Хроники вымирания

Суету в салоне заметил медленно бредущий между машинами худощавый парень. Если бы Валера встретил такого субботним вечером где-нибудь в центре, в районе с максимальной концентрацией баров на отдельном участке пространства, он бы не удивился. Обычный помятый забулдыга-панк в порванных обносках, про которые не понятно, порваны ли они нарочно или случайно. В глазах – пустота, его голова – непаханое поле с выжженными под корень сорняками человеческих мыслей. Существо, в сущности, живущее спинным мозгом и воспринимающее мир исключительно через призму ощущений и простейших эмоций. Всё, что он делает – это тусуется, ржёт и бесчинствует, изредка музицируя в надежде когда-нибудь прослыть творцом или поэтом-песенником. И, разумеется, пьёт. Пьёт так много и так постоянно, что в свои двадцать три уже довёл мозг до необратимости протекающих в нём дегенеративных процессов. Когда ему нужно покурить, он без зазрения совести спрашивает сигарету у случайного прохожего, называя его при этом «братом», и тут же посылает этого самого прохожего на три буквы, не получив желаемого. Вот и к женщине этот парень направлялся, казалось, не для того, чтобы попросить перевязать его кровоточащие то тут, то там раны, а так – стрельнуть по-быстрому сигаретку и продолжить свой путь в никуда. Выглядел парень безумно, но не безумнее пресловутых похмельных забулдыг на вторую неделю запоя, не куривших с того самого момента, как они перепили и потеряли сознание где-нибудь в кустах. Увидев парня, женщина перепугалась, но действий никаких не предприняла. А что тут сделаешь? Это тебе не стремительно надвигающийся медведь и не скалящийся волк, при виде которых инстинкт сразу говорит бежать без оглядки. Это – сородич. Такой же человек, как и ты, но со своими причудами. В таких ситуациях остаётся только ждать и наблюдать, что этот самый человек сделает дальше, и, уже исходя из его действий, выстраивать собственное поведение.

Волоча одну ногу и хромая на вторую, парень всё-таки добрался до машины женщины и сделал то, чего она ожидала меньше всего: ударил кулаком в боковое стекло со стороны водителя. Стекло разлетелось вдребезги, в один момент: так, словно бил по нему не тщедушный горе-панк, а боксёр-тяжеловес в перчатке, проложенной свинцовыми пластинами. Женщина завизжала. Парень схватил её за волосы и потянул к себе. Валера слышал, как в салоне кричали её дети. Он хотел хоть что-нибудь сделать, но не мог: его парализовал ужас и… какое-то извращённое любопытство, которое иногда посещает людей при виде случайного конфликта на улице. Любопытство, заставляющее безотрывно смотреть на разборку вопреки желанию вмешаться или же отстраниться и убраться от опасного водоворота событий куда подальше. Вот и Валера, стремясь из лучших побуждений помочь женщине, из худших оставался в машине, не смея отвести взгляд от разворачивающейся неподалёку сцены. В конце концов, разум и человеческое в нём возобладали, и Валера робко потянулся к ручке, чтобы открыть дверь. Подспудно он хотел, чтобы его остановили. Так и произошло.

– Куда?! – сказал начальник, ухватив помощника за рукав, – Хочешь, чтоб его друзья к нам потом пошли?!

И Валера осёкся, хотя никаких «друзей» поблизости видно не было.

Парень тем временем вытащил голову женщины наружу. Та закричала пуще прежнего. Вдруг, откуда ни возьмись, появился человек камуфляже – тот самый военный-сержант из неказистой легковушки. Он оттащил окровавленного паренька от женщины вместе с клоком её волос, который так и остался у того в руке. Парень переключился теперь уже на сержанта. Но сержант церемониться не стал. Сначала он как следует пнул парня в живот. Тот потерял равновесие и упал на асфальт. Затем, уличив момент, он что было сил ударил парня ногой в голову. Потом ещё раз. Потом – ещё и ещё, надеясь, что уж теперь-то он отключится. Но парень отказывался терять сознание. Он всё норовил и норовил встать, чтобы теперь задать взбучку самому сержанту, наплевав на женщину, чьи выдранные волосы он по-прежнему крепко сжимал в кулаке. Сержант сломал ему нос и челюсть. В конце концов, он проломил парню череп, и только тогда тот разжал хватку, выпустив из рук вырванные с корнями локоны. Тело его обмякло, дёрнувшись несколько раз в предсмертной судороге. Сержант подошёл к женщине и попытался успокоить её. Но та была безутешна. Руки её тряслись, горло мёртвой хваткой стягивали всхлипы, и она уже ничего не могла сказать своим ребятам, по-прежнему сидевшим на заднем сиденье. Сержант всё стоял и стоял там, пока в какой-то момент не посмотрел вдруг по направлению движения потока машин. На лице его лишь на мгновение проступил первобытный ужас, тут же сменившийся выражением крайней сосредоточенности.

– Пойдёмте ко мне, у вас окно разбито. Быстрее! Быстрее, там ещё идут! – сказал сержант.

Непостижимым образом ему удалось увлечь за собой женщину и её ребятишек, усадить их всех на заднем сиденье своей машины и наглухо закрыть её. Заперев все двери, сержант принялся закреплять по всей площади лобового стекла специальный навес из фольги, использовавшийся для защиты салона от жары и солнца.

– Чё это он делает? – спросил Виктор, вместе с помощником наблюдавший всю сцену от начала до конца.

– Чтобы… Чтобы они не увидели, наверное, – ответил Валера.

– Кто они?

– Они.

Валера показал пальцем вперёд, и Виктор увидел то, что, увлёкшись зрелищем, совершенно упустил из виду. Несколько человек, покачивавшихся из стороны в сторону, неровной поступью двигались к ним. Некоторым из этих людей явно нужна была скорая медицинская помощь: их одежда была изорвана, а тела изрубцованы ранами неясного происхождения. Женщине, которая плелась в самом конце ватаги пострадавших, и вовсе, казалось, уже не может помочь ни скорая, ни реанимация – никто и ничто. У неё не было лица: вместо него – одно сплошное бурое месиво. Один-единственный глаз, всё ещё остававшийся в глазнице, смотрел куда-то вдаль с видом глубочайшего безразличия. Левая рука её была оторвана по самое плечо, а правая, казалось, висела на одних сухожилиях. И тем не менее, она шла. Шла вместе с остальными к ним – к Виктору и Валере, ошалело смотревшим вперёд себя и не понимавшим, как всё, что они наблюдают, вообще возможно.

– Ох-х, ё-ё… – протянул Виктор, завидев плетущихся к ним незнакомцев.

– Виктор Петрович, надо… Надо фигню такую же на стекле расстелить, как у них! У вас есть?! – лепетал Валера, которого только что с головой накрыла паника. Руки его тряслись, дыхание участилось, а в салоне машины вдруг стало нестерпимо жарко. Нужно было что-то делать. Что-то делать! Валере казалось, что его разорвёт изнутри, если срочно не сделать что-то, чтобы хоть как-то отгородиться от надвигающихся калек, в которых он теперь совершенно явственно видел смертельную опасность.

– Зачем? Это ж… Они же полумёртвые! Чё они нам сделают?

В отличие от Валеры, Виктор не верил, что искалеченные, истерзанные люди, которые вот-вот должны были испустить дух, могут представлять угрозу. Ну что они им сделают? Начнут распускать руки, как тот сумасшедший, который тащил женщину за волосы? Да на них самих живого места нет! Куда им ещё на кого-то нападать? Это было нереально, невозможно, а на веру в невозможное – даже на допущение невозможного – Виктор никогда не тратил времени. По этой же причине он никогда не смотрел и не читал фантастику, ужасы, сказки про паранормальные явления, даже если этим интересовались его сыновья. Наоборот: он всячески высмеивал их увлечение комиксами, мультфильмами про супергероев и суперзлодеев, проходными киношками про космос и странствия к далёким планетам. «На полезное что-нибудь лучше время бы тратили, обормоты!» – говорил им он, – «Хочешь про космос читать – возьми энциклопедию и читай про то, что реально есть, что наукой доказано, а не это… Не чушь эту всю про этих ваших мутантов». Такой настрой ума, правда, не мешал ему на полном серьёзе верить передачам на сальных каналах, рассказывающим о «невероятных рассекреченных фактах из скрытых архивов спецслужб» про планету Нибиру и заговоры тайного мирового правительства. Но это другое.

– Виктор Петрович! Штука защитная! От солнца! Где?! – сорвался Валера, впервые повысив голос на начальника.

– За сиденьем, сзади, – ответил Виктор, слегка опешив, но не подав вида.

Валера, не церемонясь, встал на сиденье, перелез через него и оказался в задней части салона.

– Куда ногами-то, алё, гараж! – возмутился Виктор. Но Валера его не слышал. Все звуки мира сменились для него ритмичной пульсацией крови, которую всё быстрее и быстрее разгоняло по организму бьющееся на опасно высокой частоте сердце. В глазах потемнело. Валера знал – откуда-то точно, наверняка знал, – что, если сейчас не закрыть чем-нибудь лобовое стекло, им конец. Отыскав за задним сиденьем сложенный в несколько раз навес, он поспешил вернуться вперёд и расстелить его по всей площади стекла дрожащими и потными руками. Навес крепился к стеклу присосками на внешней стороне. Убедившись, что все углы навеса надёжно закреплены, Валера приказал начальнику:

– Теперь – вниз! Быстро!

Виктор, решивший позже непременно провести с подчинённым воспитательную беседу о субординации и о том, что он сам называл «знанием берегов», сполз под руль и затих по примеру Валеры.

Снаружи послышались шаркающие шаги. Израненные люди прошли мимо их внедорожника и встали чуть поодаль: возле той миниатюрной машинки, из которой минуту назад военный вытащил женщину и её детей. Ни Виктор, ни Валера не знали точно, где остановились люди, и не знали наверняка, представляют ли они какую-то угрозу. Валера чувствовал, что представляют. Виктор знал, что нет, и всё же в моменте решил довериться чутью своего помощника.

– Телефон далеко? – шепнул он Валере после нескольких минут молчания.

– А? – не расслышал Валера.

– Телефон у тебя, говорю, далеко? – шепнул Виктор громче.

– В кармане.

– Достань.

– Зачем?

– Надо! Интернет открой, посмотри, чё люди про всё это пишут.

Валера, полчаса назад слушавший философские разглагольствования начальника с саркастическим снисхождением, теперь был неподдельно поражён его мудростью и дальновидностью. Действительно ведь: в интернете есть ответ на всё! А уж инцидент с кучей трупов на главной магистрали города точно не мог пройти незамеченным мимо местных новостных порталов и форумов.

Достав смартфон из кармана, Валера открыл браузер и набрал: «Красный тракт, происшествия, сегодня». Но ничего, кроме аварии, перевернувшихся фур и жертв – ничего, кроме старых и уже читаных новостей, он не обнаружил.

– Ничего. Всё только про аварию, – доложил он шефу.

– А вбей знаешь, как… Вбей «Морг, побег, оцепление».

– Морг? Побег?

– Вбей!

Валера напечатал озвученный начальником поисковый запрос и добавил в конце название города. По первой ссылке выдало желтушный новостной сайт, в основном занимавшийся распространением заказных гадостей о главах районов, кандидатах в мэры и депутатах городской думы. Другие новости, публиковавшиеся там, внимания не заслуживали, поскольку точь-в-точь повторяли всё то, что более оперативно появлялось на других городских порталах. Однако нигде, кроме этого сайта, не было статьи про «Ночной побег обнажённых людей из центрального морга». Наверное, потому, что редактор любого средства массовой информации поставил бы на кон свою карьеру, пропустив такой заголовок в печать. Желтушный же сайт мог себе и не такое позволить, и потому, услышав эту граничащую с безумием историю от кого-то из горожан, недолго думая опубликовал её, собрав тысячи просмотров и сотни комментариев. Эти сотни шли вразрез с количеством комментариев к другим новостям на сайте, счёт которому исчислялся единицами. Здесь же, под «Ночным побегом из морга», собрались даже те, кто раньше и из праздного любопытства не зашёл бы на этот сайт. Тон комментариев в основном был серьёзным. Люди писали…

– Ну, что там? – поторопил Виктор помощника.

– Да вот, новость. Каких-то людей ночью заметили выходящими из морга. Голыми. Они на прохожих кидались, бегали за ними. Пригнали полицию. Поздно, правда. Но здание всё равно оцепили: для дальнейших разбирательств. Но это неглавное. Тут люди пишут… Всякое. Что, мол, реально видели этих сбежавших там и сям. Синюшных, бешеных, иногда – в крови испачканных. Кто-то даже фотки скидывает. А на фотках… Не знаю. Жесть какая-то: они реально серо-синие все, выглядят как ошалелые.

– Да фейк поди. Постанова, – отмахнулся Виктор, сам удивившись тому, как неуверенно звучит теперь его голос.

– Не знаю. Фотки похожи на реальные. Ну, или постановка очень хорошая. А вы откуда узнали, что в поиске надо забить?

– Да это… Наташка по телефону всё про каких-то зомби мне впаривала. Прикинь? Зомби! Мне, полвека почти прожившему! Ну не дура?! Как раз, наверное, про это всё, что ты там вычитал, говорила. Там ещё где-то она читала про больницы: что их тут недавно не просто так на карантин все по городу позакрывали. Ещё там чё-то про какие-то теории заговора было – не помню. Короче, я как-то всерьёз это всё не воспринял: я вообще фигню, которую бабы лопочут, всерьёз не воспринимаю. Но просто… Просто хрен его знает тогда, чё это вон всё такое.

Виктор кивнул на окно со стороны помощника и на людей, стоявших возле маленькой, открытой нараспашку машинки. Было видно, что люди эти потеряли достаточно крови, чтобы прямо сейчас упасть и умереть. Но они не падали. Более того – выглядели они так, словно готовы прямо сейчас пробежать марафон: стояли прямо, уверенно, и лишь слегка прихрамывали, переминаясь с ноги на ногу, те, у кого ноги были травмированы.

– Попробую ещё что-нибудь поискать, – сказал помощник, открывший новую вкладку в браузере и начавший думать над новым поисковым запросом.

Но тут прямо перед ними раздался звук, похожий на протяжный рык хищника – настолько громкий и неожиданный, что и Валера, и Виктор подпрыгнули на своих местах, точно их вдруг ужалило несколько пчёл одновременно. За страшным звуком последовала музыка:

«Никого не жалко, никого

Ни тебя, ни меня, ни его»

Хриплый голос певца перемежался с новыми рыками неведомого животного, от которых дрожала сама душа. Пел телефон Виктора, который тот несколько минут назад сам швырнул на приборную панель после разговора с женой. Поняв, откуда исходят звуки и отойдя от шока, в который повергла их обоих вибрация телефона на резонирующем пластике, Виктор поднялся с сиденья и нажал на сброс. На экране появилось сообщение: «1 пропущенный вызов, Жена».

– Вот дура, твою мать! – выругался Виктор.

Валера зачарованно глядел в окно и молился, чтобы израненные люди снаружи не услышали вибрацию и звонок телефона.

Женщина без лица и без левой руки повернулась и одним-единственным своим глазом посмотрела прямо на Валеру. Валера прочувствовал её взгляд всем телом и всем естеством. Его бросило в холод и дрожь. Захотелось раствориться, исчезнуть, перестать существовать. По волшебству щёлкнуть пальцами и оказаться где-нибудь там, где всё на своих местах. Пусть даже это будет белая камера метр на метр, в которой не будет никого, кроме него и его начальника, который до скончания времён будет наматывать на его голову свою жлобскую мудрость, точно спагетти на вилку – всё равно. Лишь бы прямо сейчас на него перестал смотреть сам дьявол.

Женщина без лица шагнула в сторону машины.

– Мать твою, она сюда идёт! – озвучил очевидное Виктор.

Валера молча смотрел в лицо смерти, не в силах отвести взгляд.

– Чё ты пялишься на неё, малой! Скройся! Скройся, кому говорю!

Виктор обхватил своей огромной, пухлой рукой голову помощника и силой заставил его пригнуться. Но женщина без лица не остановилась. Она дошла до машины и ударилась о её корпус, словно бы не понимая, что именно отделяет её от запримеченной ею жертвы. Наконец, легонько стукнувшись так о стекло несколько раз, она поняла, что должна уничтожить препятствие для того, чтобы добраться до двух аппетитных, пульсирующих, живых, пахнущих потом и гормонами существ, с которыми ей непременно надо расправиться. Единственная уцелевшая рука еле-еле поднималась, и нанести хороший удар ею было попросту невозможно. Попытавшись несколько раз, она бросила это дело, отстранилась, а затем со всего маху ударилась лбом о стекло. Виктор вскрикнул. На стекле распласталась кровавая клякса. Бордовое месиво с проблесками костей черепа – лицо женщины – не поменялось ничуть. Отпрянув от стекла, она всё продолжала скалиться навсегда оголёнными, выпирающими зубами Виктору, Валере и своему призрачному, едва заметному отражению. Потом она ударила стекло лбом ещё раз, и клякса сделалась больше. После третьего удара по стеклу тоненькой нитью поползла первая трещина.

– Валера!!! – возмущённо крикнул Виктор, будто бы призывая помощника немедленно взять ситуацию под свой контроль. Но Валера не мог взять под свой контроль даже себя самого.

Когда трещина из одной тоненькой нити размножилась до паутины, на помощь женщине без лица подоспели другие искалеченные люди, доселе стоявшие в стороне и озадаченно глядевшие на пустую машину. Они стали уже руками бить по корпусу внедорожника и по стёклам, пытаясь добраться до экипажа. Валера, обнимавший свои колени и невидящими глазами смотревший в пол, плакал и почему-то думал о том, как ему жаль самого себя. Жаль, что жизнь прошла так, а не иначе, и что совсем скоро он умрёт рядом с человеком, которого до глубины души презирает. Жаль, что в попытке обустроить собственное будущее он чёрт знает сколько времени провёл в борьбе с этим самым презрением и отвращением ко всему, что он делал каждый божий день. Валера вспомнил родителей. Вспомнил маму, отца, бабушку с дедушкой. Вспомнил какое-то случайное семейное застолье когда-то давным-давно, во время которого все дорогие ему люди смеялись и радовались времени, проводимому друг с другом. Потом вдруг перед глазами его возникла странная картина: раскидистая, высокая черёмуха, одиноко стоявшая посреди поля. Светило солнце. На небе были облака, отбрасывавшие на землю тень вместе с шумевшей на ветру черёмухой. От картины этой одновременно веяло жизнью и смердело смертью. В конце концов, цвета померкли, тень облаков, слившихся в тучу, поглотила всё вокруг, и некогда пасторальный пейзаж теперь превратился в тревожную мазню, от которой тянуло замогильным холодом. А потом всё погрузилось во тьму.

Вдруг прогремел выстрел. Потом ещё один. Валера, уже попрощавшийся с жизнью и, казалось, почти утративший рассудок и связь с реальностью, пришёл в себя. В ушах запищало, и все следующие выстрелы показались уже не такими оглушительными и звучали теперь как щелчки пальцев под водой. Наконец, все звуки стихли, и искалеченные люди, секунду назад ломившиеся в Викторов внедорожник, как по волшебству куда-то испарились. Снаружи остался только один человек: тот, который стрелял. Сержант стоял там с пистолетом в руке и озирался по сторонам. Потом он увидел что-то и попытался открыть заднюю дверь внедорожника. Дверь была заперта. Сержант постучал кулаком в Валерино стекло: туда же, куда минуту назад билась лбом женщина без лица. Валера, умом только-только вернувшийся в действительность, не сразу понял, что ему нужно.

– Дверь открой! – крикнул сержант. Крик его донёсся до Валеры чуть слышным эхом. Но, тем не менее, он понял, что нужно делать. Валера перегнулся через спинку сиденья и потянул вверх маленький чёрный нарост на двери.

– Э… – только и успел сказать на это Виктор, явно не желавший впускать в салон машины постороннего. Но было уже поздно. Военный залез внутрь, закрыл за собой дверь и улёгся на заднем сиденье.

– Головы пригните, – сказал сержант. Валера, ни секунды не сомневаясь, подчинился. Виктор повторил за помощником.

Снаружи прошаркала ногами новая партия замученных людей, пришедших – в этом не было никаких сомнений – на звуки выстрелов. Они шли, пытаясь отыскать источник звука, но не находили его. И потому – шли дальше, надеясь, что где-то там, впереди, за рядами упирающихся друг в друга брошенных машин, они найдут то, что ищут. Шарканье ног становилось всё тише, тише и тише, пока вовсе не растворилось в вязкой, тягучей тишине, заполнившей салон внедорожника. Первым тишину нарушил Виктор:

– Слыш, боец, ты там всех перестрелял что ли? – спросил он.

– Как видишь, – ответил сержант, всё так же лежавший на заднем сиденье.

– Спасибо, – сказал на это Валера.

– Да, благодарствую, – сказал Виктор, не привыкший никогда и никому говорить «спасибо», – Кто это вообще такие-то, мать твою?

Сержант молча пожал плечами. Виктор этого жеста не увидел и решил, что военный проигнорировал его вопрос.

– Ты ж военный, вроде. Должен знать, – пояснил он.

– А я вот не знаю, – невозмутимо ответил на это сержант.

– Ты ж их… Ты ж их убил, получается? Это ж статья!

– Я что-то неправильно сделал, по-твоему?

– Да нет, я просто понять пытаюсь…

– Ты хотел посмотреть, что будет, когда они вам стёкла в тачке расколотят?

– Нет, просто…

– Виктор Петрович, – вмешался в разговор помощник, – Завалите рот, в конце концов.

– Ты… Ты как разговариваешь?!

Валере трудно было осознать, что вдруг с ним произошло. Едва он понял, что только что он выбрался из колючих лап смерти, его с головой накрыла эйфория: чувство, подобного которому он ещё никогда в своей жизни не испытывал. Чувство это походило на волну беспримерного душевного подъёма; волну, которую он неожиданно для себя оседлал, и теперь она уносила его прочь из пучины, в которой он так долго тонул, тонул и никак не мог утонуть. Он захотел жить: жить так, как когда-то давно учили его детские сказки, мама с папой и воспитатели в детском саду. Жить по велению сердца, каким-то образом всегда знающего, что нужно делать и как. Ему хотелось покорять вершины, нестись навстречу всем ветрам, вдыхать полной грудью свежесть летнего дня и делать всё то, что раньше казалось ему бестолковым, дерзким или лишённым смысла. Господь дал ему второй шанс, и Валера знал – откуда-то совершенно точно знал – как Господь хочет, чтобы он им распорядился. Трупы на улицах, кровь на асфальте и полнейшая неясность положения, в котором он оказался – всё это его теперь совершенно не заботило. Ужас, сковавший его нутро, вдруг сменился безбрежной радостью от того, что он до сих пор дышит. И он не беспокоился теперь абсолютно ни о чём.

– Рот говорю закрой, животное, – повторил Валера, глядя Виктору прямо в глаза. Сержант на заднем сиденье ухмыльнулся и чуть слышно хихикнул.

Снова зазвонил телефон.

«Никого не жалко, никого

Ни тебя, ни меня, ни его»

– Выключи его! Быстро! – вскочив, сказал сержант.

– Алло? – не обратив внимания на реплику сержанта, сказал Виктор, ответив на звонок. Снова звонила жена, – Говори медленнее. Помедленнее говорю!

– Не ори! – шикнул на Виктора сержант, тронув его по плечу. Виктор отмахнулся.

– Где ты? Дома? А ребята где? Ребята где, говорю?! Ох, ё… Ладно, придумаю что-нибудь. Да нет, я тут сам застрял… В пробке стояли, а тут это всё тоже… Куда ехал? Да куда надо – туда и ехал, чё за вопросы вообще?! Ладно, давай там, себя побереги. И на улицу не ходи, слышишь? Не ходи, говорю! Я понял, я понял, я сам разберусь. Сейчас придумаем что-нибудь. Валера подскочит, в конце концов. Всё, давай.

Виктор нажал на «сброс», и в салоне снова воцарилась тишина.

– Так, Валера, смотри, что надо сделать, – начал говорить Виктор так, словно и не было минуту назад ни того взгляда Валериных покрасневших, чуть обезумевших глаз, ни его дерзкой реплики – ничего, – Сейчас выходим с тобой и пешком идём до спорткомплекса, это дальше по тракту. Хотя чё я тебе объясняю? Там надо будет пацанов моих забрать: их там заперли и не выпускают никуда из-за всей этой канители. Берём их и потом идём домой ко мне. Там у меня перекантуешься какое-то время, пока всё не уляжется. Место только на полу в гостиной смогу предложить, не обессудь. Хотя, может, и с парнями в комнате ляжешь где-нибудь, на матрасе. Тачку потом как-нибудь заберём, когда…

– Виктор Петрович, вы дебил? – спросил Валера, всё ещё чувствуя себя на гребне волны.

– Слыш, малой, последний раз тебе говорю: за языком следи!

– Да пошёл ты! Козёл жирный! Иди и сам уродов своих избалованных вытаскивай! Может, мне ещё шмару твою к тебе домой пойти привезти, а?! Чё мне ещё для тебя сделать?! Мразь!

– Ох, твою за ногу… – ругнулся сержант, глядя в окно.

– Да я тебе сейчас… – взвизгнул побагровевший Виктор и чуть привстал, чтобы дотянуться до помощника и зарядить ему жгучую оплеуху. Валера тоже чуть привстал, готовясь принять бой. Всё это было бессмысленно: препирания с начальником, плавно переходящие в драку в салоне машины, пока снаружи творится чёрт знает что. Валера понимал это. И оттого-то ему и делалось ещё радостнее. Чёрт возьми, да он просто тащился от всего происходящего! Несмотря на всю абсурдность ситуации, Валере казалось, что мир именно сейчас наконец-то перевернулся с головы на ноги, и всё идёт ровно так, как должно было идти давным-давно.