с голыми стенами, металлическим столом и двумя стульями. На столе – мощная лампа, направленная на один стул, и терминал.

– Садись, – полицейский указал на стул под лампой. – Руки на стол.

Свет лампы был еще более слепящим, чем в камере. Он выжигал остатки мыслей, превращая комнату в белое марево с темным силуэтом полицейского напротив. Артем машинально положил ладони на холодный металл стола. Они дрожали.

Полицейский, звание на затертой нашивке не разобрать, сел напротив. Лицо его в тени было неразличимо, только руки, набиравшие что-то на терминале, и голос:

– Фамилия, имя, отчество?

– Артем… Артем Сергеевич Игнатьев.

– Должность?

– Техник второй категории. Сектор Гольфа, дока. Станция «Лима».

– Почему находился в заведении «Лунный Кратер» сегодня в 21:47 по станционному времени?

Артем попытался собраться. Боль и свет мешали.

– После смены… Пошел отдохнуть. Встретиться с коллегами. Выпить.

– Какими коллегами? Конкретнее.

– Касьян Петров, механик. Григорий… Григорий Пружнин, механик. Из соседнего сектора.

– О чем говорили?

Вопрос был ровным, без эмоций. Артем почувствовал ловушку.

– О работе… О поломках. О вчерашней аварии в доках. О… – он запнулся, вспомнив разговоры о «гостях» и анонимках. Сказать? – О плохой воде. Привкус.

Полицейский что-то отметил в терминале. Пауза затянулась. Тишину нарушал только тихий гул вентиляции и собственное дыхание Артема.

– Ты пытался скрыться с места проведения спецоперации, – голос полицейского оставался ровным, но приобрел оттенок… констатации факта. – Через кухню. Вместе с Григорием Пружниным. Почему?

– Я… испугался. Хаос. Люди падали… Мне показалось, что могут и меня… – Артем сглотнул, язык прилипал к небу. – Мы просто хотели уйти. Без проблем.

– Без проблем, – полицейский повторил фразу без интонации и нажал пару клавиш. – Расскажи о своих связях с подпольной группировкой «Свободная Надежда».

Артем замер. Боль в голове отступила на секунду, затопленная волной холодного недоумения и страха.

– Что? – он прошептал. – Какая… «Надежда»? Я не знаю… Я впервые слышу это название!

Взгляд из тени, казалось, стал тяжелее. Хотя лицо полицейского было скрыто, Артем почувствовал давление.

– Не прикидывайся, Игнатьев. – голос не повысился, но в нем появилась сталь. – Мы знаем, что «Лунный Кратер» использовался для их сборищ. Ты был там. Ты пытался скрыться при появлении законных представителей Системы Контроля. Это признак вины. Прямая улика. Где они базируются? Кто лидеры? Где склад оружия? Где база?

Каждое слово падало, как камень. Артем растерянно мотал головой, чувствуя, как холодный пот стекает по вискам.

– Я… я не знаю! Клянусь! Я просто пришел выпить с друзьями! Ни о какой «Надежде» не слышал! Никогда! Это ошибка!

– Ошибка? – полицейский слегка наклонился вперед, его руки сложились на столе. – Данные говорят иначе. Ты был в эпицентре. Ты бежал. Ты точно знаешь. – пауза, гул вентиляции казалось стал громче. – Подумай хорошенько. У тебя есть время. Пока. – он сделал акцент на последнем слове. – Мы за тобой приглядим. Один шаг в сторону… – полицейский слегка кивнул в сторону коридора, откуда доносились крики. – …и следующая камера будет не такая уютная. И работа… – он посмотрел прямо на Артема, и в его глазах, мелькнувших на мгновение в свете терминала, Артем увидел не угрозу, а холодный расчет. —Работа у тебя рисковая, техник. Много чего может случиться. Со станционным оборудованием. С изоляцией… С вентиляцией шлюзов. Понимаешь?

Угроза была настолько прозрачной, настолько системной, что Артему стало физически плохо. Тошнота подкатила с новой силой. Он представил себя в шлюзе с отказавшей вентиляцией, или под упавшей балкой из-за «внезапного излома усталостной трещины». Его «ключ-якорь» вдруг показался петлей на шее.

– Я… я ничего не знаю, – выдавил он, чувствуя, как дрожь охватывает все тело.

Полицейский откинулся на спинку стула, снова превратившись в безликую тень.

– Ладно. На сегодня достаточно. – он пододвинул к Артему странное устройство, похожее на сканер. – Положи ладонь. Правую.

Артем послушно прижал дрожащую ладонь к холодному стеклу. Яркий луч прошелся по отпечаткам пальцев. Потом поднесли другой сканер – к лицу. Заставили смотреть в объектив. Сканирование сетчатки. Каждый луч, каждый щелчок прибора ощущался как клеймо.

– Можешь идти, – наконец сказал полицейский, глядя на терминал. – Помни разговор. И помни – мы видим все.

Артема не провожали. Он сам встал, шатаясь, и вышел в коридор. Дверь захлопнулась за ним с глухим, окончательным звуком. Он стоял, прислонившись к холодной стене, пытаясь перевести дыхание, заглушить боль и жуткое ощущение, что его только что пометили. Как вещь. Как угрозу.

И тут он услышал голоса из приоткрытой двери соседнего кабинета. Знакомый хрипловатый голос – тот самый «Саныч» из патруля? – звучал раздраженно:

– …да что за чертовщина, Герман?! Этот «Кратер» – обычная выпивошня! Никакой «Свободной Надежды» там и близко не пахло! Данные кривые! Мы полсектора ни за что посадили!

– Данные поступили, Саныч, – ответил другой, более спокойный, усталый голос. – Анонимка. Станционный ИИ ее проверил по своим каналам – риск «антикорпоративной консолидации» высокий. Протокол «Кварц» активирован автоматически. Нам только выполнять.

– Анонимка… ИИ… – «Саныч» фыркнул. – Может, эти стукачи с «Галилео»? Или сам ИИ глючит? Ладно… отпустили кого смогли. Отчет писать. Очередной…

Артем не стал слушать дальше. Он пошатнулся и зашагал к выходу, впитывая слова «анонимка», «ИИ проверил», «протокол автоматически». Его собственная теория о «гостях» трещала по швам, но страх и угрозы следователя были куда реальнее. «Свободная Надежда». Это название теперь висело над ним, как дамоклов меч, выкованный из анонимного доноса и холодной логики машины. Его выпустили, но он чувствовал себя не свободным, а замеченным. Внесенным в базу. Приговоренным системой к наблюдению.

Дверь полицейского участка захлопнулась за спиной Артема с глухим, окончательным звуком, похожим на удар крышки гроба. Ночной воздух сектора «Гамма» не принес облегчения. Он был прохладным, сырым, пропитанным все той же пылью Хофнунга и едким химическим шлейфом из вентиляционных шахт. Но сейчас к этому коктейлю примешивалось что-то новое – электричество страха и гнева.

Артем прислонился к шершавой стене здания участка, закрыв глаза. Боль в затылке пульсировала в такт сердцебиению, спина горела, каждый вдох давался с усилием. В ушах все еще стоял металлический голос следователя: «Свободная Надежда… Мы видим все… Много чего может случиться…» Он сглотнул, пытаясь подавить тошноту, но ком в горле не исчезал. Его ладонь, где сканировали отпечатки, казалось, все еще горела холодом прибора. Он был помечен.

Открыв глаза, Артем увидел, что улица не пуста. Несмотря на поздний час, у стен домов, в нишах входов, под тусклыми фонарями стояли группы людей. Не шумные, не пьяные. Собранные. Молчаливые. Глаза, обращенные к зданию участка, светились не страхом, а холодной, накапливающейся яростью. Шепот, низкий и густой, как гудение трансформатора, витал в воздухе:

– …видел, как Сашку вытащили? Весь в кровище…

– …Мэри шокером долбили, она же просто встала!..

– …у Глеба руку сломали, сволочи…

– …беспредел… настоящий беспредел…

– …так нельзя… этого нельзя прощать…

Артем попытался оттолкнуться от стены, чтобы идти. Ноги подкосились. Он едва удержался, схватившись за выступ. Прохожий, мужчина в замасленном комбинезоне докера, мельком глянул на него, на синяк под глазом, на грязный затылок – и кивнул. Не сочувственно. Солидарно. Как товарищу по несчастью. Этот молчаливый кивок был сильнее слов.

Артем зашагал, припадая на правую ногу, где-то при падении он, видимо, подвернул щиколотку. Каждый шаг отдавался болью в спине и голове. Он старался идти по теневой стороне, слиться с серыми стенами, стать невидимкой. Но чувствовал на себе взгляды. Не слежку «гостей» или дрона – взгляды таких же, как он. Раздавленных, но не сломленных. В них читался немой вопрос: «Ты оттуда? Что там?» и немое же утверждение: «Они заплатят».

Он прошел мимо аптечного пункта – там толпились люди с перевязанными руками, головами, кто-то сидел на корточках, держась за бок. Скудный свет из окна выхватывал бледные, страдальческие лица. Артем отвернулся. Его травмы были мелочью по сравнению с этим.

Он свернул в знакомый переход между блоками. Здесь было темнее, только аварийная лампа мигала через раз. Воздух пах плесенью и чем-то кислым. Артем остановился, опершись о холодную трубу. Ему нужно было передохнуть. Мир плыл перед глазами. Он закрыл глаза, и сразу же всплыли образы: слепящий свет фонарей в «Кратере», черные силуэты в дверях, удар в спину, холодные глаза следователя в полутьме…

Он открыл глаза, пытаясь прогнать кошмар. Взгляд упал на стену. Рядом с ним, на шершавой поверхности, кто-то только что нацарапал что-то острым гвоздем или обломком. Свежие, грубые линии. Не граффити. Знак. Треугольник, внутри него – стилизованное пламя, а под ним – кривые, неразборчивые буквы, в которых угадывалось «Св… Над…». Знак был сырым, белесым на темном фоне – царапина прошла сквозь слой пыли к металлу. Свежая. Очень свежая.

Артем резко огляделся. Переход был пуст. Только далекий гул станции и его собственное прерывистое дыхание. «Свободная Надежда». Здесь. Рядом с его домом. Метка бунта? Или ловушки? Его сердце бешено заколотилось, смешивая страх с чем-то еще… С диким, неконтролируемым любопытством? С искрой? Он не знал. Он отвернулся от знака и зашагал дальше, быстрее, почти бегом, превозмогая боль.

Его каморка встретила его мертвой тишиной и знакомым запахом – пыль, пот, тление. Артем щелкнул выключателем. Тусклая лампочка мигнула и зажглась, отбрасывая жалкие тени на голые стены. Он не стал раздеваться. Прошел к крошечной раковине. Его мучила жажда, горло пересохло от страха и пыли. Артем открыл кран.

Вода полилась мутной струей, постепенно светлея. Он подставил ладони, плеснул на лицо. Холодная влага на секунду освежила. Потом Артем наклонился, чтобы попить прямо из-под крана. И остановился. Запах. Тот самый, сладковато-химический, что был в столовой, но теперь – сильнее, отчетливее. Как будто в воду добавили технический растворитель или дешевый пластик. Он не пил. Просто смотрел на струю, падающую в сливное отверстие, покрытое рыжим налетом.

Артем подошел к узкому спальнику, больше похожему на нишу, и рухнул на жесткий тюфяк. Боль в спине и голове вспыхнула с новой силой. Он застонал, свернувшись калачиком на боку. В ушах снова зазвенело. Перед глазами проплывали лица: Касьян в баре, Гриша, тащащий его за рукав, безликие полицейские, следователь в тени… И знак на стене. Пламя в треугольнике.