Четвёртый брак чёрной вдовы

Несколько секунд Катарина обдумывала услышанное. О доне Драконе говорили, что он королевский бастард, а его мать была донной знатного рода, и вдруг такое… Не наговаривает ли он на себя?

Хоэль правильно понял ее подозрительный взгляд:

– Я вам правду говорю. Да, мне повезло не подохнуть на войне, и даже спасти короля и получить его покровительство, но дела это не меняет – сейчас я простой кабальеро,[1] а в прошлом – так и вовсе нищеброд.

– Но Чечилия Мальчеде… – прошептала Катарина.

Лицо Хоэля потемнело, он коротко вздохнул, а потом взглянул на Катарину открыто и прямо:

– Король настоял на этом браке. Ее отец был не слишком доволен, да и она не особо.

– Вы и правда убили ее? За что?..

– Вот совсем не об этом я хотел поговорить с вами, донья. Но если уж заговорили – то я виновен в смерти своей жены, и повесить меня должны были справедливо. Но вы вмешались, и до сих пор не пойму – зачем. Вы такая красивая, нежная, образованная… – он помотал рукой в воздухе, помогая себе жестами, чтобы описать прелести женщины, – пусть даже я вам так понравился, это все равно глупо.

Он ждал ответа, но Катарина молчала. Ей казалось, голова ее сейчас лопнет от мыслей. Ее сияющий, как солнце, рыцарь, герой ее девичьих грез – безотцовщина, неграмотный, сын батрачки… Чтобы скрыть волнение, она взяла корзиночку для рукоделия и достала пяльцы с незаконченной вышивкой. Несколько стежков, и благородная донна вполне пришла в себя, чтобы продолжать разговор.

– Вы мне ничуть не понравились, – сказала она чинно. – Не льстите себе. Но действительно, нам надо объясниться. Просто однажды вы спасли человека, который мне очень дорог, – она делала стежок за стежком, боясь смотреть на мужчину, сидевшего напротив. У него такие глаза, что невольно содрогаешься, когда смотришь в них, поэтому лучше смотреть на розу, вышитую алым и розовым шелком, это позволяет сохранять хладнокровие. – Я была удивлена, увидев вас в нашем городе. Мне казалось, вы обосновались в провинции графа Мальчеде, в Сан-Хосино…

– Просто тамошний судья не пожелал приводить королевский приговор в исполнение, – объяснил дон Хоэль, – сказался больным. А ваш судья даже сам предложил услуги. Они с моим бывшим тестем приятели, как оказалось. Но я перебил вас, продолжайте.

– Благодарю, что разрешили продолжить, – поджала губы Катарина. – Только мой рассказ уже окончен. Я поклялась, что никогда не забуду вашего подвига, и однажды верну вам долг. Вот и все.

– Вы поклялись мне? – спросил Хоэль, хмурясь.

– Нет, добрый дон, не вам, – Катарина скупо улыбнулась. – Я поклялась себе, если угодно.

– Поклялись себе… но тогда… Зачем было сдерживать клятву, о которой никто не знал?

– Я знала, – она вскинула глаза, но сразу же потупилась. – Дель Астра всегда держат слово, даже если клятва идет им во вред.

– Как раз такой случай, – ввернул он.

Катарина не ответила и продолжала, глядя на пяльцы:

– Выздоравливайте – и я не держу вас. Если пожелаете, снабжу вас лошадью и деньгами. Доктора говорят, что вы поправитесь через месяц… У вас и правда могучее здоровье, как у настоящего дракона.

Он вдруг встал так стремительно, что Катарина испуганно ахнула.

– Вы меня отпускаете? – спросил Хоэль хмуро. – Но как же наш брак? Все было по-настоящему, донья, если вы заметили. Как вы собираетесь его расторгнуть?

Катарина пожала плечами:

– Если для вас это так важно, обратитесь к королю с прошением, если он благоволит вам, то не откажет…

– Боюсь, я потерял милость его величества, – ответил Хоэль сквозь зубы. – К тому же, как только я разведусь с вами, вы будете навсегда опозорены.

– О, не беспокойтесь обо мне.

– Но после развода вы вряд ли сможете выйти замуж, – настаивал он.

Катарине стало смешно из-за его горячности.

– Добрый дон, – сказала она спокойно. – В любом случае я больше никогда не выйду замуж.

– Почему? – потребовал он ответа.

– Потому что став вашей женой, я заключила четвертый брак. А как известно, церковь разрешает лишь четыре брака, остальные союзы – от дьявола.

– Вы трижды вдова? – прищурился он, разглядывая ее пристально. – Слуги не врали?

– Трижды, – кивнула она.

– Почему?

– Потому что так решили небеса, – Катарина посмотрела на него удивленно. – Почему люди умирают, добрый дон? Потому что так суждено. Мой первый муж утонул, второй упал с обрыва, третий умер от холеры – нелепые, страшные случайности на первый взгляд, но на самом деле – воля небес.

– Как вы спокойно об этом говорите, – сказал он. – Их смерти для вас ничего не значат? Вы не любили своих мужей?

– Это слишком личный вопрос, – ответила Катарина уклончиво. – И дамам такие вопросы не задают, – она помолчала и добавила со значением: – Не задают воспитанные мужчины.

– Но я-то не воспитанный мужчина, – заявил Хоэль в своей грубоватой манере. – Я ваш муж, если помните.

– О, это трудно забыть, – призналась Катарина. – И пользуясь случаем я хотела бы попросить не разговаривать в таком тоне, что вы сегодня позволили, с моими близкими.

– Вы про чернявую пигалицу? – он принялся методично обрывать лепестки у роз, стоявших в вазе. – Да она просто напрашивалась, чтобы ее приструнили. Она же вроде как ваша компаньонка? Мне говорила служанка, та, остроглазая…

– Агапита, – напомнила Катарина. – Но вы ошибаетесь. Лусия – моя подруга, мы выросли вместе. Мой отец взял ее под опеку после того, как ее родители умерли.

– Так она еще и всем вам обязана? – догадался Хоэль. – Тогда ей и в самом деле надо вести себя поскромнее, а вам надо время от времени ставить ее на место, а то совсем распояшется.

– Дон Хоэль! – воскликнула Катарина звенящим голосом.

Но он не заметил ее негодования или предпочел не заметить:

– Кстати, раз уж мы женаты, не надо обращаться ко мне так благовоспитанно – дон. Всякий раз, когда вы это говорите, мне хочется расшаркаться перед вами, а я этого страх как не люблю. Я уже сказал вам, что все эти словесные вензеля на меня тоску нагоняют. Зовите меня по имени – Хоэль, а я буду звать вас Катарина. Нет, это слишком длинно, а Кэт мне не нравится. Но ладно… сойдет и Кэт. Вот хоть бы и Кэтти – Кошечка.

Катарина выразительно посмотрела на него, давая понять, что подобная фамильярность ей совсем не по душе, но муж попросту не заметил ее взгляда или сделал вид, что не заметил.

– Вам незачем оставаться в моем доме дольше обычного, – сказала она. – Моя миссия выполнена, я сдержала слово – и счастлива. Надеюсь, вы тоже обретете счастье.

– Что-то не слишком вы похожи на счастливицу, – заявил он.

– Внешность обманчива.

– В ваш обман тоже что-то не верится. Я знаю, что коннетабль дель Астра умер десять лет назад. Вы были совсем молоденькая, наверное, когда остались без папаши?

– Когда отец умер, – спокойно поправила его Катарина, – мне было пятнадцать лет.

– И кто устроил ваш брак? Мать? – продолжал допрашивать он. – Вам только в куклы было играть в этом возрасте.

– Я вышла замуж в восемнадцать, – Катарина старалась держать себя в руках, но с каждой репликой мужа это было все труднее, – и моя мать умерла за три года до отца.

– Так вы сирота? – он сочувственно помычал, чем окончательно взбесил Катарину. – Постойте-ка, дель Астра умер десять лет назад, вам пятнадцать, потом вы в восемнадцать выходите замуж… Первый раз?

– Первый, – ответила она сквозь зубы.

– Теперь вам сколько?.. Двадцать пять?..

– Да.

– И вы трижды вдова? За семь лет? Получается, вы даже траур не соблюдали? Снова выскакивали замуж? Экая вы быстрая.

– Что вы себе позволяете! – Катарина бросила вышивку и вскочила.

Но на Хоэля ее гнев не произвел никакого впечатления.

– Как вы сразу загорелись, – сказал он, усмехаясь, – правду говорят, что рыжие – все бестии. Вы даже краснеете уморительно – пых! – и уже вся вишенка до ушей! Мне нравится, когда женщины краснеют, это… – он подумал, хмыкнул и закончил: – это мило.

– Вы… вы отвратительны, когда так говорите, – возмутилась Катарина. – Я требую большего уважения.

– Простите, – сказал он без тени раскаяния, – я не хотел вас оскорбить. А кто устраивал ваши браки так скоропостижно? Король?

– Скоропалительно, – поправила она его и уселась в кресло, забыв расправить юбку, как положено благородной донне.

– Что? – переспросил он.

– Не важно, – Катарина засмеялась, но смех получился странным – нервным, отрывистым, и она сразу замолчала.

– Так кто? – продолжал настаивать Хоэль.

– Мои родные.

– У вас есть родные? Кто – тетя, дядя?..

– Мачеха, сводный брат и сводная сестра, – сказала она. – Отец женился на донне Флоренсии дель Кардона за год до смерти, и у нее уже были дети…

– Где же они? – Хоэль оглянулся, как будто родственники жены могли бодренько вылезти из-под скатерти.

– Сейчас они в столице, – пояснила Катарина. – Там праздник по случаю помолвки принца.

– Они в столице на празднике, а вы здесь?

– Я в трауре, смею вам напомнить.

– Ах, да, – он изволил заметить ее черное платье. – Она добра к вам? Ваша мачеха?

– Конечно! Донна Флоренсия очень переживала после моего первого вдовства и хлопотала, чтобы срок траура сократили и мне позволили выйти замуж во второй раз, – она помолчала и добавила, – а потом и в третий.

– Какая заботливая мачеха, – заметил Хоэль не особенно любезно. – Значит, эта добрая донья за семь лет заставила вас сменить трех мужей, позаботившись обойти приличия, а вот на праздник вас не взяла. Тоже ради приличия?

– Прошу прощения! – запротестовала Катарина.

– Не вопите, – он поморщился. – И как вы думаете она посмотрит, что вы самовольно устроили свой очередной брак? с убийцей? Вы, наверное, недопонимаете, Кошечка, что король вас за это не похвалит.

Он ждал ответа, и Катарина, которую так и распирала злость после «Кошечки» вдруг перестала злиться, почувствовав, что для него это почему-то очень важно. Почему? Он опасается немилости? Но он и так в немилости, раз приказ о казни был подписан его величеством. Хуже уже точно не будет. Или… он опасается за нее?.. Она смотрела ему в глаза – серые, стальные, ни у кого больше нет таких глаз. И сразу были забыты обиды из-за его неосторожных слов. Как можно на него обижаться – он такой, какой есть. Не притворяется, не пытается выглядеть лучше. Люди ее круга никогда не показывают своего истинного лица, не говорят напрямую, стараются скрыть собственные мечты и желания, потому что правда это… грубо? О! Кому нужна правда! Некрасивая, разрушающая иллюзии, обыденная…

Но Хоэль ждал ответа.

– Я поступила так, посчитала нужным, – сказала Катарина. – И никто, даже король, не заставит меня пожалеть об этом.

Он опустил ресницы, и на его губах промелькнула тень улыбки.

– А вы кремень, донья, – сказал он вдруг почти весело, с хрустом разминая плечи. – Хоть по виду нежнее бабочки. Что ж, я не задержусь долго, можете не волноваться. Немного подзалатаю дыры – и уеду и из этого города, и из этой страны.

– Куда вы отправитесь? – спросила Катарина, чувствуя, как сердце заледенело в груди. Странно, она ведь ничуть не расстроится, если этот невоспитанный человек исчезнет из ее жизни? Тогда из-за чего…

– Поеду в Португалию. Может, во Францию. Мир большой, – сказал Хоэль небрежно. – Не все ли равно куда идти? Везде будет одно и то же.

Он уже вышел из комнаты, но на пороге оглянулся:

– Кстати, вы говорили я кого-то там спас. Где это было?

Катарина ответила прежде, чем подумала, что кое о чем надо и умолчать:

– Возле Сарагосы.

Он потер подбородок, а потом мотнул головой:

– Что-то я не помню особых своих геройств под Сарагосой.

– Это к лучшему, дон.

– Вы уверены, донья?

– Абсолютно, – сказала Катарина и вежливо улыбнулась.

– А, ну тогда хорошо, – кивнул он и ушел.

[1] Кабальеро – дворянин-воин, получивший дворянство за военные заслуги.

Глава 3. Красные чулки и любовные мадригалы

Он ничего не помнит.

Когда дон Хоэль удалился, Катарина готова была расплакаться и даже не могла назвать причину своей грусти. Что ее больше опечалило? То, что герой грез ее юности оказался вовсе не благородным рыцарем, как она себе нафантазировала? Или то, что он и думать забыл о той, которую поцеловал во время боя?

Ах! Катарина досадливо всплеснула руками. Почему она решила, что этот мужчина отличается от остальных? Разве мужчины помнят случайные поцелуи? Тем более, в пылу битвы. Вот Анджело – ее третий муж, даже не мог запомнить дня ее рождения. Но сказать по правде, им удалось отпраздновать лишь одни ее именины…

Не помнит – ну и пусть. Катарина решительно поправила прическу, поглядевшись в настенное зеркало. Это к лучшему. Она заплатила долг памяти, и сняла груз с сердца. То есть ей хотелось бы верить, что сняла. Но так ли это?..

– Надо отвлечься и успокоиться, – сказала Катарина своему отражению.

Чтобы никто из служанок, а тем более Лусия, не увязались за ней, она вышла через боковую дверь в соседнюю комнату и перелезла через подоконник – благо, что ее гостиная находилась на первом этаже. Таким образом благочестивая вдова уже не раз сбегала от назойливых слуг.

Теперь она шла по садовой тропинке, выложенной серым кирпичом, и старалась не думать о разговоре с мужем. Лусия, конечно, обидится. Ведь Катарина, фактически, выставила ее вон. Но каким блаженством было избавиться от вечного нытья! Угрызения совести не заставили себя ждать. «Конечно же, я люблю Лусию, – мысленно сказала Катарина себе в утешение. – Но иногда она бывает очень… очень… очень утомительной».

Путь благородной донны лежал в крохотный садовый домик – всего два этажа, четыре окна и даже печи не было в нем, только переносная жаровня. Ключи от домика Катарина всегда носила на поясе, и слугам строго-настрого было запрещено заходить туда без хозяйки. Даже уборка там производилась под бдительным присмотром Катарины. Официально в садовом домике находилась библиотека – шесть полок с книгами, которые члены семейства дель Астра собрали в течение нескольких веков, но не из-за книг Катарина так дорожила этим домом.

Отперев двери и тщательно заперев их за собой, она миновала книжные полки, даже не взглянув на фолианты, и поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь находилось ее маленькое царство, куда никому больше не было ходу – письменный стол, крохотная кушетка, зеркало венецианской работы от потолка до пола, статуэтка богини любви Афродиты на круглом столике, и огромный шкаф из мореного дуба, тоже запиравшийся на ключ.

Опустив кружевные шторы, Катарина зажгла свечку из зеленого воска перед изображением богини, потом раскрыла шкаф и достала сверток из черной атласной ткани, перетянутый лентой. Это она купила только вчера, и еще не успела примерить. Оторвав бирку, на которой было выведено «Модная лавка госпожи Соль», она развернула сверток и достала пару алых чулок – самой тонкой работы, ажурных и легких, как паутинки. Они были ажурными от мыска до самого верха, а не как обычно – до середины икр (ибо какой благородной даме вздумается задирать юбку выше?!), и это было развратно, неприлично и… ужасно красиво!

К чулкам полагался низкий корсет, обтянутый алым атласом, начинавшийся под грудью, и подвязки, украшенные слезками красного граната и золотистыми полупрозрачными жемчужинками.

Катарина не отказала себе в удовольствии примерить эту красоту. С корсетом пришлось повозиться, но она уже привыкла справляться без служанок. Корсет сидел на ней, как влитой, делая тонкую талию еще более тонкой, а изгиб бедер – еще более соблазнительным. Надев чулки, она пристегнула подвязки и покрутилась перед зеркалом, любуясь игрой света на блестящих камешках. Очаровательное, изысканное белье! То, что она только что сняла, тоже было очень красивым – персикового цвета, с подвязками, украшенными янтарными бусинами, но не шло ни в какое сравнение с красным!

Катарина повернулась спиной к зеркалу и изогнулась, чтобы посмотреть на себя сзади. Полагавшиеся к корсету штанишки из алого шелка были такими крохотными, что оборки едва выглядывали из-под края корсета – игриво, соблазнительно, греховно! Катарина засмеялась, но сразу же погрустнела. Отчего-то сегодня даже эта забава не радовала. К чему все эти оборочки и стрелки, если увидеть подобную красоту может только она?

И дон Хоэль не вспомнил…

Подойдя к письменному столу, на котором были разбросаны листы бумаги, исписанные мелким бисерным почерком, ломаные и очиненные до нескольких дюймов перья, Катарина достала из шкатулки, где стояли пузатые баночки чернильниц, крохотную фигурку – серебряного дракона. Несмотря на то, что дракон бережно хранился уже много лет, серебро не потускнело – Катарина исправно чистила его мелом. Фигурка была выкована с отменным мастерством – можно было разглядеть каждую чешуйку на хвосте, каждый рубчик на перепончатых крыльях. Вместо драконьего глаза когда-то красовался маленький сапфир, но камень выпал, когда фигурка была сбита с доспеха чужим мечом.

Покрутив серебряного дракона в руках, Катарина посмотрела в окно, раздумывая – не лучше ли швырнуть фигурку в сад, но, поразмыслив, бросила ее в шкатулку.

– Твой хозяин оказался совсем не таким блестящим, как ты, – сказала она серебряному дракону и захлопнула крышку.

Ну и пусть. Все к лучшему.

Донна Флоренсия обещала пробыть в столице месяц, к этому времени Хоэль поправится и уедет. Конечно, и донна Флоренсия, и Фабиан будут недовольны… Тут Лусия была совершенно права, но сейчас Катарине не хотелось думать о родственниках. Все это потом. А сейчас… пусть жизнь идет так, как ей угодно.

Не надевая платья, в одних красных чулках, она уселась в кресло, поджав ноги, и вяла перо. Как странно, но вдохновение никуда не исчезло, и даже разочарование от встречи с прошлым не пригасило страстного огня, пылающего в сердце.

Отличная строчка!

Катарина обмакнула перо в чернила и написала:

– Огонь в груди,

пылающий так страстно!

Ты делаешь счастливым

И несчастным.

Мы счастливы

В своем слепом незнанье

Но день пришел –

И разочарованье.

Красавица блестящая,

Послушай!

Ты завлекла лицом,

Сокрывши душу!

О, как же глуп я,

Разум презиравший!

Влюбился в облик,

Душу не узнавши!

На этом можно было и закончить, но перо словно само собой вывело последние строки:

– Но пусть уродлива

Душой любовь моя,

Другой на свете

Не желаю я.

Закусив губу, Катарина прочитала написанное, подумала и вымарала последнее четверостишье. Подумала еще – и переписала стихотворение с пятым столбцом. Потом сделала внизу приписку: «Гарсиласо де ла Васо». Ну вот, еще один сонет в копилку знаменитого поэта. Эту забаву Катарина придумала года три назад, когда тяжело переживала смерть второго мужа. Она легко складывала стихи с самой юности, но невозможно было и помыслить признаться в этом. Донна Флоренсия упала бы в обморок, прознай о любовных мадригалах, которые слагаются в Каса-Пелирохо. Так появился Гарсиласо де ла Васо – беспечный поэт, кутила, любитель выпивки и женщин, мечтатель, шутник и пройдоха. Он писал любовные баллады и фривольные сонеты, которые распевали простолюдины на улицах города, и которые шепотом читали друг другу дамы в салоне маркизы Бомоньезе. Иногда Катарина с трудом сдерживала смех, когда та или иная жеманная красавица уверяла, что очередной сонет был посвящен ей, и что поэт настойчиво домогался ее любви, распевая под окном любовные песни.

Разумеется, никакого Гарсиласо не существовало, а мадригалы, написанные в доме герцогини дель Астра, носил в типографию мастера Паскуаля сын кормилицы Катарины. Из типографии стихи вылетали отпечатанные на толстой бумаге и разлетались по Тьерге и ее окрестностям, залетая, порой, даже в столицу.

Отбросив перо, Катарина поднялась из-за стола и начала одеваться. Что ж, пусть мечты о сияющем благородном рыцаре оказались развеяны в прах, у нее осталось немало интересного в жизни. На следующей неделе у госпожи Соль ожидается новый подвоз лучшего шелкового белья во всем королевстве, скоро будет представлена новая пьеса уличного поэта Гарсиласо де ла Васо, и… и все будет прекрасно.

Глава 4. Уважаемый дом и неуважительный дон

Проснувшись утром следующего дня, Хоэль не сразу понял, где находится, увидев кисейные оборки над кроватью и потолок из досок светлого дерева. Совсем не похоже на городскую тюрьму. А, черт! Он же женился.

Дом был небольшой – всего-то три этажа. Два жилых, а третий – мансарда. Хоэля устроили в мансарде, притащив туда кровать и кое-что из мебели. Наверное, будь он настоящим доном – можно было и обидеться, но после тюремных застенков и мансарда казалась раем. Правда, спалось там не очень – то ли постель была слишком мягкая, то ли за последний год, пока велось дознание, Хоэль отвык спать по-человечески. Ночь он проворочался почти без сна, а под утро ему приснилась покойная жена – донельзя чопорная, с презрительно поджатыми губами, она говорила ему ужасно обидные слова – что-то про отсутствие манер, неблагородность… Он проснулся в холодном поту и даже думал помолиться, чтобы призраки не досаждали, но вспомнил про жену нынешнюю и молитвы забылись сами собой.

Катарина дель Астра. Герцогиня. И титул ее отца переходит на мужа. Значит, теперь он герцог? Хоэль хохотнул, хотя в комнате кроме него никого не было. Герцог Хоэль Доминго! Лошади на сиенде, где он чистил конюшни, оборжались бы, узнав об этом.

С проклятьями выбравшись из постели, в которой можно было утонуть, он попытался надеть штаны, но тут же бросил это занятие – со сломанными пальцами было попросту невозможно натянуть штаны на задницу, не то что застегнуть поясной ремень. Служанок поблизости видно не было, и Хоэль решил прогуляться до отхожего места. Что ж, вчера донью Кошечку ничуть не возмутили его подштанники, надо думать, и сегодня она ничего не скажет против.

Спустившись на второй этаж, Хоэль хотел уже нырнуть в нужную комнату, но тут его перехватила служанка, которую приставили к нему вчера. Он напрочь не помнил ее имени, и она это поняла, потому что поспешила представиться:

– Пекита, дон. Вы зря встали, я как раз несла вам ночную вазу, – она тут же продемонстрировала ему фарфоровый горшок внушительных размеров, больше похожий на супницу – с двумя изогнутыми ручками и нарисованными розовыми ангелочками, рассыпающими цветы.

– Да ты спятила! Убери, – сказал Хоэль, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться. Ночная ваза! Осталось только попку подтереть и носик припудрить.

Но его грубость не обескуражила служанку – она лишь понимающе улыбнулась и предложила:

– Позвольте тогда помочь вам, – и она взглядом указала на место пониже живота.

Хоэль невольно оглянулся – не слышит ли кто, и уточнил:

– Поможешь?

– Конечно, дон, – пропела она в ответ.

От подобной прямолинейности Хоэль даже смутился. Не то, что он возражал бы сейчас против женских активных действий, но устроить подобное со служанкой в доме женщины, которая спасла его… да еще и пожелала взять в мужья…

– Не волнуйтесь, – поняла служанка его смущение по-своему, – донна Катарина сама приказала, чтобы я помогала вам.

– Моя жена? – переспросил Хэль на всякий случай, разглядывая малышку Пекиту уже другими глазами. Миленькая, пухленькая, все при ней, да еще и сговорчивая притом…

– Ваша жена, – подтвердила служанка, жестом предлагая Хоэлю пройти в уборную.

– Чудненько, – пробормотал он. Ладно, хоть в этом донья герцогиня проявила понимание. Год без женщины – испытание не из хилых. – Тогда приступай, – приказал он, заходя внутрь уборной.

Впрочем, назвать эту комнату уборной было бы неправильно. Больше это походило на зал для приема гостей, если не считать ванны и королевского стульчика, сейчас аккуратно прикрытого крышкой. На окнах висели портьеры, затканные серебром, к которым были приколоты живые цветы, паркетный пол так и сверкал, у стены стоял диван с ворохом подушек, а над ним красовалась картина – гологрудая сирена наполовину приподнималась из воды, томно поглядывая на посетителей. По мнению Хоэля, это была самая подходящая комната, чтобы заняться извечной игрой между мужчиной и женщиной, и едва дверь закрылась, а Пекита потянула вязки на его поясе, он обнял ее за шею, целуя в румяную щеку, и потащил к дивану, чтобы устроиться с удобствами.

Служанка завизжала так, что уши заложило. Хоэль отшатнулся, пытаясь придержать сваливающиеся подштанники и понять, что произошло. Может, служанка увидела мышь?..

Выяснить это он не успел, потому что дверь уборной распахнулась и на пороге появилась Катарина – в темно-синем халате, с неприбранными еще волосами, а из-за ее спины выглядывала Лусия.