Смертельный ретрит

Сквозь этот поток информации складывалась сеть: несколько клубов, разной степени закрытости и экзотики, все – как разные ступени лестницы. «Чёрный Лотос» – первая дверь. Дальше, казалось, ждут другие места, где проверяют готовность к радикальным опытам, смешанным с духовными практиками и интимными экспериментами.

Мишка перебрался на край стола, хвостом слегка задел клавиатуру. Ольга сдвинула его рукой, не отрываясь от экрана. Каждое открытие казалось крошечной искрой – сигналом, что она идёт верным путём, но чем дальше, тем глубже погружение в неизвестное.

Треск цикад и влажная ночь слились с тихим урчанием Мишки, образовав единый фон. И в этом шуме, в свете экрана и тенях комнаты, Ольга понимала: шаг за шагом она выстраивает карту закрытого мира, где каждая дверь может быть ловушкой.

Имя Тирта всплыло среди множества цифровых следов – фотографий, коротких упоминаний, едва различимых ниточек разговоров в чатах. Она понимала: чтобы попасть внутрь, нужна легенда, которая покажет её «правильной» и безопасной для проводника.

Она выработала её быстро, почти машинально: «Я интересуюсь культурой закрытых клубов и духовных практик Бали. Хочу понять, как устроен этот мир, посмотреть, как живут и взаимодействуют его участники. Не вмешиваюсь, не нарушаю правил – просто наблюдатель».

Она откинулась на спинку стула, чувствуя, как напряжение растёт. Всё складывалось в картину, которую нельзя было проверить на месте – но которую нужно было понять, если она собиралась войти в этот мир.

Листок от Эко лежал на столе – белый, слегка помятый, с нарисованной ладонью и странным знаком: цветок, у которого вместо лепестков – глаза. Она быстро сделала скан, увеличила символ на экране, чтобы разглядеть все детали.

В закрытом канале она набрала сообщение Тирте. Сообщение было коротким, без лишних эмоций, но достаточным, чтобы Тирта увидел в ней «интересного новичка» – того, кого можно провести по правилам. Она отправила текст и задержала дыхание, слушая треск цикад и тихий гул ночного города.

Сообщение от незнакомого аккаунта пришло быстро, почти как будто он ждал:

Tirta: Слышал, ты ищешь доступ. Кто рекомендовал?

Ольга набрала:

Olga: Старый знакомый. Сказал, ты в теме. Я работаю с людьми, которым нужны… особые практики. Не для новичков.

Ответ пришёл через минуту:

Tirta: Слова – это пыль. Что ты можешь показать?

Она не стала тянуть. Нашла в папке скан – того самого клочка бумаги с нарисованной рукой и странным символом, похожим на цветок, у которого вместо лепестков – глаза. Прикрепила файл.

Olga: Это должно говорить само за себя.

На этот раз тишина длилась дольше. Но скан оказался её ключом. Последовало короткое:

Tirta: Где ты взяла это?

Olga: Досталось по наследству… от одной истории, в которую лучше не лезть. Но я – не турист. Я хочу знать, что за этим.

Пауза.

Tirta: Сетям я не верю. Личное слово ценнее. Завтра в семь – у старого пирса в Сануре. Без свидетелей, без камер и телефона. Там и решим, куда ты пойдёшь дальше.

Курсор мигнул, и чат снова замер.

Ольга чуть улыбнулась. Листок сработал как пропуск – без него её обращение могло остаться без ответа.

Она убрала бумагу в папку, словно хранила не просто клочок, а дверь в другой мир.

– Спасибо, Эко, – прошептала она.

В голове прокручивалась его фраза: «Не верь никому с первого взгляда. Даже тем, кто улыбается». Она повторила это себе как мантру. Завтра начнётся проверка – и первый шаг уже был сделан.

***

Было уже очень поздно, а в голове все еще роились обрывки разговора с Джаей, разрозненная инфорация из разных источников, переписка с Тиртой. Встреча назначена. Завтра. Ольга долго вертелась в постели, пытаясь приглушить внутренний гул, но сон подкрался внезапно, как выключатель – и комната растворилась. Ей снилась Москва.

В начале 2022 года Ольга Морозова вошла в самый центр загадочной и опасной темы – «чёрных бюджетов» государственных структур. Это был не просто журналистский проект, это был выстрел в самое сердце системы. Она и её команда – Максим Петров, опытный редактор, и Анна Кузьмина, аналитик, которая умела копать в данных лучше любого хакера, – начали с изучения «открытых» госзакупок и теневых подрядчиков.

Ольга помнила, как сидела за старым ноутбуком в крошечной комнате редакции на Пятницкой. Экран был забит таблицами и выписками, которые казались сначала хаосом, но постепенно складывались в картину:

– Вот здесь, – показывала она Анне, – подрядчики на IT-сопровождение за миллиарды рублей. Но настоящие работы никто не видел. Эти компании – лишь пустышки.

Первые пробы пера – маленькие статьи про «липовые» НКО, которые получали гранты из федеральных фондов, но в отчётах не отражали никакой деятельности. Затем – цепочки переводов через компании-«прокладки», на которые шли миллионы рублей. Каждая транзакция вызывала всё больше вопросов.

– Ты видишь, – говорил Максим, – как деньги уходят на поддержку анонимных телеграм-каналов? Они не просто распространяют фейки – они формируют общественное мнение, разжигают конфликты, направляют людей против друг друга.

Ольга чувствовала, как по спине бежит холодок. В этом не было ничего случайного – это была тщательно выстроенная система влияния.

Она начала встречаться с инсайдерами. Один из них – бывший сотрудник «Альфа-Бридж», Сергей Иванов – рассказал о механизмах перевода средств и связи с крупными фигурами. Его голос дрожал, когда он рассказывал, как «чёрные бюджеты» позволяли запускать кампании по дискредитации оппонентов и подавлению независимых СМИ.

Сергей предупредил:

– Ты не понимаешь, с кем связываешься, Оля. Они умеют играть очень грязно. Если хочешь жить – будь осторожна.

Но журналистское чутьё и жажда правды толкали её дальше. Она собирала доказательства, переписывалась с анонимными источниками, шифровала переписку. Каждый день был как игра на выживание.

Тогда она и не думала о Артёме – это имя появилось лишь позже, как едва заметный штрих, что всплыл в памяти из глубины цифровых следов. Он был тем самым IT-специалистом, работающим на компанию «Феникс Солюшн», которая через сложную сеть серверов обеспечивала координацию атак на независимые проекты и управление фейковыми аккаунтами. Но тогда для Ольги важнее было удержаться на плаву самой и спасти команду.

Однажды ранним утром Ольга получила тревожное сообщение от Максима: «Что-то пошло не так. Будь наготове». В офис она пришла раньше обычного, сердце колотилось.

В дверь постучали. Не просто постучали – как будто кто-то хотел проломить её. На пороге появились люди в штатском, с суровыми лицами, глаза ледяные. Они ворвались, не оставив шансов. Перевернули столы, вырывали кабели, забирали жёсткие диски и все накопленные материалы.

– Это конец, – прошептал Максим, когда их с Анной вывели на улицу. – Они придут за каждым из нас.

На следующий день Максим исчез – не просто перестал выходить на связь, его никто не видел. Слухи в редакции были о задержании и допросах, но никто не мог сказать точно. Ольга чувствовала холодный ужас: её друг, опора команды, вырван из жизни как жертва чьей-то паранойи.

Телефон Ольги взрывался звонками с угрозами, в подъезд подбросили очередную коробку с «уликами» – на этот раз фальшивые фотографии и подделанные документы, выставляющие её в крайне сомнительном свете. Каждый шаг контролировался, каждый разговор прослушивался.

Понимая, что остаться здесь значит погибнуть – не физически, а как личность, как журналист, как человек, она приняла решение, которое казалось одновременно и бегством, и спасением.

– Бали, – сказала она тихо Анне по телефону. – Там никто меня не найдёт. Там можно начать сначала.

Собрав в одну сумку минимум вещей, она покинула квартиру, не попрощавшись ни с кем. В голове ворочались мысли: «Что осталось от меня здесь? Дом? Друзья? Жизнь? Или только страх и пустота?»

Она улетела в неизвестность – не потому что хотела спрятаться, а потому что не было другого выхода.