Это снова ты

– Да вали уже! Достал! Пусть сидит, мне плевать!

Дима подмигивает мне и отходит вместе со Славой к остановке, где еще чудом сохранилась узкая скамейка. Плетусь к байку Зимина и упираюсь в него поясницей в поисках точки опоры. Напротив стоит белый железный зверь, а рядом пыхтящий от недовольства Фима. Интересно, это кличка? А может, его зовут Ефим или Серафим? Не повезло.

– Хочешь что-то сказать? – грубо выплевывает он.

Милаха, как же. Хотя и правда довольно симпатичный: темная челка прикрывает высокий лоб, в аккуратном носу пирсинг, рот большой, но губы не слишком пухлые. По телосложению тоже неплох, особенно в этой облегающей мотозащите – высокий и стройный. Будь здесь Женька, уже сидела бы у него на коленях. Поднимаю руки, показывая раскрытые ладони, и мотаю головой. Я не собираюсь с ним бодаться, не то настроение.

Проходит несколько минут в пустом молчании, только музыка и смех звучат неподалеку. Фима в очередной раз ловит мой взгляд и брезгливо цокает, а затем щелкает зажигалкой перед лицом, прикуривая сигарету. Засматриваюсь на его левый глаз. Сначала я думала, что это свет так падает, но…

– Да, они белые, – говорит Фима, заметив, что я уставилась на его ресницы. – Что-то еще?

– Ты на озверине?

– Че сказала? – Его верхняя губа подскакивает, показывая заостренный клык. Нарастил, что ли? И правда на злобного волчонка похож, только, как бы он ни старался, все равно выглядит больше мило, чем опасно.

– Слушай, – выдыхаю я, а после вдыхаю полной грудью прохладный ночной воздух, – жаждешь с кем-то поцапаться – давай не со мной.

– Размазало после покатушек со Славой? – его тон становится менее враждебным.

– Угу. Было круто. Везет вам, можете гонять так каждый день.

– Ага, до первого столба.

Фима стреляет окурком в сторону дороги, оранжевые искры разлетаются по асфальту. Следую взглядом дальше, к остановке: рука Димы лежит на плече Славы, а тот сидит неподвижно, понуро опустив голову. За всеми этими разрывными эмоциями я совсем забыла, насколько на самом деле такой досуг опасен. Поспешно отворачиваюсь, заметив, что Зимин поймал меня за подглядыванием. Беспокойство теснится в груди, но я не совсем понимаю, с чем именно оно связано. Что-то не так с этим парнем. И Зимин точно знает, что именно.

– Так ты, – вдруг снова заговаривает со мной Фима, – новая девушка Зимы?

– Моя невеста, – раздается за спиной веселый голос. – Красотка, да?

– Да прекрати ты уже, – устало бубню я.

– Прошлая была получше, – выносит вердикт Фима. Ну какой же козел!

Издалека слышен рев моторов, к площадке подъезжает еще одна группа мотоциклистов. С пассажирского сиденья одного из байков слезает девушка, да так грациозно, что легко привлекает к себе мужские взгляды. Длинные темные волосы рассыпаются по плечам, а внимание направлено точно в нашу сторону.

– Ну все, Ксю, нагулялись, – серьезно заявляет Зимин. – Поехали домой. Тебе уже давно пора спать.

Безмолвно повинуюсь, потому что действительно мечтаю о мягкой подушке. Занимаю место за спиной у Димы, а та девушка все смотрит и… улыбается? Интересно, что ее так веселит? Как-то это жутковато. По ушам бьет рычание мотора, заглушая мысли, и вот мы уже несемся наперегонки с ветром. Ну и ладно, так даже лучше. Возможно, мне просто показалось.

Зимин в очередной раз жмет на кнопку вызова лифта, но ничего не происходит. Тихая ругань срывается с его губ, а я устало тру веки, уже не заботясь о макияже.

– Придется идти пешком, – говорит Дима, потянув на себя дверь, что ведет на лестничную клетку, и приглашающе взмахивает рукой.

– На восьмой этаж? Класс! – хмыкаю я.

Ноги такие тяжелые, что едва получается поднимать их при каждом шаге, но вечер был слишком хорош, чтобы его могла испортить такая мелочь, как сломанный лифт. Вспоминаю поездку со Славой и невольно улыбаюсь, но стоит подумать о самом парне, как на подкорке снова что-то шевелится.

– Кто этот Слава вообще? – спрашиваю Диму, что плетется чуть позади.

– А что? Понравился? Какая ты ветреная, Ксю. Не ожидал.

– На себя посмотри! – парирую я, намекая на милых подружек, что готовы были облизать его с ног до головы.

– Ревнуешь?

– Дим, ты сбрендил?!

– Ах да, у тебя же…

Круто разворачиваюсь, и Зимин пошатывается, чуть не навернувшись со ступеней.

– Ты можешь без приколов хоть на один мой вопрос ответить? Неужели это так трудно?! – Голос эхом разлетается по лестничной клетке, и Дима оторопело хлопает ресницами.

– Могу, – вдруг послушно кивает он. – Слава – мой лучший друг.

– Я думала, твой лучший друг Саша, – язвительно замечаю я.

– Ему я больше не нужен. Теперь у него есть Настя.

Удивленно замираю, забыв о шутках. Прозвучало довольно убедительно. О чем это он? Что значит «не нужен»?

– Прости, – усмехается Дима, пожав плечами, – без приколов не получается.

– Ну ты… – разочарованно качаю головой и продолжаю подниматься по лестнице.

– Не дуйся, Ксю. Я больше не буду, честно! Сама серьезность! Слава просто классный парень, который учил меня водить байк. Мы давно не виделись… – Дима замолкает, пауза затягивается, и только шорох шагов слышится позади.

Оглядываюсь: Зимин поднимается следом, продолжая сохранять молчание. Что он скрывает? О чем разговаривал со Славой? Почему тот выглядел виноватым при встрече с Димой? Любопытство принимается постукивать молоточком по нервным окончаниям, и я не могу это терпеть.

– Слава сказал, что раньше с двойками не ездил. Зачем ты попросил его меня прокатить? – Пытаюсь зайти с другой стороны.

– Хотел кое-что проверить.

– Что именно?

И снова ответа нет. Неспешно поднимаюсь дальше, оставив попытки выяснить правду. Меня это не касается, но обида жалит неожиданно сильно. Волшебная пыльца, в блестках которой отражаются осколки сегодняшнего вечера, вдруг темнеет.

– А я и правда поверила, что мы попытаемся узнать друг друга, подружиться. Но ты все еще видишь во мне лишь несмышленую младшую сестру своего друга.

– Ксю, я не…

– Да забей! Друзей у тебя и так хватает.

Преодолеваем еще пару ступенек, как вдруг…

– Я не думал, что он вообще вернется, – произносит Зимин.

Холодок пробегает между лопаток. Дима равняется со мной, и на его лице скорбь.

– Почему? – с опаской уточняю я.

– Ты же с ним ездила. Не догадываешься?

– Да как-то не очень. Объясни.

– Когда я в первый раз увидел, как он гоняет, просто офигел. То, что он вытворял, казалось просто немыслимым. Такая скорость, бесстрашие. А потом я кое-что заметил. Кое-что не очень здоровое. Другие пацаны получают от езды удовольствие, кайфуют, выпендриваются перед девчонками, но он…

Мне хватает лишь еще одного мимолетного взгляда на Диму, чтобы понять, к чему он клонит. Воспоминания проявляются так ярко, что колет глаза: ясный взгляд и широкая улыбка Миши Леванова, а в ушах гремит измученный голос брата, твердящий ненавистное мною «Я в порядке».

– Ты серьезно? – задыхаюсь в ужасе. – Но… почему?

– Думаешь, это важно? Считаешь, существуют уважительные причины для самоубийства? – хлестко говорит Дима.

– Конечно нет, но… Боги, Зимин! И ты посадил меня с ним на один байк?! А вдруг…

– Что? – едко перебивает он. – Не ты ли говорила, что устала от всех этих «вдруг» и «если»? Все закончилось хорошо. Разве нет? Он трижды в аварии попадал – и все еще тут. Наверное, удача все-таки на его стороне.

– Удача?!

– А что еще? Это же русская рулетка. Повезет – будешь жить. Нет – умрешь. Все решает случайность. Глупый пацан, – с тихой злобой добавляет Дима. – И ты туда же с приключениями своими…

Хватаю ртом воздух. Возмущение шипит на коже лица, но этот взгляд – затравленный, уставший. Диме страшно, и это неудивительно. Нам всем страшно. Лишь раз коснувшись этой скверны, уже не отмоешься. Она станет мерещиться везде, напоминать о себе, преследовать. Заставит внимательнее вслушиваться в слова, анализировать поступки, пристальнее следить за близкими, чтобы успеть, чтобы поймать. Чтобы никогда впредь не услышать: «Его больше нет».

– Значит, ты ему помог? – спрашиваю я, голос едва слушается, такой жалкий.

– Я что, по-твоему, волшебный? – угрюмо хмыкает Дима. – Ни хрена я не сделал. Слава мне так и не рассказал, что именно его на это толкнуло, но и не отрицал ничего, стоило в лоб спросить. Только выпалил: «А что такого? Мне решать!» Тогда я поделился с ним нашей дерьмовой историей, во всех красках. Сначала даже показалось, что его это немного встряхнуло, но через пару дней он просто исчез.

В глазах ненадолго темнеет, в горле першит. После случившегося я много раз задавала себе вопрос: как вообще можно решиться на это? Как сильно нужно ненавидеть все вокруг вместе с самим собой, чтобы взять и… оборвать свою жизнь. Но, оказывается, не у всех хватает сил довести дело до конца. Кое-кто выбирает иной путь, долгий и не менее страшный. Сесть за руль, например, отпустить контроль и ждать случая, что прервет твои… страдания? Так они думают, да? Жизнь – страдания, смерть – освобождение? Дима сказал, что для самоубийства нет уважительных причин, и я с ним абсолютно согласна. Всегда есть иной выход. Почему они его не ищут? Не просят помощи, а иногда даже отвергают ее?

Ужас окружающей реальности выползает из темных углов и окутывает тьмой.

– Ксю, – взволнованно выдыхает Дима, коснувшись моего плеча.

– Это какой-то кошмар.

– Да, знаю. – Он обнимает меня, тепло прижимая к груди, и опускает подбородок на мою макушку. – Прости меня. Вот поэтому я и не хотел рассказывать тебе про Славу. Прости, пожалуйста. Ладно? Я был абсолютно уверен, что с вами ничего не случится. Слава не такой. Он не стал бы подвергать тебя опасности. Я – тем более.

Поднимаю руки, ладони касаются прохладной ткани кожаной куртки Зимина. Зарываюсь лицом в его шею и дышу, дышу до тех пор, пока не становится хоть капельку легче.

– Как он сейчас? Что сказал, когда вы разговаривали?

– Что он в порядке, – мрачно произносит Зимин, и я зажмуриваюсь.

Мы оба знаем, что таких людей практически невозможно отличить от обычных, нормальных. Но даже если получится, не факт, что ты сможешь помочь. Знание ничего не решает, бессилие перед чужими демонами неумолимо. Мы даже Сашу с трудом смогли вытащить, и то в основном благодаря Насте.

– Дим, ты… ты ведь за ним присмотришь?

– Не хотел бы я еще раз увидеть подобное.

– Ну почему? Почему их сейчас так много? Что за время?

– Не думаю, что дело в этом. Наверное, они всегда были, просто… Помнишь существ из «Гарри Поттера», что возили повозки от станции к школе?

– Фестралы?

– Да, вроде они – черные кони с крыльями. Их видели только те, кто видел смерть. Вот и у нас так. Мы теперь их видим. – Дима трется носом о мои волосы, и я обнимаю его крепче. Сейчас в моем близком окружении таких больше нет. – Ксю, пообещай мне, что…

Осторожно выбираюсь из уютных объятий и приподнимаю подбородок, чтобы показать всю серьезность.

– Никогда, – произношу твердо и предпринимаю неловкую попытку улыбнуться, желая подбодрить Зимина. – Мне же еще замуж за тебя выходить. Верно? Вряд ли наши родственники оценят свадьбу в стиле «Труп невесты», даже несмотря на то, что твоя мама фанатка Тима Бертона.

– Точно, – тихонько усмехается Дима, и на душе светлеет.

– Идем уже домой, – прошу я. – Слишком много потрясений для одного дня.

– Согласен.

Преодолеваем последний лестничный пролет. Дима открывает дверь в квартиру, и я уже готова прямо с порога прыгнуть в постель, даже не раздеваясь, но…

– Вот же сука, – злобно цедит Зимин, перешагивая через разбросанные вещи к зеркалу, в центре которого красуется желтый стикер.

– Что там? – спрашиваю я, направляясь к гостиной.

– Привет от бывшей.

В бардаке не вижу своей сумки с вещами, которую оставила у дивана. Иду сначала на кухню, где также царит хаос, а после заглядываю в ванную.

– Твою мать! – вскрикиваю, не сдержавшись.

Моя раскрытая сумка стоит в душевой кабине, все содержимое не так давно было щедро залито водой, а на полочках выше вновь красуются женские средства для ухода. Зимин залетает в комнату и снова грязно ругается.

– Давай посмотрим, что можно спасти, – предлагает он. – Одежду сразу в стирку, до утра должна высохнуть, но если нет, наденешь что-то из…

– Я не буду носить шмотки твоей бывшей!

– Вообще-то я хотел предложить свои.

– А-а-а… Тогда ладно…

Присаживаюсь на корточки, принимаясь осторожно доставать вещи из сумки. Благо косметичка у меня водонепроницаемая, а зарядка для телефона так и осталась в розетке. Вспоминаю довольную улыбку девушки с темными волосами, и теперь точно понимаю, чему она радовалась.

За стенкой слышится какой-то хруст, после – горестный кошачий рев.

– Мытька! – обеспокоенно зову я, оглядываясь. – Она его что, в туалете закрыла?! Как ты мог влюбиться в такую стерву?!

– В том-то и соль, – вздыхает Дима, глядя в пустоту. – Я не смог.

Он выходит из комнаты, а я обескураженно смотрю на пустой дверной проем.

* * *

Дима сидит за кухонным столом в полумраке комнаты. Мурашки ползут по влажному после душа затылку, на коленях лежит Мытька и мурчит громче, чем шумит работающая стиральная машинка. Поступок Алены не то чтобы был неожиданным, но все равно раздражающим. Пришлось потратить почти сорок минут, чтобы привести квартиру в относительный порядок. Сразу после этого Зимин отправил зевающую Мореву спать, а сам остался, чтобы дождаться окончания стирки и развесить вещи на балконе в надежде, что они успеют высохнуть за несколько часов оставшейся ночи.

Скорость крутящегося барабана увеличивается, резвый стук будто пульсирует в пространстве. Дима разворачивает скомканный стикер и еще раз пробегает по написанному взглядом: «Так просто от меня не избавиться. Люблю. А.». Очередной недовольный вздох слетает с губ. Мытька легонько прикусывает замершие пальцы, но Дима не реагирует. День был долгим и таким разным по эмоциям, что трещит черепушка. Ксюша будет жить здесь следующие две недели. Его малышка Морева, которая уже ни фига не малышка. У нее есть парень, сумасбродная подружка и куча дури в голове, что не так уж и странно для ее возраста. Хорошая ли это вообще идея – оставить ее здесь? Может, стоило снять квартиру? В нынешнем состоянии Диме совсем не просто сохранять тот сказочный образ, к которому привыкла Ксюша. Он еще и ляпнул ей что-то про дружбу. Будто это и впрямь возможно, но лучше все же держать руку на пульсе, пока она здесь.

Скомканный стикер летит через комнату и попадает точно в раковину. Дима хватает со стола телефон и, не обращая внимания на то, что время уже перевалило за три часа ночи, набирает один из номеров.

– Да, любимый. Соскучился? – раздается из динамика тягучий женский голос.

– Завтра все твои вещи будут на помойке.

– Зачем так грубо, Дим? Неужели я тебе секс обломала? Расстроила новую подружку?

Ярость огненными парами поднимается по груди Зимина, но он тушит ее отрешенностью.

– Это все, Ален, – цедит Дима.

– Нет, не все. Дим, ты мне нужен. Без тебя я…

– Не смей это произносить.

– Но это правда.

– Нет. Ты просто знаешь, куда давить, – холодно произносит он. – Алена, перестань. Ты получила от меня все, что хотела. И ты это прекрасно знаешь. Я тебе больше не нужен.

– Неправда! Я…

– Я сказал, хватит!

– Из-за нее? Кто она? – ревностно спрашивает Алена. – Кто она такая?

Зимин закрывает глаза ладонью. Ему надоел этот цирк, но… Как уйти, когда ты и директор, и главный клоун?

– Моя невеста! – эта фраза за сегодняшний вечер уже так прилипла к языку, что уже ощущается приятной сладостью.

– Вранье! Думаешь, я в это поверю?!

– Пока, Ален, – устало произносит Дима и завершает звонок под пиликанье стиральной машинки.

Легкий толчок, и Мытька спрыгивает на пол. Зимин поднимается из-за стола, вытаскивает вещи из барабана и направляется на балкон, где под потолком натянуты тонкие веревки. Город за окном переливается далекими огнями, ветер гуляет по соседнему скверу в гордом одиночестве. Дима недолго смотрит вдаль, задумавшись о том, что пыталась сказать Алена. Она не сможет без него? Чушь! Это с ним ей ничего не светит. Можно сказать, он уже второй раз делает ей одолжение. Скорее бы она с этим смирилась.

Дима принимается аккуратно развешивать Ксюшины вещи, а когда доходит до нижнего белья, замирает и тихо матерится. Потемневшее от воды синее кружево мягко обволакивает пальцы, и Зимин косится в сторону окна гостиной, где спит Ксюша. Их маленькая вечеринка двухлетней давности напоминает о себе вспыхнувшим огоньком в районе солнечного сплетения. Тогда Дима увидел куда больше, чем хотел, да и сделал тоже. Нельзя повторять прежних ошибок. Влечение к младшей Моревой – последнее, что ему сейчас нужно. Правда, было бы куда проще, будь Ксюша лет на пять помладше, ведь границы дозволенного значительно потускнели. Морева уже не ребенок, сладостями и сказками ее не угомонить, а та связь, что есть между ними, – тонкая, как леска, но и прочная тоже.

Кружево отправляется на веревку, оставшееся белье Дима развешивает почти не глядя. Закончив, он плетется в спальню, но в прихожей натыкается на Мытьку. Кот скребется под дверью гостиной и повелительно смотрит на хозяина.

– Нет, – строго шепчет Зимин.

Мытька фыркает и резво подпрыгивает, цепляясь лапами за дверную ручку. Дима бросается к коту, но тот легко протискивается в открывшуюся щель и мигом запрыгивает на диван.

– А ну иди сюда, – тихонько произносит Дима, протянув руку.

Кот пренебрежительно дергает ухом, делает круг почета и укладывается клубочком рядом со спящей на спине Ксюшей. Одна ее рука покоится на взымающемся и опадающем животе, голова чуть повернута вбок. Тело скрывает только свободная футболка, стройные ноги расслаблены. Дима не первый раз видит Ксюшу спящей, но привычное умиление вдруг сменяется совсем иным чувством. Дыхание глубже, взгляд острее. Ксюша вдруг коротко мычит, словно ощутив пристальное внимание, и переворачивается на живот, согнув одну ногу. Футболка задирается, и Дима делает крошечный шаг вперед, не отдавая себе отчета в действиях. Мытька приподнимает мордочку, желтые глаза горят от насмешки. Он будто хочет пожурить хозяина: «Что ты собираешься делать? Хочешь прикрыть ее? Лето на дворе. Она не замерзнет». Зимин шокированно отшатывается и выходит из комнаты. Это уже шиза. Узнай о подобном Морев, свернул бы голову без разговоров.

Наконец-то Дима добирается до спальни и садится на край постели. Тусклый свет с улицы скупо освещает комнату, но портрет маслом, стоящий на комоде, виден слишком хорошо. На нем три счастливых лица: лучший друг Димы Саша Морев, его невеста Настя Мореева и сам Дима. Это подарок на новоселье. Настя сказала, вручая: «Чтобы ты никогда не забывал о том, что мы у тебя есть», а Саша добавил: «Ага, повесь его на двери в туалет с внутренней стороны. Точно не забудешь». Зимин пристально вглядывается в нарисованные глаза друга, слова подкатывают к горлу, но в их звучании нет смысла, поэтому монолог так и остается внутренним.

Почему у меня ничего не вышло? Всегда ведь получалось. Я просто следовал за тобой, и все. Мне было достаточно оставаться лишь твоим отражением.

Зимин действительно был зеркалом, чистым, не искривленным. Это началось очень давно и вышло больше само собой, чем намеренно. Из гнетущей безысходности, в поисках безопасности и утешения. После смерти отца Дима остался в полной растерянности наедине с горюющей матерью и только в доме Моревых чувствовал себя обычным ребенком, беря пример с Саши. Зимин попросту делал то же, что и друг, повторял за ним буквально все, и тогда ему перепадало немного одобрения, похвалы и даже восхищения, это радовало детское сердце, лишенное родительского тепла. Так Зимин полюбил баскетбол в средних классах и стал капитаном команды, правда, только потому, что Морев уступил ему эту роль. Затем, уже в старших классах, Дима с усердием штудировал точные науки, чтобы поступить в политех, ведь Саша собирался именно туда, а взрослые твердили, что это правильный выбор. После зачисления Диме предложили занять пост старосты группы, и он согласился без тени сомнений, из-за того что Саша сказал: «Это же круто, братан! Я стану твоим замом, а Миха замзамом. Нам никто и слова не скажет, а сессии-то как пролетят!..» Зимин привык быть ведомым, ему это даже нравилось. Не нужно ничего решать, думать о будущем. Он слепо верил в Сашу и мог стоять рядом с ним посреди моря без страха утонуть. Отражать смелость и жизнелюбие друга было для Димы настоящим благом, но только до тех пор, пока зеркало не треснуло. Это случилось в тот день, когда развалилась их компания. В тот день, когда Миша пришел на крышу. В тот день, когда Дима потерял двоих друзей: одного навсегда, а второго на год, что казался вечностью. И теперь, как бы он ни старался поймать отражение Саши, ничего не выходит. Морев оправился, живет дальше, собирается создать семью, а у Димы больше не получается догнать друга. Попытка построить серьезные отношения с Аленой это только доказала. Видимо, в этой жизни есть что-то такое, что трудно воспроизвести или подделать.

Ну что не так? Почему я больше не могу как ты?

Дима переводит взгляд на лицо Насти и сглатывает вязкую слюну. Неужели дело в ней, в этой девочке? Что было бы, выбери она все-таки Диму, а не Сашу? Готовилась бы она сейчас сменить больше одной буквы в своей фамилии? Где бы они оказались, спаси Настя Зимина, а не Морева? Смогла бы она вообще это сделать? Был ли интерес Димы к Насте настоящим, или же это всего лишь еще одно отражение в уже растрескавшемся зеркале?

Зимин встряхивает головой и забирается в кровать. Обнимает подушку, отвернувшись от портрета, и смотрит в окно не моргая, до тех пор пока глаза не начинает жечь от сухости. Когда-то он и трех секунд не мог продержаться, глядя в ночь через стекло, но теперь это в прошлом. Правда, вместе со страхом ушло и еще кое-что… Важное. Даже слишком. Дима опускает веки, сознание уплывает, а во фрагментах разбитого зеркала мелькают воспоминания минувших дней.

«Димочка, теперь у мамы есть только ты. Ты должен быть сильным. Должен ее защищать. Ты же скоро во второй класс пойдешь, уже большой мальчик. Не расстраивай маму, ей сейчас очень тяжело», – едва знакомая женщина сжимала маленькие ладони Димы, который не понимал, почему все эти люди, одетые в черное, заполнили его дом.

«Света, у тебя сын, возьми себя в руки. Что значит не можешь? – доносился растерянный голос маминой подруги из-за двери кухни. – Ты должна жить ради него. Он же видел, как Володя повесился. Хочешь ему и себя в петле показать?»

«Дима, ложись спать. Нет никого за окном! Нет его, ты понимаешь?! – кричала мать, задергивая занавески в комнате Димы, окно которой выходило на старый орех. – Ну почему ты не можешь быть нормальным ребенком? Посмотри на Сашу! Думаешь, он бегает к матери из-за кошмаров по ночам? Думаешь, доводит ее своими истериками?»

Угрожающе хлопнула дверь, и Дима укрылся одеялом с головой, чтобы спрятаться от призрака, который стоял уже не за окном, а в комнате.

Глава 5

В тесном кабинете управляющего кинотеатром витают ароматы кофе и духов Женьки, с которыми она сегодня явно переборщила. Окон здесь нет, из мебели только компьютерный стол, пара стеллажей и четыре стула, два из которых занимаем мы с Фомушкиной.

– И что мы будем делать? Сидеть по шесть часов в день в этой коробке и пить кофе? – разочарованно причитает подруга и делает глоток из картонного стаканчика.

– А ты хотела бы залы убирать после сеансов? – спрашиваю, не скрывая сарказма.

– Я хотела бы, чтобы наш начальник был симпатичнее крокодила Гены родом из Чернобыля.

– Геннадий Степанович не наш начальник, – хихикаю я. – Он же сказал, что мы поступим в распоряжение менеджера по рекламе.

– Ага! И зовут его… Оленька, – фыркает Женька.

– А тебе прям принципиально быть окруженной мужиками?

Фомушка выразительно выгибает брови, как бы говоря: что за глупые вопросы? Действительно, чего это я? Потягиваю кофе и попутно переписываюсь с Денисом, пытаясь восполнить дефицит моего внимания. Первый день практики Дэна не сильно отличается от нашего: тоже сидит в офисе и ждет, когда хоть кто-то обратит на него внимание.

– Что это за рубашка? – спрашивает Женька, разглядывая мой сегодняшний наряд. – Не помню ее.

Опускаю нос, тонкая ткань молочного цвета приятно ощущается на плечах и груди. Дима, перед тем как уехать на работу, дал мне допуск в свой шкаф. И пусть к половине десятого бо́льшая часть моих вещей, пострадавших от бешеной бывшей Зимина, уже высохла, я не смогла отказать себе в слабости.