Хроники вымирания

– Ах ты… А ну пусти!

Старуха попыталась прорваться к выходу, но безуспешно: девушка, как ни крути, была моложе и сильнее.

– Пусти, кому говорю! – верещала бабка, из последних сил пытаясь отпихнуть девушку прочь.

В конце концов, она сдалась и, качаясь и тяжело дыша, вернулась к своей койке. Девушке было жаль её, и она даже начала сомневаться в своей правоте. Вдруг всё это зря? Вдруг она напрасно удерживает бабку в палате, мучая её и не давая ей сходить в уборную? Вдруг в коридоре и правда всё тихо, и нет никаких мертвецов, которых она себе вообразила? А вдруг, всё же, есть? К чёрту! Пусть она и мучается, пусть и проклинает её в голове последними словами, но это для её же блага.

«А может, выпустить её наружу, и пусть себе идёт с миром?» – мелькнула в голове у девушки тёмная, злая мысль, которую она тут же отбросила прочь. Нет. Нет! Я точно знаю, что происходит, а она… Дура!.. Ей всего-то нужно – закрыть рот, слушать и делать, что говорят!

Очень скоро, однако, на смену злости пришла жалость, и девушке вдруг стало нестерпимо грустно за бабушку-соседку.

– Давайте я помогу вам над раковиной встать? Всего-то надо тумбы к ней подставить, и можно будет…

– Да иди ты! – огрызнулась бабка.

Девушка, всё же, воплотила свою задумку в жизнь: подвинула прикроватные тумбочки к раковине так, чтобы, встав на них, можно было в эту самую раковину справить нужду. И когда уже в этих убогих, старых больницах сделают отдельные туалеты в палатах! Бабка, тем не менее, не спешила воспользоваться новой конструкцией. Тогда девушка решила стать первой: возможно, хоть так старушке легче будет переступить через свои предрассудки. Она прикрылась простынёй, сделала своё дело и пустила воду на несколько секунд. Затем вернулась на свою койку и снова села за телефон.

Мать так ничего и не ответила. Девушка бросила попытки ей дописаться и решила просто позвонить ей. Но и тут ответа не последовало: серия протяжных гудков, автоответчик, и на этом всё. Когда солнце, наконец, село, девушка решила отложить телефон и попробовать поспать. Уснула она быстро и спала крепко. Проснулась лишь однажды, уже глубокой ночью, от шума где-то со стороны входа. То была бабка, кряхтя и охая взбиравшаяся на те самые тумбочки перед раковиной. Девушка выдохнула с облегчением и закрыла глаза, стараясь не шевелиться лишний раз и выглядеть спящей.

Утром девушка по привычке проснулась ровно в шесть часов: ровно тогда во все предыдущие дни медсёстры разносили по палатам первые порции лекарств. Дальше, начиная с половины седьмого, они тревожили пациентов примерно каждый час: то давление измерить, то поставить укол, то позвать на приём пищи. Словом, поспать толком больше не получалось. Бабка встала ещё раньше и уже стояла у окна, наблюдая рассвет.

– Доброе утро, – сказала девушка.

– Доброе, доброе, – ответила бабка.

– Как там обстановка? – спросила девушка, имея в виду происходящее за окном.

– Не видно ничего: лес один.

Окна палаты выходили на лесок позади больницы. Ах, если бы они выходили на дорогу! Тогда-то можно было бы держать руку на пульсе событий, не ища в телефоне ответы на все вопросы мироздания.

Телефон девушка взяла в руки сразу, как проснулась. Ответа от матери по-прежнему не было. Девушка не на шутку занервничала: что если… Что если случилось самое худшее? Думать об этом не хотелось, но дурные мысли сами лезли в голову. Она стала искать в интернете информацию о происходящем в районе, где она жила, но ничего кроме короткого комментария про одну из местных школ не обнаружила: кто-то писал на городском форуме, что якобы школу наводнили мертвецы. От этой самой школы квартира матери находилась в нескольких кварталах, и судить об обстановке возле дома по ситуации в той школе было трудно.

– Правда, что ли, все померли там? – бросила в воздух бабка, не ожидая, что на вопрос её последует ответ.

Девушка молча посмотрела на соседку. Вдруг, её словно ведром холодной воды окатило осознание всей беспросветности их положения. Все мертвы. Все, кто снаружи – мертвы! Нет больше доктора, нет медсестёр – дай бог, чтобы в палатах остался хоть кто-то живой! Никто не придёт и не скажет им, что всё вот-вот закончится, и что скоро можно будет выйти наружу. Они застряли здесь, в этой комнате, и пробудут тут до того момента, пока не закончится пища или пока бабке не захочется по-большому, и тогда-то она точно выпрется в коридор и навлечёт на них обеих беду. Они попали. Они крупно попали, и поделать с этим ничего нельзя.

Бабка взялась шелестеть пакетами: искала себе завтрак. Найдя, стала уплетать его, сидя на койке. Девушку это нервировало. Сама перспектива остаться со старухой в этой палате навечно заставляла её ещё больше ненавидеть бабку: её морщины, её усохшую кожу и её дурацкие вставные зубы. То, как она хрустит огурцами, закусывая ими хлеб с яйцами, то, как она смотрит в окно отсутствующим взглядом и даже то, как она сидит на своей кровати. Всё это раздражало девушку до безумия. Она долго и старательно боролась с искушением, но, в конце концов, взяла телефон, открыла карты и построила маршрут от больницы до своего дома. Ничего сложного: сначала через гаражи выйти к дороге, потом по дороге до развилки, потом налево, потом – чуть вперёд и во дворы, а дальше – всего-то найти свой двор и подъезд. Можно выйти и через парадный вход, тем самым миновав гаражи, но тогда дорога сделается длиннее. Ничего: и так сойдёт. Главное – убраться отсюда прочь. Но не сейчас. Может, ещё через пару дней?