Доминик Магнус

За ней шёл седой худой мужчина, движения которого казались резкими и дёрганными. Он выглядел как стереотипный учёный: бело-голубой халат, ручки и карандаши в переднем кармане, толстые круглые очки и хаотично раскинувшиеся седые волосы. В его руках были какие-то папки, листы бумаг и непонятные мне металлические агрегаты.

Закрывал эту троицу крупный мускулистый мужчина, напоминавший, не то вышибалу, не то охранника. Рубашка с засученными рукавами подчёркивала его мускулатуру. Широкие подтяжки создавали впечатление, будто у этого мужчины где-то было спрятано оружие. Лицо, строгость и суровость которого подчёркивались усами, ровной щёткой закрывавшими его губы, навевало и настороженность, и ощущение безопасности.

Троица поравнялась с нашим рядом. Учёный и старая женщина поднялись на сцену, а усатый мужчина сел в первом ряду, недалеко от Ра’Ат Аккура. Учёный начал что-то раскладывать на кафедре и откуда-то появившемся столе рядом с доской, а женщина окинула зал внимательным спокойным взглядом. Увидев меня и Доминика её лицо, почему-то, презрительно искривилось и глаза прищурились. Не понимая, что происходит, я посмотрел на Магнуса, и заметил, что он нахмурился и стыдливо склонил голову. Что-то здесь, определённо, не так.

Женщина встала у кафедры, прикрыла рот ладонью и искусственно прокашлялась, прося внимания посетителей:

– Друзья, – её старушечий голос надламывался, будто она каждые полсекунды получала маленький заряд током. – Мы знаем их дальнейший шаг.

Нельзя сказать, что её слова были встречены одобрением: кто-то цокнул, кое-кто обречённо вздохнул, где-то в середине зала послышалось тихое бурчание. Женщина обратила на это внимание и выпрямилась:

– Я понимаю, что мы все истощены. Культ Ворона отнял у нас нашу жизнь, наших людей и не остановится, пока не истребит нас всех. Я тоже многое потеряла, – её голос слегка надорвался. – Но я не собираюсь ни с кем соревноваться. Мы знаем их дальнейший шаг, и мы знаем, как их остановить.

Пока она говорила, учёный что-то активно расписывал мелом на доске. Старая женщина говорила настолько проникновенно и эмоционально, что я совсем не заметил, как доска покрылась множеством непонятных мне рисунков, надписей и огромного чертежа, напоминающего план какого-то здания.

– Да, наши ряды редеют! Да, их больше, и они подкупили все возможные власти! Да, они отбирают у нас наших детей, – на этой фразе её голос снова надорвался, и она взяла небольшую паузу. – Но мы не должны позволить им лишить весь наш мир магии. Без неё люди обречены. Человечество погрязнет в унынии и серости, а Культ сделает из людей безвольных существ, кукол, контролируемых их же грязными и окровавленными по локоть руками. Мы не дол….

Женщина в роскошном платье внезапно прервала свою речь и посмотрела на своё плечо. На её старческом оголённом плече лежала ладонь, частично покрытая белыми пятнами мела. Ладонь принадлежала учёному. Она слегка нагнулась к нему, тот ей что-то прошептал, и она отошла в сторону, отряхивая своё плечо от следов мела.

В зале царила тишина. Все присутствующие внимательно наблюдали за происходящим. Краем глаза я заметил, что лицо Доминика выражало какие-то противоречивые и не до конца понятные мне эмоции. Он не то понимал и разделял чувства женщины, не то улыбался с того, как она взаимодействует с учёным. Я же, в принципе, не понимал достаточно, чтобы иметь какую-то реакцию на происходящее.

Учёный подошёл к кафедре и всё теми же резкими дёрганными движениями оглядел зал. Мне показалось, что, когда его взгляд остановился на мне, его брови удивлённо приподнялись. Он посмотрел на свои записи и заговорил:

– Для тех, кто видит меня впервые, – он поднял глаза и бросил взгляд на нескольких людей в зале, включая меня. – меня зовут профессор Сахаровски. Уже несколько лет Культ Ворона, подчинивший себе одних из лучших умов нашей страны, работает над устройством, выкачивающим магическую энергию из всего живого. Их главный план – лишить мир волшебства, а значит, разрушить один из столпов мироздания.

Если бы я сидел с закрытыми глазами и не видел говорящего, мне показалось бы, что с кафедры говорит что-то среднее между садовым гномом и волшебником из сказок: голос учёного был необычайно мягким, но, в то же время, иногда разбавлялся кряхтящими и шипящими звуками. Он деловито поправил очки, оглянул зал, убедившись в том, что все всё поняли, и продолжил:

– Избавлю вас от тучи научных терминов и расчётов, – голос его звучал так, будто он вёл лекцию у нелюбимой группы студентов. – У них в руках сильнейший магический проводник, происхождение и состав которого нам неизвестны. С его помощью они будут выкачивать магическую силу из жертвы. Однако, магия, как и любая энергия, не появляется и не исчезает бесследно, её нужно в чём-то заточить.

Он подошёл к доске, достал тонкую палку-указку, и начал водить ей по доске.

– Им нужны батареи, ошибочно принятые людскими археологами за кирпичную выкладку. Каждый из элементов так называемой «средневековой кирпичной выкладки» способен вместить в себе силу от десяти до пятидесяти людей, наделённых магической силой.

Он стучал указкой по изображению, напоминающему кирпич, украшенный множеством трубок, кристаллов и мелкой гравюры, чем-то напоминавшей украшения старинных шкатулок и декоративных яиц, ставших ныне музейными экспонатами.

– Сами по себе эти батареи безвредны и не смогут лишить вас ваших сил, но важно не позволить Культу заполучить их, – учёный деловито поднял указку, направив её тонкий кончик на потолок. – Отобрав у всего мира магию, и заточив её в этих самых батареях, они станут вершиной всех возможных пирамид, и одному Богу известно, как они этим распорядятся.

Меня немного удивило то, что учёный упомянул Бога. Я привык, что все те, кто хоть как-то ассоциировал себя с наукой, стремились заявить и многократно уточнить, что они являются убеждёнными атеистами. Всё это – очень непростая и глубокая тема, в которую я совсем не хотел углубляться, но слова учёного пробудили во мне искренний интерес.

– Пока мы говорим о прототипах, испытательных вариантах их устройства, поэтому, в случае если нам удастся захватить батареи раньше них, мы выиграем очень, очень много времени! – он сделал акцент на втором «очень», речь, видимо, шла о приличном временном отрезке. – У нас есть чуть больше недели, чтобы подготовиться к большой и очень важной операции.

Он застучал указкой по большому меловому чертежу в центре доски.

– Это – музей культуры и искусств имени Кова Третьего. Сюда через 10 дней приезжает коллекция архитектурных диковинок Средневековья, и в этой самой коллекции будут те самые батареи, – он начал махать указкой, указывая на внимательно слушавших его зрителей. – Силачи будут нашей грубой силой, клоуны и фанаты будут следить, чтобы нас не перехватили, а фокусники…

Повернув указку в нашу сторону, учёный взял паузу. Молчал он вряд ли дольше секунды, но казалось, что весь зал сверлит нас глазами насквозь. Сам учёный положил указку на кафедру и продолжил:

– А фокусники сделают так, чтобы у нас не было проблем с охраной и другими возможными формами форс-мажора, – он вновь оглядел зал, убедившись, что все всё поняли. – У нас десять дней на подготовку и инструктаж. Есть вопросы?

В зале снова стало тихо. Некоторые зрители оглядывались, будто ожидая чьего-то вопроса, и вдруг вверх поднялась крупная мускулистая рука силача, сидевшего на пару рядов за нами.

– А что мы будем делать с этими батареями? Уничтожим?

Учёный активно закивал и его губы растянулись в улыбке, словно он ждал этого вопроса с самого начала:

– Мы не можем уничтожать то, что является культурным достоянием человечества, – учёный произнёс это торжественно, демонстративно подняв указательный палец. – Это наше главное отличие от Культа Ворона. Наша цель – созидание, содействие и сохранение. Мы спрячем эти батареи, а потом, когда расправимся с культом, вернём их туда же, откуда и взяли.

Несколько людей в зале закивали в ответ, им явно понравился ответ учёного. Увидев, что новых вопросов у зрителей не возникло, учёный стряхнул с ладоней остатки мела и произнёс монотонно-повелительным тоном:

– Силачи пока свободны, клоуны и фанаты через двадцать минут у большого стола.

Люди начали расходиться.

– А что с фокусниками? – спросил я, повернувшись к Доминику, который, почему-то, всё это время никак не мог успокоиться и нервно отбивал ногой очень быстрый и равномерный ритм.

– А с фокусниками у нас будет другой разговор, – за моей спиной послышался уже знакомый мне старушечий голос. – Надеюсь, ты не принёс в моё убежище шпиона, а, Магнус?

– Берна, оставь меня в покое, – Доминик глубоко вздохнул и поднялся со стула. Я поднялся вслед за ним. – Веди нас, куда тебе нужно, и я тебе всё объясню.

– Для тебя я мадам Бернадетт, наглец, – голос её звучал строго, но говорила она это игриво улыбаясь. Мы встретились взглядами. – Пройдёмте за мной, выпьем чаю и заодно познакомимся.

Я не заметил, что всё это время на её губах была чёрная помада матового оттенка, щёки были слегка затронуты румянами, а веки украшены тенями. Я не знал, как к этому относиться, но не мог понять, что конкретно я ощущаю от наблюдаемого мной.

Я уступил Доминику, и мы направились прочь из зала. Пока мы шли, мой взгляд упал на человека, сидевшего чуть дальше середины ряда, в котором сидели мы. Вернее, даже, не на человека, а на его комичную, но до боли знакомую шапку. Лица не было видно из-за книги, которую этот человек внимательно читал. Даже странно, что во время такого важного события кто-то мог заниматься чем-то посторонним. Хотя, вообще, тут всё странно: и клоуны, следящие за безопасностью, и учёный среди циркачей.

Берна, или Бернадетт привела нас к шкафу у стены, открыла дверцу и вошла в него, не снимая своей большой шляпы. Следом за ней вошёл Доминик, одарив меня перед этим коротким кивком и таким же коротким выдохом. Затем зашёл я.

Нас встретила тёмная восьмиугольная комната, слабо освещённая оранжево-красными лампами. Она была достаточно просторной и, вопреки моему пониманию, уставленная совершенно неожиданной мебелью. Вот стоит стол и несколько стульев в самом центре, чуть левее от центра у стены стояла кухонная утварь со всевозможными полочками и тумбочками. В противоположной стене была проделана небольшая арка, ведущая к неоправданно огромной и такой же роскошной как платье старухи кровати. У других стен стояли либо античные статуи, либо прекрасные высокие вазы, в которых росли экзотические растения.

Хозяйка оглянулась на нас, лёгким движением указала на стол, как бы приглашая нас сесть, а сама направилась к своей маленькой кухне. В течение следующей минуты она шумела утварью и баночками, что-то перебирала, и, наконец, вышла к нам с блестящим подносом, на котором красовались чашки и небольшой чайничек.

– Доминик Магнус, – голос старой женщины звучал осуждающе. – Вот скажи мне, а, что ты себе позволяешь?! Мы с большим трудом простили тебе твой побег шесть лет назад, простили твоё внезапное возвращение! А теперь ты снова внезапно пропал и через несколько дней объявляешься с никому неизвестным молодым человеком?! Ещё и Бернарда перепугал, негодник, из-за тебя вечные риски, Магнус!

Её гневная речь звучала странно, учитывая то, что в это же время она медленно и аккуратно разливала по чашечкам чай. По аромату, исходящему от чая, было понятно, что Бернадетт очень любит чёрный чай с малиной и смородиной. Казалось, будто среди этих ароматов закралась и мята.

Передав всем по чашечке чая, она села напротив гостей, закинула ногу на ногу и подняла свой взгляд на Доминика, тихо отпивая чай.

Тот придвинул к себе свою чашку и заговорил:

– Мисс Бернадетт…

– Мадам Бернадетт, – перебила она, упиваясь каждым звуком этой фразы.

– Мадам Бернадетт, – продолжил Доминик. – Я уходил за своим ассистентом. Вы не меньше меня знаете о том, какое важное и опасное дело нас ждёт. Я тоже рисковал, но я должен был это сделать, потому что я уверен в своём ассистенте, и в том, что с ним мы сможем всё.

Хозяйка комнаты снова отпила чай. Глаза её расширились, но улыбка выдавала недоумение и сомнение в словах своего собеседника.

– Какая это шляпа уже, Доминик? Пятая? Шестая?

– Четвёртая, – мой наставник виновато склонил голову.

– Ты тратишь себя совершенно впустую, и, в итоге, становишься слабее. Ты должен прекратить эту шляпную благотворительность.

– Уверяю вас, мадам Бернадетт, – настойчиво произнёс Магнус. – У этого ассистента было шесть лет, чтобы убедить меня в том, что в его крови есть магия, а в душе всё чисто.

Мадам Бернадетт, подыгрывая помотала головой и посмотрела на меня:

– Ну и как же зовут, этого чистого душой ассистента?

Невольно я почувствовал напряжение своего наставника и лёгкий холодок прошёл по моей коже. Мне нужно всё объяснить сразу, иначе будет то же, что произошло в карете.

– Меня зовут Миша Бонум, но я клянусь всем тем, что мне дорого, что я никак не связан ни с Культом Ворона, ни с моими однофамильцами, о которых я узнал только по дороге сюда. Я всегда любил цирк и магию, а Доминик Магнус – мой кумир и наставник.

Мои слова звучали как скороговорка. Я, будто ученик начальной школы, рассказывал только что выученный стишок своим родителям, сиявшим от счастья и гордости за своё чадо. По крайней мере реакция мадам Бернадетт выглядела именно так. Она улыбнулась и поставила чашку на стол.

– Очень приятно, Миша Бонум, – в её тоне было что-то, напоминающее о детской игре в дочки-матери. – Мне про тебя уже давно известно всё, что нужно, так что, можешь не беспокоиться. Бернадетт Харшлав.

Она протянула мне ладонь, всё ещё облачённую в длинную перчатку.

Мне не был знаком этот сигнал, но мне вспомнился подобный приветственный жест из старых романов. Я наклонился к ладони и легонько коснулся её губами. Судя по выражению лица Бернадетт, я всё сделал правильно.

– Тебе многому предстоит научиться у своего наставника, Миша, – Бернадетт Харшлав снова перевела свой взгляд на Магнуса, видимо, намекая на то, что тот, действительно, должен меня всему научить. – Но помимо него у тебя будут и другие учителя. Времена меняются, и нам нужно к ним приспосабливаться.

Я молча кивнул.

– Хочешь ли ты что-нибудь спросить, Миша Бонум?

Вопросов у меня было очень много, но я так и не понял, с чего начать.

Бернадетт, похоже, прочитала мою реакцию по глазам или неловкой тишине, и сказала:

– Что ж, Миша Бонум, иди обратно в шкаф, осмотрись, поговори с товарищами по долгу. А мне с твоим наставником нужно ещё кое-что обсудить.

На лицах у обоих промелькнула лёгкая улыбка, хотя я не совсем понимал, из-за чего.

Я встал из-за стола, поблагодарил хозяйку комнаты за чай и направился к выходу из комнаты. Меня провожал аромат уже выпитого чая и приятное тепло комнаты. В шкафу мне пришлось потолкаться с несколькими комплектами платьев и пальто, но выход у меня не занял много времени.

По другую сторону шкафа меня уже ждал высокий мускулистый мужчина в рубашке с засученными рукавами и подтяжках. В его взгляде не было никаких эмоций, густая щётка усов под его широким носом скрывала губы. Было совершенно непонятно, что он чувствует и что он обо мне думает. Да и думает ли, вообще…

– Как звать? – суровым прокуренным голосом рявкнул мужчина.

– Миша, – я решил, на всякий случай, воздержаться от упоминания фамилии.

– Иван, – мужчина протянул мне руку.

Мы обменялись крепким рукопожатием. В глубине души я боялся, что он сломает мне руку одной только мыслью, но, к счастью, Иван оказался добрым человеком.

– Мадам Бернадетт у себя? – спросил Иван.

– Да, она обсуждает что-то с моим наставником.

Иван раздражённо фыркнул.

– Значит, ты уже в курсе всех дел, и знаешь, к чему мы все готовимся?

– Да, – протяжно ответил я, не понимая, к чему ведёт мой собеседник.

– Стрелять умеешь?

– Нет, но мой дядя….

– Самых честных правил, – Иван отмахнулся и перебил меня, зачем-то ехидно усмехнувшись. – Пойдём со мной, я покажу тебе, чем и как ты будешь отбиваться от культистов.

Я никогда не питал интереса к насилию, и, собственно, поэтому мой дядя никогда не брал меня с собой на охоту. Я не бил, не стрелял и уж тем более никого никогда не убивал. Но что-то внутри меня внезапно загорелось, будто в предвкушении волны адреналина.

– Хорошо, Иван, – ответил я. – Веди.

Теоретическая и прикладная магия

Иван привёл меня в небольшой коридор, целиком и полностью состоявший из гладкого бетона, выглядевшего очень свежим. Впереди коридор заканчивался, как мне казалось, пустым, но очень шумным местом. Каждую секунду оттуда доносилась неравномерная канонада хлопков и грохота. По левую руку от нас красовалась красивая резная дверь из тёмного дерева, щедро покрытого лаком. Помимо самой двери блестела позолоченная дверная ручка, представлявшая собой выгнутую резную дугу, напоминавшую крыло птицы.

Иван наверняка много раз здесь уже бывал, поскольку на шумы он не реагировал, а дверь он и вовсе проигнорировал, спокойно шагая и крутя на пальце золотистый ключ. Он попросил меня подождать у двери, пошёл чуть дальше, высунул голову, осмотрел помещение впереди, затем вернулся ко мне и открыл дверь.

За дверью из тёмного дерева скрывалось помещение, целиком и полностью украшенное таким же деревом. Выглядело это не очень обычно, и, скорее, мне не нравилось, но я знал, что пришёл сюда точно не для того, чтобы давать оценку дизайнерским решениям.

В центре небольшой комнаты стоял прямоугольный стол, заставленный всякими металлическими инструментами, баночками и ровным куском материи по середине. За столом у стен ровными рядами стояли высокие шкафчики со стеклянными дверцами и витрины. Внутри шкафчиков были так же ровно разложены различные ружья, винтовки и другое, не до конца понятное мне оружие. В витринах же на специальных поддерживающих стойках красовались пистолеты, гранаты, ножи и другие предметы, которые, видимо, также использовали для ближнего боя.

Иван с довольным видом обошёл свою коллекцию, повернулся ко мне и, неожиданно для меня, улыбнулся и торжественно произнёс:

– Узри! Мой великий арсенал!

Глаза мои расширились от удивления. Причём, удивляла меня не коллекция оружия, несомненно, поражавшая воображение, а внезапная перемена в настроении моего проводника.

Поняв, что я оставил его объявление без ответа, я резко закивал. Кажется, мою реакцию Иван легко прочитал.

Он выпрямился и сел за стол, указав ладонью на стул, стоящий напротив. Когда я сел и поднял взгляд обратно на Ивана, на его суровом лице уже сидели очки с тонкой золотой оправой и каплевидными линзами. Руки его были сложены у рта, будто придерживали его густые усы. Несколько секунд он просто молча смотрел на меня, будто всё ещё анализируя моё отношение к дорогой ему коллекции.

Иван откинулся на спинку стула и сложил ладони на стол:

– Каким бы спорным и неприятным ни был Доминик Магнус, он никогда ранее никого не приводил. И никогда не подводил ни мадам Харшлав, ни нас всех. Ну, – он на момент вскинул ладони, будто признав свою неправоту. – Кроме того случая с его «чудесным исчезновением».

Внезапно в моей голове промелькнуло осознание, что ещё шесть назад я читал в газетах о загадочном происшествии в цирке. Магнус, действительно, исчезал.

– Я, кажется, читал об этом в газетах тогда. Пропали танцоры, пропал и Магнус.

– «Пропало» гораздо больше циркачей, – Иван саркастически исковеркал мои слова. – Но, как оказалось, ни людям, ни газетам не интересна судьба нескольких клоунов, двух силачей и пяти акробатов. Даже того же Магнуса они не сразу вспомнили.

Он как будто был удивлён простотой и невнимательностью, которой люди одарили его коллег по цеху.

– Доминик рассказывал мне о каких-то людях в чёрных мантиях. «Старик, будто скелет, обтянутый кожей», «глаза, чёрные как бездна». Это всё Культ Ворона?

Ладони Ивана сжались в кулаки. Он сдержанно кивнул.

– Но зачем? Почему культ так ненавидит циркачей? За всё это время я не видел никаких других статей или новостей о других цирках.

– Пытаться понять злодея до его поражения – всё равно что делить шкуру неубитого медведя. Пока мы будем пытаться понять, почему культисты уже положили десятки наших друзей и единомышленников, они добьют оставшихся. Да и привёл я тебя сюда не для этого.

Он слегка отодвинулся назад, открывая вид на шкафчики за своей спиной:

– То, что ты видишь – мой кропотливый труд, собранный и накопленный благодаря тем, кто верит в меня и в тех, в кого верю я. Ничто из этого никогда не использовалось во зло, по крайней мере с момента поступления в мою коллекцию. Ничто из этого никогда не вредило людям, – он гордо и ритмично выпаливал каждое слово. – Годы ухода, ремонта, зачарований – всё моих рук дело.

Он замолчал, и я понял, что гримаса удивления не сошла с моего лица. Не найдя подходящих слов, я сказал первое, что пришло мне в голову:

– Это… впечатляет.

Иван ухмыльнулся.

– Естественно. И что-то из моей впечатляющей коллекции мы выберем для тебя и заодно научим стрелять.

– Но я ведь владею магией, – недоумевающе возразил я. – Мой наставник – Магнус, а он – величайший из волшебников.

Теперь уже Иван удивился. Он улыбнулся и наклонил голову, взглянув на меня будто исподлобья:

– Магнус, действительно, очень хорош, но он не величайший. Но это всё история, а это не по моей части. Будь ты хоть сотни раз волшебником, хоть трижды величайшим, ты вряд ли будешь быстрее волшебной пули.

– Волшебной пули?

– Волшебной пули, – повторил Иван. – Тебе, наверное, известно, как волшебники используют реквизит или специальные предметы, чтобы произносить и применять различные заклинания. Они как бы проводят и концентрируют энергию в одном конкретном месте, как корни дерева, дающие один ствол. Также и с огнестрельным оружием: волшебник способен концентрировать энергию в снаряде, усиливая и без того смертоносную пулю.

Я был искренне ошарашен. Мой собеседник это заметил:

– Ну что, что выберешь? Ружьё? Пистолет? Дробовик?

Только сейчас до меня дошло осознание, что я совершенно не разбираюсь во всём, что связано с оружием. Даже в детстве, когда ребята играли в солдатиков и бегали по улице с палками, издавая звуки, отдалённо напоминавшие выстрелы, я сидел дома и пытался собрать карточный домик.

– А я и не знаю, – я растерянно почесал затылок. – Вы можете мне рассказать поподробнее о каждом виде?

Иван, похоже, был в восторге от услышанного, так как его улыбка стала ещё шире. Он резко поднялся со стула и подошёл к одному из шкафчиков. Повозившись в кармане брюк, он достал связку маленьких ключей и открыл одним из них дверцу шкафа. Затем он повернулся и подозвал меня жестом.

– Винтовки чаще всего дальнобойны, и с их помощью можно поразить цель на расстоянии до пяти сотен метров. Вообще, они способны на гораздо большее, но для выстрелов для более дальних расстояний, а это до километра, нужно что-то больше, чем имеющийся на винтовках прицел, – он указал пальцем на небольшую металлическую дощечку с числами, расположенную на верхней части винтовки. – Поэтому существуют оптические прицелы, кратно увеличивающие изображение.

Он приложил винтовку к другой, стоявшей в стеллаже, и указал на небольшое цилиндрическое устройство, приделанное примерно там же, где у первой был прицел. Мой взгляд упал на винтовку тёмно-зелёного цвета с прикладом из чёрного дерева. Она была похожа на ту, что висела на стене в гостиной дома у дяди и тёти.

– А вот та, крайняя, – я указал на увиденную мной винтовку. – Расскажи мне о ней, Иван.

Он посмотрел сначала на меня, потом на ту винтовку и удивлённо хмыкнул. Расставив всё, как было, он достал интересовавшее меня оружие и начал рассказывать.

– Маузер 98, Гевер, или Г98. Шедевр оружейного мастерства. Скользящий затвор, небольшой магазин и патроны на 7,9мм. На этом экземпляре установлена шестикратная оптика с моей особой добавкой – способность видеть в прицел тепло. Такого нет нигде и вряд ли когда-то будет, – он с трепетом водил рукой по частям винтовки, периодически ловко её разворачивая. – С такой оптикой можно поразить цель в километре от себя, может даже в полутора, если стрелок опытный. Заинтересовало?

– У моего дяди была точно такая же винтовка, – ответил я. – Он охотник, занимается этим столько, сколько я себя помню. Только на охоту он отправлялся с другим ружьём, а это всегда висело на стене. И оно немного отличалось от того, что ты мне показываешь.

Иван заинтересованно посмотрел на меня.

– Да? – он не ожидал этого. – А чем оно отличается?

– По бокам, прямо под скользящим затвором, – я пальцем указал приблизительную область на боковой части ружья. – было что-то вроде небольших пластин с какими-то символами, и, кажется, кристаллами.