Первое небо

Рик Сайфер

Первое небо

1 часть. Пустыня

1

Сквозь сон слышалось завывание ветра. Откуда бы взяться ветру? Может быть, забыл закрыть окно? Да когда открывал окна в январе? Лето в Оклахоме, конечно долгое, восемь-девять месяцев, но и зима случается иногда.

Голова жутко болела, перебрал на корпоративе. Нечего было так напиваться.

Почти и не спал, лишь дремал, вставать после такого совсем не хотелось, надо полежать, пока не отойдёт. Обычно после посиделок в дружном коллективе лежал до двух часов дня, потом ещё часа полтора отмокал в ванной, и после водных процедур да бутылочки пива снова начинал чувствовать себя человеком.

Но ветер… при запертых окнах? И очень жарко. В это время года в Оклахома-Сити было прохладно.

Бенджамин Мёрфи по прозвищу Оклахома перевернулся на другой бок. Рядом прошуршало. С трудом разлепил веки и не узнал своей комнаты.

Комнаты не было. Ничего не было. Он лежал на песке. Неужто так напился, что не дошёл до дома? Уснул на пляже? Но какой к чёрту пляж зимой?

Снова закрыл глаза. Мысли ворочались еле-еле, плохо соображал. Так, что вчера случилось? Корпоратив по случаю юбилея фирмы. Выпили знатно. А дальше? Как здесь оказался? Где в январе можно загорать на пляже? На озере Стенли Дрейпер? В такую погоду? А там есть песчаные пляжи?

Так что же случилось? Пили, значит, танцевали с Венди и Кэти, проводил одну, вторую. А потом? Заказал такси. И больше ничего не помнит.

Перевернулся на спину. Долго лежал, пытаясь совладать с головной болью. Снова открыл глаза. Жёлтое небо и в нём сетка прожилок, какие странные облака, ровные серые линии расчерчивали небосвод. И сквозь них светило солнце.

Повернулся на бок и снова услышал тихое шуршание. По песку бежала юркая ящерица. Увидев человека, на мгновение застыла, глядя немигающими черными глазами и держа переднюю лапу на весу, прыснула в сторону и пропала.

Бенни собрался с силами и сел. Голова закружилась и стала болеть сильнее, но вскоре боль прошла, лишь слегка ныл затылок. Провёл ладонью по волосам, и пальцы окрасились красным. Кровь.

Что же с ним произошло? В памяти – чёрная дыра. Корпоратив, танцы с девушками, всех проводил и сел в такси. Дальше разрыв, пустота. Таксист ограбил? Бен пошарил во внутреннем кармане джинсовой куртки. Бумажник на месте, в нём карты и наличка, ничего не пропало. В кармане джинсов – пришлось приподняться, чтобы достать – смартфон. Всё на месте.

Надо позвонить кому-нибудь… Разблокировал пальцем экран «Моторолы», но связи не было – вместо знака антенны – крестик. Куда ж его занесло? Где в январе жарко, как в Африке, да ещё и связи нет? И в голове пусто, как в барабане. Что случилось в том долбаном такси?

Поднялся на ноги, сунул телефон в карман и огляделся. Он находился в центре пустыни – куда ни глянь – до самого горизонта песчаные дюны. Откуда в Оклахома-Сити пустыня?

– Да что за фигня такая?

Куда идти, непонятно. Где север, где юг? Как это определить, если солнце висит в зените? Выбрав направление наобум, пошёл, что называется, куда глаза глядят. Поднялся на бархан повыше, снова огляделся – картина нисколько не изменилась, пески – конца и края не видать. Это был явно не родной город Оклахома-Сити. Да и не Великие равнины тоже. Хоть это место и назвали Великой американской пустыней, но песка здесь не найти.

Дул не очень сильный ветер, почти не поднимал песка, но впереди горизонт клубился от взвихрённой пыли. Возможно, там начинается песчаная буря. Попытался вспомнить, что нужно делать в таких случаях, но в память лезли одни фильмы вроде «Мумии». Единственное, что знал – нужно прикрыть лицо, когда начнётся ураган. Вспомнил название – арафатка. Но у него нет арафатки, он шёл по пустыне в джинсовой куртке, джинсах и зимних ботинках, в которых уже полно песка.

На одном из барханов остановился и, задрав голову, посмотрел в небо. Всё так же расчерчено, как шахматное поле, белёсыми полосами облаков. Выглядели очень странно – ровные линии, будто их нанесла твёрдая рука чертёжника – от края и до края неба. Никогда не видел таких облаков.

Голова почти перестала болеть, но продолжал ныть разбитый затылок (да где же так приложился?).

Спустился с гребня дюны и двинулся дальше. Сколько идти до людей? Не мог же таксист высадить в пустыне? Если бы ограбил, бросил бы в кювет или под забором. Куда его завезли? Сейчас находится точно не в городе. Да и не в штате, судя по всему. В Оклахоме таких пустынь нет. Мохаве? Возможно, но как, черт возьми, он попал из Оклахомы на запад континента? Улетел, как Дороти, в фермерском домике?

Ноги по щиколотку увязали в сыпучем песке. Дважды терял свои крутые ботинки фирмы Alden из кордована, а на третий снял, связал шнурки и повесил на шее, и зашагал дальше в носках, пританцовывая на раскалённом песке.

Бен услышал плач младенца, остановился и оглянулся. Откуда здесь, в пустыне, быть младенцу? Хотя если он тут оказался, то почему бы не появиться и ребёнку?

А может быть, сошёл с ума? Или перепил вчера на корпоративе до зелёных человечков и до младенцев в пустыне? Ну правда, так не бывает!

За спиной снова, захлёбываясь в плаче, заорал ребенок.

– Нет, так нельзя! – сказал он. – Если там ребёнок, надо проверить. Даже если у меня крыша съехала.

Развернувшись, направился на звук. Ребёнок замолчал. Бен остановился, прислушиваясь. Решив, что показалось, сменил направление и продолжил путь. Но не успел пройти и десятка ярдов, как снова раздался тонкий детский голос. Но уже не за спиной, а слева.

– Да что за хрень!

Выругался и решительно побежал, вслушиваясь в звуки и стараясь не потерять направления. И когда, казалось, уже достиг того места, где должен находиться ребёнок, то голос послышался с другой стороны. Теперь мальчик не плакал. А заливисто смеялся. Так смеются двухлетние дети. Так хохотал племянник, когда показывал фокусы с исчезновением и появлением яблока. Казалось бы, обычное яблоко, а пацан заливался смехом, будто перед ним очень талантливый комик-стендапер.

Резко сменив направление, помчался настолько быстро, насколько это позволял песок. Но в этот миг к одному голосу добавился второй, третий. Выбившись из сил, остановился. Его окружали хохочущие дети. Нет, определённо головой поехал! Сильно же ударился башкой… вспомнить бы ещё обо что.

Сел в песок, сбросил связанные шнурками стильные «Алдены» и, зажмурившись, зажал уши ладонями. Дети продолжали гоготать, едва не разрывая черепную коробку.

– Да заткнитесь вы уже!

Голоса умолкли. Оклахома открыл глаза и приподнялся. Галлюцинации. Здесь не может быть никаких сраных детей. Показалось. Мираж.

Долго стоял, слушая, но ничего не происходило. Стоило продолжить путь, опять услышал три или четыре детских голоса. Один ребёнок весело хохотал, а остальные надрывно плакали.

Между барханами промелькнула низкая тень. Ещё одна и ещё две с другой стороны. Бенни замер. Там кто-то есть, если это не зрительные галюрики. Взбежал на дюну и успел заметить прижавшуюся к земле фигуру. Зверь, напоминающий собаку. Длинное худое тело, большая голова с острыми ушами, тупая морда, как у бульдога. Вспомнил из передачи о животных – вой шакалов можно принять за плач или смех ребёнка. Это радовало – значит, с головой всё в порядке. Но не с окружающим миром. Откуда взялась эта чёртова пустыня? Или – если поставить вопрос иначе – как здесь оказался?

Зверь не был шакалом. По пятнистой грязно-серой расцветке больше походил на гиену, но это и не гиена. Чересчур длинное тело, короткие ноги, огромная голова с приплюснутой, почти змеиной мордой и острыми клыками, как у доисторического саблезубого тигра.

С другой стороны дюны пробежали ещё две твари. Бенджамин никогда не видел ни гиен, ни шакалов, но знал, что их можно не опасаться – эти звери боялись людей и обходили стороной. А те, которых он сейчас увидел, могли и не бояться. Тем более что это никакие не шакалы не гиены. Да таких страхолюдин вообще не бывает!

Поняв, что с детским плачем дал маху, плюнул на появившихся зверей, которые, судя по всему, не проявляли к чужаку никакого интереса, и продолжил путь.

Лишь минут через двадцать понял, что не знает, в какую сторону идёт, здесь всё одинаково. Вот возьмёт и вернётся к тому месту, где проснулся. В степях и пустынях люди, если не ориентируются по сторонам света, ходят по кругу.

– Вот я болван, заблудился.

Хотя если ты изначально не знал ни где находишься, ни куда надо идти – разве можно сказать, что заблудился? Нужно идти, а куда – неважно. Когда-нибудь эта мерзкая пустыня кончится, и он выйдет к людям. А там все удобства, мобильная связь, вода. Пиво! Вот чего хотелось глотнуть. Холодного пива. Баночку «Gateway to Helles». «Angry Scotsman Brewing» – отличная пивоварня!

О чёрт! Вода! Пиво! Едва напомнил себе о воде, то сразу же захотелось пить. Вот теперь надо идти быстрее! Скорее туда, где должна быть вода! Бог с ним с пивом! Хотя бы глоток воды! Он ускорил шаг.

– Я мечтаю о дожде, я мечтаю о садах среди песков пустыни, – вспомнил он слова из песни Стинга.

За спиной снова захохотали сумасшедшим смехом дети, но Бен больше на это не покупался.

Шёл, ступая по горячему песку, висевшие на шее ботинки шлёпали по груди. Тонкие голоса шакалов слышались то с одной стороны, то с другой, то отставали, то снова появлялись в поле видимости, но не обгоняли. Часа через два отметил, что звери всё же преследуют. Опасны ли они? Зверюги ждут, когда устанет и упадёт? Вот уж нет!

– Хрен вам! – сказал Оклахома, заметив семенящего между барханами шакала, и, показав средний палец, выставил перед собой. – Не возьмёте! Не на того напали! Ублюдки!

Остановился, наклонился, пошарил ладонью в поиске камней, – но откуда в пустыне камни? – собрал в кулак песка и бросил в сторону шакала. Зверь, заметив движение, сменил направление и скрылся за дюнами. Шакалы примолкли и перестали пересмеиваться.

Зря вспомнил о воде. С каждым шагом пить хотелось всё больше. Чертова жажда острыми когтями стала терзать грудь. А это первый день, и что будет, если не выберется отсюда за пару дней? На такой жаре без воды не прожить и трёх. Может быть и больше, никогда не пытался этого узнать. Не интересовался. Зачем офисному работнику такая информация? Не планировал становиться выживальщиком, максимум выжить на пикнике с литром виски и барбекю.

Чтобы отвлечься, снова стал вспоминать последний день и пытаться понять, как и где оказался. Но каждый раз воспоминания обрывались на такси. Вот проводил после корпоратива девочек, заказал такси, открыл дверь, сел на заднее сиденье… и всё.

Надо посмотреть в приложении, там должен остаться этот заказ такси. Бенни вытащил из кармана «Моторолу» последней модели (мечтал купить «Айфон», но он был экономным), разблокировал пальцем и открыл приложение «Убер».

Вот она, последняя поездка, сохранилась в кэше. Оплачено карты. «Вы довольны поездкой?».

– Да ни хрена я не доволен! Вот придурки! Завезли неизвестно куда, ещё и денег взяли.

И тут обратил внимание на дату. Если смартфон не врал, то в отключке он провёл четыре дня. Аккумулятор за это время уже почти сел, и навряд ли хватит ещё на день. Убрав смартфон, пошёл дальше. Куда-нибудь да придёт.

Шакалы-гиены со сплюснутыми змеиными мордами покрутились рядом и отстали, но изредка слышались тонкие хохочущие голоса.

Когда ветер стал дуть сильнее и над горизонтом поднялась стена пыли, шакалы снова появились. На этот раз обогнали и остановились ярдах в трёх. Несколько особей собралась в кучу – похоже, нашли жертву. Повизгивая, подскакивали на месте, окружив мелкого зверька.

Парень всегда был за мелких животинок. Отгонял собак от кошек у подъезда, а кошек от голубей. Товарищи над ним пошучивали – говорили, что если бы увидел, как голубь охотится на червячка, тоже бы встал на защиту беспомощного.

В зверьке узнал ящерку, похожую на ту, которую видел после пробуждения. Та стояла, подняв одну лапку, и шипела – отчётливо слышал этот звук.

Сняв с шеи ботинки, и используя, как метательное оружие, раскрутив, бросил в ближайшего шакала.

– А ну валите отсюда!

Шакал, взвизгнув, бросился в сторону, вся братия тоже прыснула врассыпную.

Бенни подошёл к ящерке.

– Что, испугалась?

Опустился на колени и протянул раскрытую ладонь. Серо-жёлтая ящерица, постояв без движения, словно раздумывая, перешла на руку. Держал осторожно, боясь причинить вред. Небольшая ящерка, дюймов десять в длину. Большие глаза, не мигая, смотрели на спасителя.

Посидев на ладони, она спрыгнула в песок, и в несколько мгновений       исчезла в нём, закопавшись с головой.

Бенджамин подобрал ботинки, снова повесил на шею и поднялся. Ящерка вынырнула из песка, ловко взобравшись по штанине и по куртке, уселась на плече и слабо зашипела.

– Решила пойди со мной? Ну окей, вдвоём веселее.

Ящерка сидела на левом плече, поглядывая то в одну, то в другую сторону, иногда перебиралась на правое, затем уселась на голове. Любил животных и всегда был за любой движ – в доме всегда жили то хомяки, то раненые воробышки, вот теперь появилась ящерица.

Шакалы больше не приближались, но их голоса иногда раздавались за спиной. В ответ ящерица злобно шипела.

Происшествие немного отвлекло, но теперь снова захотелось пить, да сильнее прежнего. Грудь горела, в горле словно наждачной бумагой прошлись, а язык превратился в грубый рашпиль.

Главное – не думать о воде, – говорил себе – и тут же представлял озеро и оазис на берегу. Не думать о воде – приказывал он – а воображение рисовало широкую реку и даже слышалось журчание.

Оклахома подумал – если здесь есть звери, то должен быть и водопой. Но метаться и искать воду – так можно так и вовсе пропасть. Уж лучше идти, не меняя курса. Куда-нибудь да придёшь. Может быть. Наверное.

Всегда приятнее думать, что ещё не всё потеряно, чем пребывать в отчаянии. Это он говорил себе много раз, когда оставил отцовскую ферму и поехал в Оклахома-Сити, и пытался там закрепиться. Не любил он деревенской жизни, с детства мечтал о городе. И мечту свою исполнил. Миллионером не стал, но более менее нормальную работу нашел, однако за место под жарким оклахомским солнцем пришлось побороться. Отец его был настоящим реднеком – содержал ферму с большим стадом коров и парой быков, отпустил густую бороду, ходил исключительно в затертой бейсболке, фланелевой рубашке и джинсах, носил высокие ковбойские сапоги, ездил на пикапе Dodge, держа рядом винтовку, и не любил городских жителей. Жил он всегда на своей волне, любил рыбалку и охоту, участвовал в родео на быках, в ралли, вгоняя свой пикап в грязь по самые уши, стрелял по банкам из винтовки и лука. Отец не учился в колледже, но умел без инструкций ремонтировать технику, своими руками построил дом с большими теплицами, ориентировался на холмистой равнине, как у себя дома. Из всех его увлечений Бенни перенял только стрельбу из лука.

Пыль над горизонтом поднималась всё выше и выше, и, похоже, фронт бури приближался. Ветер усиливался, и песок уже взвихрялся вокруг. Бенджамин не был адептом выживания и не имел никакого понятия, как вести себя в таких случаях и что нужно делать. Шёл вперёд в надежде встретить людей. Всегда верил в лучшее. Был оптимистом.

Солнце потускнело, и вскоре всё небо затянуло серой пеленой, а потемневший горизонт стремительно приближался. Песок забивался в рот и нос, бил в лицо, царапая, как наждачная бумага, дышать становилось всё труднее и труднее.

Идти становилось тяжелее, каждый шаг давался с огромным усилием, ноги всё глубже увязали в песке.

Шакалы исчезли, наверное, у них свои места, где можно переждать бурю.

Ящерка занервничала, стала перебегать с одного плеча на другое, будто что-то выискивала. Осторожно переложил рептилию во внутренний карман, а сам натянул куртку на голову и продолжал идти. Последние ярды шёл почти на карачках. Когда ветер ещё больше окреп, и на него можно стало опираться, как на стену, лёг на песок, надеясь переждать ураган. Не знал, как долго длятся песчаные бури. Час? День? Неделю? Сколько времени нужно продержаться, чтобы подняться и пойти дальше?

Ящерица выбралась из кармана и, быстро раскидывая песок, зарылась с головой. На мгновение перед тем как исчезнуть, застыла и посмотрела на Бенни, как бы прощаясь. Хороший навык – закопалась поглубже и наплевала на ураган.

Лежал, с головой укрывшись курткой, слышал усиливающийся рёв ветра, и понимал, что, возможно, это место станет могилой – накроет тоннами песка. И даже жажда отступила.

А когда эпицентр урагана настиг его, то всё вокруг погрузилось во тьму, и бешеные порывы ветра били по бокам с такой силой, что уже не понимал – лежит ли на песке или уже летит в воздухе. Вот такой же ураган унёс Дороти в страну Оз. Может статься, сейчас случится обратное, и проснётся в Оклахома-Сити?

От шума и грохота Бен почти оглох, дышать стало невозможно, в голове не осталось ничего, кроме тонны колючего песка. Песок вытеснил все мысли.

А когда стало совсем невмоготу, приготовился умереть. И умер. Или потерял сознание.

2

Оклахома открыл глаза, думая, что сейчас уж точно проснётся в своей съемной квартире и всё окажется сном. Но нет, это не сон.

Он лежал, присыпанный песком. Невдалеке слышались голоса. Знал, что люди говорят не на английском, но почему-то понимал язык.

– Посмотри, живой? Если да – убей!

– Но Скал говорил, чтобы мы подбирали живых.

– Скажем, что нашли мёртвым. Зачем мы будем кормить ещё одного пленного?

– Нет. Скал приказал никого не убивать.

– Ну тогда просто глянь, жив или великие пески убили его. Ткни копьём!

Говорили с лёгким акцентом, не мог уловить что это за говор – не то латиносы с юга, не то испанцы. Но в то же время, Бенни знал, что это не английский, словно начал понимать чужой язык. Или в нём проснулся талант погиглота?

В ногу что-то упёрлось. Острая боль пронзала и заставила вздрогнул.

– Жив, – сказал человек, который отказался его убивать.

– Ткни ещё раз. Да посильнее. Чтобы сдох! Ненавижу их!

– Не надо меня ничем тыкать. И убивать не надо.

Второй сделал шаг и упёр остриё копья в грудь. Бенни теперь смог разглядеть обоих. Одеты, как бедуины, в длинные, до земли рубахи, а головы покрывали куфии, оставляя открытыми глаза.

– Почему тебя не надо убивать, сын дохлого шакала? Всех вас надо убить!

– Я не сделал вам ничего плохого, парни!

– Ты уже сделал много плохого только потому что родился.

– Не надо, Алеф, Скал будет недоволен! – на плечо легла рука второго бедуина.

– Плевал я под ноги Скалу. Эти… – тот сказал ругательство, которого коренной житель Оклахомы не понял, – не убили всю его семью. А мою убили.

– Я никого не убивал, – ответил Оклахома, чувствуя, как остриё копья начинает давить сильнее. – Я даже не понимаю, о чём вы говорите. Какого черта!

– Всё ты понимаешь. Эх, убью я шакала, и пусть Скал делает со мной, что хочет.

Рядом зашуршал песок, показалась голова старой знакомой. Ящерка зашипела, и оба незнакомца отскочили от неё, как от страшного зверя.

– Проклятые небеса! – воскликнул Алеф. – Ты посмотри, это же вараф!

Бен сел, протянув к ящерке раскрытую ладонь. Та, выбравшись из-под песка, юрко перебежала к своему недавнему спасителю и разлеглась на руке, греясь пол лучами солнца.

– А ты собирался убить. Его не убил даже вараф! Это твой вараф? – обратился «бедуин» к чужаку.

– Эта ящерка мой друг.

– Ты, должно быть, сумасшедший, сын дохлого шакала. У варафа нет друзей. Вараф никого не боится и ни с кем не дружит. Поднимайся. Я передумал тебя убивать, отведём к Скалу. А там решат, что с тобой делать. Но варафа оставь здесь. Нечего этой твари в селении делать.

Бенни отпустил ящерицу и та, отбежав в сторону, остановилась. Такая маленькая животинка, почему её испугались?

– Вы боитесь этой маленькой ящерицы? – с долей удивления спросил он.

– Откуда ты взялся? – Алеф скосил глаза. – Благодари небо, что эта маленькая ящерица не превратила тебя в пепел. Наверное, у неё было хорошее настроение. Вставай и пошли, пока я не передумал.

Оклахома поднялся на ноги, оправил куртку. Взял ботинки, связанные шнурками и снова повесил на шею. Ноги едва держали, голова закружилась, а в глазах потемнело. Чуть не упал, и бедуин подхватил под руку.

– Меня, кстати, зовут Бенджамин Мёрфи. Можно Бен или Бенни, так меня зовут друзья. Я себя иногда зову Оклахома. Мне так нравится. Я пить хочу. Я не пил целую вечность.

– Обойдёшься. Воду ещё заслужить надо. И незачем тратить даже каплю на смертника. Иди!

Алеф сильно толкнул в спину, и Бен, не удержавшись, упал лицом в песок. Ящерица, наблюдавшая со стороны, зашипела, бедуин вскрикнул. Запахло палёным.

– Не надо злить небо, Алеф! Повезло, что лишь вараф подпалил тебя, а не сжёг дотла. Иди, а я сам помогу.

Алеф выругался и ушёл. Его товарищ помог Оклахоме сесть и, вытащив из складок одежды небольшую флягу из плода, похожего на кокос.

– Попей.

Бенджамин поднёс флягу ко рту и сделал несколько глотков. Казалось, что он губка, которая впитывает в себя воду. Выпей сейчас два ведра, всё равно показалось бы мало. И трёх вёдер не хватило бы, чтобы утолить жажду. Сейчас и море выпил бы, осушил бы до дна. И даже Атлантический океан.

– Хватит, потом ещё попьёшь, – бедуин отнял флягу. – Пошли, нам нужно добраться до селения, пока не началась жара.

– А это разве не жара? – со стоном спросил Бен.

Житель пустыни усмехнулся.

– Какие неженки в Риене! Когда начнётся настоящая жара, ты узнаешь.

Напившись воды, Оклахома почувствовал себя значительно лучше. Встал на ноги и уже мог идти без посторонней помощи. Несколько глотков живительной влаги придали сил.

За дюнами ждал Алеф, сидя на длинноногом верблюде. Рядом стояло ещё одно осёдланное животное. От обычных верблюдов они отличались тремя горбами. Оклахома даже не знал, что такие бывают. И снова возник вопрос – в какой же части света оказался? Где, в каких пустынях обитают трехгорбые верблюды и шакалы со змеиными мордами?

– Эй, Муста, поторапливайтесь. Солнце после бури будет жечь особенно сильно.

Бен заметил, что левая нога Алефа опалена до колена. Неужели это сделала маленькая ящерка? Это что – огнедышащий дракон?

Муста – теперь Оклахома знал его имя – дождался, когда Бен наденет свои ботинки, и помог забраться на верблюда и сел позади, приторочив копьё к седлу.

– Теперь держись, у нас очень быстрые ярги.

Это Бенни понял, когда Муста сказал «аргх!» и пнул верблюда пятками в бока. Верблюд полетел, как вихрь. Неподготовленного наездника мотало из стороны в сторону, съезжал то на один бок, то на второй, и если бы не Муста, то свалился бы в песок. Это вам не родео на быке, которым он немного увлекался в юности на отцовской ферме. Впрочем, очень немного, до тех пор, пока его едва не затоптал огромный бык.

Алеф ехал впереди. Трехгорбый скакун, взбрыкивая ногами, поднимал шлейф песка.

– Ха! – смеялся Муста. – У нас лучшие в песках ярги! Самые быстрые ярги! Самые выносливые ярги!

Но Оклахому это нисколько не радовало – за первые пятнадцать минут езды уже отбил всё, что можно, и теперь мечтал об одном – скорее бы всё это закончилось.

Впереди мелькала спина Алефа, сидящего на скачущем верблюде. Внезапно он остановил животное и поднял левую руку. Обернувшись, указал подъехавшему Мусте на дюну и спрыгнул на песок.

– Летяги! Надо укрыться!

Муста тоже остановился, ловко спешился и помог слезть Бену. Оба бедуина уложили верблюдов за дюной и легли рядом.

– Лежи! – сказал Муста и придавил Бенджамина тяжёлой ладонью и шёпотом объяснил: – Это летяги. Не должны нас заметить.

Объяснение ничего не дало, но стало ясно одно – нужно спрятаться.

Алеф достал из седельной сумки кусок грязно-серой ткани и накинул на всех, скрывая даже верблюдов, залез туда сам, прижавшись к боку ярга. Животные послушно лежали и не шевелились.

– Тише, – прошептал Алеф. – Летят.

Оклахома, приподняв край ткани, выглянул в узкую щёлочку и увидел лишь кусочек неба над гребнем дюны.

– Не высовывайся, – Муста ткнул кулаком в бок.

Бен заметил, как мелькнула одна тень, вторая и третья. И – сразу с десяток. Несколько пролетающих летяг, как назвал их Муста, успел разглядеть. Целая эскадрилья орнитоптеров. Рассмотреть подробно не смог, но заметил широкие изогнутые крылья, похожие на орлиные. Управляли ими люди, подвешенные, как к дельтапланам, вот и всё, что увидел. Впечатляющее зрелище, как на авиашоу в Далласе, где Оклахоме однажды удалось побывать. Впрочем, в тот раз шоу было экстремальным, столкнулись два самолета времен Второй мировой – истребитель Kingcobra и бомбардировщик Flying Fortress.