Последний герой. Том 2

– Тогда Ярового пока не трогаем? – уточнил Савченко. – Я тут пробил, у него родители живут за городом, в…

– Ты что, глухой?! – сорвался Вальков. – Не трогаем! Выборы, мать их! Нельзя скандалов!

– Не ори, – резко перебил его Дирижер.

И Вальков осел, стянул пиджак, бросил на спинку кресла и бухнулся в него. Тяжело дышал, глядя в одну точку.

Нервно встал, дошагал до шкафа, распахнул резные дверцы и уже спокойнее спросил:

– Виски будешь?

– Наливай, – кивнул Савченко.

Валет потянулся к бару, вытащил бутылку, два бокала. Вернулся к столику, налил до ободков. Поднял свой, глянул в янтарную глубину.

– Нам надо успокоиться, – пробормотал он, будто самому себе.

Савченко внешне был спокоен, почти равнодушен – но Валет знал, под ледяной кожей там тоже бурлило.

– Кем он там в ментовке, говоришь? В штабе? Писарем? – спросил Валет, отпив из бокала и со вздохом откинувшись в кресле.

Савченко отпил, медленно, будто цедил:

– Инспектор штаба. По бумагам. Вроде, молодой, зеленый. Но… – он замолчал на половине фразы, будто не хотел договаривать.

– Что «но»?

– Не похож он на кабинетного. Не тот взгляд. Не та походка. Хоть и косит под лоха.

Валет шумно выдохнул:

– Вот и я о том же… – протянул Валет и снова отпил.

– Угу, – кивнул Савченко. – Слишком уверенно себя ведёт. Даже когда с охраной уходил – все стебался, говорит Степаныч. Чипсы хрумкал.

– Чипсы?

– Ну да… А потом – бах, и тела в реке, камеры почищены, дежурный на полу в наручниках. Чисто, быстро, профессионально.

– Значит, не просто крыса, – Валет поёрзал в кресле, вытянул ноги и, скинув итальянские туфли, с облегчением пошевелил пальцами на ногах. – Значит, за ним кто-то стоит.

– Или стоял, – уточнил Савченко. – Мог откуда угодно прийти – от силовиков столичных до старых спецов.

– Ты пробей его глубже. Прямо вот по крошкам. Школа, ВУЗ, кто крестил, кто зубы лечил, с кем на лавке сидел, с кем кувыркался. Подними старые связи, запроси Москву по своим каналам. Не верю я, что это просто случайный лейтенантик.

Савченко покивал, поставил бокал:

– Уже дал задание. Но если у него реально есть на тебя компромат, действовать придётся аккуратно.

– Пока не рыпаемся. Ни одной тени, понял? До выборов – никаких хлопков. А потом… – Валет вздохнул и зло ухмыльнулся. – Потом посмотрим, кто кого с обрыва сбросит. Урою суку…

– И компромат, – вставил слово Дирижер, как финальную ноту. – Надо узнать, что у него есть и где лежит.

– А это уже задача номер один. Думай, Артурчик, думай. Ищи того, кто ему помогает. Он не один. Не может быть один.

Савченко встал, поправил пиджак:

– Найдём. И помощника найдём. И видео. Дай срок. А потом похороны его сыграем. С оркестром.

Валет откинулся назад, глядя в потолок, шумно выдохнул:

– Надеюсь, ты прав. Надеюсь… Иначе нам кабзда…

* * *

После больницы я поехал в отдел. Нужно было составить план действий и, главное, выцепить Шульгина – он должен был пробить по базам того самого Егорова, что от туберкулеза на зоне загнулся и напел Грачу про некую доказуху по моему убийству.

Тянул резину, паразит, говорит, что там проблемы с этим Егоровым. Какие могут быть проблемы? Врет? Хрен его знает. Надо было поднажать на него, мотивировать, так сказать.

Так. Что у меня на руках?

Трофейный ИЖ. Ствол легальный, в базе числится, отстрелян и, как положено, пули и гильзы помещены в пулегильзотеку лицензионно-разрешительной. Сейчас это подразделение к Росгвардии относится, но хрен редьки не слаще. Всё как и раньше: гражданское и служебное нарезное оружие всегда проходит эту процедуру. Это я знал и по своей старой службе, и в этой новой жизни такие правила сохранились.

А значит, если мне вдруг придётся стрелять, всплывёт пестик в базе, как миленький. Плевать, что владелец у него – ЧОП «Легион». Главный вопрос – кто стрелял? И вот тут не хочется, чтобы меня потом взяли за хвост по баллистике.

Вывод – ствол надо «переиначить». Поменять рельеф в канале, спилить микродефекты, создать новые следообразующие особенности. Тогда отстрел не совпадёт. Или совпадёт, но только в общих чертах – без точной идентификации. Так? Нужно уточнить.

Вопрос – кто у нас по этому делу дока?

Корюшкин, конечно.

Старший лейтенант, криминалист, рыхлый как белорусский сырник, но в баллистике и трасологии шарит, как дед в рыбалке.

А значит, нужно с ним поговорить. Только аккуратно. На интерес. Не напрямую. Напрямую он, скорее всего, сольется – все они тут какие-то малахольные, исключая только Кобру. А вот если с подходом…

Направился в криминалистическую лабу на первом этаже ОВД. Проскочил мимо дежурки, не хотелось светиться, ведь я на больничном, на процедурах. Быстренько проскользнул через турникет, и даже Ляцкий Глаз меня не заметил.

Вот и лаборатория. Вошел. Эксперт сидел в кабинете и рассматривал через лупу гипсовый слепок.

– Привет, наука, – сказал я, заходя в лабораторию и присаживаясь рядом.

Корюшкин, увлечённо склонившийся над слепком, вздрогнул и на секунду поднял глаза от лупы. Перед ним на столе стояла белая, застывшая хреновина с четким рельефом подошвы и вцеменитрованной ниткой, на которой висела бирка.

– Максим Сергеевич… здравствуйте, – выпрямился он, потирая затёкшую шею.

– Ваня, давай без формальностей, просто Макс. Не пали контору, – усмехнулся я.

– Ага, понял… – кивнул он, но взгляд у него был не такой, на какой я мог рассчитывать.

Задумчивый. А я полагал, что он будет смотреть на меня, как на гибрид Дзержинского и Железного человека.

– Я тут размышлял, Максим… Мне кажется, ты меня за нос водишь.

– В смысле?

– Ну… что ты из этих, оттуда, – он неопределенно ткнул пальцем в потолок.

Ага. Умный, паразит. Не прокатило. Надо менять тактику.

– Так надо, Ваня, я же в тот момент ещё не знал – можно доверять тебе или нет. Но дело, которым я занимаюсь, архиважное.

– Какое дело? – глаза криминалиста загорелись.

– Тс-с… – я многозначительно приложил палец к губам. – Не могу сказать. Но… если тебе можно доверять, может, потом поделюсь.

– Конечно, можно, – закивал парень.

Видимо, с ним в отделе особо никто не общался, а тут появилась перспектива с кем-то наладить мосты.

– Ну вот как буду в тебе уверен, расскажу. Без обид пока. Лады?

– Хорошо, – вздохнул Корюшкин.

И посмотрел так, как будто бы засекал конкретный срок, просчитывая, за сколько прорастёт моё к нему доверие.

– А ты чего? – кивнул я на слепок. – Опять тапки меряешь?

– Да… по краже с дач принесли. В картотеку надо поместить и экспертизу на пригодность сделать.

– Ага. Уважуха. Слушай, раз уж зашёл… Расскажи мне про баллистику. Типа, пуля – это отпечаток пальца пистолета?

Корюшкин оживился:

– Не совсем, но рядом. У каждого ствола свои микропризнаки рельефа. Когда пуля проходит сквозь канал, она об эти неровности трётся, и на ней остаются бороздки – следы-трассы от полей нарезов. А гильза – это уже отдельная песня: следы бойка, зацепа выбрасывателя, вмятины на донце…

Излагать всё это было ему явно приятно.

– И всё это ты фиксируешь?

– Фото, сравнение с базой, описание – как положено. Потом делаю вывод – стрелял именно этот ствол или нет. Или неизвестный.

– А если ствол подпилить? Или новый поставить?

– Тогда совпадения не будет. Плюс, если нарезы не сходятся с картотекой – значит, пистолет нигде не светился.

Я прищурился:

– То есть, если у кого-то палёная нарезь, и он в деле всплывёт – ты его вычислишь?

– А ты сомневался? – усмехнулся Ваня. – Я же эксперт с почти десятилетним стажем, Макс.

– Молоток, – кивнул я.

– А почему ты спрашиваешь?

Я развел руками, изображая саму невинность:

– Просто читаю много, вон, статью в «Кримпрактике» листал: как преступники избегают изобличения от баллистической экспертизы. Ну, как там пишут, что как только ни изощряются. Решил уточнить – брешут или правда.

– Угу, – кивнул он, не отводя взгляда. – Ну смотри, если вдруг, чисто гипотетически, оружие стрельнуло, а потом ствол заменили… То пуля, помещенная в базу, уже не будет совпадать с новым стволом. И потом, заменить-то ствол можно не во всех видах оружия: у одних моделей это делается просто, у других требует сложной разборки, станочных работ, это просто так «на коленке» не сделаешь, сложно или вообще невозможно.

– Допустим. А если не менять, а просто подпилить немного, полирнуть?

– Ну… – он замялся, но интерес во взгляде мелькнул. – Теоретически можно. Если умело поработать – изменить характер полей нарезов, добавить микроскопических дефектов, можно добиться того, что отстрел не совпадёт с базовой пулей. Но это уже… как искусство, ювелирка. Даже мелочь, типа царапины на дульном срезе, может сыграть.

– То есть, – я усмехнулся, – если ствол прошёл отстрел в разрешительной, но потом его чуть-чуть «подрихтовали» – его по базе уже не привяжут?

– Если грамотно сделать – не найдут совпадений. А если рукожоп какой-то начнёт ковырять отвёрткой – найдут сразу. Тут нюансы.

– Очень интересно… – снова покивал я, поощряя собеседника.

– Так вот же, – Ваня встал, порылся на полке и нашел книжку, протянул мне. На обложке значится: «Судебная баллистика». – Тут все написано, можешь почитать.

– Недосуг мне, Ваня, книжки штудировать, ты мне все пояснил, спасибо.

– Не за что, обращайся.

Я не уходил. Инфы я уже нарыл, но ведь это и не всё. Подход к Ване нужно найти, не только на профессиональном интересе зацепить. Криминалист-союзник – это сила.

– Кстати… – я задумчиво потер подбородок. – А ты чего целыми днями сидишь, геморрой высиживаешь? Как ни зайду, ты все в работе… Хоть бы в спортзал сходил. Наел скафандр.

Я ткнул его в бок.

– Экспертиз навалили, – с досадой вздохнул Корюшкин. – Некогда.

– Это все отмазки для своей совести, – махнул я рукой немного залихватски. – Запомни, Ваня, всех экспертиз не переделать, всех женщин не… А кстати. Как у тебя на личном фронте?

Решил вывести Корюшкина на личный разговор. Он в отделе, как отщепенец. Парень, вроде, неплохой, умный, только пухлый и забитый. Жаль такого, никто его не замечает, как Максимку когда-то. Да и закорешиться с экспертом не помешает. Для моих дел – кадр он нужный, ценный.

– На личном? – надул щеки Корюшкин.

– Подружка есть? – прямо спросил я.

– Ну… нет, – плечи его опустились. – А что?

– Вот так и просидишь в кабинете всю жизнь, и не будет.

– Да я же работаю, – попробовал отмахнуться Корюшкин.

– Дак оно понятно, Ваня. Все работают. Но при этом как-то умудряются жить. Вот скажи, мне, друг ситцевый, ты чего одеваешься, как колхозник? Что за рубашка? Ты её в комоде у бабушки нашёл?

– А как ты узнал? – удивлённо выдохнул криминалист.

– Ёшкин пень… Вопрос вообще-то риторический был, но в точку, видать. Тебе бы брюшко подспустить да шмотки поновее прикупить. А то ходишь, как дед Макар на пенсии.

– Нормальная одежда, – пробурчал Ваня, глядя в пол.

– Да тебя бы в такой рубашке на сельской дискотеке даже в девяностых засмеяли. Сходи на рынок, покрутись на картонке перед куском зеркала, прикупи чего путного.

– Я в моде не разбираюсь, – ещё больше надул щёки Ваня.

– Я тоже не из этих… не стилист, но тут так скажу – любая новая тряпка будет лучше, чем сорочка с нафталиновым ароматом. У тебя и подружки нет, потому что ты… э…

– Лох? – подсказал он сам, обречённо.

– Я такого не говорил. Сам сказал – сам услышал, – развёл я руками. – Но это поправимо. Если заняться Ты вот пока… ты выглядишь, ну… короче, хреново выглядишь. Я вот по утрам бегаю – турник, брусья, всё такое. Вот гири прикупил, начинаю баловаться железом. Давай со мной. Присоединяйся. Раньше встал – пробежался, позанимался, потом надел брючки модные, рубашку с отливом. Только пуговку верхнюю не застёгивай никогда, не по-пацански это, запомни. И все девчонки твои.

– Прям все? – мечтательно вздохнул Ваня.

– Ну, может, и не все, но так зачем тебе все? Одну точно найдёшь. Давай так. Скажи, вот тебе кто в отделе нравится?

– Никто, – замотал головой Ваня.

Причём слишком резко, аж покраснел слегка.

– А если подумать? – прищурился я, не отводя взгляда.

– Ну-у… не знаю… Есть парочка девочек…

– Ха! – я хлопнул его по пухлому плечу. – Парочка?! Молодцом! А я уж думал – ты из этих…

– Из кого, из этих? – нахмурился Ваня, вскинув бровь.

– Да шучу я, – рассмеялся я. – Всё, брат, с завтрашнего утра – новая жизнь. Утром побежим. К любви и светлому будущему.

– А если я не проснусь?

– Тогда я лично приду и тебя вытолкаю на улицу. В трусах. Попомни моё слово – Яровой их на ветер не бросает.

Я шутливо ткнул в него пальцем, но тон сохранял серьёзный – мол, уговор. Ваня выдохнул и засмеялся – искренне, чуть застенчиво. Уже лучше. Зерно пошло в землю.

– Колись тогда… – продолжал я. – На кого глаз положил? Надеюсь, она не замужем? Помогу тебе её закадрить, расскажу, как надо.

– Правда? – Ваня аж захлопал глазами и посмотрел на меня с преданностью щенка.

– Конечно. Ну… выкладывай. Кто эта счастливая избранница?

Главное, чтоб не та кукла из СК – так сильно даже мне не под силу «переформатировать» этого душку. Корюшкин попыжился ещё и выдал:

– Оксана Геннадьевна…

Глава 3

Я невольно кашлянул в кулак, чтобы не фыркнуть.

– Э-э… Ну-у… Губа не дура, Ваня… Но знаешь, кхм… Оксана Геннадьевна – она… она взрослая. Понимаешь? По возрасту тебе не совсем подходит.

– Мы ровесники, – тихо проговорил он, опустив глаза, будто оправдываясь.

– Да?.. Хм… Ну, обычно мужчина выбирает женщину помладше… Да и Кобра – она вся в работе. Ещё бывает, как взорвётся, покроет матом, и не разбирает, кто перед ней – начальник или стажёр. Дома она, скорее всего, такая же. Точно тебе говорю.

– Мне нравятся такие женщины, – мечтательно закатил глаза Ваня. – Сильные, уверенные… Такие, чтоб можно было смотреть снизу вверх… Как на маму. В переносном смысле, конечно.

Я и сам посмотрел на него построже.

– Так, Ваня! Мы не маму выбираем, а… ладно, кому я объясняю, так что идём по порядку. Давай ещё попробуем, – прищурился я. – Ты сказал, что тебе две женщины импонируют, так сказать. В нашем отделе… Кто вторая?

– Не то чтобы она прям нравится… Но… так, ничего такая… – замялся он.

– Говори, Ваня, говори. Попа, грудь есть – считай, симпатичная.

– А мозги? – выдохнул Ваня. – Интеллект… Разве это не важно?

– Если и мозги присутствуют, тогда вообще – красавица. Но не это главное, ты ж не команду для «Что, где, когда?» собираешь.

Эксперт поморщился.

– Ну вот в том-то и дело, что у второй – уровень интеллекта, мне кажется, пониже, чем у Оксаны Геннадьевны…

Я тяжело вдохнул, не очень-то и сдерживаясь на этот раз.

– Маралий корень, Ваня! Тебе с интеллектом детей рожать? Тебе подруга нужна или в шахматы играть? Как ее имя, говори уже.

– Мария, – выдохнул он, собравшись с духом. – Ситникова.

– Кто?

– Ну… Маша. Из следствия. Блондинка…

– А-а… Машка… – я даже опешил.

Он во всех моих женщин влюблен что ли? Вот так принесло.

– Ну-у, во-от… – аккуратно подбодрил я его. – Уже лучше. Я имею в виду – это ж уже синичка вполне себе, не журавлик. Реальная. И с характером.

– Она улыбчивая, – как-то тихо, почти по-девичьи сказал Корюшкин. – Когда не орёт на меня.

Я хмыкнул и хлопнул его по плечу:

– Ты ее не беси, и все тип-топ будет.

– Только Мария меня не замечает, – вздохнул Ваня. – Я как-то на происшествии… ну, вместе выезжали. Сгонял в ларёк, купил ей чебурек, предложил – а она что?

– Что? – эхом переспросил я.

– Рассмеялась.

– Ваня… – я уставился на него, как на кукушонка, выпавшего из чужого гнезда. – Кто же девушкам чебуреки дарит?

– Мама говорит, что главное – внимание.

И сказал, главное, сразу с такой интонацией, чтобы я мамой не спорил.

– Так, стоп… – я прикрыл глаза рукой. – Ты чего, с мамой живёшь?

– Ну да… Удобно. Всегда накормлен, поглажен.

Я откинулся на спинку стула, выдохнул и покачал головой. Случай запущенный… но излечимый. Наверное.

– Короче, Казанова ты наш чебурековый. Завтра с утра – стадион на Ленина. Знаешь?

– Третья школа?

– Да. Недалеко от ОВД. Жду тебя. Будем из тебя человека делать…

– Бегать? – переспросил Ваня со священным ужасом, будто я предложил ему пересечь Сахару или покорить Эверест.

– И бегать, и отжиматься, и подтягиваться, – кивнул я. – Комплекс.

Он посмотрел на меня с большим сомнением.

– А как мне это с Марией поможет?

– Увидишь, – подмигнул я. – Ты, главное – приходи.

– Хорошо… – обречённо вздохнул он. – Придётся сегодня пораньше лечь. Игру пропущу…

– Футбол смотришь?

– В танки играю.

– Ха! Танчики? Марио? Контра? Ваня, тебе точно пора съезжать от мамы…

– Какая еще Контра, Макс? – покачал головой он. – У нас всё серьёзно. Экип, прокачка, броня, снаряга… Свой клан есть.

– Понял… Группа медленного реагирования диванных войск. Ваня, Ваня… – я покачал головой. – Прокачивать надо не танчик, а себя самого. В жизни.

– Но в игре я другой. Там я лучший. Там я – «Волк». Это мой ник в команде, если что.

– Ну-ну. Это в игре ты волк, а в жизни пока что Винни-Пух. Не обижайся, братец. Просто жить надо здесь, а не в сети. Всё, покедова. Завтра в семь – на стадионе. Не проспи, Волк.

* * *

По дороге домой я заскочил в строительный. Взял то, что нужно – мелочи, но полезные. В квартиру вошёл тихо, Машки ещё не было. Повезло.

Достал из-за шкафа ствол Степаныча – тот самый, что он не успел вытащить. Расстелил на кухне старые «Известия», аккуратно разложил части. Затвор, рамка со стволом. Магазин – в сторону.

Так… Как там криминалист говорил? Следообразующие элементы. Они же – слабое место. По ним идентифицируют, если вдруг чего. Значит, их надо немного… подправить. Чтобы рисунок нареза в стволе изменился. Чтобы ударник дал иной отпечаток. Чтобы ни один эксперт не привязал пушку к делу.

Взял надфиль, потом шкурку, потом в ход пошёл один из тех инструментов, что я только что притащил из магазина. Работал осторожно, методично, неторопливыми движениями. Слишком часто видел, как на таких мелочах летят под откос и опера, и бандиты. Особенно, если не думают наперёд.

Сегодня я думал. Очень наперёд.

Теперь в моем арсенале два ствола: переделанный травмат на три выстрела и лайтовая версия пистолета Макарова – ИЖ. Конструкция ослаблена, пистолет считается служебным, а не боевым, да и патроны под него не такие убойные: заряд пороха меньше и стального сердечника нет в пуле. Но мне в атаки не ходить. А для скрытого ношения и ближнего боя вполне себе сойдет.

Провозился около часа, собрал пистолет, пощелкал. Все работает. Отлично.

Из прихожей послышалось шуршание проворачиваемого ключа в замке. Я быстренько убрал газету с металлическими опилками. Свернул и сунул в мусорное ведро. Надфили и наждачку бросил в ящик с инструментами, что стоял на кухонном шкафу. Пистолет успел заткнуть за пояс и накрыл поверх футболкой.

* * *

Бильярдный клуб находился в полуподвальном помещении старинного особняка в центре города. Просторный зал в английском стиле. Панели из темного дерева, столы с зеленым сукном и латунными лампами над каждым, приглушённый свет, запах выдержанного алкоголя, табака и ещё чего-то тонкого, благородного. На стенах – портреты игроков прошлого. Под стеклом – кии, как музейные экспонаты.

В дальнем углу зала, под бронзовым светильником, возле стола для русского бильярда стоял лишь один игрок. Неспешно перебирая пальцами кий, Семён Алексеевич Мордюков, начальник ОМВД, примеривался для удара.

Щелк! Биток ударил, и шар почти заскочил в лузу, но в последний момент отлетел и откатился к борту.

– Черт… – пробормотал Мордюков. – Не прёт сегодня.

Ворот рубашки расстёгнут, на лбу испарина от концентрации. В зубах тлела сигара, в стакане с толстым дном на бильярдном бортике переливался янтарный бренди.

Но в этот момент за его спиной раздался знакомый голос:

– Здравствуй, Семён Алексеевич! Партейку?

Мордюков замер на мгновение, не оборачиваясь. Только рука чуть сильнее сжала кий. Затем медленно выпрямился и, обернувшись, чуть улыбнулся:

– О, Артур Богданович? Конечно, прошу…

К бильярдному столу подошёл Дирижёр. Снял пиджак, повесил на стойку-вешалку из красного дерева, выбрал на подставке кий. Его движения были плавны и выверены, он привык держать в руках не только кий, но и чужие судьбы.

– Как там наш друг? – негромко спросил Мордюков, делая новую затяжку.

– С божьей помощью, – так же тихо кивнул Артур и стал натирать кий мелом.

* * *

Я направлялся из кухни в прихожую, но уже определил, что в квартиру вошли двое, это было слышно по шагам. Одна – точно Машка. Будто в подтверждение моих слов раздался голос следачки.

– Проходи! Чего встала, как овца? – хихикнула Машка.

– Ой, Ситникова, сама ты овца, – отозвался красивый низкий грудной голос второй девушки. Как у дикторши… – Ха-ха… у тебя пол шатается.

– Сама ты шатаешься!

– И-ик! Да с чего? Мы выпили-то чуть-чуть. Доставай бокалы.

– Бли-ин! – испуганно протянула Машка. – А мы чо? Винчик в магазе оставили?

– Гонишь, что ли, у меня в сумке же…

– Фух… напугала! – отозвалась Машка чуть заплетающимся языком. – Макс! А Макс! Ты дома? Смотри, кто к нам пришел!..

Я вышел в коридор, смотрю – картина маслом: худенькая Машка в джинсах и топике, как подросток, но с чуть кривой от вина улыбкой, а рядом с ней – женщина, от которой несло либо бедой, либо волшебством. А может, и тем, и другим сразу. Высокая, гибкая, с осанкой кошки. Рыжие, чуть вьющиеся волосы спадали на плечи, будто пламя, пойманное в движении. Кожа смуглая, почти оливковая, как у южанки, а глаза… глаза зелёные, глубокие, чуть озорные, пьяные. В них было одновременно и веселье, и опыт, и какая-то женская проницательность. На ней черное облегающее платье.

– Макс! – Машка хлопнула в ладоши. – Знакомься! Это моя подруга – Аля. Алла Павловна, если быть точной!

– Очень приятно, – сказала рыжая и картинно протянула руку, видимо, для поцелуя, потому что держала выше, чем для рукопожатия.

– Макс, – ответил я, но целовать не стал, легонько пожал пальчики. Холодные, но приятные на ощупь.

– Фух! – Машка с облегчением скинула кроссовки. – Мы дома!

– Вы где так нализались, молодая гвардия? – окинул я их взглядом: Машка немного растрёпана, глаза блестят, у рыжей щеки алые, как молодые яблочки.

– О-о, – театрально вздохнула Аля. – А он у тебя строгий… Прямо начальник женского лагеря.

– Он не у меня, – хихикнула Машка, держась за стену. – Мы просто живём вместе. Я ж тебе рассказывала.

– Хорошенький, – протянула Аля, как будто меня тут и не было.

– Ничего он не хорошенький! – возмутилась Машка, будто защищая собственность от ценителей. – Нормальный он! Ты просто когда пьяная, Бобр, тебе все хорошенькие.

– Ты зачем подругу обзываешь? – прищурился я, сдерживая ухмылку.

– В смысли-и обзываю? И-ик! – Машка моргнула, не сразу сообразив.

– Ну… Грызуном.

– А-а! – фыркнула она и легонько хлопнула себя по лбу. – Так это у неё фамилия такая – Бобр! Алла Павловна Бобр. Не ржать! Это рили по паспорту!

И сама прыснула от смеха, зажимая рот ладошкой.

– Ситникова! Кто тебя за язык тянул? – зыркнула Аля на Машку, прищурившись, как будто собиралась укусить.

– А чё такого? Ты же Бобр! – развела руками Машка, борясь со смехом.

– Фу-у… Не люблю свою фамилию! – скривилась Аля, глядя куда-то в сторону.

– Мы не бобры, бобры не мы! – продекламировала Машка и, подняв бутылку с вином, взмахнула ею, как боевым знаменем, но тут же покачнулась, нога поехала, и вино едва не приземлилось на пол. Вместе с Машей.

Я перехватил соседку за локоть, другой рукой подхватил бутылку.

– Так! Девочки с милыми личиками, – голос у меня был как у уставшего комвзвода. – Марш на кухню, прижмите попы. Сегодня ногам вы не хозяйки.

– Макс! – Машка уперла руки в бока. – Ты чего бухтишь? У нас праздник! У Альки, между прочим, сто Ка подписоты накапало! Представляешь? Сто Ка! Пипец, везуха!

– Брысь на кухню, – скомандовал я.

Машка шмыгнула вглубь квартиры. Следом, виляя крутыми бёдрами, грациозно поплыла Аля – но зацепилась за Машкины кроссовки и пошатнулась. Я подхватил её под локоть, удержал.

– Мерси, – выдохнула она. Пахло дорогой помадой, мартини и терпкими духами с горчинкой.

– Бобр! Ну ты где там?! – крикнула с кухни Машка. – Ма-акс! Посиди с нами, а?

– Некогда. Вставать рано.

– Ну пжалста-а! Ну чо ты как пенсик? Ну-у, Максик!.. Макс, открой бутылку, плиз! Блин, где у нас штопор?.. А-ай!!!