Первое небо

– Не бойтесь, – сказал Оклахома. – Огнежарка не причинит вам вреда. Ведь правда, Автоген?

Ящерка прижалась боком к ноге, как верный пёс.

Алеф что-то недовольно пробурчал и отошёл. Изредка Бенни чувствовал его жгучий взгляд и понимал, что эта ненависть навсегда.

Люди проверяли копья и сети, смазывая специальным раствором, чтобы увеличить прочность в предстоящей битве.

– Сегодня мы поймаем червя, – произнёс Муста, взгляд не оставлял сомнений в решимости. – Я чувствую, сегодня он близко. Наим, ты следи за рабами.

– Нельзя недооценивать червя. Орх не обычное чудовище, часть пустыни. Земля бережёт свои тайны и никогда не расстаётся с ними без боя, – сказал Наим, прижимая к груди копьё.

– Да, мы все знаем это, – усмехнулся Муста. – Но если мы не поймаем его сегодня, значит, мы не ловцы. А нам надо кормить свой народ. Выходим!

Бену сунули в руки два длинных копья, и он обхватил древки, не зная, что делать. Если бы это был лук или арбалет, он бы показал своё мастерство, не зря медали получал.

Охотники начали движение в глубь пустыни. Монотонно шелестел под подошвами песок, вараф то и дело шипел, держась у ног Оклахомы, ветер слабо свистел, выдувая звуки из песчаной флейты.

– Обратите внимание на землю, – тихо сказал Муста. – Если мы увидим следы, значит, червь рядом.

Шли долго, давно пропал из виду посёлок, обнесённый частоколом, и вокруг видны лишь барханы, по которым струились струйки песка. Останься Бенни один – с его топографическим кретинизмом ни за что бы не нашёл дороги назад – кругом лишь бескрайняя пустыня, и барханы похожи один на другой.

Передовой охотник остановился, указывая вперёд. Там, в песке, зияла огромная яма, а вокруг неё неровные круги – знак того, что червь или покинул своё логово, или недавно туда забрался.

– Червь! – сказал Алеф. – Его логово!

Внезапно из-под песка с глухим стонущим звуком вырвалась огромная плоская голова с маленькими, как бусинки, глазами. Темные чешуйки блестели на солнце. Орх почувствовал приближение людей и показал своё недовольство.

– Не стойте на месте! – выкрикнул Муста и указал Бенджамину копьём, куда следует переместиться.

Вараф отпрыгнул и начал с шипением раскидывать в разные стороны снопы огня.

Маленькие глаза орха осмотрели всё вокруг, и в ту же секунду червь стремительно выскочил наружу целиком, песок взбугрился, как волны в бушующем море. Оставляя за собою песчаные вихри, червь бросился в сторону охотников, скользя по поверхности. Размеры орха впечатляли – длиной не менее десяти ярдов, а возвышался над песком на три фута. Этакий огромный пожарный шланг.

Отряд разделился, и Оклахома оказался рядом с Мустой и ещё с двумя песчаными жителями, а Наим и Алеф с рабами – по другую сторону длинного извивающегося тела.

– Сеть! – кричал Наим. – Вы, грязные риенские шакалы, готовьте сеть!

Червь извивался, метался в разные стороны, пытаясь нападать на охотников, но те уворачивались. Одним мощным движением хвоста он сбил с ног Бенни, и тот опрокинулся на спину, выронив копьё.

Вараф, понимая, что другу грозит опасность, стал шипеть, изрыгая пламя, и опалил бок орха, не принеся большого вреда. Чем можно навредить этой гигантской анаконде? Разве что стрелять по нему из крупнокалиберного пулемёта. Но в арсенале охотников были лишь копья, ножи, ловчая сеть и безумная отвага.

Охотники разом метнули копья, и те вонзились в чешуйчатую плоть. Животное заревело от боли и начало скручиваться, пытаясь сбить со своего тела торчавшие древки.

Муста помог Оклахоме подняться и вложил в руку обронённое копьё.

– Мы его одолеем! – закричал в ухо. – Но не хвоста лезь под удары!

Червь, издав трубный вой, исчез в урагане песка, оставляя за собой лишь широкий след, будто гигантский мотоцикл проехал по пустыне.

– Вперёд! – сказал Наим. – Он ранен! Главное, не дать уйти в нору! Когда я прикажу – накидывайте сеть!

Преследовали червя, пока вновь не обнаружили. Орх катался по песку, бил хвостом по земле, поднимая тучу пыли, пытаясь избавиться от причинявших боль копий, но лишь ещё больше раздирал свою плоть и ревел, как паровоз. Подходить к взбесившемуся пожарному шлангу трёх футов диаметром – самоубийство.

У каждого ещё оставалось по одному копью.

– Разделимся на три группы, – сказал Муста и указал на Бена и одного песчаника. – Вы пойдёте со мной. Наим и Алеф, возьмите троих и обойдите слева. А вы, – кивнул на рабов, – будете стоять здесь с сетью. Расправьте заранее. Мы спугнём, и он пойдёт на вас. Когда запутается в сети, добьём. Если не успеете, я скормлю вас орху!

Бенни с одним пустынником и Мустой двинулись по крутым склонам дюны, стараясь не шуметь. Группа под командованием Наима зашла с другого бока.

Когда подошли к обезумевшему от боли животному, оставаясь при этом на безопасном расстоянии, сердце Оклахомы замерло. Песок под ногами мелко вибрировал, словно началось землетрясение, вокруг кружила настоящая пылевая буря.

Наим подал знак, означающий, что всё готово, и охотники набросились на орха с обеих сторон, вонзив в чешую копья. Теперь в теле торчали по меньшей мере пять или шесть штук, червь стал похож на дикобраза. Завыл, распрямился и стрелой стремительно бросился вперёд – теперь не нападал, а пытался убежать.

– Подготовьте сети! – закричал Наим.

Битва продолжалась, червь, извиваясь, пытался сбросить древки мешающих копий и приближался к растянувшим сеть трём рабам. Пытаться остановить такую махину втроём – это безумие.

Это была не охота, а борьба за выживание, война людей и орха, который в этот миг стал не животным, а символом их силы и единства. Или поражения и смерти, если не справятся. Любая ошибка могла стоить жизни, червь, даже обессиленный, легко бы раздавил всех преследователей.

Бен сглотнул, сердце бешено заколотилось – теперь тоже ощущал себя охотником, а не туристом, случайно оказавшимся не в той стране.

Вараф держался рядом со своим другом, и не нападал на врага – то была не его война, а орх сейчас не представлял угрозы ни для Автогена, ни для Бенни – пока между ними было порядочное расстояние.

Червь достиг поджидавших рабов, и они подняли сеть, до того лежавшую на песке. Огромная плоская голова вонзилась в неё, и сеть, спутав гибкое тело, стала развеваться, словно знамя над мчащимся поездом. В одно мгновение червь сбил с ног рабов, и те юзом, на пятках, поскользили за ним, пытаясь удержать огромную тушу. Одного подбросило и накололо спиной на торчавшее из тела орха древко копья.

Когда орх стал терять скорость, его настигли остальные охотники и начали колотить дубинками и протыкать копьями. Постепенно червь остановился, как огромный бронепоезд, локомотивом которого уже некому было управлять. Раскрыл пасть, показав три ряда острых зубов сквозь ячейки сети, и громогласно заревел.

Муста и Бен выдернули из туши копья и передали товарищам. Оклахома тут же снова всадил своё между чешуйками.

– Кожа, как из стали! – крикнул он.

– В голову бейте! – Муста подбежал к большой голове, покрытой порванной сетью, и принялся раз за разом всаживать в неё копьё.

Словно искал уязвимое место. И нашёл – точно меж двух ещё открытых глаз была тонкая щель, в которую и угодило копьё, погрузившись почти наполовину. Орх уже не ревел, лишь слабо застонал. Муста, как рычагом, стал орудовать копьём, превращая в месиво мозг.

Всхрапнув раз и другой, заколотив в агонии хвостом, взвихряя тонны жёлтого песка, червь умолк. Из раны начала вытекать белёсая жидкость. Охота завершена.

– Мы сделали это, – тихо произнёс Наим, глядя на притихшего орха.

– И потеряли одного раба, – Алеф кивнул на полуголого человека, который, словно бабочка булавкой, был приколот к червю древком копья.

Погибшего сняли и положили рядом с тушей. Одним рабом стало меньше.

Жаркая битва прекратилась, и в пустыне снова стало тихо. Поднятая червем пыль осела на уставших охотников.

Все сели в песок, прислонившись спинами к ещё подрагивающему телу мёртвого орха. Знойное солнце безжалостно жгло, песок под задницей был горячим, как раскалённое железо. Бен захотел пить, но никаких запасов с собой не имелось – не на пикник шли. Пустыня – безжалостный учитель. Если ты вышел в путь без воды, то погибнешь в считанные дни, особенно если ты городской житель. Даже если ты из жаркой Оклахомы.

«Как хорошо, – подумал Оклахома, – что мы вернёмся из этого ада в посёлок, где можно будет спрятаться от солнца».

– Пить хочешь? – спросил Муста.

Бенджамин кивнул. Тогда житель пустыни взял нож и вонзил в рану на теле червя. Спустя мгновение по лезвию потекла тоненькая алая струйка жидкости, капая на песок. Муста подставил ладони, набрал кровь орха и выпил. Бен отказался, но заметив, что все потянулись к этому роднику, понял, что лучше не выделываться, а быть как все. Он слышал истории, как ковбои в прериях пили кровь своих лошадей, чтобы не умереть от жажды. Чем он хуже американских ковбоев?

Кровь показалась не вкусной, но и не противной. Пальцы, окрашенные алым, едва не слиплись от густой и клейкой жидкости. Теперь Бенни стал настоящим пустынным охотником.

Отдохнув, Муста отправил одного человека в посёлок за подмогой – предстояла долгая работа по разделке туши, остальные продолжали отдыхать. Хотя отдыхом это не назовёшь – под палящим солнцем скорее измотаешь последние силы, чем восстановишь их.

Вскоре почти всё племя собралось вокруг добычи. Охотились не за газелями, а за морщинистым гигантом, который вылез на поверхность из подземной норы. За огромным и сильным животным, способным ударом хвоста вбить человека в песок, как гвоздь, по саму макушку.

Червь, длинный, вытянувшийся между барханами, как струна, с блестящей кожей тёмно-коричневого цвета, из которой торчали несколько копий, был мёртв, теперь осталось разделать трофей. А это не курицу распотрошить – огромная туша! – предстояло много работы.

– Вы смогли это сделать! – сказал один из пустынников. – Мы уже не надеялись поймать такого огромного орха. Небо благоволит нам!

Муста, улыбнувшись, покачал головой. Глубокий голос звучал уверенно, но устало.

– Это больше, чем охота. Этот песчаный червь – великое добро. Мяса хватит нам на много дней. Но мы потеряли одного раба, – он кивнул на тело.

– Вечером Скал отправит его на небо, – сказал Алеф. – Очень жаль, что не послал туда нашего незваного гостя, – бросил злобный взгляд на Бена.

Огнежарка, услышав в голосе угрозу своему другу, зашипела и шагнула вперёд. Огненных струй не выпускала, но из ноздрей повалил дым. Алеф отскочил и, споткнувшись, упал на спину и громко выругался.

– Алеф, не зли богов, – сказал Муста. – Всё уже решено, Бен теперь не гость и тем более не враг. Он с нами. И вараф будет нас оберегать.

Оклахома протянул Алефу руку и помог подняться. Тот помощь принял, но отошёл в сторону и продолжал стрелять в чужака недобрыми взглядами.

Тело погибшего раба отнесли к посёлку. Жители пустыни окружили тушу. Муста кивнул и протянул Бену нож для разделки, и показал, как это делается. Пробить шкуру сложно даже копьём, но если аккуратно поддеть лезвием чешуйку, то можно срезать шкуру, самый прочный слой, и дальше дело пойдёт легко.

Мужчины и женщины, собравшиеся у огромного тела орха, взялись за дело. Осторожно срезали кожу длинными и острыми ножами, поддевая лезвиями блестящую чешую. Поддавалась легко, но нужно знать, где поддевать. У Бена не получалось, и над ним подшучивали и посмеивались.

– Можно использовать шкуру для новых шатров, – заметил старый охотник, работавший рядом, орудуя ножом. – Прочная и лёгкая. Не боится ни ветра, ни солнца, ни дождя!

Команда работала, как хорошо отлаженный механизм. Мальчишки закатывали рукава, жадно наблюдая за процессом. В воздухе плавал сладковатый запах жира и крови червя.

– Накормим и яргов, и собак, и женщин, и детей, и сами сытно поедим, – продолжал, охотник.

Срезав слой кожи, охотники принялись отрезать куски мяса. Дети стали складывать на разложенные куски шкуры, и после, волоком, взявшись по трое, оттаскивали добычу к посёлку.

– Что вы делаете со всем этим добром? – спросил Оклахома, кивая на кучу мяса.

– Черви имеют целительную силу. Кровь вылечит недуги, а жир поможет сохранить тепло в холодные ночи. Мы должны использовать всё, что можем, – ответил Муста.

Вараф сидел в стороне и жевал кусок мяса, который бросил Алеф, решивший помириться с драконом – это была и его добыча.

Солнце начало медленно опускаться, и тёплая палитра заката окрасила пустыню в оранжевые и фиолетовые цвета. Племя работало почти до темноты, люди покрикивали, о чём-то переговаривались, и смеялись – это радостный день, столько мяса давно не видели.

Группа охотников пела песню:

Под солнцем злым

пусть ветер воет.

Мясо – кострам, шкура – нам!

Червь мёртв, а мы – ещё нет!

Наконец, когда работа почти подошла к концу и мясо перенесли к посёлку и разложили для сушки, к месту разделки пришёл Скал, облачённый в накидку с капюшоном, в сопровождении двух молодых охотников. Обожжённая рука его висела на перевязи, однако было заметно, что она уже заживала.

Люди побросали ножи и почтительно ждали, что скажет шаман.

– Мы сделали это вместе, – произнёс Скал, отбросив капюшон. – Этот червь стал не трофеем, а символом нашей силы. И пусть его дух оберегает нас. Но это дар и проклятие одновременно. Это не простой обитатель земли. Его смерть не должна стать лишь источником пищи. Мы будем с уважением относиться к тому, кто, пусть и не по доброй воле, но поделился с нами своей плотью. Иначе небо накажет нас. Наши предки Тари использовали дары орхов для лечения и очищения духа, а не только для поддержания жизненных сил. Верьте в силу земли, верьте своим сердцам. Верьте в небо, которое дарует нам пищу для тела и для души! Верьте червю!

Все встали вокруг шамана и, держа друг друга за руки, измазанные в крови и жире, стали повторять и повторять речитативом одни и те же слова, как мантру.

– Верим в небо! Верим в землю! Верим своим сердцам и духу червя, который будет оберегать нас!

Бен стоял в стороне и наблюдал за ними. Вараф, перестав грызть мясо орха, тоже смотрел на жителей пустыни. А сверху, с огромной вышины, за ритуалом следило безразличное небо, расчерченное странными белёсыми линиями, которые Бенни поначалу принял за перистые облака.

Когда солнце скрылось за горизонтом, завершили работу и собрались в посёлке. У колодца стоял Скал. Выглядел старик торжественно – на плечах накидка, закрывающая голову и лицо, в здоровой руке – посох из корня какого-то растения.

– Сегодня все мы пойдём на встречу с небом! – сказал шаман. – Мы поблагодарим Червя, мы поблагодарим небо за этот дар. И отправим на небо охотника, который погиб сегодня. Пусть он и не из нашего племени, пусть раб, но мы должны с почтением относиться к тем, кто погиб ради нас.

Скал двинулся к окраине поселка, и вся процессия зашагала вслед за ним. В темноте дошли до камня, где недавно шаман едва не убил Оклахому. Наверное, это у них святое место – здесь творится правосудие, тут хоронят мёртвых.

Два охотника разожгли несколько костров, заранее сложенных из сухих веток. Один, самый крупный, находился в середине – но пока не горел. На каменном костровище под грудой веток лежало тело погибшего раба, имени которого Бенджамин не знал и никогда не узнает. Там же, по бокам у тела, положили самые сочные куски мяса – в дорогу.

В безоблачном небе (а Бен уже научился отличать облака от тех странных полос, расчертивших небосвод) серебристо блестели длинные ровные линии, среди которых светились звёзды и Луна.

Люди подходили к кострам и бросали в огонь предметы, которые имели для них глубокое значение. Муста подтолкнул Бенни и прошептал:

– Ты тоже должен кинуть в костёр что-нибудь важное для тебя. Это дар богам и орху, который отдал жизнь ради нас.

Оклахома пошарил по карманам джинсов и нашёл разряженный смартфон и двадцатидолларовую купюру. Когда-то деньги и правда значили для него достаточно много. Шагнул к костру и бросил купюру в огонь. Небо приняло дар, бумага в одно мгновение съёжилась и вспыхнула. Эндрю Джексон хитро подмигнул и ухмыльнулся, а потом его лицо съежилось и исчезло в пламени.

Бен всегда носил эту купюру в кармане. Администрация президента США не так давно обсуждала к изображению рабовладельца, седьмого президента Эндрю Джексона добавить бывшую рабыню и чрезвычайно религиозную Гарриет Табмен. Этот факт в свое время рассмешил. И он хранил эту купюру на тот случай, если вдруг всё же это произойдет и она останется в качестве сувенира. Вообще сама купюра эта – сплошной анекдот – ведь Джексон выступал против бумажных денег.

Когда последний дар был положен в костёр, Скал произнёс:

– Разожгите последний костёр, отправим Небу дар и вернём ему сына.

Заполыхал огонь, неприятный запах палёного мяса ударил в нос. Языки пламени взметнулись к небу, освещая лица людей.

Скал поднял руку с посохом.

– Братья Тари! Мы сегодня не празднуем победу, а скорбим по Червю. Он погиб ради нас. И ещё мы провожаем убитого охотника. Никто не помнит его имени. Для нас этот человек был всего лишь рабом. Но благодаря его помощи мы теперь будем сыты и здоровы в течение долгих дней. Воздадим же все почести.

Женщины начали ходить вокруг большого костра и петь древнюю песню предков, голоса сливались в один. Бен различал слова, но не понимал смысла. Каждый шаг отдавал стуком сердца, каждый взмах рук говорил о благодарности небу, которое дарует жизнь. Танец становился всё быстрее, огонь отражался в глазах.

– Смотрите! – закричал один из мужчин, указывая в небо. – Духи отвечают нам!

Бенни поднял взгляд и увидел, что с неба сорвалась звезда. Обычный метеор, а эти дикари приняли его за знак богов. Несколько секунд светящаяся точка летела по небосводу, оставляя длинный след, затем исчезла, сгорев в атмосфере. Небо приняло жертву. Оклахома не стал разубеждать людей и рассказывать о физике и астрономии. Ещё сожгут, как еретика на том же костре, на котором сгорел безымянный раб.

– Пусть этот день останется в нашей памяти. Мы – сила этой земли, и духи неба навсегда будут с нами, – сказал Скал.

Торжество длилось долго, до полуночи. Затем уставшие, но довольные пустынники вернулись в посёлок. Они сделали то, что должны – отправили погибшего охотника на небо и воздали ему все почести.

В посёлке начался пир. На небольшой площади у колодца развели костёр, в котором стали запекать куски мяса. Расстелили большие ковры, украшенные вышивкой, разложили широкие глиняные тарелки с запечённым мясом, кувшины, в которых оказалась не вода, а нечто похожее на вино или брагу. В эту ночь пировали все, даже рабы. Большой праздник в честь удачной охоты, хоть и омрачённый гибелью одного раба.

– Ешьте, наслаждайтесь едой, но помните! – говорил Скал. – Мы собрались здесь не только ради еды. Этот орх не просто насытит наши тела, но и укрепит дух нашего народа. И выпейте. Пейте за братьев! За жизнь! За червя, дарующего нам эту жизнь!

Мясо было вкусным. Намного вкуснее высушенного. Мягкое и сочное, таяло во рту. Брага оказалась не очень крепкой, чуть крепче пива, вкус показался Бену необычным, но пить можно. Ел мясо, запивая брагой, и уже почти позабыл о том, что ещё недавно жил совсем другой жизнью.

Варафу веселье до лампочки, лишь однажды появился, получил свою порцию мяса и ушёл. Люди его побаивались, хоть им и сообщили, что отныне автоген – их отец родной и защитник.

Алеф всё ещё недобро посматривал на Бенни, но озлобленность смягчилась, может быть, ненадолго и лишь под воздействием алкоголя. Даже пару раз похлопал по плечу, рассказывая всем, как чужестранец участвовал в охоте на орха.

Всю ночь продолжались песни и танцы. Дети, смеясь и крича, кружили вокруг, участвуя в веселье, потеряв счёт времени.

Когда все были навеселе, Оклахома подсел к Мусте.

– Посмотри на небо, – сказал. – Ты видишь?

Муста поднял голову. Глаза уже слегка осоловели.

– Вижу. Это небо. И что?

– Что это за светящиеся линии? Я никогда такого не видел.

Муста перевёл взгляд на Бена и долго осматривал, как сумасшедшего.

– Это и есть небо. Это Первое небо. За ним есть второе и третье. На Первом небе живут демоны, на втором посредники, на третьем боги. Ты разве не знал этого?

Оклахома снова окинул взглядом звёздное небо.

– Что ещё за демоны?

Муста пожал плечами.

– Иногда они появляются… ничего хорошего от них ждать не приходится. Лишь огонь и смерть.

– Там, откуда я пришёл… там небо другое.

– Откуда же ты пришёл? – спросил Муста. – Небо и в Риене небо. Везде одинаково. Поговори со Скалом, шаман об этом знает больше, чем я. Он общается с небом.

Бен вздохнул.

– Я уже и сам не понимаю, откуда пришёл. Я умер в родной Оклахоме и проснулся в пустыне, где вы меня с Алефом и подобрали.

– Чудно ты говоришь, – Муста сделал глоток браги из кувшина. – Я тебя не понимаю.

– Я тоже не понимаю.

– Выпей! – пустынник протянул Оклахоме кувшин. – И ни о чём не думай. Скал сказал, что теперь ты с нами, а это главное. Неважно, где ты жил и откуда ты пришёл, умер ты или нет. Теперь ты наш. А на Алефа не обращай внимания. Считает тебя риенцем, а они убили всю его семью. Но придёт время, привыкнет к тебе. Если, конечно, не убьёт раньше. Ненавидит риенцев всей душой.

Когда забрезжил рассвет, пир прекратился, и жители разошлись по своим жилищам. Бенни, как и обещали, поселили в отдельном доме, который за этот день сделали специально для него. Теперь осталось выбрать жену, или даже не одну, и завести семью.

«Как всё просто в этом мире – выбрал какую хочешь и женился», – думал Бенджамин, лёжа на подстилке и глядя в потолок.

Рядом зашевелился вараф, пристраиваясь к боку.

6

На другой день, ближе к вечеру, когда жители стали просыпаться после пиршества, Муста отвёл Бена к Скалу.

Песчаный пёс Муртах, проводил взглядом чужака, но не облаял. Огнежарка куда-то убежала и не появлялась, видимо, охотилась. Автоген, который живёт сам по себе.

Шаман сидел в своём жилище, рядом находилась старая знахарка Остена. Рука старика уже не болела, лекарка своё дело знала.

Оклахома присел напротив на полу, устланном ковром. Старик велел Мусте удалиться, а сам долго и молча осматривал гостя, словно оценивая, полезен для племени Тари или нет.

Остена осмотрела недавнюю рану нового члена племени и удовлетворительно покачав головой, вышла вслед за Мустой.

– Нам надо поговорить, – сказал наконец Скал. – Раз уж ты влился в нашу семью и почти стал тари, то ты должен породниться с нами. Завтра ты выберешь себе жену.

Оклахома догадывался, что к этому придёт, но смутился. Не очень складывалось с женщинами, а тут надо вот так взять и выбрать себе жену? Спутницу жизни на долгие годы? Даже не узнав характера? А что если она станет кидаться сковородками? Или запретит ходить с друзьями на охоту?

– Я не привык быстро выбирать, – промямлил он. – В моей прошлой жизни это не так быстро решалось. Я должен присмотреться к будущей жене, она должна присмотреться ко мне, и если мы понравимся друг другу… Мы должны сойтись характерами, понять друг друга.

– А ты точно не риенец? – подозрительно спросил старик. – Это риенские обычаи. В пустыне нет времени на долгие размышления. Это как охота на червя. Ты его возьмёшь, если будешь решителен. А если станешь стоять и раздумывать, то он возьмёт тебя, – помолчав, шаман добавил: – А у тебя была жена в той жизни?

– Н-н-нет, – ответил Оклахома.

– Ты потратил жизнь впустую! – воскликнул Скал. – Ты умер и не оставил потомства. Тебе даётся второй шанс, не упусти его!

– Но я ещё совсем не знаю вашего народа и обычаев. Я даже не понимаю, где оказался! – стал сопротивляться Бен.

Шаман вздохнул и оправил укороченную цирюльником-варафом бороду.

– Чего ты хочешь узнать?

– Всё! – сказал Оклахома. – Что такое это ваше небо, что там, в высоте, что это за линии, видные глазу? Почему вы с риенцами ненавидите друг друга? Что такое Риен, что такое Больные земли, о которых я слышал?

Скал скривился, как от зубной боли. Старик не любил вопросов, особенно от тех, кому не доверял. А доверие ещё предстояло заслужить.

– Как много вопросов! Ну хорошо! Если я тебе отвечу, ты согласишься выбрать себе жену?

– Я подумаю, – уклончиво ответил Бенджамин.

Шаман помолчал.

– Очень сложно объяснять очевидные вещи. Но я попробую. Я всё больше убеждаюсь, что ты не из этого мира. Верно, ты на самом деле умер и появился здесь, раз не знаешь всего этого. Небо… – он задумался, прикрыв глаза. – Каждый ребёнок знает, что такое небо. А ты, взрослый человек, задаёшь такие вопросы.

– Рассказывай уже как есть… С самого начала, – сказал Оклахома. – Считай, что я ребёнок, который ничего не знает. Младенец.