Прямой умысел

– Ладно, – вздохнул Кондрат, – узнаю об этом непосредственно у него. У меня есть еще несколько вопросов к вам лично.

– Я слушаю.

– У вас в аптеке продается нитроглицерин?

– Конечно, как и в любой другой аптеке.

– Можете назвать людей, которые покупали у вас нитроглицерин за последнюю неделю?

– Я подобного учета не веду, пожалуй, человек пять или шесть наберется, – пожал плечами старик. – Но я вас уверяю, что все они старые больные люди, которые нуждаются в этом лекарстве. В таком случае вы, может быть, и меня подозреваете в убийстве? У меня здесь нитроглицерина хоть залейся. Но сделать из лекарства взрывчатое вещество не так-то просто, это очень трудоемкий процесс.

– Вы знали о том, что Смыку поручили к приезду детей высадить цветы на клумбах?

– Да, я знал, что Стеша будет сажать цветы.

– Стеша? – насторожился сыщик.

– Да, – подтвердил аптекарь.

– Кто вам об этом сказал?

– Точно не помню. Кажется, Онисим.

– Вы замечали что-нибудь необычное вечером перед убийством?

– Нет.

– А в ночь перед убийством или за сутки до него?

– Я понимаю, к чему вы клоните, – ехидно заметил Змиев. – Нет, Онисим ночью из дома не выходил.

– Почему вы так в этом уверены?

– Обычно я сплю чутко. Дверь черного хода у меня скрипит, а над входом в аптеку, как вы могли убедиться, висит колокольчик. В ночь убийства я проснулся только на рассвете от звука взрыва.

– Расскажите про тяжбу, которую вы ведете с Игнатом Смыком.

Внезапно лицо старика исказила злоба, на лбу резко обозначилась складка. Казалось, аптекарь сейчас сорвется на крик, но в последний момент он сдержал себя.

– Значит, меня вы все-таки тоже подозреваете, – проговорил Змиев с хриплым, неприятным смешком. – Я, конечно, понимаю вас, господин Линник, вы в городе человек новый и не знаете, как здесь делаются дела. Я рассказал вам про своих сыновей, но у меня есть еще и дочери. Одна из них замужем за Грабовым. Если бы не моя поддержка и капиталы, он никогда бы не стал городским головой. Поэтому стоит мне шепнуть ему пару слов о том, что вы меня обижаете, как он немедленно вышвырнет вас из города. А Поправка будет только рад, что вам утерли нос.

Кондрат сделал вид, что пропустил угрозу аптекаря мимо ушей, и невозмутимо повторил свой вопрос:

– И всё-таки, что у вас за дело со Смыком?

Взбешенный Змиев поднялся из-за стола и стал желчно, по слову, выцеживать гневную тираду:

– Этот сосунок возомнил о себе Бог знает что! Он вообразил, что сможет нагреть второго человека в городе. Не бывать этому никогда! А теперь прошу извинить, у меня очень много дел.

Линник кивнул и, сухо попрощавшись, направился к выходу из аптеки. Он был удивлен странной реакцией аптекаря на вопрос о судебном процессе. «Похоже, я случайно наступил ему на больную мозоль», – подумал сыщик, выходя на крыльцо под звон колокольчика.

Постояв в раздумье на перекрестке, Кондрат вдруг заметил поднимавшуюся по улице молодую парочку, несшую в руках полное лукошко черники. На вид обоим было примерно по двадцать пять лет. Парень был статен и хорош собой, его густые темные волосы живописно падали на высокий лоб, на лице застыла самодовольная улыбка. Его белокурая голубоглазая спутница была ниже ростом и выглядела скромно, но правильные черты ее приветливого лица были словно пропитаны лучезарным внутренним светом, отчего казались еще более притягательными. По тому, как мило беседовали друг с другом разделенные лукошком влюбленные, Линник догадался, что видит перед собой Онисима и его новую зазнобу. Поравнявшись с сыщиком, парочка остановилась.

– Донесешь сама? – спросил парень.

– Конечно, не провожай, – улыбнулась девушка. – Тут недалеко.

– Завтра пойдешь по ягоды?

– Я утром сама сбегаю в Медвядку за земляникой.

– Хорошо. Тогда до завтра?

– До завтра!

Ягодница с лукошком пошла по улице прямо. Парень, постояв на углу, посмотрел ей вслед, после чего, вздохнув, направился к дверям аптеки.

– Онисим Накладыч? – остановил его Линник.

– Да, – провизор посмотрел на незнакомца.

– Я частный сыщик Кондрат Линник, расследую убийство вашей невесты. Мы можем с вами поговорить?

– Можем, – нахмурился Онисим. – Только давайте я сначала поработаю, а вечером часам к шести подходите к аптеке. Я вас встречу.

– Давайте так. Только не вздумайте бегать от меня, я все равно вас найду, – предупредил Кондрат.

– Я не собираюсь прятаться от вас, – угрюмо заверил провизор и исчез за дверью аптеки.

Линник задумчиво двинулся по улице к Рыночной площади.

VII

Онисим встретил сыщика на углу возле аптеки. У провизора был задумчивый, даже отрешенный вид.

– Ну что, поработали? – дружелюбно поинтересовался Кондрат.

Онисим молча кивнул.

– Давайте поднимемся ко мне, – предложил он. – Вы не против?

– С удовольствием, – согласился Линник.

Сыщик вслед за провизором свернул под арку за аптекой, миновал маленький внутренний дворик, в котором тягуче пахло свежими опилками и дымом, через скрипучую дверь попал на темную узкую лестницу и, поднявшись на второй этаж, оказался в комнате Онисима. Каждый раз, когда Кондрат впервые посещал чью-то квартиру, его разбирало острое любопытство; в своих разговорах с Онуфрием Линник часто повторял, что обстановка комнаты может поведать о своем хозяине больше, чем он сам. Но в этот раз сыщик был вынужден признать свое поражение: кроме кровати, приземистого комода из темного дерева и придвинутого к нему стула, мебели в маленькой комнате не было, не было в ней видно и личных вещей провизора. Похоже, Онисим проводил здесь меньшую часть времени. Единственным украшением комнаты была висевшая на стене выцветшая акварель, изображавшая величественные красные руины на вершине горы, опоясанной изумрудным ожерельем зелени.

Провизор предложил гостю единственный стул, а сам сел на кровать.

– У вас довольно скромное жилище, – заметил сыщик.

– Я снимаю эту комнату у Змиева. Он удерживает за нее часть из моего жалования.

– Вы могли бы жить в доме у отца. Или он вас выгнал за беспутную жизнь?

– Да не выгонял он меня. Я сам решил жить отдельно.

– Так уж и сами? – не поверил Кондрат.

– Вы думаете, у меня совсем нет совести? Мне неудобно жить под одной крышей с отцом и отказываться помогать ему в делах. К тому же здесь я живу и работаю в одном здании, – объяснил Онисим.

– У вас хорошие отношения с отцом или прохладные?

– Как когда. Иногда я замечаю, что он мной недоволен. С другой стороны, отец никогда не повышал на меня голос и тем более не поднимал руку, а уж это, поверьте мне, большая редкость в купеческой семье.

– А как он отнесся к вашему возможному браку со Стешей?

– С пониманием.

– Неужели? Мне всегда казалось, что люди такого высокого положения, как ваш отец, приложат все силы, чтобы выгодно женить своего единственного наследника, а Стеша ведь из бедной семьи. Ваш отец не собирался породниться с тем же Змиевым?

– Вообще-то у отца была идея женить меня на младшей дочери Змиева, – усмехнулся Онисим. – Но она такая уродина, к тому же старше меня на семь лет, так что мне удалось уговорить его не делать этого. А к Стеше отец и в самом деле поначалу относился настороженно, но со временем он нашел с ней общий язык и незадолго до ее гибели однажды сказал, что мне как раз нужна такая трудолюбивая жена.

– Вам, конечно, было известно, что Стеша будет высаживать цветы на клумбах?

– Да.

– Сама вам об этом сообщила?

– Да, за несколько дней до смерти.

– Кому вы об этом говорили?

– Отцу говорил, здесь, в аптеке, Змиеву и его внуку.

– Больше никому? Может, другим вашим женщинам?

– Я не понимаю, о чем вы, – пробормотал провизор, опустив глаза.

– Бросьте эти шутки! Поправка считает вас главным подозреваемым в убийстве. Я в это не верю, но вы мне совсем не помогаете, – удрученно произнес Линник. – Вспоминайте, рассказывали об этом другим женщинам?

– Не знаю. Может быть, – коротко ответил Онисим.

«Не признается. Рыцаря из себя строит, – с досадой подумал сыщик, проведя нижними зубами по верхним. – Зря стараешься, все равно ведь узнаю».

– Когда вы в последний раз виделись со Стешей?

– Мы встречались с ней днем накануне убийства. Обсуждали какие-то вопросы по поводу предстоящей свадьбы.

– Во сколько вы с ней расстались?

– Где-то в пять часов.

– Что вы делали после этого?

– Вернулся в аптеку и до восьми часов работал, потом поужинал и лег спать.

– Ночью ничего не слышали?

– Нет, меня разбудил взрыв.

– Может, в течение недели перед убийством было что-то странное или необычное?

– Нет, ничего такого.

– Вы ведь хорошо знали Стешу? Были у нее враги, недруги?

– Сразу видно, что вы недавно в нашем городе. Ну откуда у такой доброй, отзывчивой девушки, как Стеша, могли быть враги? – устало вздохнул провизор.

– А соперницы у нее были? – ехидно поинтересовался Кондрат, нещадно сверля взглядом Онисима, и, заметив, как тот задумчиво прикусил губу, решительно заключил: – Можете не отвечать, вижу, что были.

Провизор поднялся с кровати и нервно прошелся по комнате.

– Не хотите перекусить? – предложил вдруг он.

Линник вопросительно посмотрел на парня.

– Я не думал, что будет так тяжело об этом говорить, мне нужно пройтись, – пояснил Онисим. – Здесь недалеко есть отличное место.

– Если вы настаиваете, – пожал плечами сыщик, – давайте.

Они спустились по лестнице, вернулись на перекресток и неспешно двинулись по улице к центру города. Нахмуренные брови провизора придавали его лицу сосредоточенный вид, и поглядывавший на этот суровый профиль Линник пытался понять, какую болезненную тайну скрывает этот баловень судьбы и любимец женщин. Миновав Рыночную площадь, Кондрат и Онисим остановились у длинного двухэтажного белого дома с красной черепичной крышей. Над головой торчала массивная деревянная кружка, над тяжелой дубовой дверью темнела вывеска, на которой белыми пузатыми буквами было выведено название: «Бурный Лазарь».

– Это лучшее заведение в городе, – сказал провизор.

– Какое-то странное название, – хмыкнул сыщик.

– Трактир носит имя своего первого владельца. Бурный – это фамилия.

– Тогда понятно.

В душном полумраке трактира было многолюдно. Звучавшие на разный лад голоса сливались в однообразный шум, напоминавший жужжание пчелиного роя. Онисим решительно направился в угол просторного помещения, где одиноко стоял последний свободный стол, покрытый простой белой скатертью. По тому, как быстро подлетел к ним франтоватый половой с лихо закрученными вверх усиками, Линник понял, что провизор здесь частый гость.

– Добрый вечер! Чего изволите-с? – спросил половой.

– Хочу угостить друга, – ответил Онисим. – Расстегаи свежие?

– Точно так-с. Вам с чем: с рыбой, мясом или грибами-с?

– Давай один с рыбой и один с грибами.

– А вы что будете-с? – обратился половой к Кондрату.

– Мне два с мясом и чай.

– Сию минуту-с!

Вскоре еда была на столе. Провизор стал быстро уничтожать расстегаи. Линник ел не торопясь, время от времени мелкими глотками потягивая горячий чай, и с любопытством посматривал то на Онисима, то на других посетителей трактира. Когда с трапезой было покончено, а на блюдце высыпана пригоршня медных монет, сыщик с довольным видом облокотился о стол и вкрадчивым голосом произнес:

– Рассказывайте о вашей даме сердца.

– Да какая там дама сердца, – смущенно проговорил провизор. – Это Варвара, наша местная кокотка.

– И всего-то? – разочарованно протянул Кондрат. – Вы думаете, она могла бы убить Стешу?

– Надеюсь, что нет. Судите сами: зачем ей это нужно? Замуж за меня Варвара никогда не собиралась, жизнью своей вполне довольна, зачем ей рисковать своим положением?

– Из мести или из ревности. Это обычный мотив для преступления, если его совершает женщина.

– Вы думаете, Варвара могла устроить взрыв?

– Я этого не утверждаю. Вы говорите: кокотка. Значит, деньги у нее водились. Она могла нанять убийцу, который и устроил взрыв. Ведь вы говорили ей о том, что Стеша будет готовить городские клумбы к приезду датчан, не так ли? – Линник пристально посмотрел на Онисима.

Тот угрюмо кивнул.

– Как давно вы ей об этом рассказали?

– Где-то пять дней назад.

– Значит, она тоже в числе подозреваемых, – заключил сыщик. – Я понимаю, вам, наверное, это неприятно.

– Еще как неприятно! – уныло покачал головой провизор.

– Вы ее любите?

– Это бессмысленный вопрос.

– Почему?

– А вы знаете, что такое любовь? Разве ее можно точно определить или количественно измерить? – тон Онисима был важным и серьезным, казалось, он давно уже вынашивал эти мысли, но их некому было высказать.

– Любовь – это чувство, а не физическая величина, – снисходительно возразил Кондрат. – Мне кажется, всякий может сказать, чувствует он к кому-то любовь или нет.

– Мне раньше тоже казалось, что я знаю, как отличить любовь от влюбленности или страсти. Теперь я утратил это ощущение, – вздохнул провизор.

– А невесту свою вы хотя бы немного любили?

– Трудно сказать. Иногда мне казалось, что мы слишком разные люди, что у Стеши совершенно другие интересы в жизни, что мы друг друга не понимаем. Но бывало, она посмотрит на меня с чудесной улыбкой – и на душе становится так легко и радостно.

– И тем не менее вы изменяли ей с Варварой?

– Увы! – развел руками Онисим. – Грешен.

– Зачем тогда вообще было морочить бедной девочке голову с этой свадьбой? – недоумевал Линник.

– Ничего не морочил. Я в самом деле собирался на ней жениться.

– Зачем вам это было нужно?

– Я хотел привести в порядок свою жизнь.

«Тяжелый случай. Или этот молодой человек не осознает жестокости своих любовных похождений, или считает себя вправе играть человеческими жизнями, не обращая внимания на последствия. Еще неизвестно, что хуже. Впрочем, вид у него страдающий, так что, может быть, для него еще не все потеряно», – подумал сыщик.

– А Федору вы любите? – спросил он. – Зачем вы с ней связались?

– Федору невозможно не любить, – мечтательно произнес провизор. – Она красивая, умная, добрая, чистая, трудолюбивая. Это идеал женщины вообще.

– Ей вы тоже собираетесь изменять с Варварой?

– Нет, нет, нет! – испуганно замахал руками Онисим. – После смерти Стеши я решил порвать с Варварой и начать новую жизнь.

– Да? Разве Стеша не была для вас идеалом? – засомневался Кондрат. – А вы не стеснялись ей изменять.

– Непростой вопрос вы мне задали, – задумался провизор. – Наверное, все дело в том, что Стеша была наивной, как ребенок. Ее ничего не стоило обмануть. Вы же не стесняетесь рассказывать детям сказки? А Федора мне не доверяет. Я должен еще заслужить ее любовь.

Он глубоко вздохнул и печально посмотрел на молчавшего Линника.

– Наверное, я сегодня напьюсь, – подавленно пробормотал Онисим.

Провизор окликнул полового и сказал принести ему чарку водки, затем тихо проговорил:

– Вы небось думаете, что я совсем не переживаю из-за смерти Стеши?

– Почему вы так решили? – удивился сыщик.

– Я напустил на себя беззаботный вид, но на самом деле у меня душа болит, – провизор приблизил к Кондрату лицо с лихорадочно блестевшими глазами и ожесточенно зашептал: – Умоляю вас, поскорее найдите этого мерзавца! Иначе я сделаю это сам и отомщу за Стешу!

Онисим откинулся на стуле и деревянным голосом произнес:

– У вас есть еще вопросы? Торопитесь, пока я еще соображаю.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – заключил Линник, наблюдая за приближающимся половым. – До свидания!

– Нет уж, прощайте! – засмеялся провизор, протестующе грозя сыщику пальцем. – Надеюсь, что больше не увижусь с вами.

– Я не враг вам, – мягко возразил Кондрат, поднимаясь из-за стола.

– Тем хуже, – отозвался Онисим.

Через две минуты Линник уже был в своей квартире.

– У вас сегодня был насыщенный день, – заметил Онуфрий, встречая его на пороге. – Что-нибудь прояснилось?

– Да, появились кое-какие зацепки, – задумчиво ответил сыщик. – А у тебя есть какие-нибудь новости? О чем говорят в городе?

– Говорят, что завтра вечером приедут дети из Дании, послезавтра на Рыночной площади будут празднества в их честь.

– Всё-таки будут. Что еще?

– Да так, всякий вздор, – махнул рукой секретарь. – О погоде говорят, барышни про вас судачат.

– И что обо мне говорят?

– Что вы видный мужчина.

– Вот как? – не сдержал улыбки Кондрат. – Ну ладно. У меня есть для тебя задание.

– Нужно за кем-то последить? – догадался Онуфрий.

– Все верно.

– За Онисимом Накладычем?

– Нет.

– Разве не он главный подозреваемый?

– Я думаю, что он тут ни при чем. Нужно быть очень хорошим актером, чтобы хладнокровно убить свою невесту, а потом на голубом глазу просить найти ее убийцу. Просто парень запутался в своих женщинах.

– Тогда за кем?

– За Игнатом Смыком. Он показался мне скользким типом. Похоже, чего-то не договаривает.

– Будет сделано, – кивнул секретарь. – Чаю хотите?

– Нет, спасибо, – устало ответил сыщик. – Нужно еще раз все хорошенько обдумать.

VIII

Утром следующего дня Линник направился на Рыночную площадь. Еще на подходе к ней он оказался в пестрой базарной толпе, плавно перетекавшей между рядами повозок и прилавков. Сыщик стал осторожно пробираться вокруг рынка, чтобы шумный человеческий водоворот не увлек его за собой в середину торжища. На длинной стороне четырехугольной площади, на некотором отдалении от теснившегося люда Кондрат отыскал дом Агафона Накладыча – изящное желтое трехэтажное здание с плавными барочными изгибами фасада. Задолго до поездки в Пичугу Линник уже был наслышан о купце Накладыче из-под Турейска: о нем рассказывали как о меценате и страстном коллекционере старинной западноевропейской живописи. Поэтому сыщик не без волнения постучал в массивную дубовую дверь. На пороге вырос парадно одетый строгий дворецкий лет сорока со светлыми волосами и горбатым носом.

– Доброе утро! Я частный сыщик Кондрат Линник, расследую убийство Стеши Смык. Я могу поговорить с хозяином по поводу его сына?

– Я узнаю сейчас, – согласные в речи дворецкого звучали твердо, что выдавало в нем немца.

Он поднялся по мраморной лестнице на второй этаж и исчез за ее поворотом. Сыщик с затаенным восхищением осматривал просторную прихожую, украшенную огромными вазами и бюстом знатного римлянина. По роду своей деятельности Кондрату часто доводилось бывать в роскошных дворцах столичных аристократов, но и там крикливому убранству интерьеров обычно отдавали большее предпочтение, чем красоте и чувству меры. В этом же невзрачном на вид особняке в далекой провинциальной Пичуге Линник с удивлением для себя обнаружил комнату, обставленную со вкусом настоящим художником. «А ведь это всего лишь прихожая. Что же будет дальше?» – с предвкушением подумал сыщик. К реальности его вернул голос возвратившегося дворецкого:

– Он занят с секретарем, сказал, что через двадцать минут освободится.

– Хорошо, я подожду.

– Чай? Кофе?

– Нет, спасибо.

– Я провожу вас в приемную.

Кондрат в сопровождении дворецкого поднялся по лестнице, миновал коридор с висевшими на стенах гравюрами с видами немецких городов и оказался в уютной комнате с двумя диванами, между которыми на пушистом персидском ковре помещался круглый журнальный столик. На нем высилась ступенчатая стопка пухлых альбомов.

– Вы можете здесь подождать, – сказал дворецкий и неторопливым шагом удалился.

Линник устроился на диване и взялся смотреть альбомы, по-видимому, разложенные на столике в приемной заботливой рукой хозяина дома, чтобы его посетители и гости не скучали в ожидании встречи. Это были увесистые увражи, в одном из которых оказалось собрание средневековых гравюр, в другом – работы Дюрера. Рассеянно рассматривая богато оформленные страницы, перемежаемые уютно шелестевшими листами кальки, сыщик потерял чувство времени. Очнулся он только тогда, когда из двери кабинета появился высокий худой мужчина средних лет с папкой в руке и, бросив проницательный взгляд на Кондрата, решительно направился к выходу. Линник поспешно закрыл альбом, неохотно поднялся с дивана, потянулся, зевнул, оправил пиджак и, постучавшись, вошел в кабинет купца.

Комната, в которой оказался сыщик, также была прекрасно обставлена. Большой, украшенный резьбой стол темного дерева с блестевшими на нем стальной чернильницей и массивным пресс-папье в виде льва составлял приятный контраст с покрывавшими стены кабинета зеленовато-бежевыми гобеленами. Один из них изображал борьбу Персея с Медузой Горгоной, на другом царь Давид любовался молодым телом Вирсавии, на третьем – самом большом – высокомерный Аттила заставлял художника переписать унижавшую достоинство гуннов картину в захваченном ими императорском дворце. Разбегавшиеся глаза Кондрата не сразу заметили поднявшегося из-за стола Агафона Накладыча, крепкого благообразного старика шестидесяти пяти лет с румяным лицом, обрамленным седой окладистой бородой.

– Здравствуйте, – купец пожал руку Линнику. – Чем могу быть полезен?

– Доброе утро! Частный сыщик Кондрат Титович Линник. Прошу меня извинить, до сих пор нахожусь под впечатлением от вашего дома.

– После того как прикоснешься к прекрасному, трудно устоять перед соблазном окружить свою жизнь красотой, – улыбаясь, заметил без ложной скромности старик Агафон.

– Я много слышал о вашей картинной галерее, но ваш дом сам по себе как один большой музей. С чего началось ваше увлечение искусством? – поинтересовался Кондрат.

– Наверное, это все детские впечатления. Наше семейное дело так или иначе соприкасается с искусством.

– Простите, а чем вы торгуете?

– Я торгую тканями.

«Так вот почему у него в кабинете столько гобеленов, – подумал Линник. – Как же я сразу не догадался?»

– Змиев сказал, что в юности вы посещали мастерские художников в Гейдельберге.

– Было дело. Я ходил в мастерскую местного пейзажиста Редекера, иногда посещал мастерскую скульптора Гизо, француза. Это было прекрасное время, – воспоминания захватили купца, его лицо приняло вдохновенное выражение. – Признаться, поначалу мне хотелось стать художником, но вскоре выяснилось, что для этого нужно долго и упорно трудиться, а для ветреного юноши, каким я был тогда, эти занятия казались скучными и утомительными. Так что я освоил основные техники живописи, но рисую на уровне дилетанта. С тех пор и начал собирать произведения живописи, достигнув в этом деле немалых успехов. Без труда смогу отличить Рембрандта от ван Дейка. Но вы, как я полагаю, пришли ко мне не для того, чтобы поговорить о живописи.

– Совершенно верно, – кивнул сыщик. – Давеча я беседовал с вашим сыном, которого подозревают в убийстве Стеши Смык, и этот разговор оставил у меня смешанные чувства. Возможно, вы поможете мне прояснить некоторые детали.

– Я постараюсь.

– У вас хорошие отношения с сыном?

– Думаю, что да.

– Это была ваша идея устроить Онисима провизором в аптеке у Змиева?

– Да, я попросил Прохора об этой дружеской услуге.

– Вы, наверное, разочарованы, что Онисим отказывается заниматься вашим делом?

– «Разочарован» – это слишком сильно сказано. Да, я этому не рад. Но также понимаю, что не все люди обладают практической сметкой и деловой хваткой, которые необходимы в торговле. Онисим пошел в мать, у нее был такой же мятежный дух, поэтому, наверное, она и умерла рано. Впрочем, Прохор работой Онисима доволен, и то, что он собирался жениться, по-моему, характеризует его с положительной стороны. Похоже, сын наконец решил взяться за ум.

– Кстати, насчет намечавшейся женитьбы Онисима. Стеша ведь из бедной семьи, она ему не пара, вы не находите?

– А я с вами соглашусь, – с готовностью подтвердил отец. – Я предлагал Онисиму несколько невест с хорошим приданым, но он от всех отказался. Вы знаете, мой сын очень упрям, и если он что-то задумал, то его уже не переубедить. Поэтому, когда Онисим представил мне свою невесту, пришлось с этим смириться. Конечно, это был бы неравный брак, но сын был настроен очень решительно, и я не стал ему перечить, чтобы вконец не рассориться. С другой стороны, Стеша была тихой, трудолюбивой девушкой, она стала бы для Онисима послушной и верной женой, которой никогда бы не пришло в голову положить глаз на его состояние, а это большая редкость в наше время. Вы, наверное, лучше меня знаете, сколько жен убивает своих мужей из-за денег.

– Вы знали, что Стеша будет готовить городские клумбы к приезду датских детей?

– Да.

– Кто вам об этом рассказал?

– Онисим.

– Когда это было?

– Точно не скажу, где-то за три дня до взрыва.

– Кто-нибудь еще присутствовал при вашем разговоре с сыном?