Последний герой. Том 2

Грохот. Звон. Что-то явно пошло не по плану. Пришлось идти спасать ситуацию.

Нашёл штопор, открыл бутылку. Разлил девчонкам в кружки – бокалов у нас не водилось. Себе тоже плеснул.

– Я сырок порежу! И колбаски! – обрадованно щебетала Машка и полезла в холодильник.

– Ну давайте, – торжественно произнесла Аля, протягивая кружку. – За знакомство.

Чокнулись. Пригубили. Зажевали.

– Чем занимаешься? – вдруг спросила рыжая, игриво покручивая кружку ухоженными пальчиками с ярко красным маникюром.

– С вами вино пью, – пожал я плечами.

– А вообще? – настаивала та.

– Да ничем. В полиции работаю.

– Так ты с Машкой? Ой, скукота-а… Протоколы, планы, совещания…

– А что интересно?

– Макс, – встряла Машка, – а ты знаешь, кто наша Алька?

– Кто?

– Ни в жизнь не угадаешь!

– Риэлтер? – предположил я.

– О! Почти угадал! Хи-хи… Ведьма она!

– Ситникова! – рыжая ткнула подругу локтем. – Сколько раз говорить, не ведьма, а ведунья.

– Ой, да какая разница. Гадаешь, деньги берёшь – как цыганка. Только ты взаправду, говоришь, предсказываешь.

– Прям взаправду? – усмехнулся я.

Впрочем, в современном мире такому можно было и не удивляться. С одним гуру ведь я уже пообщался. Интересно, переформатирует он там ту Ленку по просьбе оружейника обратно или нет?

– Ага, – закивала Машка с видом пророка. – Прикинь! Она мне ещё два года назад нагадала, что я в полиции работать буду. И вот! – хлопнула себя по плечу, будто там погоны висели. – Теперь товарищ лейтенант, ха!

– Хм… Интересное предсказание, – я поджал губы, душа улыбку. – Но два года назад ты уже в Академии МВД училась.

– Ну и что? Училась и училась… А мечтала о другом. Я вообще-то блогером хотела! И сейчас хочу… У-уф… – Машка вытянула губы, сложив на лице комедийную трагедию. – Ну па-а-ачему я должна шить дела, когда рождена для большего?

Она потянулась к рыжей, обняла за плечи.

– Алька! Подруга! Нагадай мне мужика богатого! Чтоб я уволилась и стала знаменитой! Желательно до понедельника…

– Легко сказать! – фыркнула Аля. – Это тебе не супермаркет: «Заверните мне, пожалуйста, олигарха без прицепа». Тут дело тонкое, понимаешь? Приворот называется. А для этого нужен конкретный кандидат.

– А-ай! – скривилась Машка, откинулась назад, чуть не свалившись с табурета. – Конкретный! Нет сейчас мужиков конкретных, вымерли, или того хуже – женаты. Остальные все какие-то… неконкретные! Вчера захожу вот как раз в супермаркет, беру творог. Рядом – мужчина: худи брендовое, часы умные, тележка без пива и кольца нет. Думаю – редкий зверь. Прохожу мимо, он: ой, мол, извините. Типа случайно задел.

Подружка слушала, причём удивительно внимательно для её состояния.

– Я – ничего, кивнула, улыбнулась. Минут через пять пересекаемся у холодильника, – продолжала Маша. – И он такой: девушка, а какое молоко лучше – вот это или вот это?

Она изобразила его позу у холодильного шкафа.

– Стоит с двумя пакетами: фермерское и ультрапастеризованное. Объясняю. Он улыбается, благодарит. Берёт оба. Через пару минут встречаемся на кассе, уже, думаю, как старые знакомые. Он снова: спасибо за помощь, бла-бла-бла… Первый раз сам закупаюсь. Раньше жена… ну, бывшая. Учусь, типа, жить. Я уши развесила, типа, всегда пожалуйста. Рассчиталась, он тоже. Ну я что, шаг замедлила, походка от бедра, долбаный пакет руку тянет, терплю. Ну, думаю, вот он – свободный, симпатичный. А он мимо проходит и ручкой так машет. Ну, мол, до встречи, может, еще пересечемся.… район же один. А я думаю: ты что, бл*дь? Реально меня про молоко спрашивал?! Никакого «поехали», «я заберу», «жду в семь». Пипец, серьезна-а?.. – Машка всплеснула руками, помолчала и тихо добавила. – Вот так и живём. Сами творог покупаем и сами его домой тащим.

– Ой, и не говори, подруга… Обмельчал мужик, – подлила масла в огонь Аля, покачивая соблазнительной ножкой. – Появляется внезапно, и сразу с абонементом на психотерапевта и тревожным расстройством. Вместо «я заеду» – пишет «можешь сама доехать?». Вместо завоевания – бережёт «свои границы». Ха! А вместо реальных поступков – репосты про осознанность и сторис с чашкой кофе: «медитирую, не тревожьте, я в моменте». Современный мужчинка – это удобняшка, а не «за каменной стеной». Он не скандальный, не альфа, не брутальный – он «не вообще». А чуть что – и его унесло в диалог с внутренним ребёнком. И самый прикол, знаете какой? – Алька вопросительно обвела нас интригующим взглядом.

– Какой? – спросили мы в голос с Машкой, мне уже самому было любопытно, что за суслик этот хомяк.

– Если рыльце в пуху, – подняла палец рыжая. – Нет, он не изменял – он просто не определился. А ты такая стоишь рядом с этим чудом эволюции, слушаешь про его «незакрытые паттерны» и думаешь: может, ну его?.. Лучше в лес. К волку. К лешему? К мужику с ружьем? Там хоть твердость есть, естество… а не это – «давай поговорим, что тебя триггернуло».

Она замолчала, посмотрела на Машу и добавила уже тише, с грустным смешком:

– Не мужик, а мягкий знак.

* * *

Первая бутылка ушла быстро. Я открыл вторую… Девчонки вдруг весело затянули песню:

Сидим с бобром за столомВдвоём,на ужин готовим полено.Давай поговорим,бобёр,О том, что наболело.

Не слышал такую песню. Про боров знал только: «Тихо в лесу…»

– Макс, есть гитара? – спросила меня вдруг рыжая, улыбаясь, игриво глядя в упор. – Я бы сыграла.

– Нету.

– А укулеле?

– А это ещё что за фрукт?

– Ну, маленькая такая гитара. Четыре струны.

– Маленькая? – удивился я.

– У меня дома и гитара, и укулеле. Я им даже имена дала.

– Ха! Вот ты жжёшь, Бобр! – хохотнула Машка. – Кто же вещам имена даёт?

– Ничё ты не понимаешь! – фыркнула гадалка. – Это тебе вообще не вещи. Музыкальным инструментам имена давать – это нормально. В них же дух мастера живёт.

– И как же ты их назвала?

– Ну, гитара у меня большая-пребольшая, я её Клиган зову. А укулельку – Тирион.

– Хорошо, что у тебя скрипки нет, – хихикала Машка.

– А давайте на брудершафт! – вдруг заявила Аля после очередной добавочки, держа кружку и поглядывая на меня поверх кромки.

– А давай! Бобр! Давай с тобой! – вклинилась Машка со своей кружкой между нами. – Сидим с Бобром за столом…

– Ай, да иди ты с этой песней. Потом тебя целовать, что ли? – прищурилась рыжая.

– А что, слабо подругу чмокнуть? А-абажаю тебя, Алька!

– Ладно, – вздохнула Аля. – Бобр сегодня добр.

Вечер пролетел незаметно. Хорошая компания, простая болтовня и вино – три составляющие лёгкости. Признаться, давно я вот так просто не сидел и не отдыхал, без напряга, без планов. Девчонки молодые. И вовсе они не курицы… даже красивые, рыжие. Но, как говорится, честь надо блюсти.

Разогнал их только тогда, когда опустела вторая бутылка.

– Я в душ! – схватила Машкино полотенце Бобр. – Сегодня у тебя ночую.

– Я первая! – перехватила край полотенца Машка и выдернула его.

– Овца!

– Сама овца!

– Ладно, пошли вместе, – усмехнулась рыжая, обернулась ко мне. – Максим, с нами?

– Ты охренела?! – Машка хлопнула её полотенцем по спине. – Это мой… сосед!

– Ой, да ладно, я же шучу! – пропела рыжая, и обе захохотали, хлопая босыми пятками по полу ванной.

А я пошел спать.

Завалился, покрутил немного в голове последние события, выстроил план дальнейших действий и сам не заметил, как задремал.

Скрипнула дверь. Сплю я чутко, так что тут же открыл глаза, а рука рефлекторно потянулась под подушку, за пистолетом.

В комнату кто-то прошёл, в темноте не разглядел. Мое одеяло приподнялось, и гибкий силуэт скользнул под него. Почувствовал, как в меня уперлась упругая женская грудь и горячее дыхание, отдающее мятой.

Глава 4

Утро разбудило щекотанием носа – рыжие волосы раскинулись у меня на груди, задевали лицо.

Я открыл глаза. Алька не спала, прижалась ко мне, будто боялась, что сбегу.

– Доброе, – прошептала она, улыбнувшись.

– Привет, – ответил я, чувствуя, как она снова теснее прижимается.

Дальше слова были лишними. Кровать предательски поскрипывала, оставалось надеяться, что Машка дрыхнет крепко. Оторвались друг от друга только спустя минут двадцать.

– Господи… – выдохнула рыжая, проводя ладонью по моей груди. – Почему мне так хорошо? Никогда бы не подумала, что молодой так притягивает…

Я хмыкнул про себя. Знала бы, сколько мне на самом деле.

Вслух сказал:

– Ты огонь.

И это была правда.

Но комплименты на этом закончились. Сейчас нельзя позволять себе обрастать связями – сам хожу по тонкой жердочке. Но, похоже, Алька это чувствовала. Не глупая. Проницательная. Не по годам. Сколько ей? Двадцать восемь? Тридцать? Где-то так…

Я встал.

– Мне на работу, – сказал я, разминая шею.

– А у Машки выходной, – лениво прищурилась рыжая, сверкая зеленью глаз и обнажённой грудью. Грудь – что надо, отметил я про себя. – И ты не ходи…

– Она после дежурства на выходном. Следак всё-таки. А я – в штабе. Это не хухры-мухры, а бумажки, – я подчёркнуто воздел палец кверху.

– Значит, у тебя более ответственная работа, – кивнула она, подыгрывая моей иронии.

– Угу. С утра надо успеть компьютер включить. Важное дело.

– Можно я первая в душ? – соскользнула с кровати на цыпочках, – пока Машка спит.

– Машки стесняешься? Вы ж, вроде, подруги.

– Ну… нехорошо как-то у подруг парней отбивать.

– В смысле? – фыркнул я. – Мы с ней не вместе. Она тебе ещё вчера сказала – просто живём.

– Ха! Это при тебе она хорохорилась, – тряхнула гривой рыжая, забирая с пола футболку, которую вчера дала ей Машка. – А до этого уши мне все прожужжала: Максим то, Максим сё. Как он изменился, возмужал вдруг резко. Не узнать. От тебя, говорит, мужиком теперь пахнет.

– Да? – я почесал затылок. – А как же вчерашняя история про молоко в супермаркете?

– Ой, да этой ее байке уже сто лет. Может, ляпнула, чтоб ты поревновал. Короче, запала на тебя Маха, только – я тебе ничего не говорила. А я, выходит, сучка. Стыдно сейчас… но я такая вчера была… ну совсем пьяная. И, что страшнее всего – ни фига не жалею. Хоть и гложет там, где совесть должна быть. Хи-хи…

– Ну-у… со своей подругой сама разбирайся, – улыбнулся я. – А совести можешь передать, что Макс вчера был ничейный, свободный агент.

– Ой, так я тебе и поверила, – покачала она головой. – У такого парня и нет девки?

Я лишь пожал плечами – переубеждать не стал. Она чмокнула меня в губы и упорхнула в ванную, прикрываясь одной лишь футболкой.

А я задумался… Машка, Алька… Девчонки интересные, живые. Но в голове всплыла Кобра. Яркая, черноглазая, с характером – та, что держит на себе весь отдел. Кстати… как она там? Надо бы навестить, заодно и новости закинуть. И вообще – надо решать её вопрос с этой дурацкой реабилитацией.

Не ровён час – спишут по надуманной херне. Сейчас это запросто: не прошёл тест у психолога – до свидания, форма. Всё. Ты больше не начальник. Не боец. Ты «тревожный элемент». Верить начали не опыту, не выслуге, а каким-то тестам и вот этим самым бумажкам. Психолог сказал – сдвиг по фазе. И всё, гуляй. Сейчас психологам верят больше, чем сотрудникам. Даже больше, чем свидетелям.

Может, поэтому в полицию всё больше идут женщины? У нас в ППСе уже треть – девчонки. Такого раньше не было. Современные парни – то по здоровью не проходят, то на полиграфе сыпятся, то психиатр говорит: «неустойчив, не рекомендован». Мир меняется… Только вот не всегда понятно – в какую сторону.

* * *

– Я думал, не придёшь, – пожал я руку Корюшкину на школьном стадионе.

– Я привык сдерживать обещания, – смущённо улыбнулся он, переминаясь с ноги на ногу возле турников. Был сегодня в нелепых шортах по колено и футболке с замысловатой надписью: «I Paused My Game To Be Here».

– Первая тренировка – втягивающая, – сказал я, покручивая шеей. – Побежали.

Сам после вчерашнего решил не фанатеть – лёгкой трусцой, чтоб только кровь разогнать и суставы не застаивались. Первый круг прошел нормально, прохлада, утро… Но вот Ваня сдался быстро – пробежал два круга, остановился, уткнулся руками в бока.

– Фух… Я не могу!

– Давай шагом, – скомандовал я. – Не останавливайся. Это тебе не в танки рубиться. Это – реальность, танкист.

– Жаль, тут нельзя прокачку купить… закись азота, турборежим… – пробурчал Ваня, волоча ноги.

– Вперёд, Волк! – хмыкнул я и побежал дальше, лёгкой рысцой. А Ваня – шагом, важно, как будто из последних сил выносил раненого с поля боя.

После пробежки – турник. Он посмотрел на перекладину с подозрением, будто это ловушка, с трудом подпрыгнул, повис, дёрнулся раз, дёрнулся два… Раздул щёки, заёрзал ногами в воздухе, но подбородок так и остался где-то значительно ниже перекладины. Даже лбом до нее не достал. Спрыгнул тяжело, как будто мешок с кирпичами упал.

– Сильно плохо? – спросил он виновато, будто профукал Олимпиаду.

– Пока да, – кивнул я. – Но не смертельно.

Ну, не буду же я врать и его хвалить, когда всё так очевидно. Так бойца не воспитаешь.

– Я ни на что не способен… – тихо протянул он. – Только работа в лаборатории, за микроскопом, и танки в сети. Я же говорил…

– Говорил, – согласился я. – А теперь делай выводы. Начал – значит, не бросай.

– Уф… не смогу я… Ты вон какой… А я…

– Отставить упаднические настроения, – велел я. – Не всё сразу. С турником не пошло – будем с другого начинать. Я показываю – ты делаешь.

Я не инструктор, но по молодости занимался самбо, боксом чуток в старших классах. И сейчас вспомнил старые тренировки, как гонял нас тренер и какие иногда давал так называемые разгрузочные тренировки.

– Смотри, – показал я на скамейку. – Десять приседаний. Потом десять отжиманий от скамьи – не от земли, не надо героизма. Надорвёшься ещё. И в конце – немного растяжки, дыхалку восстанови. Потом второй заход.

– А третий?.. – глянул он на меня с тоской.

– На третий не дотянешь. Давай хотя бы два круга для начала. Не сдохнешь – будет праздник.

Я сделал паузу, глянул, как он кивает.

– И как ты вообще физо на зачёте сдаёшь? – хмыкнул я.

– Мне так ставили, – пожал плечами Ваня. – Кто же меня за физо уволит? Я же единственный криминалист в отделе. Семь допусков. Очередь экспертиз.

– Ясно… Здесь твои допуска не канают. Давай, Волк, вперёд. База – это сила.

Корюшкин кивнул, будто я приговор только что зачитал. Несмотря на лёгкость заданий, к концу недолгой тренировки он был, как выжатый тюлень. Мокрый, покрасневший, с волосами, прилипшими ко лбу, но почему-то счастливый.

– Как заново родился… – прохрипел он смущенно. – Никогда так себя не чувствовал… Сейчас съем тарелку пельменей с кетчунезом.

Я хмыкнул.

– Только пельмени, без кетчунеза. Пора разгружать твоего внутреннего волка от сала.

Ваня согласно закивал, хватая ртом воздух, как карась на берегу.

– Если хочешь нравиться девчонкам, – строго проговорил я, вспоминая интернетные статейки, которые уже порядком проштудировал, сам-то тоже физуху набирал, – на будущее: никаких пельмешей и кетчунезов.

– Голодать? – в голосе Вани прозвучал ужас.

– Ни в коем случае, Ваня. Больше белка и растительной еды, – вспомнил я свои молодые годы, когда по динамовской линии в секции самбо пахал, готовясь к соревнованиям. – Без крайностей, но и без поблажек.

– Растительной? Как корова? – вздохнул он, поникнув.

– Чтобы как раз не быть коровой, – усмехнулся я. – Ты парень неглупый, сам поищи в сети, изучи вопрос, как хавать, что хавать, от чего отказаться. Сейчас всё в интернете есть – расписано по шагам. Главное – не перегибай палку, все в меру, Ваня. Как говорит наш начальник штаба, без фанатизма.

– Это да… В курсе немного. Я так-то гуглил раньше, – кивнул он. – Жалко только, что чипсы нельзя.

– Варианта два, Ваня: либо исключить чипсы, либо вырасти до трёх метров. Тогда при твоём весе будешь в норме.

Корюшкин рассмеялся, но как-то с оттенком грусти, будто прощался с любимыми пельмешками навсегда.

– Ладно… Завтра, в это же время?

– Завтра. Здесь. В семь. Не опаздывать, Волчара.

Он кивнул и, тяжело ступая, побрёл к выходу со стадиона. А я ещё немного остался: поболтался на турнике, попрыгал через вкопанные колеса, и, вытирая пот со лба, уже прокручивал в голове следующий шаг в деле. Пора было снова становиться ментом, а не фитнес-тренером.

* * *

После стадиона вернулся домой. Принял контрастный душ, на автомате побрёл на кухню – ставить воду на гречку в пакетике. Не люблю гречку, честно говоря, но надо. Куриную грудку – в Машкину мультиварку. Гречка с грудкой – лучшее топливо для набора сухой массы. Не жирной, а чистой, рабочей. Ел и чувствовал себя немного непривычно. Никогда особо не заморачивался по жрачке. Глотал всё, что жуется и не убегает со стола. Но, видимо, во второй жизни созрел до этого спортивного, мать его, питания.

Хотя честно говоря, в прошлой жизни было ведь вообще не до этого. Где там думать о грудках, когда днюешь и ночуешь на работе. А здесь… здесь почему-то хотелось не быть дрыщом. Вот прямо хотелось. Страсть как. Потому что никогда не был.

И это уже начинало получаться. Потому как одежда Максимки сидела всё плотнее. Тело росло, мышцы наливались. И явно быстрее, чем должно бы. Вечерами я еще добивал мышцы гирями – прикупил на «Авито» за копейки (спасибо прогрессу) две пудовки, с ржавчинкой, но по бросовой цене. Качаюсь, так сказать. Но даже с нерегулярными занятиями прогресс выходит какой-то чересчур бодрый.

Вот и Машка, оказывается, заметила.

То ли тело у Максимки генетически одарённое, просто не было толчка… То ли моё сознание, переехавшее в эту оболочку, как-то реорганизовало всё по-новому. Не знаю. Бред, конечно. Но после того, как меня швырнуло из 97-го в сегодняшний день – я теперь зарекаюсь что-либо категорически отрицать. Всё может быть.

Хотя, если по-честному – да и плевать. Главное, что процесс пошёл. И неплохо пошёл.

– Привет, – на кухню вышла заспанная Машка в своих тапках-зайцах и фирменном халатике, который едва прикрывал кружевной треугольник между бедер. Потянулась, зевнула.

– Доброе утро, страна, – я подмигнул. – Кофе будешь?

– Ага, – кивнула она, растирая виски и плюхаясь за стол.

– Отлично. И мне тогда налей, раз уж ты на ногах.

Машка надула губы, но встала, начала колдовать с кофеваркой.

– А где бобриха моя? – пробормотала, потирая нос. – Я так вчера набубенилась, не помню, как отрубилась. Мы с ней, вроде, на диван рухнули, а дальше – провал.

– Ушла, наверное, – пожал я плечами.

– Странно… Даже не разбудила. Я вообще и не помню, во сколько. Обычно своими кудрями мне всё лицо щекочет. Разбросает космы по подушке, как ураган прошёл.

– Сама говоришь – наклюкалась. Спала, как убитая. Даже храпела, но негромко.

– Ой, не ври, а! Никогда не храплю! – Машка покраснела.

– Ну да… Просто громко сопишь.

– Да это Алька храпела, – кивнула Машка, косясь на меня и поджав губы. В ее глазах сверкнули чертята. – Ну и как она тебе?

– Кто?

– Бобр. Понравилась?

– Ничего так. Интересная девушка, – ответил я, не поднимая глаз.

– Интересная? Ой, скажешь тоже… Людей обманывает своими этими предсказаниями, гаданиями, – фыркнула Машка.

– У каждого свои недостатки. Я вот в штабе работаю…

– Выдерга она. И умную корчит. Скажи, Макс, а мужикам правда нравятся рыжие? Ну… серьёзно?

Вспомнился анекдот о женской дружбе: Чтобы летом хорошо выглядеть на пляже, Люся ещё с зимы начала откармливать свою лучшую подругу Оксану.

– Всё, – глянул я на наручные часы. – Я побежал. Дел по горло.

– Куда? Ты же на больничном.

– Больничный – не повод расслабляться. Когда Родина в опасности, отдыхать некогда, – проговорил я с нарочитым пафосом и смылся с кухни, пока Машка не начала допытываться про рыжих бобров.

Путь лежал в медсанчасть – надо было снова сыграть оловянного несгибаемого солдатика. Походил роботом для убедительности, покривился на спину – всё прошло гладко, больничный продлили без лишних вопросов.

А оттуда – сразу на работу. Нужно выцепить мажора. Что-то он подзаглох, а мне нужна инфа на Егорова. Я же пробить велел, а он что – забил? Если так – взбодрю. А если не забил, как там теперь говорят? Помогу «сформировать внутреннюю мотивацию». Ну-ну.

* * *

Чёрный седан премиум-класса мягко притормозил у одной из новостроек в спальном районе. Из него первыми вышли двое охранников в тёмных костюмах. Гарнитуры в ухе, морды кирпичом, недалекие, но серьезные. Один – сразу в подъезд, второй остался снаружи, осматривал двор, вращая бритой головой.

На площадке – пара ребятишек, мамашка с коляской да накачанный тип в обтягивающей футболке выгуливал таксу. Взгляд охранника задержался на нём. Подумал, поприглядывался. Слишком уж подчёркнута фигура, слишком нарциссично выставлены мышцы – под одеждой спрятать оружие проблематично. Значит, не угроза.

– Всё чисто, Герман Сильвестрович, – доложил вернувшийся из подъезда.

Только после этого из машины выбрался сам Вальков. Медленно, как человек, которому все и так обязаны. Недовольно поморщился на солнце, будто оно светит без его ведома, одёрнул дорогой легкий пиджак и направился к подъезду в окружении охраны.

Просторный лифт мягко принял всех троих и пополз вверх. Тишина, только еле слышное глухое гудение. Дзинь. Двери разошлись на нужном этаже. Вышли.

– Ждите здесь, – коротко бросил Вальков и кивнул на лестничную площадку.

– Квартиру проверить? На всякий случай? – уточнил один из охранников.

– Ты глухой?! – рявкнул Валет. – Ждать здесь!

Настроение у него было паршивое. Уже несколько дней его терзало гнетущее чувство – будто за ним кто-то идёт. Не конкуренты, которых он в девяностые гасил без колебаний. Не бывшие «пехотинцы», которых потом кинул, когда уходил в тень, зачищая хвосты. Это было другое. Он не мог толком объяснить – кто именно и зачем. Но нутром чуял: за ним пришли. Кто-то, кто помнил. Кто-то, кто не простил. И почему-то он был уверен – этот враг будет самым опасным. Самым упрямым. Самым лютым.

Валет позвонил в дверь, обитую толстой кожей с латунными гвоздиками – смотрелась она в новостройке, как старинный сундук в супермаркете. Через несколько секунд глазок затянула тень, а после щёлкнул замок.

– Привет, – слабо улыбнулся Вальков. – Как договаривались… я приехал.

– Проходите, Герман Сильвестрович, – отозвался бархатистый женский голос – слишком правильный, выверенный, словно актриса читала по роли. Ни жизни, ни будничности – а сцена из фильма.

Вальков шагнул внутрь. Хозяйка закрыла за ним дверь, плавно, без звука.

– Опять кошмары? – спросила она, уже в коридоре.

– Да… сам не пойму, – отмахнулся Валет, оглядываясь. – Раскинешь карты?

– Пойдёмте… Посмотрим, что за тень стоит за вашей спиной.

Квартира напоминала не городское жильё, а лавку чародейки. Пол устлан восточным ковром, в воздухе – аромат полыни и чего-то терпкого.

Вошли в комнату. Окна плотно зашторены тяжёлыми бархатными портьерами, свет идёт от десятка свечей в бронзовых подсвечниках. На стенах – гравюры с символами, которые можно принять за старинные или просто модные. По полкам – вычурные железные банки с зеленым налетом, что внутри – неизвестно. Стопка книг с потёртыми корешками: «Ключ Соломона», «Оракул теней», «Сумеречная астрология».

Посреди комнаты два одинаковых кресла напротив друг друга, с изогнутыми ножками. Они были словно выдернуты из старинной фотокарточки: потемневшее дерево, резные подлокотники в виде змеиных тел, сиденье и спинка – обиты тускло-вишнёвой парчой с вытертым узором. А между креслами стоял маленький круглый столик, покрытый чёрной скатертью с вышитой пентаграммой.

– Садитесь, Герман Сильвестрович, – гадалка плавно присела напротив, вытаскивая карты. – Сейчас всё станет яснее… Или, наоборот, туманнее. Как пойдёт.

– Уютненько у тебя тут, – хмыкнул Вальков, оглядываясь. – И одновременно жутковато. Сколько раз был – никак не привыкну.

Вальков откинулся со вздохом на спинку, поёрзал, поводил глазами, будто искал что-то.

– У тебя есть выпить? – облизнул он пересохшие губы. В последнее время он крепко налегал на алкоголь, нервы играли скрипкой без смычка.

– Нельзя, Герман Сильвестрович, – мягко, но твёрдо ответила гадалка. – Перед сеансом спиртное закрывает потоки. Алкоголь мутит восприятие, размывает границы между правдой и вымыслом. Душа становится глухой, лживой. Даже карты это чувствуют – путаются, уводят не туда. А мне нужны вы – настоящий. Незамутненный, настроенный. Иначе говорить мы будем не с судьбой, а с демонами.

– Ладно… Черт с этой выпивкой… давай уже, вещай, Ванга.

Гадалка ничего не ответила, только слегка улыбнулась уголками губ. Пока Вальков еще что-то бубнил, её тонкие пальцы извлекли из-под столика старую колоду.