Заря Сварога. Избранный духами и девами

Затем рассказ Эйнара свернул на запад. Он ходил с торговыми караванами через земли, что лежали между Русью и империей франков.

– Поляки – упрямый народ, – размышлял он, поглаживая бороду. – Крепкие воины, но их князья постоянно грызутся между собой. Их леса темные и глубокие, говорят, в них до сих пор живут лешие, которых даже их новый, христианский бог не смог изгнать. Мы наткнулись на одно капище… старое, заброшенное. Камни были покрыты мхом, но я тебе скажу, Яр, воздух там был тяжелым. Мои люди не хотели там даже останавливаться на ночлег. Чувствовалось что-то древнее и недоброе.

Яромир прекратил стучать, прислушиваясь. Ощущения Эйнара, грубого воина, не привыкшего к тонким материям, были ценны. Они подтверждали его собственные опасения – мир был наполнен силами, о которых большинство предпочитало не думать.

– А дальше Богемия, – продолжал варяг. – Там холмы и серебряные рудники. Люди там говорят на похожем языке, но молятся своим духам и торгуют с немцами. Немцы… вот уж кто любит порядок. Их Священная Римская Империя – это нечто. Каменные дороги, города с каменными стенами, рыцари, закованные в железо так, что только щелки для глаз остаются. Они смотрят на нас, как на дикарей, но их мечи ломаются о наши щиты так же, как и любые другие.

Каждое слово Эйнара расширяло карту мира в голове Яромира. Он, прикованный к своей кузне в Чернигове, путешествовал вместе с этим варягом. Он видел блеск золота Царьграда, чувствовал мрак польских лесов и ощущал холодный порядок германских земель. Это были не просто сказки. Это были кусочки мозаики, которые складывались в общую картину мира – огромного, разнообразного, полного опасностей и чудес. Мира, который был гораздо больше, чем торговые ряды и княжеский терем Чернигова.

– Спасибо за эль и за рассказы, друг, – сказал Яромир, когда последняя подкова была готова. Он протянул одну из них Эйнару. – Возьми. На удачу. Пусть копыто твоего коня будет тверже любого камня на дороге.

Эйнар ухмыльнулся, принимая подарок. Подкова в его огромной ладони казалась игрушечной.

– А ты, я смотрю, тоже о чем-то думаешь, – проницательно заметил он, заглядывая Яромиру в глаза. – Твой молот стучал как обычно, а вот мысли твои были далеко. Не княжеский ли глашатай смутил твою душу? Серебро – хорошая вещь, но не стоит совать нос в дела князей и их хвори. Иногда лучше просто ковать железо.

С этими словами он хлопнул Яромира по плечу, осушил свою кружку и, оставив почти полный бочонок, вышел из кузни, насвистывая какую-то северную мелодию.

Яромир остался один в наступающих сумерках. Слова Эйнара были мудрым советом, советом человека, который выживал благодаря чутью и осторожности. Но было уже поздно. Рассказы армян и варягов, ощущение тьмы от княжны и новости из Тмутаракани – все это сплелось в один тугой узел. И он чувствовал, что нить от этого узла ведет прямо в княжеский терем. Идти туда было опасно. Но не идти – было уже невозможно.

Глава 6: Тревожные вести из Тмутаракани

Совет Эйнара остался висеть в воздухе кузни, тяжелый и неприятный, как предгрозовая духота. "Не стоит совать нос в дела князей". Это была прописная истина, аксиома выживания для любого простолюдина. Но рассказы торговцев пробудили в Яромире нечто большее, чем простое любопытство. Они превратили множество разрозненных слухов в зловещий узор, и одной из самых темных нитей в этом узоре была Тмутаракань.

Чернигов был важным, но спокойным городом. Киев был сердцем Руси, ее властным и политическим центром. Но Тмутаракань… Тмутаракань была пограничьем, диким и необузданным. Зажатая между Азовским и Черным морями, она была котлом, в котором варились десятки народов: русичи, греки, хазары, касоги, аланы. Этот город был форпостом Руси на юге, ее окном в экзотический и опасный мир Кавказа и степей. Но такая удаленность от Киева рождала и чувство независимости, и соблазн неповиновения.

Яромир снова и снова прокручивал в голове обрывки разговоров, услышанных им за последние месяцы. Они были похожи на мутные ручьи, но теперь, после бесед с армянами и Эйнаром, сливались в одну полноводную и тревожную реку.

Первым был греческий купец из Херсонеса, человек осторожный и привыкший говорить намеками. Заказывая у Яромира прочные скобы для своих сундуков, он вполголоса обронил:

– Ваш князь Мстислав в Тмутаракани стал… чужим. Раньше он привечал нас, греков, чтил наши обычаи и торговые законы. Теперь его двор полон каких-то мрачных людей в темных одеждах, бородатых степняков, которые говорят на гортанных языках. Они не торгуют, не воюют, они просто… наблюдают. И когда они смотрят на тебя, чувствуешь холод, даже в самый жаркий день.

Тогда Яромир не придал этому особого значения. Князья всегда окружали себя разными людьми. Но теперь слова грека звучали по-новому. "Мрачные люди в темных одеждах". Это перекликалось со словами армян о культистах с символом черной спирали.

Затем был старый хазарский ремесленник, бежавший из Саркела (Белой Вежи) после того,как его почти полностью заняла русская дружина. Он пришел к Яромиру, чтобы тот помог ему починить инструменты, и, разговорившись, с горечью поведал:

– Тмутаракань была для нас убежищем. Но теперь и там неспокойно. Князь Мстислав вдруг перестал доверять нашим старейшинам. Он все чаще прислушивается к советам каких-то шаманов, которых привели с предгорий Кавказа. Они говорят о пробуждении древней силы, о Черном Боге, что предлагает власть тем, кто не боится замарать руки в крови. Наши люди боятся. Говорят, по ночам из княжеского двора доносятся странные песнопения, и иногда пропадают рабы.

"Черный Бог". Это имя было известно Яромиру. Чернобог – бог тьмы, несчастий и зла в старой вере. Но он всегда был лишь темной стороной мира, противовесом Белобогу. Никто из здравомыслящих людей не стал бы поклоняться ему напрямую, искать его покровительства. Это было сродни тому, чтобы молиться моровой язве или засухе. Слухи о том, что князь Мстислав, родич великого киевского князя, мог связаться с подобным культом, казались безумием.

Самый тревожный разговор состоялся совсем недавно, с дружинником, который вернулся с юга после службы на пограничной заставе. Он заказывал себе новый щит, и, выпив лишнего, развязал язык.

– Мстислав мутит воду, это точно, – говорил он, стуча кулаком по столу. – Он посылает гонцов к печенегам. Не воевать, нет. Переговариваться! Он обещает им золото и земли, если они будут тревожить киевские караваны, но не трогать его. Он хочет отрезать Киев от Черного моря, чтобы вся торговля шла через его руки. Он хочет стать не просто князем Тмутаракани, он хочет стать повелителем всего юга! Говорят, он даже посмеивается над своим братом в Киеве, называет его слабым и старым.

Яромир, стоя в своей кузне, чувствовал, как эти разрозненные сведения выстраиваются в единую, пугающую картину. Князь, охваченный жаждой власти. Культисты, предлагающие ему могущество темного бога. Союз с извечными врагами. Отдаление от Киева. Это не было просто политической игрой. Это пахло изменой, ересью и чем-то гораздо худшим. Это пахло той самой черной, голодной пустотой, которую он почувствовал, думая о больной княжне в своем собственном городе.

Могло ли это быть связано? Могла ли тьма, что пустила корни в далекой Тмутаракани, дотянуться и до Чернигова? Могла ли болезнь дочери местного князя быть не случайностью, а ударом, направленным извне? Возможно, чтобы посеять смуту, отвлечь внимание, проверить силу.

Эта мысль была настолько чудовищной, что Яромир на мгновение перестал дышать. Его уютный, понятный мир, ограниченный стенами Чернигова и лесом Арины, трещал по швам. Проблемы его города, болезнь княжны, внезапно перестали быть местным делом. Они стали частью большой, невидимой войны.

Тяжесть этого осознания легла ему на плечи, как наковальня. Он больше не мог оставаться в стороне, не мог просто "ковать железо". Он был единственным в этом городе, кто мог "видеть" этого врага.

Глава 7: Хворь Княжны Ксении

Путь к княжескому терему был коротким, но каждый шаг ощущался как испытание. Детинец, внутренняя крепость Чернигова, был миром в мире. Высокий частокол из заостренных бревен, сторожевые вышки, скрипучие ворота, окованные железом. Здесь жили князь, его семья и самые доверенные дружинники. Воздух был другим – чище, тише, напряженнее. Здесь не было гомона торговой площади, только мерные шаги стражи да редкий лай княжеских псов.

Двое гридней у ворот, в прочных кожаных доспехах и с копьями в руках, преградили Яромиру путь. Их лица были непроницаемы, как забрала шлемов.

– Куда, кузнец? – спросил один из них, узнав его. – Не время для заказов. У князя горе.

– Я по зову глашатая, – твердо ответил Яромир, глядя стражнику прямо в глаза. Он не пытался выглядеть важным, не изображал из себя знахаря. Он говорил просто и уверенно, и эта прямота сбивала с толку. – Я хочу осмотреть княжну.

Стражники переглянулись. Взгляд одного был насмешливым.

– Ты? Целитель? – он окинул взглядом сильные, покрытые сажей руки Яромира. – Твое лекарство – это молот и клещи. Иди своей дорогой, не гневи воеводу.

– Мой дар не в травах, а в чутье, – не отступал Яромир. Он вспомнил совет Арины и говорил правду, но лишь ее часть. – Я чую порчу и лихую хворь так же, как чую трещину в стали. Позвольте мне лишь взглянуть. Если я не смогу помочь, я уйду. Князь обещал награду любому. Я пришел не просить, а предложить свою помощь.

Его спокойная настойчивость, а возможно, и отчаяние, которое витало над всем детинцем, возымели действие. Старший из гридней помедлил, затем кивнул своему напарнику.

– Воевода сказал впускать всех, кто кажется толковым. Этот, по крайней мере, не похож на полоумного старика, что пришел до него и пытался лечить княжну воском с похоронной свечи. Проводи его к терему. Но глаз с него не спускай.

Яромира провели через внутренний двор к самому терему – большому, в два этажа, срубленному из массивных сосновых бревен, с резными наличниками и высокой крышей. Внутри было сумрачно и тихо. Толстые ковры глушили шаги. В воздухе пахло воском, медом и тяжелым, гнетущим запахом болезни и безнадежности.

Служанка, бледная девушка с заплаканными глазами, провела его на второй этаж, в покои княжны. Чем выше они поднимались, тем сильнее становилось ощущение, которое Яромир уловил еще на площади. Это была не просто тишина. Это был активный, давящий вакуум. Воздух здесь казался густым и холодным, он словно цеплялся за одежду и кожу. Дар Яромира кричал об опасности, его внутренний слух улавливал жуткую, сосущую тишину, которая поглощала все остальные «песни» – и слабое биение сердец слуг, и древнюю песнь самого дерева, из которого был сложен дом.

Дверь в опочивальню была приоткрыта. У входа стоял сам князь Святослав. Это был могучий, обычно громогласный мужчина с густой русой бородой, но сейчас он был ссутулившийся, бледный, с глубокими тенями под глазами. Он выглядел так, будто не спал много ночей. Он бросил на Яромира усталый, безразличный взгляд.

– Еще один? – его голос был хриплым. – Входи. Смотри. Только не шуми.

Яромир вошел в комнату и замер.

Покои были богатыми: вышитые покрывала, лавка, покрытая медвежьей шкурой, иконка с ликом святого, привезенная из Царьграда княгиней-христианкой. Но все это тонуло в полумраке, создаваемом плотно задернутыми занавесками. А в центре, на высоком ложе, лежала княжна Ксения.

Ей было не больше шестнадцати. Яромир видел ее мельком на праздниках – живую, смеющуюся девушку с волосами цвета льна и глазами, как васильки. Сейчас на подушках лежала ее бледная тень. Кожа была почти прозрачной, с синеватым оттенком. Тонкие руки бессильно лежали поверх одеяла. Она дышала мелко, едва заметно. Глаза были закрыты, но даже во сне её лицо искажала мука. Она не была больна в привычном смысле слова. Она была… пуста.

Но это было не самое страшное. Самое страшное Яромир увидел своим вторым зрением.

Над девушкой, словно паук над мухой, висело нечто. Это не было существо из плоти и крови. Это был сгусток тьмы, полупрозрачный, мерцающий, как марево над раскаленной дорогой. Оно не имело четкой формы, постоянно меняя очертания, но у него были длинные, тонкие щупальца из чистого мрака. Одно из этих щупалец, самое плотное, было прикреплено к груди девушки, в том месте, где билось ее сердце.

И Яромир видел, как по этому щупальцу течет едва заметная, серебристая дымка. Она перетекала от княжны к темному существу. Это была ее жизненная сила. Ее «песня». Дух-порча, или как бы ни называлось это существо, не убивал ее ядом или болезнью. Он медленно, методично пил ее жизнь, питался ею, как упырь пьет кровь.

Аура существа была омерзительной. Она пела песню абсолютного эгоизма и голода. В ней не было злобы или ненависти, лишь холодная, безжалостная потребность в поглощении. От него исходил тонкий, еле уловимый запах болотной гнили и старой пыли.

Яромир почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, заставляя себя не отшатнуться. Он не мог позволить твари понять, что ее видят. Он заставил себя смотреть на физическое тело девушки, а не на кошмар, что парил над ней.

Он подошел ближе, делая вид, что осматривает её. Он осторожно взял ее руку. Она была ледяной. Пульс под его пальцами был слабым и прерывистым, как трепетание пойманной птицы. Но прикасаясь к ней, он смог «услышать» ее угасающую песню еще четче. Она была тонкой, почти оборвавшейся мелодией, в которой отчаянно звучали ноты страха и желания жить. И он услышал ответный отголосок от твари – довольное, сосущее урчание, которое не слышал никто в этой комнате, кроме него.

Яромир отпустил ее руку и выпрямился. Он знал, что ему нужно делать. Он увидел лицо врага. Теперь ему нужно было оружие.

Глава 8: Совет у Старого Дуба

Выйдя из покоев княжны, Яромир на мгновение прислонился к прохладной стене коридора, чтобы унять дрожь в руках. Ощущение ледяного прикосновения к коже девушки и отвратительное, сытое урчание невидимой твари все еще стояли перед его внутренним взором. Он глубоко вдохнул, наполняя легкие спертым воздухом княжеского терема, пытаясь изгнать из себя запах болотной гнили, который, казалось, преследовал его.

Князь Святослав подошел к нему, его огромное тело двигалось с тяжелой усталостью. В его глазах не было надежды, лишь привычное разочарование.

– Ну что, знахарь? – его голос был глух, как удар о землю. – Тоже скажешь, что это сглаз дурной, и предложишь пошептать над водой? Или, может, прикажешь обернуть ее в шкуру черного козла? Я уже все слышал.

Яромир выпрямился и посмотрел князю прямо в глаза. В этот момент он забыл, кто перед ним – правитель Чернигова, от слова которого зависели жизни. Он видел лишь отчаявшегося отца.

– Это не сглаз и не хворь, что лечат травами, княже, – твердо произнес Яромир. Его голос звучал необычно ровно в гнетущей тишине. – К вашей дочери прицепился дух. Паразит, что пьет ее жизненную силу. Обычные лекарства лишь ослабят ее тело и ускорят конец.

Князь вздрогнул. Он хотел было разгневаться на дерзость простолюдина, но в словах кузнеца не было ни шарлатанства, ни страха. Была лишь суровая уверенность. Святослав был воином и правителем. Он верил в мечи и законы, но, как и любой человек того времени, он знал, что существуют и другие силы, невидимые и опасные. И описание Яромира пугающе точно совпадало с его собственными худшими опасениями.

– И ты… ты можешь с этим что-то сделать? – спросил он, и в его голосе впервые прозвучала нотка робкой надежды.

– Я не знаю, – честно ответил Яромир. – Я видел врага, но я не знаю, как его одолеть. Мне нужно найти способ. Мне нужно время. Дайте мне один день. До заката следующего дня. Я найду лекарство.

Князь вглядывался в лицо Яромира, в его серьезные серые глаза, в твердо сжатые губы. Он видел перед собой не знахаря, сулящего легкое исцеление за серебро, а мастера, который оценивал сложность работы перед тем, как взяться за нее. И это внушало доверие.

– Один день, – наконец произнес Святослав. – Не больше. Стража у ее дверей будет ждать тебя. Если обманешь меня… – он не закончил, но угроза повисла в воздухе, холодная и острая, как лезвие секиры.

Яромир кивнул и, не говоря больше ни слова, развернулся и быстро покинул терем. Он не пошел в свою кузницу. Его путь лежал за городские стены, знакомой тропой, что вела через лес.

Он почти бежал, не разбирая дороги. Образ иссушенной девушки и мерцающей над ней твари с темными щупальцами преследовал его. Ему казалось, что если он остановится, то это существо заметит его, поймет, что его тайна раскрыта.

Когда он наконец выбежал на поляну, где стояла изба Арины, он задыхался. Ведунья уже ждала его, сидя на низенькой скамейке у корней Старого Дуба – гигантского дерева, которому, по слухам, было больше лет, чем самому Чернигову. Дуб был местом силы. Его мощная, спокойная «песнь» действовала на Яромира умиротворяюще, помогая привести мысли в порядок.

– Он пьет ее жизнь, – выпалил Яромир без предисловий, тяжело опираясь на колени. – Я видел его. Сгусток тьмы, похожий на паука из дыма. Он высасывает ее, как мед из сот.

Арина не выказала удивления. Она молча протянула ему ковш с холодной колодезной водой.

– Успокойся и дыши, Яр. Сядь. Расскажи все по порядку.

Когда его дыхание выровнялось, Яромир сел на траву у ног ведуньи и рассказал все, что видел. Он описал вид твари, ее щупальца, ощущение сосущего голода, запах гнили, тонкую серебристую дымку жизненной силы, что перетекала от девушки к духу.

Арина слушала внимательно, ее золотистые глаза были устремлены куда-то вдаль, словно она смотрела не на лес перед собой, а в глубины невидимого мира.

– Ты видел Навий Ситень, – наконец произнесла она, и ее голос был серьезен. – Древняя тварь, рожденная на грани мира Яви и Нави. Это неразумный дух, скорее, природный паразит, как пиявка или гриб-трутовик, что растет на дереве. Он не злой в человеческом понимании. Он просто голоден. И он чует ослабленных – тех, кто долго болел, скорбел или поддался унынию. Княжна, должно быть, была уязвима, и он прицепился к ней.

– Как его одолеть? – спросил Яромир. В его голосе звучала сталь. Теперь, когда у врага было имя, он перестал быть бесформенным ужасом и стал задачей, которую нужно было решить.

– О, его нельзя просто убить, как волка, – покачала головой Арина. – Он не совсем в нашем мире. Попытаешься ударить его мечом – меч пройдет сквозь него, не причинив вреда. Попробуешь изгнать заговором – он слишком примитивен, чтобы понять слова. Его связь с княжной теперь очень крепка. Если попытаться оторвать его силой, он в предсмертной агонии утянет за собой и ее душу.

Яромир нахмурился. Все оказалось сложнее, чем он думал.

– Тогда что? Смотреть, как он допьет ее до дна?

– Нет, – сказала ведунья. Ее глаза блеснули. – Если не можешь убить пиявку, нужно сделать кровь для нее невкусной. Если не можешь срубить трутовик, не повредив дерево, нужно укрепить само дерево так, чтобы оно само его отторгло. Мы не будем бороться с Ситнем. Мы будем бороться за княжну. Мы должны сделать ее «песню» слишком сильной, слишком громкой и слишком… неприятной для паразита.

Она встала и подошла к дубу, положив ладонь на его морщинистую кору.

– Нам понадобится сила жизни, чтобы противостоять силе смерти. Сила Яви против силы Нави. Завтра на рассвете ты соберешь травы. Но не обычные. Ты должен найти те, в которых жизненная сила особенно ярка. Твой дар поможет тебе.

Глава 9: День на Поиски

Покинув княжеский терем с тяжким бременем увиденного, Яромир не чувствовал ни земли под ногами, ни тёплого утреннего солнца на лице. Всё его существо было сосредоточено на задаче, поставленной Ариной. У него был день. Один короткий день, чтобы собрать оружие против тьмы.

Первым делом он направился не в лес и не на рынок, а к самому неприметному, но важному месту в Чернигове – к соляным амбарам у пристани. Здесь, в грубых бревенчатых строениях, хранилась соль, которую привозили на ладьях из прикарпатских солеварен. Это была не просто приправа; это было белое золото, консервант, символ чистоты и ценный товар.

Обычные люди покупали грубую, желтоватую соль с примесями. Но Яромир знал, что в глубине некоторых закромов, в особых мешках, хранится самая чистая соль, предназначенная для стола князя и самых знатных бояр. Она была белоснежной, как первый снег, и состояла из крупных, почти прозрачных кристаллов.

Предъявив приказчику монету, полученную от князя в качестве задатка, он потребовал лучшего. Приказчик, удивлённый запросом кузнеца, но впечатлённый серебром, молча провёл его в сумрачный, прохладный амбар, где в воздухе стоял острый, чистый запах. Яромир не стал доверять глазам. Он закрыл их и протянул руку над несколькими мешками, прислушиваясь своим даром. Большинство мешков «пели» ровно и глухо. Но от одного исходила тонкая, звенящая вибрация, песнь чистоты и нетронутой земной силы.

– Вот этот, – сказал он, указав на мешок. Он отсыпал себе в кожаный кисет пригоршню этих кристаллов, каждый из которых казался маленьким осколком застывшего света. Это был первый компонент.

Дальше его путь лежал за городские стены. Ему нужен был зверобой, собранный в самый полдень. Это было критически важно. Арина учила его, что травы, как и люди, имеют свои часы силы. Ночью просыпаются одни силы, днём – другие. Зверобой, трава, что по-народному называлась «хворобой», была дитя солнца. Её золотистые цветы, словно впитавшие в себя лучи полуденного светила, считались мощнейшим оберегом от нечисти.

Он отправился на луга, раскинувшиеся к югу от города. Солнце уже стояло высоко, заливая всё вокруг ярким, безжалостным светом. Мир жужжал и стрекотал. Яромир шёл, не обращая внимания на тропы, его взгляд скользил по траве, выискивая нужные ему золотистые головки. Своим внутренним зрением он видел не просто цветы, а маленькие сгустки золотой, пульсирующей энергии. Он находил самые сильные растения, те, что росли на открытых, залитых солнцем полянах, и аккуратно срезал их своим ножом, шепча слова благодарности духу поля. Каждый цветок он бережно укладывал в отдельный мешочек, чтобы не растерять ни капли его солнечной силы.

Следующей целью была рябина. Это дерево всегда почиталось на Руси как защитник от колдовства и дурного глаза. Её алые гроздья были оберегами, её древесина шла на изготовление рун и амулетов. Яромиру нужны были не ягоды, а цветы – маленькие, белые, собранные в пышные соцветия. Они цвели недолго, и ему повезло, что он успел.

Он знал, где искать. На краю оврага, у самой воды, росла старая, раскидистая рябина. Он подошёл к ней, приложил ладонь к её гладкому, прохладному стволу. Он почувствовал её «песню» – спокойную, мудрую, полную защитной силы. Попросив у дерева разрешения, он осторожно сорвал несколько цветущих веточек, стараясь не повредить их. Их тонкий, медовый аромат, казалось, очищал сам воздух.

Последним и самым труднодоступным компонентом была полынь. Но не та, что росла вдоль дорог, а особая, «ведьмина трава», которая предпочитала заброшенные места – старые пожарища, забытые капища или пустыри. Эта трава, с её серебристыми листьями и горьким, дурманящим запахом, считалась мостом между мирами. Она могла как открыть зрение на духов, так и ослепить их.

Поиски привели его к старому, заброшенному городищу за рекой Стрижень, месту, которое местные обходили стороной. Здесь, среди оплывших валов и едва заметных оснований сгинувших с лица земли строений, он нашёл то, что искал. Полынь росла густо, её серебристые стебли тянулись к небу, словно призраки. Её «песня» была странной, потусторонней, она вибрировала на грани слышимого, вызывая лёгкое головокружение. Собрав достаточно этой мистической травы, он почувствовал, что его арсенал почти полон.

Когда солнце начало клониться к закату, Яромир вернулся в свою кузницу. Он запер дверь, убедился, что его никто не потревожит. Он выложил на чистый верстак свои сокровища: звенящую соль, солнечный зверобой, оберегающие цветы рябины и призрачную полынь. Ему также понадобилась вощина – чистый пчелиный воск, который он всегда держал для хозяйственных нужд. Воск пел песнь тысяч трудолюбивых жизней, песнь солнца, нектара и улья.

У него было всё, что нужно. Впереди была ночь. Ночь ритуала, ночь подготовки, ночь, когда он должен будет выковать из этих разрозненных даров природы единое, могущественное оружие. Ночь перед битвой.

Глава 10: Рецепт Против Тьмы

Ночь опустилась на Чернигов, укутав город в бархатную тишину, нарушаемую лишь редким лаем собак да криком ночной птицы. Но в кузнице Яромира царил свой собственный, особенный мир. Он не стал разжигать горн, дающий жаркий, яростный огонь. Вместо этого он зажёг одну-единственную сальную свечу, чей мягкий, живой свет выхватывал из полумрака лишь небольшой круг – верстак и его самого. Эта ночь была не для ковки стали, а для ковки духа.