Семь раз отмерь, один раз забей

Версия шагал широко, и взгляд его блуждал где-то поверх голов проходящих. Да, об этом тоже мечтал Имеющийся. Он был слишком погружен в мелочность своих размышлений о сущем, одновременно наблюдая за окружающими, как бы они чего не выкинули. Вот и сейчас всегда готовое отскочить тело Имеющегося отскочило от поднятой проносящейся машиной лужи. Судя по штанам Версии, он этого не мог или не хотел, а может, и не обращал на это внимания, будучи погружен в немелочные мысли о чем-то великом. Версия часто сталкивался с прохожими из-за неправильной планировки своей траектории движения, его надмирность и устремленность раздражали прохожих, осыпавших его матерной руганью.

– Копеечка, – ласково проблеял Имеющийся, подняв замеченную под ногами денежку.

Такие находки приносили и счастье, и восторг, казалось, что найденная таким вот образом копеечка сработает на рубль и вообще послужит хорошим знаком к немедленному обогащению. Если всегда смотреть под ноги, то можно найти много всего ценного, особенно с развитым боковым зрением. В жизни Версии это было исключено, копеечки ведь не левитируют и не зависают на три метра над землей, поэтому тот, кто смотрит «в будущее», поверх голов сограждан, лишен настоящего – ценных находок, которые валяются под ногами.

А еще на Версию поглядывали женщины. Да, Имеющему этого остро не хватало. Его лучшая версия должна была обязательно быть популярной у женского пола. И это случилось. Популярность была настолько зашкаливающей, что Версия не видел толком, кто и как на него смотрит. А вот Имеющийся посмотрел. Оказалось, что в городе было очень мало хорошеньких женщин, вниманием которых стоило бы дорожить, зато водились в избытке кошелки, которые и заглядывались на Версию, облизываясь. Внимание кошелок было липким, безвкусным и тяжким. От него веяло салатом оливье, холодцом, шансоном и чем там еще пахнет под каблуками. Обычно кошелки гуляли со своими мужьями или ухажерами, которые тоже смотрели на Версию, сжимая губы и почесывая кулаки. По этим улицам Версии бы лучше не ходить в ночные часы.

Было похоже, что Версия куда-то шел. У него были цели. М-м-м, цели… А вот у Имеющегося их не было. Никаких. Ну, разве что не забыть постирать носки и поздравить коллегу с юбилеем, но это же не цели, а так, мелкие планы. Целей не хватало. Цели, видимо, мешали бы неспешному течению жизни Имеющегося, ну или не было ничего из известного Имеющемуся, чего обязательно надо было достичь, и обязательно при этой жизни, и обязательно к 31 декабря. От этого ощущалась ущербность и зависть к тем, у кого такие цели были, кто выглядел озабоченным по поводу их достижения и не позволял себе лениться и прохлаждаться. Версия был избавлен от самого ценного навыка Имеющегося – умения валять дурака.

«Ну а что цели? Ну, цели. Идем-то мы по итогу по одной улице, которая оканчивается пустырем с помойкой, и оба попадем туда, что с целью, что без цели. Если Версия быстрее попадет туда, какая в этом польза? Помойкой дольше насладиться разве что», – думал Имеющийся, покупая мороженое, сознательно продлевая прогулку по единственной в городе пригодной для этого улице. Имеющийся умел чувствовать время и умел наполнять его валянием дурака, умел наблюдать и примечать. А вот попади они оба на небо, Имеющийся рассказал бы там и про город, и про горожан, и про мороженое, и про помойку. Версия рассказал бы только про помойку, другого он не успел заметить, увлекшись своей целью.

Версия был тверже в своих решениях и демонстрировал эту твердость, оттолкнув зазывалу с лотерейными билетами. Версия умел отказывать и быть верным самому себе. Конечно, у Имеющегося не было ничего подобного. Он был размазней и жил как размазня. Не умел отказывать и страдал от этого. Вот и сейчас – послать бы этого зазывалу, но как-то же неудобно. Понятны все его манипуляции, и цель его понятна, но никак не найти сил пройти мимо. Купил билетик. Оказалось, счастливый. Далее Имеющийся продолжал путь-наблюдение уже вдвоем с большим плюшевым медведем, полученным на выигрыш. Нельзя сказать, чтобы этот медведь был полезен, наоборот, он мешал наблюдению за Версией, но если и была на свете душа и если вдруг жила она в Имеющемся, то она сейчас пела, прижимая к груди медведя.

Имеющийся был каким-то напуганным, с вечными страхами и негативными прогнозами, которые рисовал ему его мозг в любой ситуации. Зашел в лифт – обязательно заклинит, машина – не заведется, пьяный сосед – обязательно стошнит в подъезде, и так далее, бесконечно. Обычно эти прогнозы не сбывались, но настроение портили. Собаки, использующие газоны по назначению, всегда чувствовали этот его страх и пугали его гавканьем. У Версии страхов не было, он умел управлять своим мозгом, включал и выключал его по желанию. Собаки не замечали его, а может, и боялись. Кто разберет этих собак. Пройдя мимо Версии, собаки приближались к Имеющемуся со своими обычными намерениями. Но Имеющийся уже их просчитал и бросил им медведя, которого те радостно стали рвать. Душа Имеющегося ликовала второй раз, на этот раз по поводу утраты медведя. Вдруг Имеющийся осознал себя под контролем Замысла, почувствовал, что кто-то большой и справедливый смотрит на него сверху и контролирует его жизнь как важную. Видишь вот, дал медведя, чтобы было чем от собак отбиться, не случайно же. А Версию даже собаки не замечают, даже им он неинтересен со своим бесстрашием. Как же Замыслу проявиться в жизни гордеца Версии? Этак, если ничего не бояться, так, значит, и нет объектов для переживания, ни ты сам, ни окружающие, не дадут ли зарплату в пятницу. Вселенная становится похожей на пустую комнату, в которой скучно.

Дорога закончилась, а вот и пустырь с помойкой.

– Дальше пойдет только один. – Голос Версии был не такой писклявый, как у Имеющегося.

– А давай идти параллельно, как по этой улице. Я возьму над тобой шефство и буду подсказывать, как голову держать и как собак примечать, пока те еще далеко. – Имеющийся почувствовал в себе любовь к Версии, но не как к версии себя, а как к другу, которых не было – и вот он появился.

– Если бы ты знал, как тошно жить, будучи сплетенным из твоих пожеланий и просьб. Я как твой плевок в Бога, который всегда тебе что-то недодает. Вот смотри. Полюбуйся. Не осталось ни одного твоего желания, которое не воплощено во мне, даже бородавки под коленкой нет, можешь проверить.

Версия горячился, было видно, что у него накопилось очень много претензий к Имеющемуся и что эти претензии он никак не может удержать в себе, требуя сатисфакции.

– Дальше пойдет только один, – настойчиво повторил Версия.

– Да погоди ты, сейчас мы все поправим, – воодушевился Имеющийся.

Но воодушевление быстро растворилось по мере того, как Имеющийся вглядывался в глаза Версии. И да, Версия был гораздо сильнее и ловчее Имеющегося, шансов бы ему он не оставил.

– В таком случае никто никуда больше не идет, – решительно объявил Имеющийся. – Будем сидеть тут, на помойке, объявляю эту помойку финалом наших жизненных путей, дальше пути нет!

– Вам, бездельникам, только бы не жить! Ну-ка быстро сдернули с помойки! – Голос сверху был раскатист и зол.

Невидимая, но сильная рука швырнула Имеющегося опять на улицу, к собачьей своре. А Версию, чуть помедлив, отправила в какой-то параллельный мир, но, видимо, не тот, в котором он был раньше, а в другой, где ему будет лучше.

Тестировщик

Теоретик гулял себе, посвистывая. Поглядывая на небо с потаенным желанием его познать. Даже обязанностью познания. Наконец-то. В своих теориях он продвинулся уже далеко, и не хватало одного шага, какого-то маленького элемента, чтобы сияние полного познания озарило… Ну, например, книгу, в которой на первом листе было написано: «Ты и вправду подумал, что все познал?))» И в этой книге было много листов, а еще больше было рядом стоящих частей этой книги. Впрочем, пока у него не просветлело. Он просто гулял. И мы пока не скажем ему, что произойдет, когда он просветлеет. В конце концов, каждый желающий познаний должен обосраться. В этом его неотъемлемое право.

Гуляя, Теоретик уперся в того, кто уперся. Уперся так вот в жизнь и жил упертым. Теоретик уже практически открыл рот, но Упертый перебил его вопросом, не здороваясь.

– Скажи, Теоретик, а что будет, если дотронуться до горячего чайника рукой?

– Ясное дело, будет больно, а потом будет ожог. – Теоретик улыбался, хотя уже начал недоумевать.

– Не совсем так, – повествовал немного заунывно Упертый. – Ожог будет триста сорок восемь раз, а потом чайник остынет – и ожогов уже не будет. Я проверил.

Волдыри на руках Упертого свидетельствовали, что он не врет.

– А зачем? Неужели надо было это проверять? Это же очевидно. – Теоретик, наверное, впервые в жизни удивился.

– Разве? – возбудился Упертый. – Вам все очевидно, а ведь никто не проверял! Ты, поди, любишь строить выводы на аксиомах, например, что сначала бывает рассвет, а потом закат. Ага, и ты вправду считаешь, что твоих сорока лет жизни наблюдения за рассветами-закатами достаточно, чтобы возводить это в рамки абсолюта? Или вот, что человек рожден для счастья – тоже аксиома, тем не менее достоверных свидетельств того, что происходит с ним за пределами жизни, у нас нет. Да как вы вообще можете говорить хотя бы о самых пустяках, не проверив их?

Упертый демонстрировал убежденность словами и жестами. Как-то ему верилось, но хотелось держаться от него подальше.

– Слушай, говорят, если головой о стенку биться, то будет больно, – переключился на язык иронии Теоретик, шаря глазами, куда бы можно было убежать при случае.

– Это проверил мой дед, – спокойно ответил Упертый. – Двадцать три раза можно о стену удариться, прежде чем силы покинут тебя. Сначала в голове наступает просветление, а потом свет уже не включается. Дед доказал это.

– Хм, да вы с дедом философы, – продолжал иронизировать Теоретик, дивясь новому знакомству.

– Нет, мы практики, мы не можем позволить себе жить на доверии словам людей. Мы проверяем слова, уточняем их. Мы расширяем границы реальности, исследуя и проясняя ее. Мы измеряем, что же именно создал Бог, создав нас с вами и все, что вокруг. А еще мы ненавидим людей вроде тебя, трепачей-теоретиков с разнузданным воображением. – Кулаки Упертого сжались.

Теоретик был теоретиком не во всем. Было и то, в чем он был практик. И практиковался долго, отбиваясь от хулиганов на школьном дворе. Он умел схватить любой предмет и с размаху ударить им рядом стоящего. Но делать это Теоретик не спешил.

– Слушай. Так и по морде получить можно.

– Конечно, я это и проверяю. Сколько минут они выдержат хамство, чтобы в драку лезть. Пока вы в общем тренде, на третьей минуте уже злитесь. Еще две минуты – и я получу по морде.

– Дурак-человек, разве есть на свете люди, которым надо проверять, что за хамство получают по морде, причем на своей же морде?

– Иногда на хамство отвечают хамством, иногда делают вид, что не видят, иногда хамство воспринимают как обычную речь, попадались и вообще глухие люди… Так что причина и следствие не всегда ходят вместе.

Лицо Упертого и вправду было какое-то помятое и вызывало легкое уважение с приступами уверенности, что перед тобой полный кретин.

– Когда станешь бить, не бей по этому карману, там книжка лежит записная, главное во мне. Там я фиксирую результаты своих опытов, ну а так уж разукрась как следует, чтобы другие поняли, что бывает, если хамить, – деловито инструктировал Упертый.

– Да пошел ты в жопу, – приуныл Теоретик.

– Вот именно! – просиял Упертый. – В какой-то момент все ломается! И стена рушится под напором лба, и кипящий чайник уже не обжигает, и хамство уже не ранит. В какой-то момент реальность сдается под напором исследований и…

– И в ней возникает дырка, – не удержался Теоретик.

– Нет, она расширяется, – уточнил Упертый, – и тогда нам становится немного легче дышать в этом придуманном для нас пузыре.

– Знаешь, а я в теории уже давно превзошел границы этого пузыря, и мой дух витает в бесконечных пространствах, вне всяких пределов. – Теоретик демонстрировал свой инструментарий познания Вселенной.

– Знаю, разумеется, – хмурился Упертый. – Но и ты знай, что реальность может расширяться, а может и сужаться, если ее границы никто не будет двигать. А такие, как ты, ее не двигают, они живут в мире иллюзий, ждут, когда мешок пузыря их задушит.

– Но в этом нет полета, вдохновения, а только мазохистская долбежка в стену пузыря реальности. Неужели тебе все это нравится, неужели для этого ты и родился?

– Когда-нибудь я найду дверь, простукивая эти стены. – Голос Упертого дрогнул. – А теперь мне надо проверить, что случится, если не соблюдать правила дорожного движения.

И Упертый смело шагнул на красный свет.

Теоретик не стал наблюдать, чем кончится дело. Если дверь есть и Упертый прав, то он, Теоретик, – глупец и трус. А если двери нет… Но ведь даже в тюрьме есть двери. Поиски ответа сулили экзистенциальный кризис, поэтому Теоретик не спешил ставить вопрос ребром и в надежде, что все рассосется само собой, продолжил прогулку.

Танец

Он танцевал. А может, плясал. Что-то среднее между выкидыванием коленец, фокстротом и каким-то другим, неизвестным науке танцем, который исполняют пьяницы около сточной канавы с целью опорожниться. Играла музыка. Себе он казался пластичным, гармоничным, сильным, уверенным и умелым. Но только зеркала знали, как обстояли дела на самом деле, да инструктор по фитнесу, забытый в прошедшем зуме на экране ПК, все крестился на автомате, хотя слыл неверующим. А он танцевал уже не в комнате, а в каких-то пространствах и мирах, отталкиваясь от одного и тут же приземляясь в другом. Даже когда он не попадал на другой мир и, казалось бы, падал, тут же его ловил третий. И все миры были доступны, понятны, в каждом из них открывалась глубина великой непознанности. Но непознанность эта оказывалась вполне познанностью. И он познавал эти миры, как вооруженный молотком юнец познает содержимое орехов.

Одна реальность сидела в углу его комнаты и устало курила, зная, что танцор долго так не сможет, что упадет и что, упав, будет полностью в ее власти – и там можно будет окутать его рогожей вины и похмельем роптания на Создателя и долго водить на цепочке жалости к самому себе.

Другую реальность просто тошнило от самой себя. Давно. Очень давно. Всегда. От происходящих в ней разных кусков хаотической бессмысленной жизни. Сами куски жизни, пребывая в тошноте такой реальности, тоже находились не в самой лучшей своей форме. Она бесконечно экспериментировала со своей тошнотой, выкручивая ручки неведомых вселенских энергетических приборов. Но выходило только хуже. А тут еще танцор этот.

Третья реальность беспокойно металась между десятками решений сложившейся ситуации. Можно было бы закоротить сеть, чтобы музыка пропала, можно подвести прыгающий динамик к краю стола, чтобы он упал, можно договориться с потолком, чтобы отвалилась вся штукатурка, ну или хотя бы ее часть. Можно устроить заусенец на полу. Можно было многое. Третья реальность не любила повторяться и не спеша выбирала вариант, которым еще не пользовалась.

Ну а многочисленные бесы толпились вокруг танцующего и примерялись вселиться в какой-то орган или часть тела, чтобы парализовать тело болью. Но колена так сильно мельтешили, что бесы боялись не попасть, угодив в мясорубку ног. Со ступнями творилось похожее, они беспорядочно поднимались и опускались – если не выскочить из-под них, подавят еще.

Вдруг музыка остановилась и быстрый ритм сменился медленным танцем. Ситуация лихо обескуражила всех присутствующих, кроме танцора. Он выдернул одну из реальностей и закружился с ней в танце. Реальность никогда не танцевала, но была обучаема. Не прошло и минуты, как она уже была вовлечена в танец, потом другая, за ними третья. К тому времени бесы, вспомнив, что когда-то были ангелами, уже кружились и вальсировали по стенам и потолкам комнаты.

Потом музыка снова стала ускоренно-маршеобразной. Стена комнаты упала, как ворота в древнем замке, превратившись в мост в Настоящий Мир, где всем было место, где была любовь. Толпясь, все танцующие исчезли на другом берегу моста.

Комната осталась пустой, но музыка продолжала играть.

Бро, это именно та музыка, которая так сильно тебя нервирует и слышится то снизу, то сбоку в твоем многоквартирном доме. Там открыта дверь и мост еще не убран. БЕГИ!

Золотая рыбка

Жили они в океане бытия суетно и в то же время скучно. Жалобы на эту жизнь являли собой такое частое явление, что стали фигурой речи. Если кто-то спрашивал: «Как дела?» – ему неизменно отвечали: «Да какие там дела… Все плохо». Но людьми они были начитанными, особенно любили сказки, взрослея, в них всегда находились новые смыслы. Золотая рыбка, щука, исполняющая желание, цветик-семицветик… Все сказки были про то, что некая сущность явится – и в момент все будет исправлено. Под эту сущность регулярно мимикрировали представители власти и так же регулярно и смачно людьми пользовались, чтобы делать жизнь еще более невыносимой.

Рыбка была одна, и хоть рыбы вроде и не потеют, но эта была мокрой с головы и до хвоста. Ей надо было успеть приплыть к страждущим и все поправить. Поправить быстро. Желательно, чтобы поправленное потом не рухнуло, когда Рыбка уплывет. Но тут по возможности… Об этом у Рыбки не хватало времени думать. Рыбкину логистику планировали милостивые и сердобольные Кто-то. Эти Кто-то постоянно меняли планы, так что Рыбка просто металась по океану в совершенном безумии. Ведь вой о помощи, на который реагировали эти Кто-то, был неуправляем и сила этого воя меняла планы. Океан хоть и был из воды, но по факту был океаном огня, в котором маялись жители, изнывая…

Рыбке тоже требовалась рыбка… Удивительно, оказалось, и волшебники подвержены амортизации, вот бы вложить это в головы этих Кого-то, чтобы уж до кучи смилостивились еще и к Рыбке. Да… пустое. Кто-то тоже любили пафос и возможность слыть богами. А инструменты, с помощью которых они достигали своего пиар-эффекта, традиционно были не важны. Сломается – так и выкинем. Вон их сколько, рыбок-то в океане, поймаем любую, покрасим в золотой цвет, и станет она утихомиривать вой жителей океана получше прежней. Так не случалось никогда, Рыбка держалась. Да и случись – на складе у Кого-то не было золотой краски, да и технология утихомиривания воя была не описана (да, Рыбка была не глупа, чтобы это делать) и все логистические лайфхаки, за счет которых Рыбка умудрялась форсировано оказываться в разных частях океана в мгновение ока, тоже было невозможно передать. Это были ее удивительные способности. Поэтому и Рыбка была Золотой рыбкой (а вовсе не потому, что ее покрасили золотой краской). Такого рода глубина вопроса никогда не интересовала этих Кого-то. Им было проще жить так, как они жили, с мыслью о том, что Золотая рыбка – это просто «расходник», причем быстро заменяемый.

Работа Рыбки заключалась в некой технологии, за счет которой страждущие прозревали и осеменялись деланием. И за счет этого делания и спасали бы себя сами. Под присмотром этих Кого-то. Кто-то так и не смогли разобраться в технологии, хотя и созерцали ее бесконечное количество раз. Хотя, признаться, они следили не за шагами этой технологии, а за эффектом, который обязательно возникал в результате. Этот эффект тешил их эго и позволял им регулярно убеждаться в своей избранности.

                                      * * *

Обычный берег. Обычная бытийная муть. Деревенька зомбаков, жалобами на жизнь оскорбляющих бытийный океан рябью девятого вала. Один из них, ковыряясь одновременно в носу и сетях, достал Золотую рыбку и вместе с этим ощутил изнутри смутный толчок, предвещающий, что теперь все резко изменится. Деревня мигом собралась на берегу с одной главной мыслью: «Ну, мы же знали, что Золотая рыбка существует, не зря мы ее ждали сто лет». Тут же материализовалась и вторая мысль, которая была одновременно и заказом для золотой рыбки: «Рыбка, а рыбка, поправь тут все!»

«Все», что требовалось поправить, было буднично беспросветным. Воли Создателя, чтобы все тут было так, не было. Обычный зомбейный бардак, который обязательно образуется, если, например, последние сто лет не мести улицу, не красить фасады, не ремонтировать упрощающие жизнь механизмы. Золотая рыбка давно уже не спрашивала, почему зомбари так и не догадались украсить свою реальность действием. Ответ был всегда один: «Так рыбку ждали ж! Все силы и ушли на ожидание! Поди ж ты, поожидай сто лет, это вам не улицу, например, мести или там фасады с механизмами ремонтировать».

Буднично Золотая рыбка принялась реализовывать технологию. Для нормализации реальности и превращения зомбарей в людей требовалось определить лидера, выявить самый проблемный процесс, поставить цели и начать изучать проблемы, то есть точки для приложения действия. Все дело в том, что прикладывать действие сразу ко всему не имело особого смысла, от этого возникали хаос и демотивация, да и ресурсов на это не было. Для решения такой задачи и требовалась технология.

Реальность была эпически искажена, вообще удивительно, что ее умудрилось так исказить очень небольшое сообщество зомбарей. Хотя… за сотню-то лет…

Вообще, «зомбарь» – это личина. Да-да. А под ней обретается хитрый житель реальности. Маска зомбаря – это вообще главный продукт деятельности жителя, он бережно шлифует и раскрашивает ее все доступное ему время жизни. И носит с гордостью. А еще нужно бесконечно прокачивать артистизм, чтобы поведение соответствовало маске. Ведь над теми, у кого она не соответствует поведению, все смеются. Эта тайна зомбарей была крепкой, кажется, о ней не подозревали ни Кто-то, ни Золотая рыбка, хотя какие-то смутные ощущения об этом у нее были.

В целом жителей реальности все устраивало. Реальность была вполне годной, упрекнуть Создателя было не в чем. Все было добротно, правильно. Но и очень скучно. Самость и воля жителей требовали отчаянного самовыражения. Самовыражение проявлялось в отказе от действия, клоунаде с масками и призывании Золотой рыбки.

Технология предполагала итерации. Как правило, Рыбка обучала, ставила домашнее задание и уплывала. Так и теперь. В условленный час она была на берегу зомбарей. Берег в этот раз баловал необычным пейзажем, необычность которого характеризовалась отсутствием зомбарей. Даже назначенных среди зомбарей лидеров не было. Что ж, Золотая рыбка принялась ждать. Тем более она знала несколько молитв и умела ими коротать время.

Зомбари подтягивались неохотно и, отводя глаза, занимали места в партере берега. Домашней работы они не сделали, но признавать это не собирались. Место лидера доверили дереву, которое одиноко росло на берегу. Цели были сформулированы мудрено и мутно, так чтобы можно было, ничего не делая, объявить их достигнутыми. Ну а с проблемным процессом было еще проще: таким процессом объявили набегающую волну – на тот случай, что даже если это и процесс, то все равно на него повлиять невозможно. В качестве вскрытых проблем была объявлена только одна, заключавшаяся в том, что проблем не было найдено. Сбивчиво рассказав это, зомбари с жаром попросили Золотую рыбку пововлекать их, сделать так, чтобы им стало что-то надо. Ведь им ничего не надо. Но когда тебя вовлекают, это вроде массажа гордыни, всегда приятно и утешительно.

Золотая рыбка такой расклад видела миллионы раз. Ясное дело, что зомбари не собирались ничего менять, делать и вообще безобразить свои лбы морщинами мыслей. Делая вид, что слушает, Золотая рыбка думала, как поступить в этот раз: подыграть или разъяриться?

– А зачем звали тогда, раз делать ничего не хотите? Думаете, мне есть дело до вас, если вам самим до себя дела нет? Воете вот вечно, тревожите Кого-то. Золотую рыбку требуете. А сами издеваетесь над ней, – неистовствовала Золотая рыбка.

– Да мы… все сделаем, знаешь, у нас сколько всякого – идей, энергий и желания. Ты только приплыви к нам еще раз, а лучше уж и плавай теперь к нам постоянно (при этом часть зомбарей улыбалась). Глядишь, со скуки и сама что-нибудь у нас сделаешь: двор пометешь, фасад покрасишь, механизмы наладишь, – гундосили зомбари.

Ничего не сказала Золотая рыбка (лишь послышалось: «Мудаки, блядь!»), вильнула хвостиком и буднично скрылась в океане бытия.

Зомбари провожали ее тревожными взглядами, хотя причин своей тревожности толком не осознавали. А один маленький мальчик, сняв маску зомбаря, долго-долго махал вслед Золотой рыбке, пока его мама, накричав, не водрузила маску зомбаря ему на голову, громко щелкнув резинкой на затылке.

Потом зомбари деловито сделали несколько фоток себя самих из серий «Лидеры учат лидеров», «Горящий глаз», «Проактивное развитие и эффективность». Сделав, тут же бросили их в море и пошли по своим делам.

А Кто-то из этих Кого-то старательно изобразил крест на местечке зомбарей, аккуратно, красивым почерком вывел: «Выполнено в срок!» – и, ожидая бонуса, приложил выловленные из воды фотки зомбарей как артефакты замечательно выполненных проектов по улучшению их жизни.