Вольные мореходы. Книга первая: Медный щит

– Да! Я выиграл! Филихан на моей стороне! – заорал старик. – Щит мой! Давай его сюда, парень!

Кану поежился. Старика нельзя было заподозрить – это был действительно его выигрыш. Все посмотрели на морехода, и он через стол передал щит. Старик провел пальцами по его шершавой поверхности и прислонил щит к стене за своей спиной, а потом сгреб в кошель две большие кучи монет. Золото зазвенело в тишине.

– Ну, кто-нибудь будет играть? – старик поднял брови и обвел взглядом молчаливых игроков. Кану нащупал правой рукой амулет, и от неожиданно дерзкой мысли его спину пробил холодный пот. Несколько мгновений он домысливал, потом снял с шеи амулет и положил его на стол. Серебро тускло поблескивало в полутьме.

– Я не возьму за этот амулет ничего, кроме щита!

Наемник громко заржал, показывая свою медную железку на груди:

– Я тоже за свой! – все засмеялись, кроме Кану и старика, который немного помрачнел.

«Точно колдун, если понимает в таких вещах», – мелькнула мысль у морехода. Старик, обхватив пальцами подбородок, думал. Взгляд его единственного глаза был устремлен на амулет, шнурок которого змеей свернулся на столе.

– Я ставлю пятнадцать монет. Половину щита, – сказал старик.

– Нет, – сказал Кану, – я играю только на щит.

– Я не поставлю щит. Играю на двадцать монет. Потом поставлю щит, если ты выиграешь.

Кану долго думал, глядя на старика. Все молчали.

– Ладно, – согласился мореход, – но потом ты ставишь щит.

Старик кивнул и спросил:

– Кто еще играет?

– Давай я сыграю! – наемник высыпал на стол двадцать монет. – Песочные часы и меч.

– Меч и кружка, – сказал Кану.

– Кнут и кружка, – старик забросил кости в пивную кружку и протянул ее торговцу. – Ты трясешь.

Кану напрягся. И уставился взором прямо в лоб старика, чуть повыше места, где размыкались мосты седых бровей. «Меч и кружка… Меч и кружка… Меч и кружка…» Мореход почувствовал, как заболела голова – колдовать было тяжело – силы быстро уходили. Торговец тряс кружку. «Меч и кружка… Меч и кружка… Меч и кружка…» Кану видел, как старик напрягся, мореход заметил складку, пролегшую между бровей. «Меч и кружка… Меч и кружка… Меч и кружка…»

Кости, вертясь, покатились по темным доскам стола. Пока они вертелись, являя вихрь рисунков, Кану все еще смотрел на старика. Кости замерли. Мореход боялся опустить взгляд, но все же заставил себя сделать это. Слева, ближе к горке золота, нагроможденного на амулет, на кости виднелся крестик меча, а правее, ближе к локтю старика, лежала кость, на верхней грани которой был прямоугольник кружки с колечком ручки.

У наемника округлились глаза:

– Да парень выиграл!

Кану почувствовал, как в груди у него пронесся ветер. Из-под горки золота он вытащил еще теплый амулет и непослушными пальцами повесил себе на шею. Голова сильно болела, Кану сдавил ладонями виски и, подняв глаза на старика, спросил:

– Ну, что, играем? Или, может, ты боишься растерять свою магическую силу?

Старик смолчал. Он похлопал рукой по щиту, и жестом указал Кану выбрать из горки монет лишние десять. Мореход отсчитал золото и сложил столбиком на угол стола.

– Никто не играет больше? – спросил старик. Все в ответ промолчали. – Череп и песочные часы.

– Череп и кнут.

Старик бросил кости в кружку, они отозвались глухим грохотом, и протянул их женщине:

– Ты брось, твоей руке благоволят боги.

Кану посмотрел на него и заметил мелкие капельки пота на висках. Старик явно не выдерживал напряжения. Мореход давил его, подтачивая магическую силу. Кану раздул ноздри и как арбалетчик стал целиться взглядом в лоб старика, мысля про себя: «Череп и кнут… Череп и кнут…» Старик помотал головой, стараясь избавиться от наваждения. Мореход вдруг ощутил сильную боль голове, стиснул зубы и застонал. Все взгляды обратились на него, и он сделал вид, что увлеченно смотрит на кости.

Женщина, неспешно проведя рукавом по краю стола, взяла кружку с костями, встряхнула два раза и осторожно перевернула, словно хотела вылить остатки невидимого пива. Кости прокатились по столу и застыли.

– Череп и кружка, – сказала она. Старик постучал пальцами по дереву, что-то обдумывая, и предложил:

– Ставлю еще тридцать золотых. Против твоих десяти и амулета.

Кругом раздался удивленный возглас игроков – ставка была поистине велика. Старик глядел своим единственным глазом на Кану. Мореход молчал. Старик ждал, но Кану не произносил ни слова, смотря на него через стол твердым взглядом.

– Ну? – спросил старик. У Кану сильно болела голова, эта боль пульсировала и давила, свиваясь кольцами и не позволяя думать. Мореход понимал, что уже не сможет ничего внушить старику и обязательно проиграет, а терять амулет ему очень не хотелось.

– Ну? – повторил вопрос старик. – Согласен?

Кану не отвечал. Старик гневно вскочил, уперев кулаки в стол:

– Ты не согласен? Значит, ты проиграл, так? – было видно, что он раздосадован – столь близкий и желанный амулет ускользал у него из рук.

– Ты струсил? Так? Признайся, ты струсил, молокосос!

– Крыса! – презрительно сказал Кану. – Кабы ты честно играл, да ты мухлюешь!

Старик задохнулся от негодования, он замотал головой, желая что-то сказать, но не находил слов. Кану сгреб свои монеты в ладонь, развернулся и пошел к двери.

– Свинья! Чтобы ты сдох в помоях! – летели в спину морехода ругательства.

Он вышел на улицу и ощутил свежий воздух, в глаза ударило жаркое солнце. Рана в плече стала покалывать, а повязка побагровела. Кану осмотрелся – он стоял на широкой улице, мимо ходили люди, удивленно рассматривая его. По обеим сторонам улицы, как флаги во время праздничного шествия, торчали вывески. Здесь находились рыбные и мясные лавки, пекарни и гончарные мастерские; свои услуги предлагали писари и лекари. Тут можно было найти почти все, кроме заведений, связанных с магией. В Налраде, свободном торговом городе, где правил выборный Совет Вельмож, магия была запрещена и каралась смертью. Также внутри городских стен никому, кроме стражников, нельзя было обнажать оружие. Кану много слышал о суровых законах Налрада, но не собирался им следовать. Ему надо было найти оружейную лавку…

IV. Ограбление дома колдуна

Меч пленил перламутровым блеском наточенной стали. Кану внимательно оглядывал его, осторожно скользя левой рукой вдоль клинка и ощущая мертвенный холод.

– Таким бриться можно, – заметил стоявший рядом высокий оружейник. Мореход наклонил меч к свету, и из глубины клинка выплыли невидимые линии – две переплетенные змеи. Рукоять была украшена большим дорогим рубином, который сжимала когтистая лапа дракона, тонко и искусно выкованная из стали. Кану заранее отчаялся, ожидая, что этот меч может не подойти ему в цене, поскольку поражал не только украшениями, но и подходящей длиной, и великолепным балансом клинка. Меч был послушен в руках, и мог летать, как молния. Мореход провел ладонью по своей щетине и подумал, что клинком можно было бы даже бриться.

– Сколько просишь? – спросил он. Темные глаза оружейника сощурились, он несколько раз задумчиво перебрал пальцами в воздухе, сверкнув перстнями.

– Двенадцать золотых… – назначил он цену.

У Кану появилась надежда, он крутанул меч в руке, и по стене скользнул длинный блик от клинка:

– Ты чересчур жаден. Могу дать восемь, но он и того не стоит. Посмотри на форму гарды, да и рукоять не сильно утяжелена…

– Восемь!? Да Филихан забыл наделить тебя разумом! – взревел оружейник. – Этот меч стоит двадцать, я и так сделал тебе малую цену!

Кану скептически оглядел оружие, задумчиво обвел взглядом стены, на которых висели щиты, панцири и топоры. На полках в строгом порядке покоились запрятанные в ножны мечи, а к стенам были прислонены длинные копья и пики. Оружия здесь было много, но мореход знал, что ничего лучше этого меча он не найдет. Почему такая низкая цена? Двенадцать золотых? Не похоже, чтобы оружейник не понимал в своем ремесле. Значит, меч был либо заколдованный, либо краденный. Но какое дело до этого ему, Кану? Конечно, неприятно было бы столкнуться с могущественным черным колдовством, но и с ним можно справиться…

– Послушай, я понимаю, что этот меч не простой… Его наверняка украли… – тихо произнес Кану. В глазах оружейника мелькнул страх.

– Я дам тебе десять монет, но не больше, – смелее продолжал мореход. – Сам понимаешь, мне тоже радости мало…

Оружейник кивнул. Кану отсчитал ему десять монет, вдвинул меч в ножны, пристегнул к поясу и, ощущая у бедра приятную тяжесть, покинул лавку. Быстрым шагом мореход вернулся к «Золотому щиту», но заходить в трактир не стал.

Заглянув внутрь через распахнутое окно, он обнаружил, что за столом, где он проиграл свой щит, сидели только трое игроков – наемник, женщина в плаще и торговец. Они все еще метали кости, но ни стражников, ни старика Кану не заметил. Значит, колдун ушел, забрав с собой стражников в качестве охраны. Мореход помрачнел. Днем в незнакомом городе он, Кану, раненый, не сможет противостоять двум воинам и бывшему бойцу, владеющему магией. Мореход огляделся – старик не мог далеко уйти. И вряд ли он жил на этой шумной улице, увешанной с обеих сторон многочисленными вывесками. Судя по всему, он был достаточно богат, чтобы иметь хороший дом на тихой улочке.

Положась на чутье, Кану направился в сторону городских ворот. Улица, по которой шел мореход, тянулась почти через весь город от ворот до главной площади Налрада. Было жарко – солнце нещадно палило, мореход поднял глаза на расплавленное небо и зажмурился. Он отталкивал прохожих, надеясь все же догнать старика, и вскоре увидел его худую спину. Его коричневая фигура четко вырисовывалась на фоне светлой пыли. Кану стиснул зубы и крепко сжал кулак, на грубой руке проступили белые костяшки пальцев. Старик шел к высокому двухъярусному дому, неся в руке выигранный щит. Мореход притаился в отдалении, в тени переулка, внимательно следя за стариком. Тот остановился у двери и о чем-то переговорил со стражниками, которые, опершись на свои сверкающие на солнце копья, ожидали расплаты. Наконец, старик вынул из-за пазухи кошель, извлек из него несколько монет и высыпал в руку одному из воинов. Оба стражника поклонились и направились обратной дорогой. Кану вжался в стену, скрываясь от них, проскользнул под низкими окнами дома и притаился в глубине переулка. Проследив в узкую щель между грудой мусора и стеной дома, как они прошли мимо, мореход выскользнул из своего вонючего убежища и устремился к дому старика.

Подойдя ближе, он осмотрелся. Неподалеку находились городские ворота, сквозь их широкую арку виднелись тонкие мачты стоявших в порту кораблей. Денно и нощно ворота охранялись несколькими стражниками, и им был хорошо виден дом старика. Обойдя его со всех сторон и стараясь оставаться незамеченным, Кану решил, что из дома есть только один выход, ведущий на главную улицу. Устроившись неподалеку, мореход стал следить за массивной деревянной дверью на кованых железных петлях. Прошло много времени, прежде чем старик вышел из дома. Воровато оглядевшись, он направился через городские ворота в порт. Щита при нем не было.

Солнце медленно садилось. Людей на улицах становилось все меньше. Изредка в ворота въезжали тяжелые скрипучие повозки, которые тянули сильные волы, погоняемые окриками и хлесткими ударами кнутов. Несколько раз, гремя доспехами и взбивая слаженным шагом пыль, сквозь арку проследовали стражники. Рабы до самого вечера таскали из порта в город бурдюки с вином и пузатые амфоры с зерном и маслом.

С моря повеял соленый ветер, неся приятную ночную прохладу, и Кану, сложив руки крестом, сжал плечи. Рана стала покалывать и ныть. Старика все не было. Мореход не хотел просто похищать щит, он желал отомстить за нечестную игру. Когда небеса в преддверии заката окрасились алым, громко загрохотали цепи, и решетка, закрывавшая на ночь вход в город, стала опускаться, словно зубы огромной пасти. Где же старик? Его же не впустят в Налрад. Неужто он, мореход, проморгал его? Или колдун останется на ночь за городом?

Неожиданно под решеткой проскользнула маленькая фигурка в коричневом плаще. Кану все же дождался его! Старик засеменил к дому и отпер тяжелую дверь. Звон ключей был слышен даже на другой стороне опустевшей улицы. Настороженно осмотревшись, он скользнул внутрь дома.

Мореход пригнулся и неслышно, почти как кошка, пересек улицу. Блеснул последний луч солнца, и лик Веледака скрылся за силуэтом городской стены, поливая золотом ее зубчатый гребень. Кану замер в темном переулке, прижавшись спиной к крупным камням.

Пальцы нащупали рукоять меча и вытянули оружие из ножен. Клинок тускло блеснул в полутьме. Мореход снял повязку с левого глаза, и зрачок замерцал зеленым свечением. Кану поднял голову к небу – усыпанное звездами темно-синее покрывало было исчерчено серыми облаками, из-за которых с трудом пробивался бледный глаз Веледака.

– Нелен, где же ты? Охрани меня от темных сил! – зашептал Кану, сжав пальцами холодный амулет.

Выбравшись из переулка, он затаился в чернильной темноте дома и внимательно осмотрел своим зеленым глазом всю улицу. От ворот доносились отдаленные голоса стражников, там пылали многочисленные факелы, напоминавшие россыпь тлеющих углей в догоревшем очаге. С другой стороны, где улица уходила в темноту, к площади, Кану разглядел воина, пинавшего от безделья камешки. «Он далеко и ничего не сможет сделать, – решил про себя мореход. – А вот те, что у ворот, если присмотрятся, то наверняка заметят подозрительную фигуру с зеленым глазом. Хорошо, что они пьяны, и им нет дела до белого каменного дома».

Кану медленно двинулся вдоль жилища колдуна, внимательно ощупывая своим взором закрытые ставнями окна. «Крепкие, с железными засовами. Чтобы вскрыть такие, придется поднять много шума, тогда точно сбегутся стражники…» – размышлял мореход.

Вдруг в переулке мелькнула тень. Или ему показалось? Кану мгновенно нырнул в темноту и закрыл горящий глаз ладонью. Пальцы другой руки перебирали рукоять тяжелого меча. Мореход насторожился и прислушался, но все показалось ему спокойно. Значит, померещилось. Отняв ладонь от лица, он осветил взглядом стену и стал медленно обходить дом. Слева к нему примыкал низкий деревянный амбар. Кану заметил его еще днем .

Вернув меч в ножны, мореход медленно и твердо поставил ногу на небольшой деревянный выступ. Взобраться наверх оказалось проще, чем выпить кружку пива, но резко отдалась в плечо боль. Кану послал проклятье стражнику, который ранил его, и залег на крыше амбара, покрытой шумной на шорох соломой. Левая рука прижималась к холодной стене дома, а лицо морехода уткнулось в солому, и в ноздри лез неприятный гниловатый запах.

Привыкнув к тишине и поняв, что никто его не заметил, Кану чуть приподнял голову и осмотрелся. Над его головой виднелось небольшое приоткрытое окошко. Он мог в него протиснуться, но для этого необходимо было скинуть одежду. Мореход разделся, ощупал рану в плече, ухватился за подоконник и, подтянувшись, сунул голову в окно. Внутри было темно, но своим зеленым глазом Кану различил стол, несколько табуретов, скамью, подстилку на кровати и высокий шкаф. В углу стояла корзина, из которой, как лепестки неведомого цветка, торчали пергаментные свитки.

Мореход ожидал нападения, но в комнате никого не оказалось. Быстро протиснувшись внутрь до пояса и сильно при этом ободравшись, Кану перегнулся вниз головой и прислонил меч к стене. Упав на руки, мореход прикусил зубами язык и схватился за раненую руку – плечо словно пронзила игла.

Поднявшись, он подхватил левой здоровой рукой меч и приготовился защищаться. Старика нигде не было. Кану замер и прислушался. В доме было тихо. Вниз вела лестница, мореход стал не спеша спускаться по ней, бесшумно ступая сапогами по ступеням. Кругом стояла глухая тишина. Старика, похоже, не было в доме, и Кану выругался про себя. Куда он мог деваться? И как он, мореход, упустил его из виду?

Нижняя комната оказалась просторнее, чем верхняя. Мореход различил арку очага, справа от него виднелась высокая стойка с полками, на которых лежало что-то съестное. На стене в ряд висели поварские ножи, топоры, шампуры и прочая утварь. В дальней от себя стене Кану различил низенькую дверь, ведущую, по видимости, в погреб.

Кану сделал несколько осторожных шагов и вдруг наткнулся носком сапога на что-то мягкое. Наклонившись, он увидел в холодном свечении своего глаза перекошенное лицо старика с остекленевшим взглядом. Из левого уголка губ к сморщенной шее спускалась струйка крови. Мореход стал на колени и, приложив руку к морщинистой шее, попытался прощупать жилу. Она не билась – старик был мертв. Кто-то настиг его раньше, чем он, Кану. Стиснув с досады зубы, мореход перевернул труп и увидел между лопатками рану, которую нанесли мечом или большим кинжалом.

– В спину ударили… – мореход отпустил тело, почувствовав на своих пальцах липкую кровь.

Но… Где же щит? Кану резко встал на ноги и, громко переворачивая табуреты, горшки, срывая со стен ножи, стал искать. Когда он понял, что щита здесь нет, то бросился наверх, грохоча сапогами по ступеням и в ярости молотя мечом по перилам. Они с громким хрустом переламывались, словно соломинки, не выдерживая сильных ударов.

Стол посреди комнаты резким движением был опрокинут набок, и стоявшие на нем глиняные горшки вместе с керамическими флаконами полетели на пол, разрываясь и разбрызгивая шипящее содержимое. Старик, похоже, действительно был колдуном.

Кану подскочил к шкафу – он весь оказался набит какими-то сушеными травами и странными порошками в высоких сосудах и деревянных коробках. Шкаф разлетелся на куски, после нескольких мощных ударов взбешенного морехода. Золото! Эта мысль поразила Кану, и он стал жадно осматриваться в поисках золота и драгоценностей. Однако, мореход скоро понял, что старик надежно прятал свои сокровища от воров, и быстро найти их ему вряд ли удастся.

Опустив руки и чувствуя нараставшую в горле обиду, Кану вдруг увидел что-то большое и круглое, прислоненное к стене. Щит! Он кинулся к нему, схватил его и прижал холодную медь к своей обнаженной груди. Как же он раньше не заметил щит? Ведь еще из окна тщательно осмотрел всю комнату! Мореход вдруг застыл, пораженный догадкой, и резко обернулся – на него сверху упало что-то темное, сильное и навалилось, занося сверкающий в свете его, Кану, глаза, кинжал…

Загремев по ступеням, щит скатился вниз. Левую руку морехода, державшую меч, прижимало к полу чье-то колено. Свободной осталась только правая рука, и Кану стиснул ей запястье своего противника. В плечо подступила боль, мореход вскрикнул и подпустил кинжал ближе к своему горлу. Переведя взор с блестящей иглы остро заточенного клинка на лицо своего противника, мореход вздрогнул – к полу его прижимала женщина.

Ее волосы цвета зрелого каштана разметались по плечам, а тонкие губы были плотно сжаты: в неимоверном усилии она давила кинжал к груди Кану. Лоб украшала дорогая цепочка с драгоценными камнями, переливавшимися голубыми и зелеными цветами. Женщина пристально смотрела на Кану темными зрачками.

– Опусти руку, – прохрипел мореход. Она лишь раздула ноздри и напрягла руку еще сильнее. – Я не причиню тебе зла, – пообещал Кану, но она продолжала упорно давить кинжал, с немалым удивлением глядя на светящийся глаз. Мореход вобрал в грудь побольше воздуха и стал мысленно посылать: «Пусти меня… Пусти меня…» Она не отрывала взгляда от его глаз, он же смотрел ей на лоб, туда, где смыкались полукружия бровей. Вдруг она затрясла головой, болезненно замычала и отшвырнула кинжал в сторону, схватившись за виски. Кану рванулся вперед, повалил ее на пол и приставил меч к ее обнаженной шее, на которой виднелась тонкая золотая цепочка. Женщина тяжело дышала, испуганно глядя на него, ее грудь часто вздымалась. Мореход облизнул губы и прохрипел:

– Я не собираюсь тебя убивать. Поклянись, что не держишь на меня зла…

Ее подбородок несколько раз дернулся в согласном кивке.

– Клянусь… – выдавили губы.

Где? Где он слышал этот голос? Кану стал рыться в своей памяти и вспомнил… Слабый голос из-под капюшона.

– Это ты была в «Золотом щите»? – спросил он.

Она опять кивнула. Кану отпустил меч и отошел в сторону, подобрав кинжал. Девушка встала, оправила свой плащ и, когда он бросил на нее свой взгляд, вдруг испуганно вжалась в стену. Мореход близко подошел к ней. Она отвернула лицо, стараясь не смотреть на его светящийся глаз.

– Кто ты? Ты – колдун? – спросила она.

– Мое имя Кану, я вольный мореход, – помолчав, он добавил. – Был когда-то вольным мореходом.

– Ты – колдун? – она повторила вопрос.

– Я знаю что-то о колдовстве. Скажи, это ты убила старика? – он кивнул в сторону лестницы.

– Да, я.

– Как твое имя и почему ты прячешься за этим капюшоном?

– Меня зовут Лувина. Я не хочу, чтобы на меня пялились.

– Но почему? Ты же… красива… – он взялся двумя пальцами за край капюшона и чуть отогнул его. Из-за отворота блеснул черный глаз, и Кану ощутил своими пальцами шелковистое прикосновение ее волос.

– У тебя глаз светится, – испуганно произнесла она. – Ты колдун, Кану. Ты лжешь мне. Ты проиграл волшебный щит, так? – Лувина, наконец, осмелилась выглянуть из-за капюшона и посмотреть на морехода. – Если не колдун, то почему у тебя глаз светится? Ты ведь скрываешь его от людей.

– Скажи, лучше, зачем тебе понадобился мой щит, ведь из-за него ты убила старика, а потом хотела убить и меня?

– Он дорогой.

– Так ты – воровка?

Лувина кивнула, лукаво взглянув на него. Кану ощутил немалое облегчение – девушка ничего не знала о щите и хотела украсть его лишь потому, что он дорого стоил. Но зачем надо было убивать старика? Да она и не собиралась его убивать! Мореход это понял, но решил все же спросить:

– Ты ведь не желала его смерти?

Лувина отрицательно покачала головой, и Кану сказал:

– Ты пришла за щитом, когда старика не было дома, но не успела скрыться до его прихода? Так?

Девушка кивнула и добавила:

– Я испугалась, что ты убьешь меня, и решила первой убить тебя.

– У тебя же есть золото, так? – спросил мореход.

Девушка промолчала, но Кану понял, что золото у нее действительно было.

– Так вот, – продолжил он, – я заберу себе щит, но сохраню тебе жизнь, а за это ты поможешь мне в одном важном деле. Потом, может быть, ты получишь вознаграждение. Ты же любишь золото, так?

Лувина опять кивнула, и Кану улыбнулся – она ему нравилась. Спустившись вниз, он нашел щит и, подняв голову к лестнице, спросил:

– Ты брала что-нибудь, кроме щита? Золото?

– Нет, – ответила она, – я ничего не нашла.

Спустившись по лестнице, она указала на дверь, ведущую в погреб:

– Наверное, все золото там. Надо высадить эту дверь.

Кану кивнул, снял со стены увесистый топор, осмотрел его и подошел к двери. Она запиралась замком. Из небольшого отверстия в доске свисал шнурок, потянув за который, можно было сдвинуть с обратной стороны засов и запереть засов. Отпирался он только хитроумным ключом. Кану осмотрел топор, потом дверь и покачал головой:

– Здесь это не поможет. Мы поднимем много шума, и сюда сбегутся все стражники Налрада, прежде чем мы высадим дверь. Надо искать ключ.

– Я не успела его найти.

– Надо искать ключ… – повторил мореход. – Хотя… постой, а если… Ну-ка, дай-ка мне его сюда, – Кану пришла в голову догадка.

Лувина кинулась к старику, обшарила его тело и протянула мореходу большой, изогнутый, как кочерга, ключ. Кану подошел к двери, просунул его в щель, утвердил на ощупь в прорези и спокойно надавил. Засов подался, скрипнул, и уперся. Кану дернул дверь на себя, и она распахнулась. Лувина быстро проскользнула внутрь и побежала вниз по каменным ступеням. Мореход шел за ней, оглядывая стены, затянутые паутиной. Лестница скоро кончилась, и они оказались в небольшом подвале, заставленном сундуками и бочками.

– Вот факелы, – Кану указал на толстую связку, лежавшую на бочке, – возьми один и запали наверху, там я видел огниво.

Лувина взял факел и побежала наверх. Кану остался рассматривать сундуки. С громким хрустом он взломал один из них топором и заглянул внутрь. В сундуке покоилась пропахшая пылью одежда, мореход не стал ее рассматривать, и занялся другим сундуком. Он изредка бросал взгляды на дверь – не доверяя Лувине. Вскоре воровка вернулась, неся перед собой горящий факел, огонь заслонял ее лицо. Кану распахнул крышку другого сундука. В глаза ударил блеск. Мореход запустил в сундук руку, и вытащил мелко звенящую кольчугу. Напялив ее на голое тело, он осмотрелся. Кольчуга пришлась ему впору и сидела, как следует. В этом же сундуке лежали кинжалы, пара коротких мечей, несколько наконечников для копий, лук без тетивы и связка стрел.

– Старик, похоже, думал, что его будут штурмовать, – заметил Кану, рассматривая мечи. В третьем сундуке на самом дне покоились кожаные кошели. Мореход схватил один из них, нетерпеливо развязал и перевернул себе на ладонь, но вместо ожидаемого золота на руку посыпался песок. Лувина рассмеялась, Кану поднял голову и удивленно посмотрел на нее.