Не колдуй в офисе!

Друзья переглянулись. «Призрачная эктоплазма?» – беззвучно прошептал Денис.

Алексей, как во сне, двинулся к двери. Ноги были ватными. Руки не слушались. Он чувствовал себя приговоренным, идущим на эшафот. Повернув ручку замка, он потянул дверь на себя, готовясь увидеть наряд полиции, спецназ, людей в черном, кого угодно.

Но на пороге стоял всего один человек.

Это был высокий, подтянутый пожилой мужчина, лет шестидесяти на вид. Он был одет не в полицейскую форму и не в строгий костюм. На нем было длинное, темно-серое пальто из плотной шерсти, которое выглядело старомодным, но невероятно качественным. Из-под пальто виднелись идеально отглаженные брюки и начищенные до блеска классические туфли. Седые волосы были аккуратно зачесаны назад, а лицо, покрытое сетью мелких морщин, хранило выражение спокойного, немного усталого превосходства. Но главным были глаза. Пронзительные, светло-голубые, они, казалось, смотрели не на Алексея, а сквозь него, видя весь кавардак, творящийся в квартире, и всю панику, бушующую в его душе.

Незнакомец не стал дожидаться приглашения. Он сделал шаг вперед, заставив Алексея попятиться вглубь коридора. Войдя в комнату, он на мгновение остановился, окинув поле битвы профессиональным, оценивающим взглядом. Он посмотрел на застывших в нелепых позах друзей. На стол с остатками еды. На танцующего хомяка на экране ноутбука. На сотни призрачных мышей, зависших в воздухе. Его бровь едва заметно дернулась – единственное проявление эмоций на его каменном лице.

Призрачные мыши, завидев его, повели себя странно. Их веселое хихиканье сменилось испуганным писком. Они сбились в одну большую, дрожащую стаю и, метнувшись к стене, с тихим хлопком растворились в воздухе, словно их и не было. Через секунду квартира погрузилась в звенящую тишину, нарушаемую лишь громким стуком сердца Алексея.

Незнакомец медленно перевел свой ледяной взгляд на Владимира, который все еще стоял с выражением «что я наделал» на лице. Затем его взгляд упал на каменное яйцо, лежащее на ковре.

– Я бы попросил вас, молодой человек, – произнес он спокойным, но не терпящим возражений тоном, – вернуть артефакт его… так сказать, владельцу.

Он сделал паузу, давая словам впитаться.

– И больше никогда, – продолжил он, глядя прямо в глаза Владимиру, – никогда не произносить заклинания, значения которых вы не понимаете. Вам очень, очень повезло, что из него полезли мыши, а не, скажем, демон скуки. С ним гораздо сложнее договориться. Поверьте мне, он может заговорить до смерти. В буквальном смысле.

Владимир, обычно такой уверенный и громкий, сжался под этим взглядом. Он выглядел как нашкодивший школьник, пойманный директором. Кивнув, он торопливо поднял с пола каменное яйцо и, подойдя к Алексею, почти вложил его ему в руки, словно избавляясь от раскаленного угля.

Алексей принял свой артефакт. В его руке камень снова был теплым и знакомым.

Незнакомец удовлетворенно кивнул и прошел в центр комнаты. Он без церемоний отодвинул с кресла скомканный плед и сел, положив руки на колени. Он выглядел здесь хозяином положения, будто это была не квартира Алексея, а его собственный кабинет, куда вломились четверо идиотов и устроили беспорядок.

– Меня зовут Геннадий Васильевич Артемов, – представился он, обращаясь ко всем сразу. – Можете звать меня Магистрат. Потому что я и есть Магистрат. Хранитель магического баланса в секторе семь-Б, куда, к несчастью, входит и этот дом. А вы, молодые люди, только что создали в моем секторе всплеск неконтролируемой хаотической энергии такой силы, что у меня в кабинете завяли все фикусы. И я очень любил эти фикусы. Поэтому я здесь. Чтобы понять, кто мне возместит ущерб и, что более важно, кто из вас четверых решил, что играть с первозданным хаосом – это хорошая идея для пятничного вечера.

Он обвел их всех тяжелым взглядом и остановился на Алексее, в чьих руках был артефакт.

Алексей стоял посреди собственной комнаты, сжимая в руке свой злополучный артефакт, и чувствовал себя так, будто его только что вызвали на допрос в очень серьезную, очень секретную и очень недовольную его существованием организацию. Геннадий Васильевич сидел в кресле, не меняя позы, и терпеливо ждал. Его молчание давило сильнее, чем любые крики.

– Я… я не знаю, с чего начать, – пролепетал Алексей. – Я нашел этот камень в антикварной лавке. Он был теплый. Я купил его. А потом… началось.

И он рассказал. Рассказал все. Про утренние искры над туркой. Про «крио-кофе» и ледяную сосульку на глазах у всего офиса. Про ожившие закуски и, наконец, про фатальную попытку Владимира применить высшую темную магию, закончившуюся нашествием хихикающих мышей. Он говорил сбивчиво, запинаясь, чувствуя, как краснеют уши. Вся его история звучала как бред сумасшедшего.

Геннадий Васильевич слушал, не перебивая. Его лицо не выражало ни удивления, ни насмешки. Он просто слушал, изредка кивая, словно Алексей рассказывал ему не о магических аномалиях, а о вчерашнем прогнозе погоды. Когда Алексей, наконец, замолчал, выдохшись, Магистрат несколько секунд сидел в тишине, а затем тяжело вздохнул. Это был вздох человека, который устал от глупости этого мира.

– Понятно, – сказал он наконец. – Классический случай. Спонтанная активация артефакта хаотического типа неподготовленным носителем. Я так и думал. Мои фикусы погибли не зря.

Он перевел взгляд на троих друзей Алексея, которые жались у стены, боясь пошевелиться.

– А вы, я так понимаю, группа поддержки? Советники? Или, судя по результату, катализаторы катастрофы?

– Мы просто хотели помочь, – пискнул Денис.

– Помочь, – повторил Геннадий без всякой интонации. – Молодой человек, – обратился он к Владимиру, – если в следующий раз вы захотите кому-то помочь, попробуйте, например, помыть посуду. Это гораздо безопаснее, чем выкрикивать Непростительные заклятия, держа в руках нестабильный артефакт. Вам несказанно повезло, что Камень отреагировал не на семантику заклинания, а на вашу… хм… экспрессию. И выдал эквивалент вашего эмоционального состояния. А именно – стайку трусливых, но очень шумных вредителей.

Затем его взгляд остановился на Петре.

– А вы, я вижу, все записывали. Похвально. Системный подход. Вот только вы пытались применить законы физики к явлению, которое на эти законы чихало с высокой колокольни. Это все равно что пытаться измерить температуру любви с помощью ртутного градусника. Бессмысленно и можно обжечься.

Петр густо покраснел и спрятал свой блокнот за спину.

Геннадий Васильевич снова повернулся к Алексею.

– Итак, давайте я проведу для вас краткий курс магической реальности, чтобы вы больше не пытались заморозить офисный кулер. Первое: магия реальна. Она существует параллельно с вашим миром, как подкладка у пальто. Большинство людей ее не видят и не чувствуют, и это к лучшему. Для их же душевного спокойствия.

– Второе: я и такие, как я, – Магистрат. Мы следим за тем, чтобы эта подкладка не рвалась и не вылезала наружу в виде поющих облаков или марширующей пиццы. Мы – магический надзор, если хотите. Орган контроля.

– Третье, и самое важное для вас, – он указал на камень в руке Алексея. – Это не просто камень. Это, как я уже сказал, артефакт хаотического типа. Если быть точным, "Камень Первозданного Хаоса". Древняя и очень капризная штука. Он не работает по правилам, не подчиняется сложным заклинаниям. Он реагирует на простейшие импульсы, на случайные слова, на сильные эмоции. И преобразует их в самый непредсказуемый эффект, который только может сгенерировать его… извращенное чувство юмора.

Алексей сглотнул. Извращенное чувство юмора. Это было самое точное описание всего, что с ним произошло.

– И четвертое, – продолжил Геннадий. – Коснувшись его в первый раз, вы, Алексей Олегович, создали с ним прочную ментальную связь. Вы стали его носителем. Его "проводником". Теперь он – часть вас, а вы – часть его. Он будет реагировать на ваши мысли и чувства, хотите вы того или нет. Вы теперь – ходячая магическая аномалия.

– Но… я не хочу! – вырвалось у Алексея. – Я хочу свою нормальную жизнь! Отчеты, ипотеку, скучные вечера! Заберите его!

Геннадий медленно покачал головой.

– Увы, это так не работает. Это не абонемент в спортзал, от которого можно отказаться. Связь уже установлена. Но, – добавил он, видя отчаяние на лице Алексея, – у вас есть выбор. Как и у любого, кто вляпался в магию по собственной неосторожности.

Он снова обвел всех четверых своим тяжелым, пронзительным взглядом.

– Использование магии, особенно такой нестабильной, без лицензии, регистрации и соответствующего обучения – это серьезное нарушение. Очень серьезное. И оно ставит вас, Алексей Олегович, перед простой, как ледяная уточка, дилеммой. И от вашего выбора зависит, увижу ли я вас завтра снова, или мне придется заполнять очень много неприятных бумаг.

Слово «выбор» прозвучало в оглушительной тишине квартиры как выстрел. Алексей смотрел на Геннадия Васильевича, пытаясь понять, шутит тот или нет. Но лицо Магистрата было абсолютно серьезным. Он не шутил. Ни капли.

– Какой выбор? – хрипло спросил Алексей.

Геннадий откинулся на спинку кресла, и оно под ним тихо скрипнуло. Он медленно, словно раскладывая по полочкам сложную теорему, начал объяснять.

– Путь первый, – начал он, загибая палец на руке. – Назовем его "Путь страуса". Вы решаете, что все это было ошибкой. Вы отдаете артефакт мне. И я, как представитель Магистрата, инициирую процедуру разрыва вашей связи с ним.

На лице Алексея промелькнула надежда.

– То есть… все можно вернуть, как было?

– Не совсем, – тут же охладил его пыл Геннадий. – Это не лампочку выкрутить. Ритуал разрыва сложный, долгий и, скажем так, не до конца изученный, особенно с артефактами такого класса. Он может занять несколько месяцев. И все это время из вас, как из прохудившегося крана, будут спонтанно вырываться остаточные магические эффекты.

Он сделал паузу, давая Алексею осознать услышанное.

– Представьте себе: вы сидите на важном совещании, нервничаете, и вдруг у вашего начальника из ушей начинают расти ромашки. Или вы едете в лифте, думаете о своем, и все ваши соседи по кабине начинают разговаривать на эльфийском. Не зная его. Это будет продолжаться до тех пор, пока связь полностью не истощится.

Алексей представил себе лицо Андрея Викторовича с ромашками в ушах и содрогнулся.

– Но и это еще не все, – безжалостно продолжил Магистрат. – Есть небольшой, чисто теоретический, побочный эффект. Ритуал затрагивает не только вашу магическую составляющую, но и вашу личность, ваши воспоминания, эмоции. Они тесно переплетены. Есть шанс, – он посмотрел на потолок, словно прикидывая в уме, – скажем, процентов тридцать, что ваша личность, Алексей Олегович, «сотрется до заводских настроек».

– Что это значит? – прошептал Петр, который снова достал блокнот и лихорадочно записывал.

– Это значит, что он забудет все. Кто он, где он, как его зовут. Станет чистым листом. Будет радоваться бабочкам и пускать слюни. Абсолютно счастливый и абсолютно бесполезный для общества человек. Зато никакой магии. Полностью безопасен. Это, как я сказал, "Путь страуса". Зарыть голову в песок и надеяться, что хищник тебя не съест.

Алексей почувствовал, как по спине пробежал холодок. Перспектива стать счастливым овощем его не радовала.

– А… какой второй путь? – с трудом выдавил он.

Геннадий загнул второй палец.

– Путь второй. Назовем его "Путь ответственного идиота". Вы принимаете свою новую реальность. Вы признаете, что по собственной глупости или из-за простого любопытства сунули руку в работающий механизм вселенной. И теперь вы должны научиться с этим жить, не отрывая руки окружающим. Вы поступаете на ускоренное обучение в Магистрат. Под моим личным, неусыпным и, уверяю вас, очень придирчивым надзором.

Он наклонился вперед, и его глаза впились в Алексея.

– Я не обещаю, что сделаю из вас великого мага. Судя по вашим рассказам, ваш дар больше похож на проклятие с элементами стендап-комедии. Я не научу вас метать огненные шары или призывать драконов. Но я, возможно, смогу научить вас… сосуществовать с вашей хаотичной магией. Научу направлять ее так, чтобы она не превращала ваш город в один большой цирк. Вы научитесь чувствовать ее, предугадывать ее "шутки" и, может быть, даже использовать ее во благо. Или хотя бы так, чтобы ущерб был минимальным.

Внутренний конфликт разрывал Алексея на части. Выбор был чудовищным. С одной стороны – пугающая, но знакомая нормальность, за которую, возможно, придется заплатить собственным разумом. С другой – еще более пугающая, но захватывающая неизвестность, мир, о котором он только читал в книгах. Мир, который оказался реальным и который теперь стучался в его дверь с ультиматумом.

«Аннигиляция… – мысль была страшной, но в то же время… соблазнительной. – Засыпать русло бетоном. Чтобы больше ничего не текло. Никогда. Чтобы снова стать обычным. Скучным. Предсказуемым Алексеем Лебедевым из «ПромСтальКонсалтинга». Без магии. Без ответственности. Без страха снова превратить чей-то день в балаган».

Он почувствовал, как что-то внутри него ломается. Тот самый стержень, который помогал ему держаться все эти дни, тот азарт, который он почувствовал после разговора с Геннадием – все это рассыпалось в пыль. Осталась только звенящая пустота и желание, чтобы все это поскорее закончилось. Любой ценой.

– Алексей? Ты нас слышишь? – голос Геннадия вырвал его из оцепенения.

Он медленно повернулся. Его друзья и наставник смотрели на него с тревогой. Они ждали от него реакции, борьбы, надежды.

Но он мог дать им только одно.

– Может, он прав, – тихо, почти беззвучно повторил он вслух свою мысль. – Я приношу только проблемы. Может, так… будет лучше для всех.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Даже Петр перестал писать. Они смотрели на него, и в их глазах он видел шок, неверие и медленно подступающее отчаяние. Он сдался. И этим он нанес им удар куда более сильный, чем любой приказ Мельникова.

Пока в кабинете Геннадия царило уныние, в другом конце Магистрата, в стерильном, минималистичном кабинете Отдела Надзора, Анатолий Мельников чувствовал триумф. Не бурный, радостный триумф победителя, а холодное, тихое удовлетворение хирурга, который только что поставил точный диагноз и назначил единственно верное, хоть и радикальное, лечение.

Он стоял у своего стола, на котором не было ни одной лишней бумажки, и смотрел в окно. Дождь барабанил по стеклу, но за идеальной звукоизоляцией кабинета не было слышно ни звука. Тишина. Порядок. Гармония. То, к чему он стремился всю свою жизнь.

Его помощник, суетливый и преданный, как спаниель, семенил рядом, раскладывая по папкам копии приказа.

– Все отправлено, Анатолий Николаевич, – подобострастно доложил он. – Курьер-гаргулья подтвердил доставку. Геннадий Васильевич получил приказ.

– Прекрасно, – ровным голосом ответил Мельников, не оборачиваясь. – Теперь это лишь вопрос времени.

– Вы думаете, Совет поддержит аннигиляцию? – с сомнением спросил помощник. – Это такая… архаичная мера.

Мельников медленно повернулся. На его лице не было и тени сомнения.

– Это не личное, Семен, – сказал он почти назидательно, словно объясняя ребенку прописную истину. – Ты должен это понять. Это вопрос гигиены. Магической гигиены. Наш мир, наша сила – это сложный, хрупкий механизм. Он требует ухода, точности, дисциплины. А такие, как этот Лебедев… – он на мгновение поморщился, будто произнес что-то неприличное, – они не просто сбой в системе. Они – ржавчина. Коррозия. Они – раковая опухоль на теле нашего мира.

Он прошелся по кабинету, заложив руки за спину.

– Они дискредитируют все, что мы строим. Превращают великое искусство в дешевый цирк с уточками и пузырями. Они делают магию смешной. А смешную магию перестают уважать. А магию, которую не уважают, перестают бояться. И тогда наступает хаос. Настоящий хаос.

Он остановился и посмотрел на помощника.

– Слушание – это формальность. Совет Старейшин – старые, уставшие люди. Они ценят стабильность превыше всего. А я представлю им неопровержимые доказательства того, что Лебедев – это угроза стабильности. Свидетельские показания, протоколы, отчет о магическом фоне во время инцидента с мэром… У них не будет выбора. Они всегда прислушиваются к главе Отдела Надзора. Потому что именно я отвечаю за их спокойный сон. Через неделю от «дара» этого выскочки не останется и следа. И в мире снова наступит порядок. Настоящий, идеальный порядок.

Помощник восхищенно смотрел на него.

– Вы гений, Анатолий Николаевич.

– Я не гений, Семен. Я – санитар, – поправил его Мельников.

Он уже собирался вернуться к своим мыслям, но помощник, набравшись смелости, снова заговорил:

– Анатолий Николаевич, есть еще один небольшой вопрос… Помните, после инцидента в парке вы лично стабилизировали несколько артефактов, задетых волной смеха? Так вот… один из них, Кристалл Эмоционального Эха из хранилища вещественных доказательств, снова начал вести себя… нестабильно. Сигнатура слегка "плавает".

Мельников отмахнулся, как от назойливой мухи.

– Ерунда. Я лично запечатал его руной Порядка пятого уровня. Она подавит любую остаточную аномалию. Это просто фоновый шум, который скоро затихнет. Сосредоточься на главном, Семен. Подготовь для меня полную выкладку по делу Лебедева. Я хочу, чтобы моя аргументация на Совете была безупречной.

– Слушаюсь, Анатолий Николаевич! – обрадовался помощник и бросился к своему столу, зарывшись в бумаги.

Мельников снова повернулся к окну. Он не придал значения словам помощника. Кристалл. Какая мелочь по сравнению с той глобальной чисткой, которую он затеял. Он был абсолютно уверен в своей правоте, в своей силе, в незыблемости своих методов. Он не видел и не хотел видеть, что его собственная одержимость порядком, его фанатичное стремление подавить любой хаос, уже посеяли семена катастрофы куда более страшной, чем любые ледяные уточки. Он сам, своими руками, взводил курок ружья, которое было нацелено ему в спину. Но он этого не знал. Он смотрел на мокрый, упорядоченный дождем город и предвкушал свою победу. Никаких аномалий. Больше никаких аномалий. Никогда.

Квартира встретила Алексея гулкой, давящей тишиной. Друзья ушли, забрав с собой и споры, и планы, и даже слабую надежду. Геннадий проводил его до двери, положил на прощание тяжелую руку на плечо и сказал только одно: «Подумай, Алексей. Хорошенько подумай». Но думать было уже нечем. В голове была звенящая пустота, выжженная пустыня, где раньше робко пробивались ростки азарта и любопытства.

Он не стал включать свет. Прошел в комнату, ориентируясь на тусклый свет уличных фонарей, пробивающийся сквозь мокрое стекло. Дождь все еще шел, его монотонный стук по карнизу был единственным звуком в квартире. Алексей опустился на диван, но не сел, а как-то сжался, съежился, словно пытаясь занять как можно меньше места в этом мире.

Он чувствовал себя абсолютно, безнадежно раздавленным. Не героем, не магом, даже не интересным учеником. Он был ошибкой природы, системным сбоем, ходячей катастрофой, от которой все вокруг страдали. Мельников, при всей своей отталкивающей правоте, был прав. Алексей был опасен. Опасен своей непредсказуемостью, своей неуместностью, своей нелепой, дурацкой магией, которая годилась только для того, чтобы устраивать балаган.

Он вспомнил лицо Светланы, когда заморозил кулер. Смесь страха и удивления. Вспомнил лица коллег. Вспомнил перекошенное от ужаса и ярости лицо Мельникова. Вспомнил толпу в парке, смеющуюся до слез, и мокрого, униженного мэра. Он не хотел этого. Ничего из этого. Он просто хотел жить своей тихой, незаметной жизнью. А вместо этого он превратился в стихийное бедствие.

Его взгляд упал на журнальный столик. Там, в полумраке, темнел знакомый силуэт. Каменное яйцо. Источник всех его проблем. Корень зла. Он протянул руку и взял его.

Артефакт показался ему непривычно холодным и тяжелым. Словно он тоже чувствовал отчаяние своего носителя и впал в апатию. Не было ни тепла, ни привычной слабой пульсации. Просто кусок камня. Мертвый, тяжелый камень.

Алексей смотрел на него, и в голове снова, как навязчивая мелодия, зазвучали слова Геннадия. «Стереть до заводских настроек… Станет чистым листом… Абсолютно счастливый и абсолютно бесполезный…»

Может, это и есть выход?

Не просто отдать камень. Не просто разорвать связь. А пройти через это. Через аннигиляцию. Позволить Мельникову сделать его работу. Выжечь эту заразу из себя дотла.

Вернуться к своей серой, скучной, но такой понятной и безопасной жизни. Да, он не будет помнить ничего из этого. Не будет помнить Геннадия, своих друзей, своих нелепых «подвигов». Но, может, это и к лучшему? Забыть этот стыд, этот страх, эту непосильную ношу. Снова стать просто клерком. Ходить на работу. Жаловаться на начальника. Есть безвкусные бизнес-ланчи. Мечтать о драконах, глядя на заставку монитора, и не бояться, что этот дракон вдруг оживет и спалит весь офис.

Это была мысль труса. Он это понимал. Мысль предателя, который бросает своих друзей, поверивших в него. Бросает Геннадия, который, несмотря ни на что, пытался его защитить. Но сил бороться больше не было. Он устал. Бесконечно устал быть собой – этим новым, непонятным, опасным собой.

«Я сдаюсь», – прошептал он в тишину комнаты. – «Я больше не могу. Я не просил этой силы. Я не хочу быть "интересным учеником". Я хочу просто… быть нормальным. Пусть Мельников делает, что хочет. Может, так действительно будет лучше для всех».

Это решение принесло с собой странное, извращенное облегчение. Словно с плеч свалился огромный, неподъемный груз. Больше не нужно бороться. Не нужно соответствовать. Не нужно бояться провала. Он уже провалился. Осталось только подписать акт о капитуляции.

Он аккуратно положил камень обратно на стол. Подальше от себя. Словно боясь снова к нему прикоснуться и передумать. Отвернулся. Прошел в спальню и, не раздеваясь, залез под одеяло. Натянул его на голову, пытаясь спрятаться от всего мира, от самого себя, от своего решения.

В темноте под одеялом было тихо и безопасно. Здесь не было магии. Здесь не было ответственности. Здесь была только спасительная пустота. Он принял решение сдаться. Он выбрал «Путь страуса». И это была его самая низкая точка. Момент абсолютного, безоговорочного поражения. И он даже не подозревал, что именно с этого дна ему и придется оттолкнуться. Но это будет завтра. А сегодня он просто хотел исчезнуть.

Глава 10: Ураган нужно не остановить, а направить

Алексей не спал. Он пролежал под одеялом всю ночь, вслушиваясь в тиканье часов и шум дождя за окном. Это была ночь без снов и без отдыха, ночь тяжелого, липкого оцепенения. Он принял решение, и оно придавило его, как бетонная плита. Утро принесло с собой не облегчение, а лишь тупую, свинцовую тяжесть. Он не хотел вставать. Не хотел ничего. Просто лежать так вечно.

Но его планам на вечное лежание не суждено было сбыться.

Ровно в девять утра тишину квартиры разорвал настойчивый, требовательный звонок в дверь. Не один короткий, а длинная, непрерывная трель, которая, казалось, сверлила мозг. Алексей застонал и натянул одеяло еще выше. Игнорировать. Просто игнорировать.

Но звонок не унимался. К нему добавился громкий стук.

– Леха, открывай! Мы знаем, что ты там! – донесся из-за двери бодрый голос Владимира. – У нас есть план! Даже три!

Алексей не шевелился. Может, они подумают, что его нет дома, и уйдут. Но он недооценил упрямство своих друзей.

После минуты безуспешных попыток достучаться, он услышал тихое копошение у замка, затем щелчок. Петр, очевидно, применил свои навыки аналитика для вскрытия простейшего английского замка.

Дверь в спальню распахнулась. На пороге стояла вся его команда. Геннадий Васильевич, строгий и собранный, как всегда. Владимир, полный решимости, с боевым блеском в глазах. Петр с неизменным блокнотом. И Денис, который держал в руках большую коробку с пончиками.

– Утренняя интервенция, – объявил Денис, ставя коробку на комод. – Мы принесли завтрак и план по спасению мира. Точнее, тебя.

Алексей медленно сел на кровати, чувствуя себя выжатым и совершенно разбитым.

– Уходите, – тихо сказал он. – Не надо ничего спасать. Я все решил.

– Сдаваться – это не наш метод! – тут же возразил Владимир, входя в комнату. – Это трусость и пораженчество! У меня уже есть три новых, гораздо более эффективных плана, чем предыдущие! План "Г" – "Горилла в Магистрате". Мы запускаем в кабинет Мельникова трансфигурированную гориллу, она устраивает там погром, и в суматохе мы похищаем все документы по твоему делу!

– План "Д" – "Двойник". Мы с помощью магии создаем твоего двойника, который приходит на слушание и во всем признается. Его аннигилируют, а ты в это время сидишь в Мексике и пьешь текилу! – подхватил Денис.