Четвёртый брак чёрной вдовы

– Они пришли посмотреть на вас, глупая вы голова, – сказала Катарина страдальчески, взмахнула конвертом и пошла к дому.

Хоэль поспешил за ней, не отставая ни на шаг.

– Вы вроде как рассердились, донья? – спросил он. – Потому что я вылез, что ли?

– Именно, – они зашли в дом, Катарина закрыла двери и повернулась к мужу, глубоко вздохнув, чтобы не наговорить в горячке лишнего. – Давайте договоримся, что вы не станете выходить навстречу моим гостям. Разрешите мне самой распоряжаться своей жизнью. Я ценю ваше желание помочь, но прошу – не вмешивайтесь. Я взрослая женщина и могу сама…

– Взрослая женщина, которая отчитывается перед мачехой за десяток монет? – невинно спросил Хоэль.

Катарина застыла, комкая конверт и не замечая этого.

– И живете в доме матери, а не в замке отца?

– Это мой выбор! – возмутилась Катарина. – Мне приятнее находиться там, где жила моя мама…

– А не там, где поселилась ваша мачеха со своим выводком, – закончил Хоэль.

– Вам не следует… – еле выговорила Катарина. На нее разом нахлынуло столько чувств, что в груди стало тесно. Как он смеет говорить такое? Он, которого она пожалела, спасла… И вот такое о ней и ее семье?..

– А вы приумолкли, – Хоэль внимательно наблюдал за ней. – Значит, не так уж я не прав.

Катарина молчала, собираясь с мыслями. Сейчас она скажет ему, ответит…

– Вы ведь хотите поехать на этот маскарад? – спросил вдруг он, и Катарина захлопала глазами.

– А… я…

– Вам ведь не слишком много веселья перепадало за последние годы? – продолжал Хоэль. – В столице праздник, а вы сидите в этом тараканьем городишке. И маскарад бы вам ручкой помахал из-за траура. Но теперь-то вы замужем. И никакого траура, – последние слова он почти пропел, наклоняясь к ее уху. – Там что если вам хочется повеселиться – идите и веселитесь. Никто вас за это не осудит.

Катарина скептически посмотрела на него.

– А если какие-нибудь сплетники и начнут трепать языками, – продолжал он невозмутимо, – просто наплюйте на них. Или мне скажите. Я умею укорачивать слишком длинные языки.

– Всему городу вы языки не укоротите, – сказала Катарина, проходя в гостиную. – Вы вели себя невежливо, Хоэль, очень невежливо. Я прошу, не надо выходить к моим гостям.

– Если честно, меня бесят ваши гости, – заявил он, следуя за ней, как на веревочке. – Тому франту, что забрал ваш веер, я бы заехал по носу пару раз.

Теперь она посмотрела на него с ужасом:

– Вы не сделаете ничего подобного!

– А что, есть повод? – спросил он, ничуть не смутившись.

– Вы ужасны, – сказала она, бросая конверт на стол. – Но надеюсь, мы договорились.

Он промычал что-то, что можно было одинаково принять и за согласие, и за отказ. На том разговор и закончился.

Несколько последующих дней в Каса-Пелирохо прошли спокойно. Катарина встречала мужа только за столом, где он молчал, как рыба, с завидным аппетитом поглощая жаркое и наваристые супы, заказанные в траттории, и уже на третий день обошелся без помощи жены, самостоятельно удержав ложку.

Для него Катарина заказала еще и кофе – тайком, через Лусию. Ее верная подруга почему-то стала необычайно молчалива, и в присутствии Хоэля старалась побыстрее удрать. Конечно, Хоэль – не самая приятная компания, но убегать, по мнению Катарины, причин не было. Иногда она видела, как Хоэль слоняется по саду или болтает со слугами. О чем можно говорить со слугами? Но все это были сторонние, совершенно не нужные мысли, потому что сейчас ее заботило другое. Приближалась премьера очередной пьесы Гарсиласо де ла Васо, и пропустить это зрелище было просто невозможно. Катарина старалась посещать все премьеры своих пьес, и делала это не столько для того, чтобы потешить тщеславие, сколько чтобы послушать зрителей. Что им нравится, а что – нет. Какие герои находят отклик в душах, а какие оставляют равнодушными. Что заставляет людей смеяться, а что – плакать. Иногда она прямо там же, перед уличной сценой, придумывала новую историю – еще искрометнее, еще веселее и забавнее.

В субботу, после утренней мессы, на площади были установлены театральные подмостки – Катарина видела сквозь щелочку между занавесей кареты, и даже сердце задрожало от предвкушения.

Сказавшись нездоровой, она избавилась от Лусии и отпустила слуг, уверив, что они с Хоэлем обойдутся холодным ужином. Слуги были только рады, а Лусия долго и нудно предлагала вызвать врача, пока Катарина не отправила ее с письмом к настоятельнице монастыря, попросив прислать свежего меда и новые четки.

– Не хочу оставлять тебя с этим, – сказала Лусия страдальчески, уже стоя на пороге в дорожном плаще. – Ты уверена, что справишься без меня?

– Все будет замечательно, – заверила ее Катарина, изнывая от нетерпения, – только не езжай в ночь – оставайся переночевать в монастыре. Мать Кассильда будет рада, а я буду спокойна.

– Я вернусь утром, – заверила ее Лусия, поцеловала на прощание и отбыла, забрав карету и кучера.

Но карета была не нужна. После ужина Катарина пожелала Хоэлю спокойной ночи и мышкой пробежала в садовый домик, чтобы переодеться. Укороченная коричневая юбка, яркий полосатый черно-красный передник, желтая кофта и черный корсаж, черная косынка, полностью скрывавшая волосы – и вместо благородной донны на Катарину из зеркала смотрела бойкая простолюдинка. Надев полумаску и набросив на плечи цветастую шаль, Катарина дождалась сумерек и выскользнула из домика, заперев двери. Осталось выйти через заднюю калитку и…

– И куда это вы собрались? – раздался голос Хоэля над самым ее ухом. – Маскарад, вроде, не сегодня.

Катарина метнулась бежать, но муж преградил ей дорогу, заглядывая в лицо.

– Вы основательно подготовились, донья. И кто вас ждет? Любовник?

Глава 10. Представление начинается

– Да как вы смеете!.. – Катарина почувствовала, что краснеет.

– Вообще-то, я ваш муж, если не забыли, – сказал Хоэль каким-то новым тоном – без дурашливости, необыкновенно серьезно и… грустно.

Катарина едва осмелилась поднять на него глаза. Муж стоял, привалившись плечом к двери садового домика, зажав в зубах травинку, и лицо у него было каменное. Он и правда думает, что она отправляется на свидание? Но ей-то какое дело? Пусть думает, что хочет, и…

– Нет, – сказала она решительно, – я всего лишь хотела посмотреть уличное представление. Сегодня на площади показывают «Трактирщицу» Гарсиласо де ла Васо. Это известный поэт в Арагоне.

– Благородные доньи смотрят уличные спектакли? – спросил Хоэль, внезапно заинтересовавшись.

– Бывает и такое, – ответила Катарина с нервным смешком. – Так что можете быть спокойны, добрый дон, вашей и моей чести ничего не угрожает.

– Но дело-то позднее, – сказал он и выплюнул изгрызенный стебель душистого горошка, – вам не следует бегать по городу одной. Я пойду с вами.

– Пойдете со мной? – изумилась Катарина. – Это как понимать?

– Я тоже люблю уличные спектакли, – заверил он ее. – Насладимся зрелищем вместе. Вы же не против?

«Хочет меня проверить», – подумала Катарина и даже не поняла – обидела или, наоборот, повеселила ее эта новость.

– Хорошо, – дернула она плечами. – Только вас в Тьерге знает каждая собака. Завтра же по городу разнесут, что герцог и герцогиня дель Астра болтались с простолюдинами, на площади.

– Но вас-то не узнают, – не остался он в долгу. – Если ссудите мне на вечер шапку и камзол, то и я буду почище, чем в маскараде.

Катарина закусила губу, смерив его взглядом с головы до ног, а потом усмехнулась:

– Что ж, пойдемте.

В конце концов, почему бы и нет? Появиться на представлении в сопровождении мужчины, мужа – не так опасно. В прошлый раз к ней пристали подвыпившие торговцы, и пришлось спасаться бегством. Зачем рисковать лишний раз?

Проводив Хоэля в свою спальню, Катарина открыла сундук, где лежала одежда бедняги Анджело, которую надо было давно пожертвовать церкви, но дело это все откладывалось.

– Выбирайте, – указала она, и Хоэль заглянул в сундук, потирая подбородок.

– Вот то, что нужно, – он вытащил простую черную куртку, которую третий муж Катарины надевал, отправляясь на прогулку верхом, и достал черный платок. Спрятав шевелюру под платком, Хоэль сразу стал похож на испанского пирата, только золотой серьги в ухе не хватало. Нахлобучив соломенную шляпу, он совершенно преобразился. – Ну как вам, кошечка? – он оглядел себя в зеркало, очень довольный, и Катарина хихикнула, не сдержавшись.

– Идемте уже, – поторопила она, стараясь не показать, как позабавило ее это переодевание. – Представление скоро начнется, а я люблю смотреть из первых рядов.

Они вышли из дома никем не замеченные, пробежали по кривым улицам Тьерги и вынырнули из крохотного переулка на главную площадь. Совсем недавно здесь собирались повесить дона Хоэля Доминго, прозванного Драконом, а теперь горожанам предстояло другое, не менее захватывающее зрелище.

– Де ла Васо – большой шутник и кутила, – рассказывала Катарина мужу, взяв его за руку, чтобы не потеряться в толчее. – Все мои знакомые донны влюблены в него, хотя некоторые, скорее, палец себе отрежут, чем в этом признаются. Но признаются или нет – а песенки его напевают, и совсем не прочь, чтобы он сам пропел их под окнами.

– Бабник, значит, – проворчал Хоэль.

– О, я бы сказала – дамский угодник, – засмеялась Катарина. – Он парень не промах, если судить по стихам!

– Вы в него тоже влюблены? Как ваши знакомые доньи?

Катерина покраснела, но постаралась сохранить шутливый тон:

– Благородная донна никогда не признается, что влюблена в кого-то, кроме своего мужа.

– Надо же, – пробормотал Хоэль, посмотрев на нее как-то странно.

Этот взгляд смущал, пугал и волновал, и Катарина поспешила сменить тему:

– Пьеса, которую мы будем смотреть, она новая. Поэтому столько народу. Приезжают даже из других городов. Будьте уверены, даже важные господа придут поглазеть.

– Зачем вам прятаться? – спросил Хоэль. – Мы могли бы приехать сюда открыто.

– Нет-нет, этого точно делать не стоит, – возразила Катарина, – дело в том, что, – она поманила Хоэля, заставляя наклониться, и поведала ему на ухо: – Дело в том, что шутки дона де ла Васо иногда очень фривольны, и слушать их благородным дамам не полагается.

– Будь он грубияном, вам бы не понравилось.

– И вольности можно говорить изящно, – ответила Катарина, ловко минуя прохожих и проплывая между людьми, заполнившими площадь, как юркая рыбка между камнями.

До представления еще оставалось около четверти часа, и чтобы скрасить ожидание, Катарина купила себе и мужу по горячей вафле, которые жарили торговцы на переносных жаровнях. Для себя Катарина выбрала с вишневым вареньем, а для Хоэля – вафлю с начинкой из квашеной капусты, тончайших ломтиков сала, грецких орехов и кусочков голубого сыра.

– Мне стыдно вас объедать, – признался Хоэль, – но я все отдам со временем, не беспокойтесь…

– Ешьте уже, – добродушно подтолкнула его локтем Катарина.

Неужели, он думает, что она станет требовать с него несколько медяков за уличную еду? Сегодня праздник, и все должны быть довольны и радостны.

Супруги устроились возле фонтана, уплетали вафли и глазели по сторонам – всюду были нарядные мужчины и женщины, многие в масках и старинных костюмах, торговцы и цыганки шныряли по толпе, предлагая свои товары – одни сласти, лакомства и питье, а другие – услуги иного рода. Катарина искоса посматривала на мужа. Какой он, все же, красивый. Высокий – возвышается над всеми на целую голову. Сейчас его лицо уже не было таким исхудавшим и изможденным, как перед казнью, и Катарина не могла не отметить, благородство черт, горделивую осанку… Ах, если бы ее муж еще рта не раскрывал!

Она подавила вздох и доела вафлю, вытерев пальцы платочком.

И все же – красив. Очень. И женщины смотрят на него беззастенчиво, завлекательно улыбаясь.

Словно в ответ на ее мысли, Хоэля тут же попыталась взять в оборот миловидная, молодая еще цыганка – красивая яркой, южной красотой, смуглая, с алым цветком в массе черных кудрей.

– Хочешь, Нана погадает, красавчик? – спросила она развязно, выпятив бедро и уперев в него кулак. – Нана умеет гадать и берет недорого.

Говоря так, она скользнула по Хоэлю взглядом – сверху вниз, оценивающе, одобряюще, чем сразу взбесила Катарину. Нет, это не ревность, напомнила она себе, но хоть какие-то приличия должны быть даже у дикарей. Она еще крепче сжала руку мужа и повела его прочь, поближе к сцене.

Цыганка расхохоталась, показав белые, как чищеный миндаль, зубы:

– Первый раз вижу, чтобы дракона вели на ленточке, как ягненочка!

И Катарина, и Хоэль обернулись одновременно – резко, с раздражением – куда только делось праздничное настроение. Катарина смотрела на цыганку пристально, с неприязнью – неужели, узнала дона Дракона? Ах, следовало бы и ему надеть маску!