Как я жил на…

Так вот, в этот, с позволения сказать, змеиный клубок мне и предлагали перейти, мягко говоря, на повышение. Руки у начальства оставались чистыми, поскольку даже предложение это исходило не от них, а от А.Н., она даже ко мне подходила с этим предложением, но я как-то постеснялся бросать свою группу, да и работа у меня была интереснее. В общем и целом, я ей отказал, за что она, я думаю, не могла быть благодарна. Это еще один "плюс". Оставалось только выяснить, чего от меня хотели граждане кумовья. Полного подчинения? Это уж слишком. Увольнения? Слишком запутанный механизм, можно было просто с глазу на глаз сказать мне все прямо, и я бы ушел, начальник это знал, но не воспользовался. Эта щепетильность вызывала подозрения, и стоило поразмыслить над этим делом. Разве что они хотят убрать основного претендента (А.Н.) с моей помощью и поставить у руля того, кого им надо? Веселенькое дело!

И тогда в моей голове, а может быть и не в голове, созрел план мести этим ублюдкам. И состоял он в том, чтобы уничтожить в зародыше все их мерзкие потуги, а для этого необходимо было время и видимость того, что я ничего не понял.

– Анатолий Иванович, я вам очень благодарен за содействие, я так давно мечтал об этом месте, – я старался говорить как можно искреннее и едва не лопнул от смеха, когда его маленькие глазки едва не вылезли из орбит от изумления. Я даже протянул ему руку в знак благодарности и долго тряс, наслаждаясь моментом. Судя по всему, дебют в намечающейся сложной партии я выиграл.

Наступило второе действие спектакля. Шеф посеял ветер и очень быстро начал пожинать бурю. Я вышел из его кабинета и неплотно закрыл дверь, причем едва не столкнулся с Милой, которая делала вид, что протирает пыль, а сама пыталась поймать обрывки разговора между нами. Судя по ее дальнейшей реакции, услышала она немного.

– Милочка, я тебя поздравляю, – торжественно объявил я, – теперь мою работу будешь выполнять ты, это большое доверие, но, как сказал наш уважаемый начальник, ты имеешь большой потенциал и справишься. Пойдем, я расскажу тебе, что надо сделать.

Присутствующие, а их насчитывалось девять человек, остальные отсутствовали, замерли.

– Ду-ду-дурацкие у тебя шутки, – наконец опомнилась Мила, – и злые к тому же.

– Какие же тут шутки, начальство не шутит, ему работать надо. Ты сама пойдешь или начальника позвать?

– Витек, ты что, серьезно? Неужели шеф нас покидает, а когда? Ты на его место или как, непонятно… – посыпались вопросы.

– Шеф у вас остается тот же, – я сделал ударение на слове «тот», – это я ухожу.

– Жалко, что не наоборот, – негромко, но весомо заметил наш ветеран, переживший не одного начальника.

– Спасибо на добром слове, но тем не менее…

– И куда же тебя столь скоропостижно?

– К А.Н. на стажировку…

– Витек, ты чего, с ума, что ли, сошел, не знаешь, куда идешь?

– Мне уже давно предлагали…

– Значит, заболел, не иначе, тебя же там сожрут и даже не заметят! Да скажите вы этому олуху…

– Тс-с – я приложил палец к губам, – а то начальство услышит. У меня тут червонец завалялся, давайте… – я вдруг вспомнил о запрете на выпивку, но тут же выкрутился, – может быть, кто-нибудь за мороженым сбегает, а то жарко.

– Давай, я схожу, – предложил ветеран, – мне все равно в ту сторону по делам идти.

На том и порешили. Мила шла к моему столу как на Голгофу. Если я по штатному расписанию должен был выполнять работу максимум пятого уровня сложности, а выполнял седьмого, то Миле такие «высоты» даже и не снились. Рассказывать подробно не было смысла, поэтому мы просто разложили все по папочкам и на том закончили, к тому же прибыло мороженое…

В этот день к новому рабочему месту я не пошел, подождут. Зато домой я шел в приподнятом настроении, хотя причин для радости не было. Вот тут и попался мне мой обидчик – дед Григорий. Лучше бы он сидел дома!

– Ну что, Витек, я вижу, что зубы я тебе подлечил, так может быть, по этому случаю… – завел он свою песенку.

– Нет, некогда, Григорий Васильевич, дело у меня есть, очень важное! – я решил проявить выдержку и сегодня отшивать всех, кто пристает с неприличными предложениями.

– Что же может быть важнее? – дед искренне удивился, – не уважаешь ты старших, вот что я тебе скажу.

И тут словно бес в меня вселился, достали они меня, благожелатели и воспитатели, сейчас я ему врежу по самую макушку!

– Скажу вам по секрету, только никому не говорите, ладно? – для убедительности я оглянулся, – дали нам секретное задание разработать прибор, который распознает, кто вредит его владельцу…

– Да иди ты…

– Точно говорю, мы разработали и уже сделали макет. Представляете себе эффект?

– Не-а, не представляю, – растерялся мой дед, – а что за аффект?

– Не аффект, а эффект, скажем, действие или результат. Так вот мы провели опробование на своем начальнике, так у него все электроприборы погорели в доме, на даче и даже у тещи!

– Да иди ты…

– Да чтобы мне на этой неделе ни капли в рот не взять!

Этот довод убедил деда, и он как-то даже по-другому, с уважением посмотрел на меня.

– А ты-то чему радуешься, тебе какая корысть?

– Так я схему запомнил, теперь себе иду такой же прибор паять! – с воодушевлением произнес я, искоса поглядывая на деда.

До него начал доходить смысл моих слов и этот самый смысл ему явно не нравился.

– Делать тебе нечего, время только тратишь впустую, – он задумался и выдал незабываемый и, не скажу, что неожиданный, но очень приятный для меня совет, – давай лучше посмотрим, что у тебя с крышей.

– Так до зарплаты еще далеко…

– Не все меряется деньгами в этом мире, запомни это на всю жизнь, – дед в порыве собственной значительности поднял указательный палец, вымазанный чем-то ярко-зеленым.

Я помялся для вида, а потом якобы нехотя согласился, рассыпаясь в благодарностях.

Если бы кто видел, как дед Григорий симулировал активную деятельность, он бы умер со смеху. По его понятиям, работы он провернул минимум за десятерых, да и меня погонял изрядно. Я на него не особенно обижался, лишь бы дело шло. Пошабашили мы затемно, и вот здесь мне пришла в голову еще одна мысль.

– Григорий Иванович, вы посидите, я сейчас в магазин смотаюсь…

– Да не надо, тебе говорю, и так сойдет!

– Да нет, не по-людски все-таки.

– Ну, давай, а я покурю пока…

Сели мы за стол, бог нам послал не очень много, но на двоих вполне достаточно. Я чинно разлил беленькую по рюмкам, и мы не менее чинно чокнулись.

– Ну, пущай твоя крыша сто лет не протекает, даю гарантию, – дед одним глотком осушил рюмку и стал закусывать, задумавшись о чем-то. Я его не торопил, но тщательно изображал из себя человека, которому очень хочется выпить, но не получается. Наконец дед поднял на меня взгляд и сначала просто с недоумением, а потом более пристально пригляделся.

– Что, не идет?

– Не могу, я пытаюсь, а она никак…

Дед почесал затылок и чуть покраснел, что в его возрасте выглядит довольно необычно.

– Сам догадался или подсказал кто? – словно эхо донеслось с его стороны.

– Сопоставил, что к чему, и вот, теперь не могу даже водки выпить, – я выразил на лице такую несчастную физиономию, что лицо деда сморщилось, от жалости, что ли.

Посидели молча, каждый думал о своем, наконец, дед налил себе рюмку и произнес тост.

– Я хочу выпить за тебя, Витек, сегодня ты преподал урок мне, старому дураку, и при этом не скандалил и не позорил меня на всю округу. – Он прищурился, – не знаю, действительно ли тебя отвратило от водки, но я тебя поддержу, и ни одна собака к тебе с этим делом больше приставать не будет. Да будет тебе известно, я умных людей люблю и уважаю, хотя на нашей улице их только двое.

Дед выпил налитое и, протянув мне руку, вышел на улицу. А я остался. Хотя я так и не понял, обиделся он или нет, на душе стало немного не по себе. Возможно, лучше было бы поскандалить?

Как бы то ни было, а день прошел и, как обещала мне старушка, он принес много перемен, а впереди еще несколько дней. Я начинал верить ее словам и от этого мурашки бегали по коже.

Как меня снова послали в…

И вот я снова в колхозе, но на этот раз подальше и совершенно по другой причине. Рассказывать долго, но, я думаю, небезынтересно. Заметили, что не просто интересно, а… вот так. В русском языке столько возможных оттенков одного явления, что иногда кажется, будто само явление где-то потерялось в сравнениях. Зато красиво и туманно.

Так вот, работа моя повернулась ко мне непонятно каким боком, но то, что она оказалась совершенно непохожей на предшествующую, это точно. Поскольку за пару дней под чутким руководством «комиссарши» я выполнил месячный план, а был уже конец месяца и подбивались итоги по соцсоревнованию, я оказался в интересной ситуации. С одной стороны, появилось много недоброжелателей со стороны «приходящих на работу», с другой стороны, начальство было в шоке, ведь это же нонсенс, такого не бывает. Или я схалтурил, то есть схимичил, а точнее, просто обманываю всех и вся, или не я один ее, проклятую, выполнял, или… сами понимаете. К чему это могло привести? Во-первых, случай беспрецедентный, придется создавать комиссию по расследованию этого вопиющего случая и, если все чисто (читай, честно с моей стороны), то придется менять расценки и нормы на аналогичную работу, а это уже, извините, чревато последствиями. Ведь эти нормы составлялись научно-исследовательскими институтами, на них защитились многие уважаемые ныне ученые и вдруг где-то в провинции… И это в масштабах всего государства! Нельзя этого допускать, иначе – сами понимаете. А разобраться надо. И, желательно, без моего присутствия.

А.Н. была счастлива, ее «личность» светилась, она явно купалась в создавшейся обстановке, будто это ее достижение. Меня она встретила более чем сердечно, но порыв свой сдержала, хотя это стоило ей больших усилий. Занимать кабинет начальника она не стала по одной ей известной причине, поэтому приходилось сдерживать эмоции.

– Отлично, здорово ты их…

– И что теперь, не накроет нас девятый вал? – меня почему-то больше беспокоили последствия нашей акции, чем саму зачинщицу.

– Не переживай, все будет как надо, я держу руку на пульсе. Сейчас уже пошла волна, пока еще маленькая. Тебя отправляют в колхоз на неделю, – она предвосхитила мое возмущение, – да ты послушай, что тебе предлагают. Ты когда отдыхал весной или летом? У молодых все отпуска зимой или еще хуже, осенью гнилой. А тут ни с того ни с сего тебе дают возможность отдохнуть на море целую неделю!

– Абрау-Дюрсо? – невольно вырвалось у меня.

– Почти. Рядом поселок есть, так оттуда снабжение ведется всех баз тамошних. Туда и поедешь. А я тут буду держать оборону.

– Как вы в одиночку собираетесь воевать, съедят вас в момент…

– Кто тебе сказал, что в одиночку? – она загадочно улыбнулась, – да будет тебе известно, и в наших рядах есть люди, только они не высовываются почем зря.

– Вы меня пугаете, это что же заговор, а я вроде живца?

– Какой заговор? Людям надоело это все, приписки, кумовство, ханжество. А за себя не переживай, наши люди своих не забывают, в случае чего, подстрахуют.

– Это в каком смысле? – я уже начинал беспокоиться по-настоящему.

– В смысле работы…

– А в смысле анкеты?

– И это тоже…

– Вашими бы устами…

Все бы оно неплохо, да подпортили мне отправку. Пока я улаживал дела с командировкой, началась настоящая война, и закончился этот этап истерикой, которая приключилась у А.Н.

– Я не могу оголить свою группу, – в сердцах разорялась она, – два человека – это уже слишком! Кто работать будет?

– Да успокойтесь вы, все будет в полном порядке, – утешал ее заместитель Большого шефа, поглаживая ее руку, которую она, впрочем, не убирала.

Вы меня, конечно, извините, но об этом человеке я не могу не рассказать. Это целая история, поучительная, я надеюсь, не только для меня. Так вот, Аванес Георгиевич представляет собой зрелище необычайно эффектное, его неброская внешность (насколько она может быть у человека с Кавказа) резко контрастировала с его способностью носить оную. Именно такой слог приходит в голову в первую очередь, когда вспоминаешь о нем. Чувство собственного достоинства, абсолютное спокойствие (со временем я убедился, что его еще никто не смог вывести из себя), уверенный негромкий голос и… что-то еще неуловимое заставляло его собеседника внутренне собираться и, вроде бы непривычные для этого собеседника темы в разговоре становились самым обычным делом. Непривычные потому, что на роботе принято говорить о чем угодно, даже о самой роботе, но очень редко можно услышать глубокомысленные беседы об искусстве, литературе, о тонкостях жанра и слабостях творческих деятелей. Такие беседы вел Аванес Георгиевич практически со всеми работниками, особенно он любил говорить с молодежью.

Поначалу, как только он пришел в эту организацию, при первом знакомстве с этим уникальным человеком я, грешным делом, подумал о нем – «образованейший человек, пенсионер, тянущий лямку на производстве до самой смерти, скучно ему, бедолаге, вот он и бродит среди работающих и, так сказать, создает положительный настрой на работу».

Ан нет, не тут-то было. По должности он оказался замом самого большого шефа, и работа с коллективом – это его непосредственная обязанность. Но мне нравился больше первый образ, должность начальника Аванесу Георгиевичу, на мой взгляд, не очень подходила. Тем не менее, мы продолжали обсуждать важнейшие достижения искусства, тем более, что это происходило в рабочее время. Нас с Аванесом Георгиевичем сблизила любовь к книгам. Если я по молодости собрал еще несколько десятков книг, то у Аванеса Георгиевича их насчитывалось более шести тысяч наименований, при этом каждое наименование имело несколько изданий. Аванес Георгиевич собирал книги не только ради самого процесса, его интересовала история каждого издания, каждая мелочь, связанная не только с авторами, переводчиками и так далее. Он считал, что у каждой книги, как и у человека, своя судьба, и эта судьба достойна внимания.

Сведения о его библиотеке я почерпнул не от него самого, поскольку Аванес Георгиевич был достаточно скромным человеком, а от его дочери Маргариты. Познакомились мы с ней случайно, самым стандартным образом – на дежурстве в Добровольной народной дружине. Мне достался пост в Доме культуры нашего предприятия, где в этот день было пустынно, никаких культурных мероприятий этим вечером не проводили. И вот сижу я, скучаю, изучаю настенную агитацию, а также попутно изучаю правила поведения населения при ядерном взрыве. И тут меня окликнули:

– Молодой человек, в шашки не хотите сыграть?

Я обернулся, чтобы увидеть обладательницу этого притягательного голоса и увидел маленькую, черненькую, остроглазую девушку, к которой этот голос ну никак не подходил, так как был он достаточно низким и слегка хрипловатым. Сами понимаете, сообразительность моя несколько отстала от пристального изучения девушки, поэтому ей пришлось повторить:

– Вы на дежурстве? В шашки сыграем?

Трижды просить меня не пришлось, и я пригласил девушку присесть, благо, что на столе шашки присутствовали всегда. Быстро расставив шашки, я поднял на нее глаза и внезапно понял, что теперь уже меня изучают, не менее внимательно, чем перед этим делал это я. В таких случаях я обычно краснею, и Маргарита рассмеялась.

– Таким я вас и представляла.

– ???

– Мне отец о вас рассказывает чуть ли не каждый день. И такой вы классный, что я решила с вами познакомиться.

Хорошее объяснение. Нет, мне, конечно, лестно, что меня считают… но манера общения девушки несколько сковывала, я думаю, что вы понимаете, о чем я говорю, поэтому пришлось покраснеть еще больше. Но глаза я не отвел!

– Вот так уже лучше. – Она протянула свою маленькую ручку. – Давайте знакомиться, я – Рита, а отец мой – Аванес Георгиевич.

– А-а-а, – только и нашел, что сказать я, – понятно.

– Очень хорошо, что понятно, – съехидничала она, – можете не представляться, я о вас много чего знаю.

– В каком смысле?

– Нет, отец явно вас переоценивает, – она вздохнула, – да, во всех смыслах. Он только и расписывает ваши достоинства и намекает, что лучшего мужа мне не найти.

Это уже слишком! Такого давления, я имею в виду психологического, не оказывала на меня ни одна женщина, поэтому я закусил удила.

– И когда же свадьба?

Девушка аж взвизгнула от удовольствия.

– Вот это по-нашему! Ну, все, теперь я всем буду рассказывать, что у меня есть жених.

– Да я не в том смысле…

– Я тоже не в том, поэтому не переживай, замуж я пока за тебя не собираюсь, – она сделала первый ход, – а ты ничего, давай дружить?

Как я понял, экзамен на вшивость мною был сдан, поскольку со мной разговаривают на равных и на «ты».

– Давай!

И мы начали дружить. Для начала мы очень много беседовали, вечер то долгий. Впрочем, и здесь моя роль была не очень-то сложной, она в основном говорила, я же лишь изредка вставлял словечко, либо отвечал на ее вопросы.

Под конец дежурства Рита сияла и выдала мне комплимент.

– Слушай, а ты потрясный собеседник, отец был прав. На этот раз…

– Что ты имеешь в виду? – снова не успел сообразить я.

– В том смысле, дурачок(!), что они(!) почти всегда неправы, а строят из себя…

Я не стал уточнять, кто это «они», но такие рассуждения о родителях мне не совсем понравились, я о своих в таком тоне обычно не говорил. Зато «дурачок» наводил на размышления…

Что-то я отвлекся, к чему это все? Ах, да, об отце, его библиотеке и вообще жизненном укладе Рита рассказывала в подробностях. По ее словам, довольно милый старичок дома превращался в тирана. И все из-за библиотеки. Имея трехкомнатную квартиру, он самую большую комнату отдал своему детищу, а семья из четырех человек довольствовалась двумя очень маленькими комнатушками, причем и в них стояло по большому книжному шкафу. Практически все свое свободное время он проводил наедине с книгами, а семья его обслуживала и терпела от него всяческие несправедливости. Дети подрастали, а все финансовые возможности использовались на пополнение книжного фонда, невзирая на то, что места в доме уже не оставалось. Не было сил даже радоваться действительно удачным приобретениям. Дети тех родителей, которые поднялись так же высоко по служебной лестнице, как и ее отец, щеголяли в импортных шмотках и отдыхали как минимум в Сочи, а ей приходилось вытирать пыль с книг, которые со временем не хотелось брать в руки. Потом начался подростковый период, раннее замужество, разочарование в браке, скорый развод и маленький плачущий комочек на руках. И снова книги, тирания отца… Вот такая судьба оказалась у дочери интеллигентного человека. Выходить еще раз замуж? Да Боже упаси! Разве что хороший человек повстречается…

Я был явно не «тем» человеком, так как последующих встреч не последовало. Чем я мог ее утешить? Разве что выслушать и посочувствовать. Но я не возражал против такого поворота событий. Но, как оказывается, насколько могут меняться люди, а тем более твое личное отношение к ним. Что-то надломилось в моих чувствах к Аванесу Георгиевичу, и он это почувствовал, все реже подходил ко мне с рассказами о новинках. Кто виноват в том, что человек не может заниматься своим любимым делом, не ущемляя жизненных интересов близких? Искусственно созданный дефицит, поднимающий стоимость «ходовой» книги почти в пятьдесят раз? Или дефицит жилья, возможно, также искусственный? Поди, разберись! И счастлив ли сам Аванес Георгиевич, для которого сам процесс «добывания» новых книг и художественных альбомов стал почти наркотиком? По своему размаху и методам ведения он не уступал, по всей вероятности, подпольному букмекерскому бизнесу за границей нашей необъятной родины. А ажиотаж при розыгрышах подписных изданий, когда десяток комплектов разыгрывается среди сотни желающих (обычных советских граждан)! Зато удовольствие выигравшего нельзя сравнить с удовольствием работника партийного аппарата, уже не знающего, собрание сочинений какого классика выбрать себе и своим родственникам. И как можно потом не выкупить это собрание, даже если автор писал, на твой взгляд не так, как тебе хотелось бы, и радость оно принесет только красивым видом? Ведь ты же выиграл!

Поучаствовав в нескольких розыгрышах, я понял, что удача меня не обошла хотя бы в том плане, что остался в неприкосновенности мой кошелек. Поэтому приходилось отовариваться на «черном» книжном рынке, обогащая спекулянтов, у которых изымался милицией товар, но затем снова этот товар появлялся под полой предприимчивых, но нечистых на руку «любителей книги». При мысли о том, что хорошо бы в дом купить более или менее стильную мебель, становилось особенно неуютно…

Но своего рода «уважение», граничащее скорее с восхищенным удивлением, заслуживала способность того же Аванеса Георгиевича «собрать» такую богатую по нашим меркам библиотеку. И в этой библиотеке не было «макулатуры», которая шла прицепом к книгам, продаваемым в магазинах. Тоже достойна удивления наглая предприимчивость работников торговли. Пойди – додумайся. И додумались! А если применить эту идею к мебельному делу? Например, к шикарному спальному гарнитуру прицепить по сходной цене тюремные нары по количеству спящих? Список можно продолжить, но не нужно, потому как получается, что в магазине даже «с прицепом» дешевле, чем на «черном» рынке. Поэтому нам стоит подсчитать, сколько мы выиграли в результате покупки, а с барышей напиться.

Вот такое отношение у меня сложилось к Аванесу Георгиевичу. Скажем так – сложное. С одной стороны – красиво жить не запретишь, с другой – а кто за это будет платить? Обогащаться знаниями, это не обязательно обогащаться духовно, если эти знания получены за счет бессовестной эксплуатации других душ. Снова это вопрос о целях и средствах их достижения. Вот ведь куда занесло.

Вернемся к нашим, извините, баранам. И вот этот индивидуум стоит над душой моей новой начальницы и по-дружески этак, доверительно успокаивает ее. Ее-то он успокаивал, а меня обеспокоил, это как пить дать. Не та ли это тайная гвардия, о которой говорила А. Н.? И если та, то я представляю, куда я попал. Как я себе представляю, если ты научился управлять хотя бы одним человеком, тем более жестко управлять, то следующим ты будешь управлять еще жестче, а если нужно, то и пожертвовать им не побоишься. Где та грань между жесткостью и жестокостью, жестокостью и бесчеловечностью? Можно привести множество исторических примеров, когда просвещение порождало тиранов, которые… Это я, конечно снова далеко захожу, но все-таки теория теорией, а на практике я могу оказаться крайним. А крайним быть очень не хочется.

Интуиция редко меня подводила, и сейчас под настоятельным ее влиянием мне почему-то расхотелось нарушать эту идиллию. Вернулся я через несколько минут, когда А. Н. была уже одна, причем внешне абсолютно спокойная.