Полная версия
Семь раз отмерь, один раз забей
Семь раз отмерь, один раз забей
Сергей Артемьев
Корректор Сергей Барханов
Редактор Мария Симанкина
© Сергей Артемьев, 2025
ISBN 978-5-0067-7703-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Автор
Автор не видел Героя в упор. Обычно он порождал таких героев и убирал, когда хотел. Бывало, он, порождая, еще не знал, зачем они потребуются в тексте. Иногда они так и не требовались, и Автор бросал их посреди повествования, забытых. Авось читатель додумает. Герои, роя́сь в тексте, пытались найти себе место, отталкивая других героев, а Автор наблюдал за этим роением с упоением. Автор ощущал себя героем героев, царил над ними, самоутверждался. Тем более что в обычной жизни так не выходило. В обычной жизни все помыкали Автором – от тещи до издателя.
Этот Герой был не таким, да и родился он не как другие. Не за клавиатурой, в момент пальцевой беготни по кнопкам. Автор проснулся, а Герой уже ждал, выражением лица символизируя чрезмерность ожидания.
– Да пошел ты! – возмутился Автор. – Дай хоть умыться и кофе заварить.
Герой не давал. Герой спешил. Спешил жить. Жить, купаясь во внимании читателей, обволакивая буквами их сердца, жить в них, расширяясь. Купать в океане их внимания свою самость.
Умыться у Автора не получилось. Нагнувшись к струе воды, он вдруг резко отскочил и стал шарить по карманам, полкам и пространству в надежде найти карандаш, ручку, да и даже топор, которым можно было бы на стене вырубить мысль. Мысль про Героя. Автору резко открылось, кто он, Герой, какова его судьба, откуда он и куда. Это нужно было срочно записать, надиктовать, сохранить. Иначе уйдет, пройдет, забудется!
– Не забудется, – Герой стоял рядом, – я напомню.
Герой был спокоен. Герой видел многих авторов. Все они были слабы. Им никогда не удавалось явить Героя целиком, только обрывками. Обрывки унижали Героя. Он искал автора, способного к воплощению, того, кто сможет удержать душевное и смысловое напряжение в момент рождения Героя. Те, кто находились, были мелкими писаками, пытающимися угадать желания таких же мелких читак и мельчились о них еще больше. Даже если писаки и открывали свои двери Герою, ему не удавалось зайти в них, такими они были маленькими. А из комнат, куда они вели, пованивало.
Кофе обжигал, плескался и никак не хотел освежать, насыщать и помогать. В конце концов кофе, будучи пролитым в спешке, освежил лишь клавиатуру. Автор спешил. Такие герои приходили к нему редко. По правде сказать, не приходили никогда до сей поры. Автор пытался записывать обрывки мыслей, чтобы потом превратить их в абзацы. Мыслей было так много, что Автор не успевал даже писать слова, только слоги и символы в страхе потом не вспомнить, что именно записал. Но эта боязнь только похищала драгоценную память, как похищали ее любые мысли, которые не о Герое.
– Не спеши. Так. Поубедительнее. Понежнее… – командовал Герой Автором. – Не суй всякий мусор в текст, здесь только я, не смей вкраплять в текст свой личный трэш.
Герою было потешно наблюдать за Автором, думающим, что именно он управляет процессом. Было смешно видеть, что Автор уверен, что он заслужил такого Героя, что это пик его творчества, что именно сейчас будет написана лучшая книга. Что весь путь Автора и есть путь к этому Герою.
Герой видел, что гордыня внутри Автора сильно больше, чем сам Герой, да и чем творчество. Он уже знал, что Автор, едва придя в себя, начнет пропихивать через Героя уже свою авторскую самость. Что Автор скоро начнет тонко издеваться над Героем, смазывая его грани и наряжая его в свои одежды. Скоро Автор захочет, чтобы Герой воплотил авторский замысел, чтобы он прожил часть недопрожитой жизни Автора. Чтобы Герой стал Автором. Самой лучшей версией Автора, которая только помещалась в его сознании. Все это Герою было знакомо.
Автор еще метался по комнате и записывал на клочках бумаги части сюжета про Героя. Как назло, чистые клочки куда-то делись, ручка перестала писать, сломался карандаш. Спотыкаясь и перевернув некстати подвернувшийся стул, Автор бросился к компьютеру.
Автор печатал быстрее обычного. И без ошибок. Впервые руки поспевали за мыслью. Но были ли это его руки? Да вроде его. Он ими управлял настолько, что мог скрутить сразу на обеих ладонях символ «fuck». Но потом руки тянулись к клавиатуре, прилипая к ней, будто и не свои.
Глаза бессмысленно бегали по экрану, ловя курсор. Для них не было занятия, им не нужно было подстегивать и ругать руки за медлительность набора текста и ошибки в нем. Мозг будто не производил текст, а принимал его. Причем принимал на высокой скорости, гораздо более высокой, чем требовала обычная повседневность. Подумалось, что скоро придут соседи и пожалуются на громкое жужжание, которое, казалось, издавал мозг.
Автор умел отличать, когда получается гениально, от того, когда получается просто складно. Он смотрел удивительный фильм про Героя, ловя образы, метафоры и смыслы. Автор не знал, чем кончится фильм, а Герой знал и просто рассказывал, не обращая внимания на Автора и его нервозность. С чего авторы решали стать Авторами? Обычные же люди. Может, только с чуть более помятой жизнью гордыней, требующей компенсации.
– Так не бывает, – сказал Автор.
Сюжет уже переходил рамки того, что можно было наблюдать за окном. В текст въезжала магия, появлялись зыбкие грани границ с другими реальностями, распахивалась бездонная зияющая яма подсознания, куда обычно не ходят без особой нужны и спроса.
– Откуда ты знаешь, что бывает? – парировал Герой. – Мы пишем сказку, а когда закончатся возможности этого жанра, перейдем на быль…
Герой, стараясь угодить читателям, использовал все жанры сразу, будто передавал симфонию сразу по всем радиоволнам. У кого включен приемник, тот обязательно услышит.
– Сейчас возьму и прихлопну тебя, – злился Автор, – напишу, что не проснулся. Будет загадочный финал, который читатель будет еще долго носить в своей голове, гадая, что могло бы быть, проснись Герой.
Автор уже начинал понимать, что перестает владеть ситуацией, но пока не мог смириться с этим. Он не сталкивался с этим раньше и не знал, что нужно чувствовать и как действовать, когда твой Герой вдруг становится твоим хозяином. Герой смеялся, он полностью контролировал ситуацию. Особенно его веселили слова «твой Герой». Этот глупый Автор продолжал считать Героя своим, придуманным.
Еще утром за чашкой кофе Автор почувствовал холод, но вот уже вечер, а он так и не смог найти пару минут, чтобы одеться. Он не мог найти часа, чтобы погулять или поесть. Он даже был немного разозлен, что его сердце тратит драгоценное время просто на стук. Бессмысленный стук. Когда тут такой сюжет, такая интрига, такая фактура, такой гость пожаловал.
Густое, смачное повествование не могло просто так оборваться. Этого не простит и не поймет читатель. Да и Автор измучается. Были вещи выше Автора, которые он не мог себе позволить. Это позор. Это падение. Это пик, с которого он свалится на потеху людишкам-читателям, которые так и не поймут никогда, что именно было написано.
Герой играл с Автором и в отдельных сюжетах практически умирал. Но не умирал, выскальзывая. Автор охотился за Героем, поджидая, что он исчерпает свой сюжет, передаст все необходимые смыслы – и тогда можно будет вывести его из повествования, прихлопнув как муху. Но Герой всегда что-то недосказывал, что-то недоделывал и продолжал жить. Попытки Автора размыть Героя россыпью персонажей помельче были тщетными. Они осыпались с текста, как осенние листья в траву, позволяя Герою еще больше фактуризироваться и оттеняться на бледном фоне.
Автор, отчаянно пользуясь уже и запрещенными приемами, яростно пытался уничтожить Героя. Автор понимал, что если не полностью отразит Героя, то это творческая смерть, а если полностью – то это рабство. Герой его сделает собой, поработит, не даст появиться другим. Получается, это тоже творческая смерть.
Как всякая крыса, загнанная в угол, Автор получил бонусы к смелости, изобретательности и ярости. И вот уже границы Героя просматривались не так явно, в его фактуре уже зияли крупные каверны, и весь он был посечен ножом метафор, гипербол и умело извращенных смыслов.
Если существует творческий апогей, то это был он. Яростное ликование. Словно бы зажглись лампочки во всех закоулках темных кровеносных капилляров и уже просто свет, чистый свет струился по венам. Если Автор и был частью Бога, как это говорилось в книгах, то именно в этот момент он понимал, какой именно частью и что такое быть частью целого. В битве с Героем было упоение, в ней был великий смысл.
Автор и Герой стояли друг напротив друга. Полные ненависти. Оба были не в лучшей своей форме, изранены и помяты. Личины с обоих были сорваны до самой кожи. Оба прерывисто дышали, готовясь к финальному рывку в тесной комнате.
– Хорош, блядь! – В проеме двери стоял Рассказчик. – Не покалечьте друг друга, клоуны! Получился хороший рассказ. Теперь спать.
Рассказчик выключил в комнате свет и, посвистывая, удалился.
Гайки
Вроде на этот раз все гайки были прикручены. Прикручиватель их закрутил очень рьяно. А потом подошел и еще раз прикрутил с усилием. А в третий раз даже попрыгал на ключе – вот как сильно хотелось их прикрутить. Теперь все будет крепко. Теперь можно было не маяться верой. А до этого маялось, верилось. Верилось в Бога. Ну а в самом деле, кто в Бога поверит, когда все гайки прикручены? Для Бога тут нет маневра для действий. Зато появляется вера в себя, в человека, в Прикручивателя. Выходило, что одно действие лишнее – либо вера, либо прикручивание. Скорее всего, когда говорили, что человек – это подобие Бога, имели в виду, что человек – заместитель Бога, когда тот отдыхает. А отдыхает он, когда прикручены гайки. Быть заместителем Бога при прикрученных гайках ума много не надо – ходи и валяй дурака, пока они не раскрутятся. А как раскрутятся, либо закрути их снова, либо зови старшего, то есть Бога, чтобы он контролировал конструкцию при раскрутившихся гайках. Конструкция сразу становилась шаткой, человекам удержать это было не под силу, поэтому Бог и удерживал. Но Бога Богом делало не это вот занятие по удержанию конструкции. Бога Богом делало удержание целых городов из таких вот конструкций, целых стран и континентов. Он так был увлечен удержанием, что игнорировал просьбы людей, а когда они сильно донимали и проще было уже обратить на это внимание, то Бог спешно выполнял просьбу, но какая-то конструкция непременно при этом обрушивалась в тот момент, когда Божье внимание к ней ослабевало. Бог со злости метал какой-нибудь предмет в осчастливленного сбычей мечты страждущего. Оттого в народе и ходила молва, что если уж чего и дали сверху, то потом обязательно что-то прилетит и обнулит полученное, часто вместе с просящим.
Зато Бог очень любил тех, кто прикручивает гайки, прикручивателей, звал их «пролетариатом» и всячески заботился о них, устраивая ради них революции и всякие перевороты. Чем больше они прикручивали гаек, тем больше Богу оставалось времени на личную жизнь. А вот менеджеров и господ Бог не любил. Гаек они не закручивали, зато интенсивно эксплуатировали механизмы. От этой интенсивности гайки в механизмах еще больше раскручивались. Поэтому существовало еще одно поверие меж людей: что чем богаче – тем сложнее в рай попасть и что быть пролетарием очень даже мудро – считай, уже наполовину в раю. Главное – побольше трудиться и больше гаек закручивать.
Но было в этой вроде и простой конструкции бытия несколько удивительных моментов.
Главное – резьба на многих гайках от постоянного прикручивания была сорвана. По факту это означало, что половина пролетариев только делала вид, что прикручивала, ведь прикрутить гайку с сорванной резьбой невозможно, зато ее можно бесконечно прокручивать. В этом сладостном и нехитром занятии коротало жизнь много пролетариев. Вроде и при деле. А дела нет. Бога это ужасно раздражало. Прикручиватели должны были менять эти соединения на новые. И они меняли. До тех пор, пока не смекнули, что можно и не менять, а в качестве оправдания выдвинуть непроверяемый тезис о том, что узел конструкции тут такой, что любую резьбу срывает. Прознав про это, Бог учредил на прикручивателями докручивателей, а над ними – перепрокручивателей, над которыми уже воцарился сам. Обман по всей созданной вертикали был так красиво подан, что не поддаться ему было выше сил Бога, вот он сам себя порой и обманывал. От этого обмана частенько рушились города. Люди, наблюдая за этим, установили еще один закон: что старое должно уступать место новому, поэтому Бог сознательно что-то разрушает. Но на местах разрушений часто не выстраивалось ничего нового, и Вселенная была еще полупустой, так что можно было бы строить еще долго, не разрушая. Эти факты были известны людям. И в данный момент они вырабатывали подходящий закон и под этот феномен.
Кроме сорванной резьбы, была еще конструктивно-технологическая путаница. Все участники бытия находились в глубоких спорах: а нужны ли эти болты и гайки, нельзя ли это просто и надежно заменить сваркой или придумывать конструкции, в которых меньше было бы болтов, или уж на крайний случай закручивать их с шайбами и граверами, чтобы сами по себе держались? Было много методических школ, и позиции их были непримиримы. Часто они устраивали между собой войны, которые приводили к массовому выходу из строя механизмов. И это, увы, было единственным итогом таких войн, потому что ни одной школе не удавалось победить. Научной дисциплины в школах было мало, каждый их участник, нарочито придерживаясь официальной канвы, носил в себе свои идеи и, повзрослев, открывал уже свою школу. Участники всех школ были едины в одном: никто из них ни разу не закрутил ни одной гайки физически, зато умозрительно крутил их не переставая.
Когда-то очень давно на Земле вместо людей жили титаны. Вот они-то, восьмирукие, успевали прикрутить все гайки, так что Богу тайком приходилось их раскручивать, чтобы оправдать свою ценность. Долго так продолжаться не могло. Людской эпос сохранил догадки о великой битве, после которой титанов не стало. Дозакручивались.
Ну и тоже вот любопытный факт. Часто болты с гайками были далеко не в местах соединений, поэтому их раскручивание не вело ни к каким повреждениям механизмов. Такое впечатление, что как-то было нечем особо занять людей, поэтому понатыкали кругом гаек с винтами и создали миссию по их бесконечному докручиванию. Меж людей ходила легенда о ложных богах, которым без толку было молиться, как и без толку было прикручивать гайки, которые не влияли на деятельность механизмов.
А механизмы… Ну и подумаешь, раскрутились бы и упали, что бы произошло такого страшного? К чему все они? Никто не ведал. Зато в народе ходило много анекдотов про разного рода сидящих наверху, которые с утра до ночи думали о благе народном, а благо, видно, думало о чем-то другом и обреталось в иных пространствах, где народа не было. Может, с этими анекдотами и были как-то связаны механизмы, которые тоже работали на не понятное никому и неосязаемое благо.
Наш Прикручиватель был иным. В его голове крутились небывалые мысли. А что, если с молитвой прикручивать? Что, если верить не в результат, а в сам процесс прикручивания? Вроде и работе, и Богу есть место. А что, если интенсифицировать процесс прикручивания и использовать конскую тягу и ключ взять накидной, а не рожковый? И вообще, может, не гайку крутить, а сам болт с той стороны, а гайку тут зафиксировать. С той стороны. С той стороны…
– А кстати, что там, на той стороне, где должны быть головки болтов? – озарил Прикручивателя вопрос.
– Что внутри механизмов? Что мы вообще снаружи им там прикручиваем? – не унимались вопросы-догадки внутри Прикручивателя.
В тот день догадывательный генератор долго не унимался и изводил Прикручивателя, пока уже ночью Бог незаметно не притушил его, как окурок.
Скорость
Так, да, вот тут разборчиво… ага…
«Ангелом он был вполне способным, дружелюбным и полным любви. Впрочем, как и все ангелы. И, как у всех ангелов, у него были обязанности. У нашего Ангела они заключались в выполнении желаний. Как и у всех ангелов (люди потом переняли это искусство), у нашего были сформированы коэффициенты трудовой эффективности. Их было два: скорость выполнения желаний и их неповторяемость. Если со скоростью все примерно понятно, то повторяемость одного и того же желания говорила о том, что желание толком не выполнено, поэтому его заказывают вновь.
Работа, конечно, непыльная. Ну, в смысле, в тонких мирах, где обитал Ангел, пыли не было. А в целом да, конечно, работать было непросто, а порой так вообще хоть увольняйся. Все дело было в том, что работал он не один. Работала целая команда, которая была выстроена по конвейерному принципу (люди потом это тоже переняли). Наш Ангел работал лучше всех. Впрочем, в этом были уверены все сотрудники конвейера исполнения желаний в отношении себя самих. Но работа не спорилась, обратная связь от людей-заказчиков была так себе. Отвратительная, честно сказать, была обратная связь. Ругаясь, они потрясали кулаками в небо, да так, что могли задеть пролетающего низко ангела, если он задумался, и растрачивали капитал своих душ, что сильно не нравилось небесным банкирам. Ругаясь, они совершали неадекватные поступки, искажая замысел Творца. За это влетало особенно.
У исполнения желаний был определенный алгоритм. Сначала желание нужно было взрастить. Оно не возникало само по себе. И тут появлялись первые проблемы. Случалось пульсирующее желание или недожелание. Пульсирующее – это когда желание появляется только в определенных состояниях: например, после употребления мутной жидкости или в момент адреналинового выброса, а в нормальном состоянии не появляется. Вот и думай тут – исполнять или нет. Гадай. Рискуй. А недожелание возникало в случае неуверенности человека, который втайне от себя самого пожелал и тут же сам себе запретил это желание. Ну никак люди не могли понять, что исполнение желаний – это не их задача, что ресурсы Вселенной бесконечны и на их желание они всегда найдутся. Люди не верили, что найдутся, ведь вокруг себя они такого изобилия ресурсов не обнаруживали. Люди любили быть реалистами: встать поутру и, обнаружив возле кровати горшок с нечистотами, объявить его единственно возможной реальностью. А ведь из такого горшка, очевидно же, не появится новый дом, машина, ну и что там обычно принято желать.
Взращиванием желаний занимались растители. В их обязанности входило угадывание, какое из состояний человека и есть сам человек, а какое – ложное. Надо было понять, в каком из них он максимально подлинный, настоящий. Настоящими все были только после употребления жидкости. Но наутро убежденно отказывались от своих поджидкостных желаний и вообще мало что помнили. А еще растителям надо было бесконечно расширять сознание людей, чтобы их реальность предполагала не только заполненный ночной горшок, но и еще какие-то ресурсы и возможности. Надо было делать так, чтобы их реальность предполагала еще и тонкие миры, представителям которых надо доверять. Надо было… В общем, тут мало что получалось. Растители пробовали всякое: подкладывали в ночной горшок конфеты, являлись людям во снах, прорезали тонкими скальпелями извилины в головах людей. Но обнаружив в горшке конфету, люди бежали ко врачу с требованием разъяснить название, а заодно и методы лечения такого заболевания, когда выходит конфета. Сновидениям они не верили и лечили их недельным воздержанием от употребления жидкости. А извилины приводили в исходное состояние, проведя по голове массивной рукой. Растители от такого допивали остатки жидкости после вечеринок людей. Но об этом старались особо не распространяться.
Далее требовалось синхронизировать возникшее желание по всему телу. В теле, помимо него самого, наличествовали ум, сердце и иногда душа. Они все должны были утвердить желание, только в этом случае оно могло быть исполнено. Занимались этим утвердители. Занимались вовлеченно, с огоньком и задоринкой. Но тоже мало что получалось. Кстати, наш Ангел отправил уже несколько писем Творцу с просьбой разъяснить, зачем рождаются люди без души, как они встроены в замысел? Ведь замысел предполагает реализацию желаний людей. А тут не получается принять единогласное желание без ключевого стейкхолдера – души, которой не наличествовало в теле. Ответов пока не поступало, разъяснений тоже. Такие люди сильно портили статистику.
Большую часть жизни люди прокачивали ум и растлевали тело. Это были два самых крикливых стейкхолдера. Один вечно пытался всех обмануть, и даже себя, а другой ничего не хотел слышать, если это не касалось его ублажения. От сердца тоже мало чего можно было добиться. Его не развивали. Оно оставалось в детском возрасте, когда еще не умеют говорить. Утвердители были кудесниками, им даже порой удавалось поймать пребывающую в блаженстве душу и засунуть ее в тело. Часто они делились даже своей душой, как последней рубашкой. Дисциплинировали открытиями ум, усмиряли невзгодами тело и будили молитвами сердце. Но все равно в большинстве случаев на итоговом голосовании по состоятельности желания ангелы подделывали результат, ведь голосование было тайным, а результаты его участникам не объявлялись. От этой неправды утвердители находилось в постоянном когнитивном диссонансе, оттого тоже вели себя как люди, напившиеся жидкости.
Затем требовалось доставить желание в небесную канцелярию по точному адресу. Людям кажется, что небо едино и направленное туда желание, просьба или угроза сразу попадает в нужный отдел. Как письмо Деду Морозу – непременно дойдет до адресата. Как бы не так! Небо – это большой улей с миллионами ячеек, в каждой из которых своя канцелярия. И все, что послано «в небо» (как и «на деревню дедушке»), никем не рассматривается, а отправляется прямиком в макулатурную кучу людской безадресной активности. Доставкой занимаются доставщики, которым необходимо знать, в какую канцелярию доставить желание, в какой форме его подать и в какой день и час там принимают. Разумеется, надо понимать и небесную фактуру каждой канцелярии: кто там сегодня принимает, в каком он настроении и как отдать желание в надежные руки без очереди. Каждая канцелярия уникальна, перегружена и не любит доставщиков, приносящих суету и заботы.
Безусловно, в доставщики идут ангелы с самой хорошей памятью и пробивной способностью. Другим не выжить на этой работе. Но и их способности постоянно обнуляются, потому что на небе всегда идут реформы! Постоянно меняется структура канцелярий, их ответственность, подчиненность и формы документооборота по реализации желаний. Вот и представьте, каково доставщикам удерживать все это в сознании! Большая часть из них давно свихнулись и просто бьются во все двери всех канцелярий с криками. Ну совсем как люди, напившиеся жидкости.
Далее уже работа канцелярий. Формально наш Ангел ее курирует, но фактически не представляет, что там происходит внутри. Канцелярщики к себе не пускают, говорят, это таинство – сверка желаний с замыслом Творца. Но судя по срокам, там происходит таинство дуракаваляния. Ангел почти в этом уверен, хотя догадывается, что обсуждать это в открытую не стоит. За дверями во время таинства прослушиваются ровно те же звуки, что и у людей во время распития жидкости.
Потом снова подключаются доставщики, которым надо доставить завизированное канцелярией желание в реализацию. Реализация – это аналитики. Они изменяют течение жизни так, чтобы желание могло реализоваться. А вы думали, кто печатает выигрышные лотерейные билеты, кто подгоняет ночью красивые машины к домам их пожелавших, кто в ручном режиме сопровождает сперматозоиды в телах, пожелавших продолжения рода? Все они – реализаторы. Но и их работа постоянно усложняется безумным ростом количества людей. Ведь желание не просто так надо реализовать, а в контексте других желаний других людей. При этом контекст всегда усложняется, ведь и людей, и желаний все больше. Ну и главное: выполненное желание одного человека – это часто страдание другого! Красивая машина у одного тут же рождает зависть у его соседа и встречное желание, чтобы обладатель новой машины обязательно ее разбил. Это называется «негативное желание» и запрещено к исполнению. Но переставшие понимать происходящее реализаторы, чтобы что-то показать окружающим и компенсировать ужас своего положения, уже давно их исполняют в надежде привлечь к себе внимание. Как? А вот так – берут и исполняют, без всяких согласований. Знает ли наш Ангел об этом? Знает. И молчит. Ведь ему тоже бы хотелось привлечь внимание к своему конвейеру, пусть бы хоть оптимизаторов каких прислали или замысел подкрутили. Кстати, люди наутро после жидкости тоже ведут себя похожим образом, злобно круша все вокруг, как и реализаторы.