Прямой умысел

– Очень приятно! Очень приятно! – улыбаясь, повторял судья, не отпуская руку сыщика. – Василий Илларионович Плыха.

– Вы уже устроились на квартире? – поинтересовался голова.

– Да, – ответил Кондрат. Он хотел развить свою мысль, но словоохотливый Поправка его опередил:

– Все устроено по высшему разряду, как я вам и обещал.

От слишком услужливого тона следователя лицо Грабова брезгливо передернулось, и он решил осадить подчиненного.

– Вы мне лучше скажите, когда будут результаты расследования? – строго спросил голова. – Сегодня звонил прокурор из Турейска, интересовался, а мне ему нечего было ответить. Что вы себе думаете, Демьян Демидович?

– Виноват, господин голова! Мы работаем, но дело очень сложное, из ряда вон выходящее, – стал торопливо оправдываться следователь. – Вот, – указал он на Линника, – решили привлечь эксперта из столицы.

– Это все, конечно, прекрасно, – согласился Грабов, – но мне нужен результат как можно скорее. Скажите ему, Василий Илларионович!

– Да уж, милейший, постарайтесь, – внушительно проговорил судья.

– Безусловно, сделаю все от меня зависящее.

– А господину сыщику еще понадобится время, чтобы вникнуть в суть дела, – заметил голова. – Не так ли?

– Конечно, – отозвался Кондрат. – Уже немного ввели в курс дела, но у меня будет к вам несколько вопросов.

– Я к вашим услугам.

– Я тогда пойду, Лаврентий Карпович. Спасибо вам за чай! А вы, – обратился Плыха к Линнику, – заходите ко мне, когда выдастся свободная минутка, потолкуем. Вдруг помогу чем-нибудь в расследовании.

Сыщик поблагодарил судью за приглашение.

– Пойдемте, Демьян Демидович, не будем мешать, – сказал Плыха следователю, направившись забавной утиной походкой к выходу. – Мне нужно вам кое-что пояснить.

Поправка попрощался и тоже исчез за дверью. В гостиной сразу стало тихо.

– Не сочтите мой вопрос неделикатным, – осторожно начал Кондрат, – но это вы поручили Стеше Смык высадить цветы в клумбах?

– Не совсем так, – лицо Грабова приняло озабоченное выражение. – Неделю назад я имел разговор с Игнатом Смыком и сказал ему, что к приезду детей из Дании нужно высадить цветы в городских клумбах. Но я был почти уверен, что этим будет заниматься Стеша.

– Почему?

– Потому что она выполняла практически всю работу за Игната. Стеша была очень трудолюбивой девушкой. Она вставала раньше всех и ложилась позже всех в доме. А Игнат всегда поручал ей самую тяжелую работу.

– Почему тогда она не вернулась домой в Турейск?

– Сложно сказать. Насколько мне известно, ее отец небогат и перебивается случайными заработками. Игнат взял к себе двоюродную сестру, чтобы она помогала ему по хозяйству, а он давал ей кров и пищу, ну и какие-то копейки на мелкие расходы. Возможно, Стешу устраивала такая жизнь, но об этом мы уже никогда не узнаем.

– Кто-нибудь еще присутствовал в комнате во время вашего разговора с Игнатом?

– Нет. А почему вы об этом спрашиваете?

– Я пытаюсь понять, кто знал о том, что Стеша будет высаживать цветы именно в Зеркальном переулке.

– В этом нет большого секрета, – невольно усмехнулся голова. – Дело в том, что в нашем городе только три клумбы, и всякий знает, где они находятся. Насколько я понимаю, Зеркальный переулок был выбран убийцей потому, что там его мало кто мог заметить.

– Но убийца все равно должен был знать, что цветы будут высажены, – не сдавался Линник. – Кто еще об этом знал, кроме вас и Игната?

– По-моему, вы выбрали тупиковый путь, – снисходительно проговорил Грабов и, заметив недоумение на лице сыщика, продолжил: – Главным свойством маленьких городков, вроде нашего, является то, что жители знают все друг о друге, от них ничего не утаишь.

– Почему тогда убийца до сих пор не пойман? – возразил Кондрат.

– Бывают исключения, не спорю. Возможно, кто-то видел убийцу, но по какой-то причине молчит. Но я сейчас не об этом. Я хотел сказать, что стоило Игнату кому-нибудь проговориться (а он мастер прихвастнуть по поводу и без), как на следующий день об этом бы узнал весь город. Впрочем, вы можете сами спросить у него об этом.

– Действительно тупиковый путь, – по лицу Линника забегали желваки. – Ладно, не буду больше отнимать ваше драгоценное время.

– Об этом не беспокойтесь.

– Поясните только ради любопытства, что это за приезд детей из Дании, о котором все в городе только и говорят?

– У госпожи Лаздовской есть небольшой пансион на окраине города, она каждое лето принимает детей из сиротских приютов со всей Европы. Там красивая природа – река, лес. Обычно дети отдыхают две или три недели.

– И когда приезжают датчане?

– Они уже должны были приехать, но задержались в пути. Сейчас говорят, что они прибудут через три дня. Обычно в честь приезда детей мы устраиваем в городе большой праздник, но, учитывая обстоятельства… – голова вздохнул. – Даже не знаю, стоит ли что-то предпринимать, хотя это будет неуважительно по отношению к детям. Ведь они ни в чем не виноваты. Что-нибудь придумаем.

Сыщик почувствовал, что его присутствие начинает тяготить Грабова, поэтому Кондрат поспешно попрощался с головой и отправился на квартиру.

Вечером, после плотного ужина, принесенного старушкой из дома напротив, Линник сидел за простым сосновым столом, покрытым засаленной скатертью, упершись застывшим взглядом в коптившую керосиновую лампу.

– А здесь неплохо кормят, не так ли? – заметил Онуфрий, с видимым удовольствием прихлебывая чай из блюдца.

Сыщик машинально кивнул, но секретарь не был уверен, что тот понял смысл его слов.

– Думаете о деле? – догадался Онуфрий. – И как оно вам?

Кондрат медленно перевел усталый взгляд на секретаря.

– Похоже, это будет очень сложное дело, – задумчиво проговорил Линник.

– Но ведь вам такие нравятся, – усмехнулся в усы Онуфрий.

– Пожалуй, – согласился сыщик. – Помнишь дело о бриллиантах Кияковского?

– Конечно, помню.

– В этом деле тоже будет несколько линий расследования, и по каждой из них придется пройти от начала до конца.

– Кого-нибудь подозреваете?

– У меня пока еще нет всех элементов этой головоломки, поэтому я даже толком не знаю, с чего лучше начать расследование.

– Тогда что вы намерены предпринять?

– Для начала нужно поговорить с Игнатом Смыком и Онисимом Накладычем. Пока что они самые сомнительные герои в этой истории.

– Я вам завтра понадоблюсь?

– Думаю, нет. Походи по городу, поговори с людьми, может, узнаешь что-нибудь интересное.

– А как вам здешний следователь? – с ехидным выражением на лице спросил секретарь.

– Поправка вроде не глуп, но очень ленив, при этом ему нравится быть начальником. Помощи от него мы, скорее всего, не дождемся, но вот под ногами он будет путаться постоянно, – заключил Кондрат.

Он откинулся на стуле и глубоко вздохнул. Бросил взгляд на настенные часы – те стояли, пришлось доставать из кармана свои. Золотые стрелки показывали половину девятого.

– У тебя остались вчерашние газеты? – поинтересовался Линник.

– Да, – Онуфрий подал сыщику мятую стопку.

– Почитаю на сон грядущий, – сказал Кондрат, с шумом разворачивая первый попавшийся газетный лист.

V

Когда омытые ночным дождем камни мостовой засверкали на непоседливом утреннем солнце, на спускавшейся к реке кривой улице показался высокий мужской силуэт. Человек шел быстро, слегка прихрамывая; по тому, как старательно он обходил лужи, как плотно сидел на нем старомодный, но все еще солидный серый твидовый пиджак, было сразу видно приезжего из большого, по меньшей мере губернского, города. Встречавшиеся на его пути пичугинцы провожали гостя долгим, удивленным взглядом, словно увиденную в лесу редкую экзотическую птицу; другие, более осведомленные, уже знали о прибывшем в город сыщике и, не стесняясь его присутствия, вполголоса переговаривались между собой:

– Видал, какой? Говорят, из самой столицы приехал.

– Как думаешь, разыщет убийцу?

– Не знаю…

Вдоль неширокой синусоиды улицы тесно лепились по склону деревянные дома, построенные на выбитых в скале, скошенных в сторону горы фундаментах, отчего казалось, что избы спускаются по ступенькам огромной каменной лестницы. Вскоре дорога плавно повернула направо к низкому берегу реки, где улица приобрела совершенно деревенский вид: из-за дощатых заборов, окружавших утопавшие в садах скромные неказистые домики, доносились то азартный собачий лай, то скрип колодезного журавля, то хриплая песня петуха. Пройдя по улице еще несколько минут, Кондрат еще издали с удовлетворением заметил дом Игната Смыка. Местный житель, у которого Линник спросил дорогу, его не обманул: этот дом действительно невозможно было пропустить. Выкрашенный свежей зеленой краской деревянный фасад привлекал внимание прохожих замысловатой резьбой на белых наличниках и украшенными стилизованными изображениями колосьев и васильков ставнями. Кроме трех старых узловатых яблонь, тянувших свои крючковатые пальцы из-за забора, деревьев вокруг дома больше не было. Зато за небольшим, но уютным двориком расстилался пестрый цветочный ковер. Грядки с цветами продолжались через дорогу и тянулись до самого берега реки. Сыщик попытался высмотреть хозяина или его супругу через забор, но, никого не заметив, осторожно отворил калитку, пересек тенистый дворик, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. На пороге появился растрепанный светловолосый парень тридцати лет с маленькими слезящимися глазками, отчего те часто моргали и как будто в смущении перебегали с одного предмета на другой.

– Игнат Смык? – спросил Линник.

– Да-а… – растерянно протянул парень, отчаянно моргая, и стал торопливо застегивать манжеты рубашки (правая никак не хотела поддаваться). – Чем обязан?

– Я частный сыщик Кондрат Линник, расследую убийство вашей кузины. Прежде всего, хочу принести вам соболезнования в связи с этой тяжелой утратой.

– Да, вы правы. Утрата, невосполнимая, – согласно закивал головой Игнат. Голос у него был высоким и неприятно вкрадчивым.

– Мы можем с вами поговорить?

– Да, конечно, проходите.

Миновав тесную прихожую, они разместились за большим хромоногим столом в гостиной, стены которой были усеяны множеством старых фотографий. Из соседней комнаты, откуда доносились звонкие детские голоса, показалось вытянутое лицо грузной беременной женщины.

– Клава, поставь нам самовар! – приказал жене Смык.

Женщина исчезла за дверью, но вслед за тем из комнаты легко выпорхнула белокурая девочка четырех лет, за ней выскочили два светло-русых мальчика постарше. Девочка подбежала к отцу и обняла ручонками его за колено. Игнат любовно погладил ее по головке.

– Доча, поздоровайся с дядей сыщиком, – сказал отец.

– Длатути! – улыбнулась Кондрату девочка.

– Как тебя зовут? – весело поинтересовался Линник.

– Майинка.

– Маринка?

Девочка обрадованно закивала головой. В этот момент в другом конце гостиной послышался жуткий вопль, сменившийся отчаянным плачем.

– Костя, не трогай Петю! – строго прикрикнул Игнат на сына, затем ласково обратился к девочке: – Доча, сходи погуляй.

Маринка сразу побежала успокаивать обиженного брата.

– Давайте выйдем на улицу, – вздохнул Смык. – Здесь нам не дадут поговорить.

Они вышли на крыльцо и спустились во дворик.

– У вас красивый дом, – заметил сыщик.

– Это отец постарался, я только краску подновил, – скромно проговорил Игнат.

– Цветник тоже достался вам от отца?

– Да, это была его затея. Мой отец Аркадий Смык был большим человеком в городе. Он первым в Пичуге решил заняться цветоводством, построил этот дом, вырастил четырех детей, выгодно выдал замуж моих сестер, а я теперь продолжаю его дело. Жаль, что он рано умер, мог еще жить да жить.

– А что ваш дядя Корнил? Чем он занимается?

– Дядя Корнил, как мне кажется, завидовал моему отцу. Он, конечно, это скрывал, но его мучило, что его брат достиг таких успехов в Пичуге. Дядя подумал: «Чем я хуже?» – и тоже решил заняться цветами. Но, как это часто бывает, успех предприятия сложно повторить другому человеку в другом месте. Мой отец один занимался разведением цветов в Пичуге, а у дяди в Турейске были два сильных конкурента. Один из них оказался родственником местного головы, и тот приложил все усилия, чтобы мой дядя прогорел. А так как дядя вложил в это дело все свои средства, он потерял все и еще остался должен. С тех пор дядя перепробовал множество занятий, но так ничего и не достиг. Перебивается с хлеба на воду. Сейчас работает носильщиком на вокзале.

– Поэтому вы взяли к себе его дочь Стешу?

– Да, после смерти отца мне понадобился человек, который помогал бы по хозяйству. Я предложил дяде Корнилу, чтобы Стеша переехала ко мне в Пичугу, он согласился. Она регулярно высылала деньги своим родителям.

– Говорят, Стеша работала у вас от рассвета до заката, – нахмурился Кондрат.

– Да, она была такой труженицей, такой неутомимой работницей! – восторженно произнес Игнат. – Кем мне ее теперь заменить?

– Вы принуждали ее к тяжелой работе? – Линник испытующе посмотрел на Смыка.

– Что вы! – удивленно захлопал тот глазами. – Стеша всегда все делала по собственному желанию. Она первой вызывалась на любую работу, какой бы тяжелой та ни была. Мне даже приходилось ее останавливать.

«Врет и не краснеет, – думал сыщик, глядя на невинное выражение лица Игната. – Тот еще тип».

– Это вы отправили Стешу высаживать цветы в клумбах?

– Нет, это была ее идея.

– Допустим.

– Не «допустим», я рассказываю вам, как было на самом деле, – возмутился Игнат. – Как только сообщил Стеше о поручении головы, она сказала, что все сделает сама.

Кондрат бросил пристальный взгляд на Смыка и зашевелил челюстью.

– Хорошо, – неохотно согласился Линник. – После разговора с головой вы кому-то рассказывали о его поручении?

– А разве это было тайной? Конечно, я рассказал об этом жене и Стеше.

– Может быть, кому-то еще?

– Вроде бы нет.

– Вспоминайте, это очень важно.

– Кажется, больше никому.

– Ваша жена и кузина могли кому-то это передать?

– Клава сейчас в положении, к тому же вся в заботах о детях, она почти не выходит из дома. А Стеша могла кому-то сказать, своему жениху, например.

«Опять все упирается в Онисима, – пронеслось в голове у сыщика. – Странно все это…»

– У Стеши были недруги, недоброжелатели?

– Нет, у нее со всеми были хорошие отношения.

– Может, у нее были соперницы в борьбе за сердце Онисима?

– Этого я не знаю наверняка, но, кажется, нет. Правда, я с трудом представляю, чтобы какая-то девушка могла так жестоко расправиться со Стешей, – покачал головой Игнат.

– По своему опыту скажу, что вы недооцениваете женский пол, – возразил Кондрат с ироничной усмешкой. – Нужно учитывать все возможные причины для убийства. Есть еще один вариант: Стеша погибла по ошибке, а на самом деле преступник хотел убить вас. Он рассчитывал, что сажать цветы будете вы. У вас есть враги, может быть, конкуренты?

– Мне не приходила в голову такая мысль, – задумался Смык. – Конкурентов у меня нет, а враги… Нет, на вражду это не тянет.

– Что именно? – оживился Линник.

– Одна история из прошлого, – махнул рукой Игнат. – Тяжба, которую я веду с аптекарем Змиевым за одну делянку.

– Что за тяжба?

– За городом на краю леса есть небольшая делянка, где мой отец выращивал лекарственные травы для аптеки. Сначала эта земля принадлежала Змиеву, но потом отец решил ее выкупить, чтобы иметь возможность продавать травы в другие места. Но в завещании отец почему-то не упомянул про эту делянку, а в его бумагах я так и не нашел документа, подтверждающего право собственности на нее. Это стало поводом для Змиева, чтобы подать на меня в суд за незаконное занятие земли, которая, как он считает, принадлежит ему.

– И кто выигрывает?

– Процесс длится уже почти четыре года, мне пока удается отбиваться.

– Значит, землей владеете вы?

– Да, я выращиваю там травы и из принципа не продаю их Змиеву. Его это, конечно, жутко бесит, но до окончания процесса он ничего не может сделать.

«Это, несомненно, мотив, – подумал сыщик, – хотя на убийство все-таки не тянет».

– Расскажите мне о вечере накануне убийства, – попросил он. – Было в тот день что-нибудь странное или необычное?

– Нет, ничего такого. Совершенно обычный день.

– Чем вы занимались в тот день?

– Да я как-то с ходу не вспомню… – Часто моргавшие глаза Смыка стали подозрительно косить в сторону. – Кажется, возился в цветнике.

– Вы говорите не слишком уверенно, – заметил Кондрат.

– Понимаете, когда каждый день как две капли воды похож на предыдущий, начинаешь путаться в датах, – стал стыдливо оправдываться Игнат.

– Но ведь это был день перед убийством, – возразил Линник, – последний день, когда Стеша была жива. Неужели вы его не запомнили?

– Простите мне мою забывчивость, все-таки я работал в цветнике. Жена может это подтвердить. Кстати, пойдемте в дом: самовар наверняка уже закипел, а вы как раз допросите мою жену.

Ловкий предлог, под которым Смык прервал разговор, перешедший на неприятную для него тему, хоть и выглядел логично, но отдавал неприкрытой фальшью. Поэтому во время чаепития, сопровождаемого шумными детскими проказами, сыщик рассеянно слушал бессодержательную болтовню хозяина дома, то хваставшего выведенными им сортами лилий, то предлагавшего за умеренную цену приобрести какие-то очень редкие саженцы. Кондрат тщетно пытался отгадать, какой секрет утаил от него Игнат. Когда в гостиной появилась молчаливая Клавдия и стала привычными, отработанными движениями убирать со стола, Смык внезапно хлопнул по своему колену и спросил у нее:

– А скажи-ка, Клава, господину сыщику, что я делал вечером перед убийством Стеши?

Жена бросила удивленный взгляд на супруга, после чего коротко ответила:

– Он работал в цветнике.

– Вот видите, – довольно произнес Игнат. – Я был прав.

Этот неожиданный приступ веселья Смыка, недавно потерявшего свою кузину и главную работницу, выглядел так неестественно, что Линнику стало не по себе.

– А вы что делали в тот день? – поинтересовался Кондрат у Клавдии.

– С детьми сидела, – грустно вздохнула женщина.

Сыщик понял, что дальше допрашивать супругу Игната бесполезно, и, задумавшись, отпустил ее. Если Клавдия весь день сидела дома, как она говорит, то откуда может знать, что ее муж работал в цветнике? Игнат мог ей так сказать, уходя из дома, но что он делал на самом деле, неизвестно. Чего-то не договаривает этот мутный тип. А Поправка еще уверял, что с родственниками Стеши все чисто. Нет, не все так просто.

Делать здесь больше было нечего. Линник поблагодарил Смыка за чай, попрощался и вышел из дома в полной уверенности, что еще сюда вернется.

VI

Зеркальный переулок встретил Кондрата глухим стуком молотков и веселым шорохом битого стекла. Развороченная клумба была аккуратно причесана граблями, блестевшие от пота рабочие сильными ударами киянок методично водворяли булыжники обратно в мостовую, владельцы лавок снимали с погнутых оконных рам осколки зеркал. По-видимому, Поправка после осмотра места взрыва сыщиком, выполняя поручение головы, наконец разрешил привести улочку в порядок. Пройдя в конец переулка, Линник остановился у аптеки с покрытой патиной бронзовой вывеской и, немного помедлив, дернул за выполненную в виде змеи ручку двери. Послышалось тонкое бренчание колокольчика. Сыщик оказался в небольшом чистом помещении, окутанном странным запахом, в котором причудливо переплелись пряный аромат душистых трав и едкий дурман карболки. Заднюю стену комнаты занимал огромный стеллаж, плотно заставленный наполненными прозрачными жидкостями пузырьками, склянками и бутылями всех возможных форм и размеров. С потолка свешивались перевязанные пучки высохших лекарственных трав. Стоявший за прилавком аптекарь, старик с редкими клочками седых волос на голове, хищно выгнутым носом и выдающимся вперед бритым подбородком, перерезанным широким шрамом, поприветствовал посетителя и, хитровато щурясь, поинтересовался у него:

– Чего желаете?

– Я бы хотел видеть Онисима Накладыча, – сказал Кондрат.

– Терентий! – позвал аптекарь.

Из соседней комнаты показался темноволосый юноша с пушком над губой и в ожидании остановил острый взгляд черных глаз на старике.

– Ты видел сегодня Онисима? – спросил аптекарь.

– Он с самого утра куда-то ушел, – ответил Терентий.

– Я так и думал, – проговорил старик с сухим, похожим на кашель смехом, затем обратился к сыщику: – А зачем он вам нужен?

– Хотел с ним поговорить. Я частный сыщик Кондрат Линник, расследую убийство Стеши Смык.

– Прохор Авксентьевич Змиев, – представился аптекарь. – А это мой внук Терентий.

– Рад знакомству, – кивнул сыщик. – Можно тогда поговорить с вами?

– Конечно. Терентий, постой пока за прилавком, – попросил старик внука и сделал знак Кондрату следовать за ним.

Через узкий коридор, заставленный деревянными ящиками, Змиев проводил Линника в свой рабочий кабинет – просторную светлую комнату с большим дубовым столом, двумя обитыми плюшем креслами и двумя шкафами, в одном из которых поблескивали все те же стеклянные пузырьки, а в другом теснились толстые книги в кожаных переплетах.

– Присаживайтесь, – аптекарь предложил сыщику кресло, а сам устроился за столом.

– Я думал, что застану вашего провизора в разгар рабочего дня, – заметил Кондрат с нотками досады в голосе.

– Онисим может прийти вечером и за два часа приготовить препараты, которые заказали клиенты в течение дня, – пояснил Змиев. – Он у меня, так сказать, на особом положении.

– Что вы имеете в виду?

– Я устроил Онисима провизором в аптеку по просьбе его отца. Дело в том, что мы со стариком Агафоном давние друзья. В юности мы два года вместе скитались в далеких краях, и это были лучшие годы нашей жизни.

– Агафон Накладыч? – переспросил Линник, что-то припоминая. – Он, случайно, не купец?

– У нас в Пичуге две такие известные купеческие фамилии – Змиевы и Накладычи. Прежде чем дать нам дело, отцы отправили нас учиться в Германию, чтобы мы набрались уму-разуму. Мне тогда исполнилось восемнадцать, а Агафону – двадцать лет, мы были молоды и дерзки. Осели в Гейдельберге и ходили в знаменитый местный университет на лекции по физике, химии, медицине, горному делу, философии. Постепенно я увлекся фармацией, а Агафона потянуло к искусству, и он долго посещал живописные и скульптурные мастерские, а потом стал скупать картины. Но большей частью мы там, конечно, не учились, а, так сказать, развлекались. Дуэли, шницель, пышногрудые кельнерши… – аптекарь растянул губы в плотоядной ухмылке. – Ну вы понимаете. Нас посвятили в бурши. Знаете, кто такие бурши?

– Слышал, – сухо произнес сыщик.

– Не знаете, – снисходительно протянул старик. – Это не просто студенческая корпорация или образ жизни, это, так сказать, целая философия. Вечером можно ожесточенно сражаться на шлегерах со своим противником, а утром клясться ему в вечной дружбе.

«Так вот откуда у него этот шрам», – с уважением подумал Кондрат.

– Выходит, вы занялись аптечным делом, когда вернулись домой из Германии? – нетерпеливо вторгся Линник в воспоминания Змиева.

– Да нет, – махнул тот рукой. – Мой отец торговал москательным товаром и приобщил меня к своему делу. Аптеку я приобрел около десяти лет назад, когда решил передать отцовское дело сыновьям, чтобы серьезно заняться фармацией. У меня три сына, старший управляет торговой империей в Борхове, средний – представительством в Берлине, младший – в Петербурге, а я держу при себе внука, чтобы оставить аптеку ему в наследство. Терентий у меня парень смышленый.

– А Онисим? Как бы вы его охарактеризовали?

– Онисим… – лицо аптекаря приобрело задумчивый вид, на лбу проступила жесткая складка. – Так просто и не объяснишь. Провизор он отличный, работу свою знает, но есть в нем какое-то скрытое беспокойство, безволие, так сказать. У него нет определенной цели в жизни, берется за все подряд и ничего не может закончить. За девками увивается, но стоит ему одну завоевать, как сразу теряет к ней всякий интерес. В общем, непутевый он какой-то.

– А что его отец?

– Конечно, старика Накладыча это не радует. Онисим – его единственный наследник, а заниматься делом не хочет. Поэтому Агафон и попросил меня устроить Онисима в аптеку в надежде, что он со временем образумится. Но каких-то изменений я пока что не наблюдаю.

– Онисим ведь собирался жениться на Стеше Смык, – мягко возразил сыщик. – Наверное, он все-таки хотел остепениться.

– Да? – скептически усмехнулся Змиев. – Положим, жениться Онисим и вправду собирался, но по бабам он ходить не перестал. Вот и сейчас: не успели его невесту похоронить, а он уже подбивает клинья к ягоднице Федоре, нашей местной святой. Не знаю, зачем она ему сдалась, наверное, хочет соблазнить самую недоступную девушку в городе. Видно, другие его уже не устраивают.