Не колдуй в офисе!

– Оба плана имеют критические уязвимости и нарушают как минимум семнадцать статей Магического Кодекса, – вставил Петр, уже что-то вычисляя в своем блокноте. – Но я проанализировал все доступные прецеденты. Процедуру аннигиляции можно оспорить и заменить на более мягкую меру, например, временное ограничение магической деятельности, если доказать, что твоя магия не является по своей природе деструктивной, а представляет собой новый, ранее не изученный класс созидательной магии хаоса. Нужно лишь собрать доказательную базу.

Они говорили все разом, перебивая друг друга, размахивая руками, предлагая один план безумнее другого. Они были полны энергии, они были готовы бороться. А Алексей смотрел на них, и ему было стыдно. Стыдно за свою слабость, за свое решение сдаться.

– Ребята, спасибо, – прервал он их. – Правда, спасибо. Но… я все решил. Это конец.

В комнате повисла тишина. Его друзья смотрели на него с растерянностью. Они не могли поверить, что он говорит серьезно.

И тогда вперед вышел Геннадий. Он молча слушал их перепалку, стоя в дверях. Теперь он подошел к кровати Алексея.

– Владимир, Петр, Денис, – сказал он, не глядя на них. – Оставьте нас. И закройте дверь с той стороны. Кажется, нам с Алексеем Олеговичем нужно поговорить. Без свидетелей.

Когда дверь за друзьями закрылась, Геннадий Васильевич не стал садиться. Он подошел к окну и несколько секунд молча смотрел на унылый пейзаж спального района. Дождь перестал, но небо все еще было затянуто плотной серой пеленой.

– Знаешь, Алексей, – начал он тихо, не оборачиваясь, – за свою долгую жизнь я видел много магов. Очень много. Талантливых, сильных, гениальных. Дисциплинированных, как солдаты, и точных, как швейцарские часы. Они могли возводить замки одним движением руки и осушать озера одним словом. Но все они, все без исключения, работали по правилам. Их магия была как поезд, который ходит по идеально проложенным рельсам. Быстро, мощно, эффективно, но всегда по одному и тому же, заранее известному пути. Они были предсказуемы.

Алексей молчал, сидя на кровати и обхватив колени руками. Он не понимал, к чему клонит Магистрат.

– А твоя магия, – Геннадий обернулся, и его глаза, обычно строгие, сейчас смотрели с какой-то странной, задумчивой теплотой, – твоя магия – это не поезд.

– Моя магия – это поезд, который сошел с рельсов, врезался в цирк, поджег его, а потом еще и станцевал на пепелище, – с горькой иронией ответил Алексей.

Геннадий позволил себе слабую, едва заметную улыбку.

– Нет. Ты снова мыслишь не в тех категориях. Твоя магия – это не поезд вовсе. Это ураган. Дикий, непредсказуемый, стихийный. Всю эту неделю ты, по моему дурацкому наущению, пытался заставить этот ураган ходить по расписанию. Ты пытался загнать его в рамки, заставить его быть чем-то, чем он не является. И поэтому он все сносил на своем пути. Потом, когда ты испугался, ты попытался его остановить. Запереть. И он чуть не разрушил тебя изнутри. Ты ведь чувствуешь это, правда? Эту тяжесть. Это не просто отчаяние. Это энергия, которой ты не даешь выхода. Она давит на тебя.

Алексей кивнул. Он действительно это чувствовал. Как будто внутри него заперли что-то огромное, живое, и оно билось о ребра, требуя воли.

– Так вот, Алексей, – продолжил Геннадий, подходя ближе. – Главный урок, который я, старый дурак, сам понял только благодаря тебе. Ураган нельзя остановить. Его нельзя заставить ходить по рельсам. Но его можно… – он сделал паузу, подбирая слово, – направить.

– Как? – выдохнул Алексей. Этот вопрос был криком утопающего, которому бросили спасательный круг.

– А вот это самое интересное, – в глазах Геннадия появился азартный блеск. – Перестать с ним бороться. Перестать его бояться. Принять его. Понять его логику. А у него есть логика, пусть и совершенно безумная. Твоя магия не исполняет приказы. Она… импровизирует. Ты просишь огонь – она дает тебе фейерверк. Ты просишь испарить воду – она превращает ее в ледяных уточек. Ты просишь сферу света – она выдает тебе оркестр мыльных пузырей. Она не говорит «нет». Она говорит: «Отличная идея, но я сделаю это по-своему, будет веселее!»

Он сел на край кровати, и его тон стал серьезнее.

– Мельников и ему подобные видят в тебе угрозу, потому что ты – живое опровержение всего их мира. Их мир построен на контроле, на правилах, на предсказуемости. А ты – ходячий хаос. Они боятся тебя, потому что не понимают. Они считают тебя ошибкой. А ты должен доказать им – и в первую очередь себе, – что ты не ошибка. Ты – решение. Решение для тех проблем, где их логика и их правила бессильны.

Алексей поднял на него глаза. Впервые за последние сутки в его душе что-то шевельнулось. Ледяная корка безысходности треснула.

– Но как? – снова спросил он, но уже с другой интонацией. – У нас неделя до слушания. Что мы можем сделать?

Геннадий хитро улыбнулся.

– Неделя – это целая вечность, если ее правильно использовать. За эту неделю мы не будем пытаться заставить тебя ходить по струнке. Наоборот. Мы дадим твоему урагану волю. Но не просто так. Мы научимся задавать ему правильное направление. Хватит пытаться варить кофе по правилам. Вместо этого давай научимся по заказу вызывать самое пышное в мире поющее облако. Давай научимся создавать самые красивые и сложные ледяные скульптуры. Давай заставим твои фейерверки складываться в осмысленные слова.

Он встал, и его голос снова обрел силу и уверенность.

– Ты не сломан, Алексей. Ты просто другой. Твоя сила не в контроле, а в сотрудничестве с хаосом. Перестань быть его жертвой. Стань его партнером.

Он подошел к двери и открыл ее. За ней толпились встревоженные друзья.

– Ну что, Алексей Олегович? – спросил Геннадий, глядя на него с вызовом. – Выбор за вами. Вы все еще хотите сдаться и стать овощем? Или мы покажем этому педанту Мельникову, на что способен настоящий, творческий, созидательный хаос?

Алексей посмотрел на своего наставника, на взволнованные лица друзей. Он посмотрел на свою руку. И впервые за долгое время он не почувствовал страха. Он почувствовал силу. Дикую, странную, нелепую, но его собственную.

Выбор был сделан. Снова. Но на этот раз – окончательно.

Алексей медленно поднялся с кровати. Тяжесть, которая давила на него всю ночь, никуда не делась, но теперь под ней он чувствовал не пустоту, а упругую пружину, готовую распрямиться. Взгляд его прояснился. В нем больше не было тупого отчаяния. Вместо него появился страх, да, но теперь этот страх был смешан с чем-то новым – с азартом и вызовом.