Алекс. Новая ДНК

– Доброе утро, я руководитель этого мед. Учреждения и твой лечащий врач. Я буду лично следить за твоим состоянием и отслеживать прогресс твоего лечения. Мне доложили, что ты проснулась. Как ты себя чувствуешь? – В палату зашёл человек, лет тридцати пяти – сорока, наверное, это и есть мой лечащий врач в этой больнице.

– Что я здесь делаю? Когда моя мама придёт? – Спросила я. – Он подошёл ближе ко мне, пододвинул стул и сел с папкой бумаг.

– Ты упала в обморок, ты помнишь? – Ответил мужчина.

– Да, я помню, но почему я привязана?

– Мы подумали, что ты захочешь сбежать, поэтому решили обезопасить и тебя и всех остальных. Ты можешь быть серьёзно больна, ты знаешь?! Мы не смогли разблокировать твой телефон и дозвониться до твоих родителей, но ты можешь сказать их номер телефона сейчас, мы позвоним.

– Я не помню номер телефона мамы, он у меня в телефоне.

– Хорошо, ты помнишь пароль, ты сможешь разблокировать его?

– Да, но я плохо его помню, отвяжите мне руки и дайте телефон, я попытаюсь его разблокировать.

– Во-первых, у тебя не должно быть амнезии, во-вторых, развязывать руки опасно, как я уже говорил, ты можешь сбежать.

– Меня будут искать родители! Вы знаете, что вы сейчас делаете? – Этот человек меня уже начал бесить своей принципиальностью, а шанса сбежать у меня не появляется, тем более, здесь камеры, иначе как он узнал, что я проснулась.

– Мы – знаем, но вы сейчас представляете для всех угрозу, и пока результаты полного обследования не придут, мы не можем вас отпустить, пожалуйста, скажи пароль от телефона, и мы позвоним твоим родителям.

– Каким образом я за одни сутки стала больной настолько, что могу кого – то заразить? – Он промолчал. Хорошо, один, девять, семь, три, шесть…Блин, дальше не помню, дайте, пожалуйста, телефон, я смогу вспомнить пароль, у меня хорошая мышечная память, пальцы сами вспомнят. – И хоть мне он не понравился с первой секунды, я всё равно должна пытаться уговорить его. – Обещаю, я не буду сбегать. Вы посмотрите на меня, я сейчас совсем без сил, и как такая хрупкая девушка сможет сбежать?

– Хорошо, в случае попытки сбежать, двери будут заблокированы, а вы вернётесь обратно в палату и будете всё это время ждать пока мы не придумаем как связаться с твоими родителями. – Он потянулся к моим рукам и отцепил сперва, одну липучку, потом потянулся за второй и тоже отцепил. У меня будет всего один шанс, чтобы сбежать, я не должна упустить его. Я вынула иглу из вены и вставила ему в шею, как я видела в боевиках. Этого не хватило бы чтобы полностью его парализовать, поэтому со всей силы я ударила ему ещё и в лицо, а потом и по шее. Ноги я быстро отцепила взяла телефон и направилась к двери, её не успели заблокировать. Это произошло буквально за 5 секунд, что я сама даже не ожидала. Я смогла, но что дальше?

Это было совсем другое место, я стояла посередине коридора, одна половина была светлой, вторая тёмной. Надо бежать туда, где свет. Я побежала прямо, во мне адреналина было так много, что, было б у меня ружьё, я бы убила всех, кто встал бы у меня на пути. Мне было страшно, но это позволяло мне бежать дальше. Я добежала, и с правой стороны была лестница, а внизу никого не было, но сзади меня послышался голос, я не стала оборачиваться и побежала вниз по лестнице, пока на этаже ниже не послышались звуки. Я спустилась на этаж и побежала по другому коридору, здесь должен быть где – то второй или третий этаж, в зависимости от того, есть ли там парковка. На каждом этаже, получается, две лестницы… Коридоры были достаточно большие, следовательно, хотя бы часть, но она будет не тронута охраной. кроме первых этажей. Я должна добраться быстрее на первый этаж, чтоб меня не заметили. Пробежав ещё немного, я увидела лестницу и начала спускаться. Охрана её ещё не тронула, и я начала спускаться, перепрыгивая через ступеньку.

Посмотрев в окно, я увидела, что я спустилась на первый этаж, но именно на этом этаже охрана будет контролировать все входы и выходы, я должна попасть на парковку. Я посмотрела по сторонам перед выходом, охрана стояла на выходе, и хоть многие двери были заблокированы, охрана патрулировала всё. Я повернула направо, и зашагала спокойным шагом, если охрана меня и заметит, то вряд ли узнает во мне сбежавшую, так как они вряд ли знают всех пациентов в лицо, тем более только что попавших сюда. Пройдя ещё немного, я опять повернула направо и увидела тоннель, ведущий вниз, может быть именно там и парковка? Я пошла, немного ускорив шаг, у меня не было другого выхода кроме как идти туда. С каждым шагом было всё темнее, а окна закончились уже давно. Я шла туда, обдумывая, что может быть там, но вдруг сзади послышался мужской голос, они опять напали на мой след. Я снова побежала, и хоть я боялась того, что возможно там увижу, но у меня не оставалось выбора кроме как бежать в темноту.

Ноги подкашивали, но уже секунд через десять виднелись машины, а само помещение было похоже на подвал, везде было темно, помещение освещали только небольшие лампочки. Я бежала дальше, прячась за машинами, потому что в конце обязательно должна быть дверь, если не две. Пока не увидела две двери по разные стороны, в самом конце парковки. Я побежала направо и приостановилась, спрятавшись за очередной машиной. Я посмотрела назад, охранников становилось всё больше с каждой секундой, и только они отвернулись, я сразу же побежала к двери. Она оказалась открыта, и я сразу же вбежала туда, придерживая дверь, чтоб она громко не хлопнула, однако они это заметили и крикнули всем, чтоб они бежали в мою сторону. Я обернулась и побежала прочь, пока не увидела кассы и кучу людей, выбирающих продукты, это был магазин. Всё было очень необычно, особенно то, что я проделала уже такой большой путь, я не должна проиграть, меня не должны поймать.

Ещё вчера я жила спокойной жизнью, как обычный человек, а сегодня, я уже убегаю хрен знает от кого. Само расположение больницы и рядом магазинчик в подвале было довольно странным. Разве, что это не больница. Может и врач тогда был подставной? Всё это не укладывалось у меня в голове. Я пробежала вдоль прилавков, осматривая всё помещение. Это точно был магазин, но выглядел он довольно странно. Посмотрев на кассы, я заметила, что они уже там, их было трое или четверо, они всё внимательно осматривали. В углу я нашла дверь, и бежать к ней довольно опасно. Путь к двери находится в поле их зрения. Я должна найти ещё что – ни будь. Я пошла вдоль конца, ожидая увидеть на другом конце магазина дверь с выходом на улицу.

– Она у выхода! – Через всё помещение прозвучал твёрдый голос мужчины, меня заметили, но я рядом с выходом, нужно успеть, пока меня не схватят. Я побежала прямо, но там не было двери, я всё внимательно посмотрела, это был мой последний шанс выйти отсюда, и я его провалила. Я уже хотела просто остановиться и забить на всё, но чувство выживания просто охватило мной, и я побежала в другую сторону. Я видела, как охранники меняют своё направление и бегут мне навстречу. Единственный мой выход, это рядом с кассами, откуда все и бежали. Я видела, как люди с презрением смотрят на меня, думая, что я опасный человек. Я словно читала их мысли. А теперь я падаю, смотря в глаза каждому из них, никакого сочувствия, только ужас при виде меня.

Мне кто – то поставил подножку, жалкий детский трюк, на который я до сих пор попадаюсь. А я ведь даже его лицо не увидела, но у меня не было времени запоминать их лица, я встала и только собиралась побежать снова, как меня схватили за руку и нацепили наручники. Сперва на одну руку, но это ещё не конец, я не собиралась сдаваться. Я попыталась отпустить его руку с наручников и убежать, но дальше последовал сильный удар по спине. С тех пор я чувствовала две вещи, это сильную ноющую боль и жалость остальных людей. Такую жалость, как будто я не первая, и у меня не было шансов. Я просто одна из всех остальных, которые также пытались сбежать. А может быть, у меня изначально не было шансов?

Это чувство вины, которое не покидает меня с самого начала моего существования. Многим часто в детстве твердят, что они должны лучше учиться, и в том, что с ними происходит, они не могут винить кого – то другого. Многим говорят, что ты не достоин чего – то, если ты недостаточно старался. Эта мысль с самого рождения укрепляется в сознании ребёнка, после этого он уже не может жить без чувства вины. И также я, я не могу жить без чувства вины, это стало главной составляющей моего разума. Я не могу винить кого – то, что я недостаточно старалась, чтобы сбежать, я сама виновата в этом. И хоть на лицах людей тогда была ухмылка и жалость, меня волновало не чувство вины за содеянное, или за то, что я соврала, меня волновало, что я не смогла сбежать от них. Когда мы уже подходили к лестнице, там стоял доктор с белым пластырем на шее. Наручники очень мешали, и мне их туго затянули, наверное, с размаху так, да и охранник, который меня вёл, совсем не заботился больно ли мне или нет. Вёл меня как опасную преступницу, со всей силы подталкивая, будто я тележка с продуктами. Только на расстоянии двух метров от него, меня остановил, продолжая держать меня за наручники, будто я смогу сбежать от толпы охранников без помощи рук.

– А я тебя предупреждал. – Сказал доктор. -Очень обидно, что ты воспользовалась моим доверием и так поступила.

– Это же никакая не больница, так ведь? – Ответила я. Прошла секунда неловкого молчания, никто не отвечал, просто смотрели на меня. – Расскажите правду, зачем я вам нужна! – После этого последовала небольшая пауза, они пришли в замешательство. Все смотрели на меня и на доктора, он видел это, поэтому не станет говорить то, что обернётся против него самого.

-Ты опасна, мы не знаем вирус, это у тебя в крови, или ты совершенно здорова, просто немного отличаешься, но сбежав из больницы, ты подвергла всех опасности. – Уведите её. – Сказал он грубо. Охранник повёл меня прямо к двери, потом мы прошли парковку и наконец оказались в больнице, меня отвели в палату, и, охранник встал рядом со мной, потом доктор принёс воды и сказал выпить.

– Что это? – Спросила я.

– Снотворное, если не хочешь, могу тебе дать это. – Он показал из кармана халата шприц. – Тоже снотворное, но его надо вкалывать.

– Я лучше выпью. – Он протянул стакан прямо к моему рту и наклонил его. Я выпила всё, и он ушёл, больше ничего не сказав. Через минут тридцать я уснула, и всё это время охранник стоял рядом со мной. Когда я проснулась, оказалась в таком же помещении, как и раньше, со мной рядом сидел тот же самый доктор, и я снова была привязана к кровати. Не удивительно, почему у меня спина болела во сне, даже сон снился, как мне спину режут скальпелем. Думаю, теперь такие сны мне будут чаще сниться.

– Доброе утро. – Сказал врач.

– Ага, доброе. – Ответила с презрением.

– Как себя чувствуешь?

– Херово.

– Что-то болит? – Спросил он с сочувствием.

– Не пытайтесь делать вид, что вам не всё равно. Наступила секунда молчания, и я решила сменить тему, продолжать огрызаться бессмысленно. – Что со мной будет? Результаты анализов уже пришли?

– У тебя заражение крови и лейкоциты повышены, такое бывает, когда человек болеет и организм пытается с этим бороться.

– Но я чувствую себя отлично. – Ответила я.

– Думаю мы зашли в тупик, нам надо понаблюдать за тобой, возможно болезнь скоро проявит себя. Если всё ок, и мы поймём, чем ты болеешь, мы созвонимся с твоими родителями для подписания договора, и мы отправим тебя в санаторий при нашей больнице.

– А может вы просто врёте? Сколько по времени будут проходить исследования?

– Примерно 2-3 месяца.

– Кто решает попаду ли я в санаторий с школой? Родители или я?

– Только родители, ты можешь быть со мной не согласна, но до наступления совершеннолетия, такие вопросы будут решать только твои родители. – Теперь – то я поняла, мне этого не избежать, а срок нахождения они могут и продлить, а если выяснится что – то ещё, они могут просто сказать, что я опасна, и меня отправят вообще в лабораторию для постоянных исследований. Если бы я сбежала, этого ещё можно было избежать, они бы не смогли мне ничего предъявить после побега, но теперь моя жизнь в их руках. Даже если и получится сбежать после заключения договора, они вернут меня обратно, они привлекут сюда и национальную безопасность, чтобы меня найти, а так как мне нет ещё восемнадцати, мне не устроиться ни на какую работу, где я смогу хорошо зарабатывать. А как исполнится восемнадцать, они сделают всё, чтобы я не могла сбежать, они переведут меня в больницу при университете в лучшем случае, в худшем, я не знаю, что может случиться. Даже смерть кажется не таким плохим вариантом.

– Понятно. – Сказала я с опустошенным лицом.

– Потом будет лучше, скоро мы тебя переведём в палату к остальным детям твоего возраста, и ты начнёшь жить, как и обычные дети, ходить в школу, посещать процедуры и заниматься спортом. – Он видел, что я всё поняла, видел, что мне нечего больше сказать и теперь мои слова ни на что не повлияют. И попытался приободрить меня тем, что сможет воссоздать подобие обычной жизни, после этих слов я чувствовала себя ещё более жалкой, я чувствовала себя просто вещью.

– Дело в том, что твоя кровь уникальная, она может помочь нам в научных целях. У тебя первая группа крови с нулевым «резус-фактором», ты могла бы быть универсальным донором, если бы не твоя болезнь. Но суть не в этом, наша задача тебя вылечить, дальше ты сама решаешь, что тебе делать. Если ты захочешь ты сможешь остаться тут дальше, если нет, то после того, как тебя подлечат ты поедешь обратно, домой, и будешь жить так же, как и раньше.

– Вы пытаетесь создать подобие обычной жизни подростка. Так вот, у вас это не получится. Вы держите детей взаперти, вдали от их родных и надеетесь, что они будут жить так же, как и раньше? Навязываете им свои приоритеты, говоря, что они внесут огромный вклад в науку. Вы же поэтому придумали эту грёбаную болезнь? Вы вообще думаете, как это всё звучит?

– Я понимаю, что для тебя важно жить как обычный человек, и ты будешь так жить, правда с такими же детьми, как и ты, с разной и редкой кровью. Ты поживёшь тут немного, и сама захочешь остаться тут, ты нас ещё уговаривать будешь. А после того, как подлечишься у тебя, будут большие шансы стать важной частью нашего исследования, и может быть, если у тебя всё получится, ты сможешь, как и все получить гонорар за вклад в науку и общее дело. Но ты только представь, как люди будут жить после этого открытия, наши исследования наконец приобретут конечную точку. Мы сможем создать кровь, которая будет подходить абсолютно каждому человеку, благодаря «нулевому – резусу», а благодаря белку, который мы пытаемся активировать вы сможете регенерировать не только ткани, но и конечности.

– Чёрт возьми, вы хотите создать армию неуязвимых людей. Я права? Вы вообще думали, что вас за эксперименты над людьми могут посадить?

– Да, ты отчасти права, но не настолько, насколько ты думаешь, нам понадобится всего около сотни. И мы не такие плохие, как ты о нас думаешь. Когда ты поживёшь в санатории, ты поймёшь, что всё не так плохо, а мы хотим, чтобы вы стали кем – то значимыми. Каждый бы хотел, чтобы его имя внесли на страницы Википедии, сделавшего большой вклад в науку.

Он явно гордился тем, что сказал и собирается сделать, но для чего ему это? Такие люди будут необходимы только во время войны. А может и не только для войны…

– Но для достижения какой цели они вам нужны? – Мне стало интересно, с чем мне придётся столкнуться.

– Тебе пока этого знать не нужно. Проводите её обратно и закрепите всё получше. – Сказал он, закончив беседу со мной.

Дальше меня быстро проводили в мою палату. Они знали, что я так поступлю, это была проверка на то, совру ли я или нет. Или может это была проверка на мою смелость, смогу ли я причинить кому-либо вред, защищая себя или нет. И я эту проверку провалила, как всегда. Если бы я знала, я бы действовала более аккуратно. Меня проводили в ту же палату дали выпить таблетку снотворного, я быстро заснула. Когда я проснулась, я чувствовала ужасную усталость, к счастью, мне не стёрли память, хотя этого можно было ожидать, судя по тому, что он мне рассказал то, что не стоило рассказывать, хотя всем на мои слова будет всё равно, они же делают благое дело. Я помнила себя в детстве, своих родителей, одноклассников, однако я чувствовала странное ощущение, будто у меня украли что – то ценное для меня.

Глава 3

Внутри была пустота. Не та, которая обычно после слёз или при желании умереть. Это то чувство, когда ты умом понимаешь, что всё вроде так как и должно быть, но душой понимаешь, что что – то не так. И ты не можешь понять, что не так. Будто все твои воспоминания просто выкинули, и ты совершенно не знаешь себя, чего ты хочешь, что ты любишь. Это чувство очень похожее на то, когда твои чувства никому не нужны и все пытаются их заглушить. Когда ты уже не знаешь, кто ты и не можешь различить, что тебе навязали, а что ты, правда, хочешь. Эта пустота, это незнание так угнетает. С этим невозможно смириться, ты просто начинаешь плакать, не зная почему. Ты начинаешь плакать, ощущая пустоту, ощущая, что у тебя забрали, что – то жизненно необходимое для тебя, не зная, что это. Мне трудно объяснить словами, это нужно прочувствовать самой. Я плакала, как плачет мама, потеряв своего ребёнка. Я плакала, взявшись за грудь, будто собиралась вырвать сердце. Это был даже не обычный плач, это было похоже на мольбу о помощи. На мольбу вернуть частичку себя, то, что отняли у меня, когда мне это так нужно.

– Алекс! Алекс, всё хорошо? Алекс, почему ты плачешь? – Я оглянулась. На меня смотрели две девочки, я их впервые видела, но похоже меня они знают. Я находилась в небольшой комнате с двумя двухъярусными кроватями, хорошо заправленных, именно так, как я не любила. Мне было всё равно, что на меня смотрят, это была невыносимая боль, которую словами не остановить. И даже если бы меня ударили, я не смогла бы остановиться и перестать плакать. Мне так же было всё равно где я нахожусь, ведь у меня уже забрали самое ценное, что только могли. И тот, кто это сделал, постарался на славу. Единственное, на что мне не было всё равно, так это на то, что просто так им с рук это не сойдёт.

Так я плакала минут двадцать, пока не почувствовала облегчение. Девочки же просто смотрели на меня, некоторые вышли. Может они чувствовали себя также, когда только пришли сюда, потому и не стали меня утешать, зная, что это никак не поможет. Они просто смотрели на меня, сидя на своих кроватях. Они хотели, чтобы я сама с этим справилась, так, как справлялись они. Я опять легла на кровать и, свернувшись в клубок, просто лежала, пытаясь понять, что именно тут не так. Ничего не выходило. Прозвенел звонок, и все девочки выбежали куда – то, я медленно встала и пошла за ними, по коридору. По бокам так же находились маленькие комнатки, как в общежитии, из которых продолжали выходить дети. Я просто шла по коридору, как и все остальные. И вот когда я уже вышла, все побежали налево, но я пошла прямо, спускаясь по лестнице. Я была одна, никто туда больше не шёл. Я шла медленно, смотря вниз лестницы. Это была обычная, но довольно крутая лестница, с металлическими перилами.

– Ты как раз вовремя, тебя кое – где ждут. Идём! – На меня смотрел молодой парень с чёрными волосами и короткой стрижкой. Я была погружена в свои мысли, что не заметила его шаги. – Пошли скорее! – Он выглядел довольно взволнованным, а я просто стояла и смотрела на него. Ещё несколько секунд постояв, я пошла дальше по лестнице, таким же шагом, но он пошёл, не дожидаясь меня, и мне пришлось ускориться. Он свернул направо, и я пошла быстрее, пытаясь догнать его. Со спины он выглядел довольно хилым: не спортивного телосложения, а больше худощавого, широкие плечи и не высокого роста, около 177 см. – Поторопись! – Он быстро оглянулся и посмотрел на меня.

– А кто меня ждёт? – Я подбежала к нему, поравнявшись с ним.

– Сейчас всё сама узнаешь. – Он смотрел прямо, продолжая идти быстрым шагом. Больше я не стала его ни о чём спрашивать и вскоре мы дошли до кабинета. Он постучался и открыл дверь, пропустив меня первую, а потом тоже зашёл.

– Присаживайся! – Сказал мне доктор, сидевший передо мной на стуле за столом. Я села, оглядывая кабинет врача. Ничего необычного: стопка журналов и книг на столе, стакан с ручками, ну и бумаги, на которых изображена моя фотография. – Меня зовут Александр Михайлович, и я заместитель руководителя, когда твоего лечащего врача на рабочем месте не будет все вопросы с тобой буду решать я. – Это был человек лет пятидесяти, довольно полный для своих лет. На нем была надета белая рубашка, синий галстук в диагональную линейку и темно – синий пиджак… Это был человек с седыми волосами, старческими морщинками на лбу и щетиной. – Ты попала сюда ещё вчера и была так шокирована, что потеряла сознание. Возможно, ты не помнишь, как сюда попала, и немного взволнована, это вполне нормально, через некоторое время, ты привыкнешь. Так как на твоём телефоне был пароль, нам пришлось взломать его, чтобы как – то связаться с твоими родителями. И сегодня они уже придут. Его слова прервала открывающаяся дверь. В кабинет вошла женщина с тёмными волосами, я встала, ожидая её увидеть, и она обняла меня.

– Ты как? Всё хорошо? – Она взяла меня за плечи и ещё раз взглянула. Я так рада была её видеть, хоть какой – то родной человек, в неизвестном мне месте. Хоть и ненадолго, но это дало мне почувствовать себя увереннее и защищеннее. Возможно, она не самая лучшая мать, не умеет поддерживать и ведёт себя так, будто ей плевать, но это не так. Просто она понимает, что с некоторыми проблемами, мы должны справляться сами, что мы должны привыкнуть к одиночеству и что нас не будут поддерживать, когда нам это нужно, но именно эти ситуации позволят нам привить полезные качества для взрослой жизни. И хоть рядом она только сейчас, а всё остальное время мне придётся справляться самой, но этого мне хватит.

– Да, мам, не верь им, прошу, они сделают всё чтобы я тут осталась, если ты подпишешь договор, то ты навсегда меня потеряешь, они сделают всё чтобы я потом не вернулась домой.

– Детка, что ты говоришь, доктор мне уже всё объяснил, и знаешь, крайне глупо было убегать от людей которые хотят тебе помочь.

– Ты не понимаешь, мам. Они не хотят меня вылечить, я совершенно здорова, они меня просто используют. Я взяла её за руку, и уже слёзно умоляла. мои глаза и без того были красные, как у наркомана, так ещё и сейчас я выглядела как брошенный и униженный ребёнок.

– Хватит, это ты не понимаешь, и как тебе только не стыдно говорить такое при докторе, который собирается тебя вылечить, тем более совершенно бесплатно. Не хочу больше слушать эту чепуху. -Я знала, что мама ему поверит, что так всё и будет, но всё равно, её слова звучали так обидно, и хоть шанс, что мама поверит прежде всего мне, был очень мал, я верила в эти жалкие пять процентов. Я верила, что я для матери важнее, чем это открытие.

– Хорошо, всё ясно мам, и ты ему поверила.

– Да, с тобой всегда были проблемы, особенно в детстве, хотя б пользу миру принесёшь. – Сказала она грубо.

Но вот этого я совсем не ожидала услышать, по её взгляду и словам было понятно, что теперь у меня нет мамы, 23 июня я потеряла не только маму, но и стала объектом для исследований. Я вышла за дверь, облокотилась на неё спиной и начала плакать, возможно она это слышала, поэтому специально громко говорила оставшееся время.

– Хорошо, тогда нужно подписать документы? – Теперь в её словах была уверенность.

– Да, я как раз всё подготовил, ознакомьтесь, пожалуйста! – На его лице показалась лёгкая улыбка.

«Информированное добровольное согласие пациента на медицинское вмешательство».

«Добровольное согласие на проведение исследований над…»

С этого момента начинается мой первый день в этом санатории.

Через минут пять я успокоилась и послышались наконец звуки, я постаралась максимально успокоиться чтоб услышать как можно больше.

-Да, конечно. До свидания. – Услышав это и звук перекладывающихся бумаг, я отошла от двери.

– Всего доброго. До свидания. – Сказал доктор и встал со стула, послышались его шаги, «неужели он её ещё и провожать до двери будет» – подумала я. Да, именно так, мама вышла из кабинета и увидела меня.

– Когда будет что сказать, позвони по этому номеру. – Она дала мне бумажку с номером телефона и просто ушла. Холодно и гордо, будто и вовсе не моя мать. Она всегда была такой, когда – то она выгнала меня из дома после ссоры, я ночевала на вокзале. Позвонила мне только моя сестра и сказала, что я могу прийти завтра за некоторыми вещами, она мне их вынесет, но ночевать мне придётся в другом месте. Я никогда не забуду тот момент, когда не было ни на что денег, умываться приходилось в туалетах, а кушать в столовой подбирая за кем – то оставшийся хлеб. Номер телефона был написан с двух сторон разный, что меня смутило, но звонить ей я собиралась только в экстренном случае.