Белка в колесе

– А где она? – встрял мужчина, который был третьим.

Я назвала посёлок.

– Там же утром пробка на шоссе будет адская! – выпалил он. – А снимать послезавтра! Поехали смотреть сию секунду!

– Она далеко живёт, за ключами надо ехать… – попытался встроиться Роман.

– У меня на даче есть запасные, – машинально сказала я.

– Сергей Петрович, сам доехать осилишь? – спросил Роман.

– До дома – да.

– Тогда погнали! – решил Роман. – Шевелись!

Я успела позвонить Женьке, прокричать в трубку, что задержусь невесть на сколько, а то и заночую у «подруги». Мы с Романом помчались на его мерседесе. За рулём, естественно, был водитель: Роман принял на грудь прилично. Я сидела впереди, исполняя роль живого навигатора. Шоссе блаженно пустовало. Добрались ещё засветло: дни-то уже длинные, как тоска провинциального актёра. Дачу быстренько осмотрели при свете фар, потом вошли внутрь. Мужики что-то буркнули между собой.

– Сойдёт, – великодушно заключил Василий Фёдорович (он же «тамада»).

– Договоримся перед съёмками, завтра всё подготовим. – Они нырнули в свою машину и исчезли.

– Роман, а где наш водитель? – спросила я, озираясь и прислушиваясь к внезапно наступившей гробовой тишине.

– А я его… милостиво отпустил, – изобразил невинность Роман. – Давно мечтал дачу… обжить. Голоден, кстати, как волк.

– Еды-то нет.

– Степан – тот самый водитель – обязан был оставить провиант, – с важностью заявил Роман.

Действительно, на кухне скромно ждали два пакета. Один – с чем-то условно съедобным, второй – с живительной влагой в стеклянной таре. Посидели, поели. Всё пережитое, дикое напряжение, Романова фраза «моя» – всё смешалось в голове в один липкий ком. Да и что греха таить: давно к этому катились. И покатились…

На следующий день очнулись поздно. Кое-как перекусили и… рухнули обратно в постель. Он был ненасытен. Я после воздержания, достойного монастырской летописи, тоже. Ближе к вечеру я засуетилась:

– Роман, двигаем?

– Неа, – блаженно потянулся он. – Я же в стельку – остаёмся.

Утром, часов в одиннадцать, нас взорвал грохот: нагрянула съёмочная группа. Начался настоящий сумасшедший дом. Вспомнился шедевр «Фильм, фильм, фильм!»: тот же хаос, только в цвете и с матом. Крики, беготня, всеобщая паника. Какая-то девчонка с видом побитой мокрой кошки, в нелепой косынке на шее (под ней зиял свежий засос – маяк распутства) попыталась наехать на Романа, но он на неё злобно цыкнул. Он – режиссёр – уже чувствовал себя полководцем перед началом битвы. Подкатил Василий Фёдорович, уволок её в сторону, начал что-то шипеть быстро и гипнотически. Между прочим, это её он уводил там в ресторане…

Раздался рык Романа:

– Где помощник режиссёра?

Девчонка понеслась в сердце схватки. Позже я узнала: сие страдающее создание зовут Верочка, помощница режиссера. Похлюпав носом, она позволила суете поглотить себя без остатка.

Две актрисы в перерывах пялились на меня с откровенным, как декольте, любопытством. Я благоразумно ретировалась в дом. Через час явился Василий Фёдорович с одной из этих гламурных хищниц.

– Вы же клятвенно обещали, Василий Фёдорович! – капризничала актриса (некая Галочка, судя по всему – звезда районного масштаба).

– Всё исполнится, Галочка, – масляно успокаивал её «тамада». Вбежал водитель с двумя пакетами (один – с явно скудной едой, второй – с драгоценными бутылками).

– Хозяйка, соблаговоли принять сию скромную дань! – возгласил Василий Фёдорович, словно поднося ключи от города.

Я выложила часть провизии на стол.

– Мне шампусика! – требовательно протянула Галочка.

– Шампанское, священный напиток, на завершение съёмок, – возразил «тамада» с видом верховного жреца и нагло убрал бутылки в холодильник. Оставил на растерзание только коньяк. Я достала два стакана.

– Анна Дмитриевна, как же нехорошо! – сладко сказал «тамада», изображая укоризну. – А себе?

Я покорно достала третий. Выпили. «Тамада» ловким движением фокусника пересел на диван, увлёкши за собой и актрису. Я благоразумно удалилась во двор. Минут через десять высокооплачиваемый сводник появился.

– Анна Дмитриевна, а где у вас тут… укромный уголок? Сеновал, что ли? – спросил он с хитрой, до тошноты знакомой улыбкой.

Я сперва опешила, потом махнула рукой в сторону дома:

– Вы нашу «берлогу» знаете. Остальные комнаты – в вашем распоряжении. Выбирай на здоровье любую.

Он шмыгнул на кухню. Послышались страдальческие возгласы:

– Василий, мне же ещё сниматься!

– Успеется! Час как минимум!

Безумная карусель продолжалась. В редкую минуту затишья я подошла к Роману.

– Мне пора в город.

– Пожар? – отстранённо поинтересовался он.

– Женька уже, наверное, мысленно хоронит меня.

Он рявкнул:

– Степан! Доставь Анну Дмитриевну до ближайшей бензоколонки: там телефон должен быть. Марш!

Возмущаться было поздно и бессмысленно: Роман уже утонул в обсуждении ракурса. Я превратилась в воздух. Степан бодро довёз. Я с трудом дозвонилась домой и в институт, пробормотав что-то невнятное про форс-мажор.

Вечером наконец-то выпили заветного шампанского за первый съёмочный день. Толпа уехала. Остались Роман, трое мужчин (Василий Фёдорович в их числе) и несчастная Верочка. Посидели. «Тамада» бесцеремонно подмял под себя Верочку. Она жалобно пищала, бросала умоляющие взгляды на Романа, но ночевать уползли в одну комнату: Василий Фёдорович и его «трофей».

Я не удержалась и спросила Романа:

– А в ресторане вы куда Верочку отправили?

Он немного смутился.

– Понимаешь, этот бурдюк затребовал ведро вискаря и трёх баб. Ну и…

Утром, поймав момент наедине на кухне, я спросила Веру:

– А ты с Романом тоже… была?

Она испуганно округлила глаза, как сова на фарах:

– Нет! Что вы, Анна Дмитриевна!

По тону было ясно: была, да ещё и как!

– Не дёргайся, – устало сказала я. – Я не собираюсь сцен ревности устраивать.

В этот день я железной волей настояла на отъезде. Ко мне, когда я уже забиралась в машину, подлетел Василий Фёдорович.

– Анна Дмитриевна, а разрешите мы тут кое-что косметически подшаманим? Подремонтируем для сцены.

– Ладно, – покорно вздохнула я, – только поберегите дом. Не превращайте его в набор сувениров для съёмочной группы.

Он весело засмеялся:

– Да что вы! Он же уже в кадре! Теперь он – историческое место!

Дома Женька выдала сводку: звонили и Лариса, и Криста. Я покаянно перезвонила Кристе – и схлопотала взбучку за пропущенные занятия и тайное исчезновение в стиле агента 007. Вечером пришлось отрабатывать по полной.

Началась новая, почти рутинная жизнь: институт на полставки, вечера у Ларисы, эпизодические встречи и ночи с Романом. Женька перестала называть его «каким-то» и пару раз даже ляпнула «твой Роман», чем меня несказанно позабавила. Почти по Чехову, только вместо вишнёвого сада – дача, вместо контрабаса – мерседес, а вместо провинциальной скуки – киношная круговерть и вечный страх, что этот хлипкий мирок рухнет, как карточный домик, от порыва ветра или внезапного каприза режиссёра. Но пока… пока дурацкая карусель крутилась.

Глава 2.8. Разрастание семьи

Домой я его, само собой, не звала. Ночевала у него – да, пару раз, однако всему приходит конец, особенно – спокойствию. Однажды явилась матушка Романа. Я как раз на кухне в лёгком облачении из его рубашки (не сказать, чтобы чересчур длинной) кофе варила и завтрак мастерила. Как и многие женщины, я находила в мужских рубашках особый шик… или хотя бы удобство. Музыка орала, посуда гремела – в общем, финальный аккорд моей безмятежности прозвучал в виде скрипа входной двери.

– Здравствуй, милочка!

От неожиданности я едва не аукнулась вместе с тарелкой. По фоткам мать Романа узнала сразу, вот только как её величать-то? Звать «тетей Маней» как-то преждевременно.

– Здравствуйте… – выдавила я, мысленно матерясь: «Господи, в каком же я виде предстаю перед родительницей возлюбленного!»

– Не стесняйся, родная! – будто прочитав мои мысли, бодро парировала она. – Иной раз Ромины профурсетки и вовсе без аксессуаров расхаживают!

Словечко «профурсетка» вогнало меня в ступор, а последовавший вопрос добил окончательно:

– Начинающая актрисулька, роль отрабатываешь? Я так и подумала!

Я рванула в спальню, натянула на себя всё, что попалось под руку. Роман как раз потягивался и сладко улыбался, как кот, объевшийся сметаны. Потом до его сонного сознания доползло, что атмосфера не то чтобы романтическая…

– Аня, ты чего?

– Ничего! – бросила я и вылетела из квартиры, оставив его разбираться с последствиями материнского визита.

Роман названивал. Я, предчувствуя скорый десант, позвонила Кристе и смылась на вечер. Там благополучно допилась до состояния «хорошо» и заночевала у одной из подруг. Позвонила только Женьке предупредить:

– Не жди: не приеду.

– А тут твой Роман трубку чуть не разбил!

– Он не мой!

– Понятно… – тяжело вздохнула Женька. – Поругались, значит.

Потом мы, конечно, «помирились», но ночевать у него я больше не оставалась. Встречались в гостиницах или поздно вечером уезжали на дачу – подальше от любопытных глаз и внезапных визитов.

Василий Фёдорович, он же «тамада» (подпольная кличка обязывала!), оказался мастером на все руки. И не просто руки – золотые! Не то что дом подремонтировали, а и мебель кое-какую подвезли (включая второй холодильник: видимо, на случай ядерной зимы или большой вечеринки). Баню вообще не отремонтировали, а переродили! И в предбаннике, естественно, красовался ещё один холодильник: это для тех, кому пива захочется прямо в процессе пара.

Вокруг дома копошились рабочие: оказалось, роют септик. А к задней стене прилепили, как аппендикс, новенький туалет с душевой кабиной. Роскошь!

– Ром, за это же надо платить? – спросила я, глядя на это великолепие.

Он хитро щурился:

– Василий всё провёл как реквизит для съёмок! Для достоверности даже пару сцен в бане и душевой сняли.

Роман хмыкнул и добавил:

– Петрович поскрипел, но утвердил.

К тому времени я уже знала, что Сергей Петрович – директор картины, царь и бог финансов. А «тамада», видимо, был богом халявы и обустройства. Он и себя не забыл, прихватизировав отдельную комнату. Пару раз, приезжая на дачу, мы заставали его с новой «ассистенткой по реквизиту» – девицей разной степени известности.

Однажды я позвонила Женьке: мол, не приеду. Но планы рухнули, и часа в три ночи вернулась домой. В Женькиной комнате (бывшей Диминой, но Димка, как партизан, исчез в неизвестном направлении, а Женька водрузила там свой флаг и компьютер) горел свет. Дверь была распахнута. Подошла… и едва не хватил удар. У стола, прямо на полу, лицом вниз лежал парень. Дышит? Дышит! Даже похрапывает слегка. На столе – бутылка вина (почти пустая, но вино приличное сухое, не дешёвка), два бокала, нарезка. А где Женька? Ага, спит на диване одетая, в джинсах.

«На мои деньги такое вино не купишь», – мелькнула крамольная мысль.

Женька проснулась и уставилась на меня взглядом пойманного щенка. Я поманила её на кухню.

– Это кто?

– Кузя.

– Что за Кузя?

– Одноклассник.

– И что он делает у нас? В таком виде? И ты тоже?

– У него… семья небогатая, компьютера нет, а он… Ну он в них шарит! – оправдывалась она, немного придя в себя. – Можно сказать, компьютерный гений!

– Гений?! – фыркнула я. – А почему ты спишь одетая? В джинсах?!

– Мам, ну ты даёшь! – возмутилась Женька. – Что же мне, при нём переодеваться?!

Последний аргумент едва не рассмешил меня. С трудом сдерживаясь, я сказала:

– А в мою комнату пройти и штаны джинсовые на домашние поменять – святотатство?

Она уставилась на меня как на инопланетянку:

– Мама, они же пижамные!

– Здрасьте! – раздался сонный голос с полу. – Я виноват: надо было кое-что доделать… – вот и засиделись.

На пороге стоял он. Паренёк полноватый, в круглых очках – видимо, обязательный атрибут гениальности. Напоминал повзрослевшего Ивашку из Дворца пионеров (из одноимённого мультфильма).

– А вино откуда? – не унималась я.

– Это я принёс! – отозвался Кузя.

– Ты что, богатый Буратино?

Он покраснел:

– Не-а… Одному человеку кое-что в интернете нашёл, а он вместо денег… бутылкой расплатился.

Потом пояснил, что тот «им торгует». Загадочно… Так в наше «дружное семейство» влился компьютерный гений Кузя из Дворца пионеров. Со всеми вытекающими… и втекающими бутылками.

Однажды случился казус. Женька отпросилась с одноклассниками к кому-то на дачу. Там планы рухнули, и часть отряда махнула к нам и нарвалась на «тамаду» с его очередной «помощницей по реквизиту». Пикантности ситуации придавало то, что девица была хоть и начинающая, но уже мелькавшая в эпизодах актриса – кто-то из девчонок её опознала. Эффект был как от разорвавшейся бомбы.

В город уже не уехать. «Тамада», проявив несвойственную ему социальную ответственность (или просто желание замять скандал?), налил молодёжи по чуть-чуть вина, накормил и, что самое поразительное, уложил спать, причём строго по гендерному признаку: мальчики – направо, девочки – налево. Пару попыток «интеграции» пресёк на корню. Об этом подвиге я узнала позже из восторженных рассказов ребят и самодовольного «тамады».

После того визита мамаши я решила было с Романом завязать: не брала трубку. Однажды, вернувшись домой, обнаружила на кухне интересную компанию: три экземпляра мужского пола и Женьку. На столе красовались открытая бутылка шампанского и уже знакомое «вино от Кузиного спонсора». Сам Кузя присутствовал. Рядом – Вася-Василёк, Женькин ухажёр, парень на класс старше. И… Роман. Судя по заворожённым лицам парней, он лил им в уши какие-то эпические байки.

– Ты чего здесь делаешь? – спросила я ледяным тоном.

И тут Роман совершил неожиданный кульбит: бухнулся на колени, обнял мои ноги и завопил:

– Не выгоняй! Прости!

Женька, словно по сигналу, всхлипнула:

– Мама, ну прости его! – и ловко подсунула мне бокал шампанского.

– Встань! – процедила я. Он поднялся и прижал меня к себе.

«Господи, – пронеслось в голове, – сейчас ляпну что-нибудь про «прейскурант» при детях».

Он почувствовал перелом и осторожно поцеловал в щеку. Так Роман впервые остался у нас ночевать. Семья росла