Как я жил на…

Час от часу не легче, чем это я старика обидел? Поил, кормил, не обижал его, вроде бы. А! Да он решил меня воспитывать! Вот тут он попался, я в жизни страшно не люблю, когда плачут или воспитывают. Ты скажи прямо, что ты от меня хочешь, а не води вокруг да около как слепого котенка. Я тихий до поры до времени, а если допечешь, тогда держись!

Очень интересное свойство человеческого мозга – работать в автономном режиме. Я имею в виду такую вещь – стоит только какой-нибудь проблеме по неосторожности обнажиться, как сразу же мозг фиксирует ее и независимо от владельца начинает ее прорабатывать, выдавая время от времени такие решения, что диву даешься. Поэтому я не стал детально прорабатывать план мести горе-мастеру, хотя само по себе это занятие намного увлекательнее, чем ждать эти проклятые машины.

– Мужики, пойдем по домам, – наконец не выдержал один из нас, наверное, темнота придала ему храбрости.

– Да ты чего, совсем, что ли! – раздалось рядом со мной. – А если машины придут, бетон же пропадет.

– Мало, что ли его пропадает? Вон, на стройке мой кореш работает, рассказывал, что для плана бетон в землю вместо мусора закапывают…

– Ну, ты сравнил, то ж для плана, люди прогрессивку получат, государство не обеднеет, а здесь дело частное, извините, личное! За такое тебе никто спасибо не скажет.

– А у меня тоже дел личных полно. Вот приду домой и расскажу жене, тестю с тещей, как я тут на этого жлоба спину гнул. Так назавтра они все мне на шею сядут, в один момент в могилу загонят.

– А чего это ты будешь все это рассказывать? Скажи, что с ребятами посидел слегка, я думаю, что Иваныч магарыч не зажмет в конце концов…

– Да вот же, одна у нас отмазка, а ты говоришь – дело личное! Сам, небось, дома тоже запоешь соловьем…

– Я отдельно от тещи живу…

– Тебе больше повезло…

Мне надоела эта перебранка, и я молча вышел на свежий воздух. Потянулся, расправил плечи. Пока нагрузки не растянули мышцы, и на том спасибо. Сумерки как-то сразу перешли в темноту, судя по всему, уже стукнуло девять. Если не считать вони от коксохимического завода, воздух достаточно свеж, иногда пробиваются цветочные запахи с соседних дачных участков.

Удивительное дело, когда воздух кристально чист, как в горах, например, запахи чувствуются не так контрастно. А здесь – другое дело. Только что пахнуло синильной кислотой и тут же – жасмином или сиренью. И сразу хочется жить, и даже следующий порыв ветра, приносящий очередную порцию вони, уже не способен разрушить идиллии, возникшей практически на одно мгновение.

Это проверено практикой лично на мне. История простая и поучительная. В бытность свою студентом подрабатывали мы на кожевенном заводе. Если это вам ни о чем не говорит, постараюсь объяснить. Вы проходили когда-нибудь мимо, извините, дохлой кошки? Я думаю, что у каждого в жизни это случалось хоть один раз. Так вот, не знаю, во всем ли мире такие запахи на кожевенных заводах, а у нас это действительно шедевры. Никакие химикаты не могут заглушить этого специфического запаха, и он въедается в легкие, кожу и так далее. Выходя после изнурительной смены на свежий воздух, отойдя несколько десятков метров от завода, ты вдруг обнаруживаешь, что на тебя обрушивается вся гамма запахов, к которым ты привык и не замечаешь в повседневной жизни. И даже те запахи, которые до этого тебя раздражали, после кожзавода уже не вызывают в тебе отвращения. Все, как говорится, познается в сравнении. Поэтому сейчас я получил положительные эмоции от городской воздушной смеси и решил прогуляться вдоль гаражей.

Я вам скажу, что нигде в мире нет такого контраста в строительстве, кроме как у нас. Это касается не столько городской архитектуры, особенно в частном секторе, а именно загородных построек и дачных участков. Только у нас рядом с трехэтажным гаражом, облицованным импортной плиткой, может стоять развалюха, в которой никогда не стоял автомобиль. Или на дачном участке, к примеру, соседствуют дома-крепости, забранные решетками, с окнами, напоминающими скорее амбразуры, чем что-либо другое, и, как у нас их называют, холобудки. В том смысле, что будка вроде бы есть, но открытая всем ветрам. Что не мешает установлению почти братских отношений между соседями. Это архитектурное решение могло бы носить название «кто на что горазд», причем обладателем холобудки мог быть достаточно обеспеченный гражданин, взявший участок под строительство или дачу просто на всякий случай или по принципу «всем давали, а я что – рыжий?»

Практика создания такого рода кооперативов, или обществ при предприятиях и организациях, где ты работаешь, не давала возможности долго раздумывать, брать, к примеру, дачный участок или не брать, ответ всегда положительный, поскольку больше такой возможности может не возникнуть за всю оставшуюся жизнь.

И начинал человек тянуться, в большей, так сказать своей статистической массе, из последних сил, обустраивая свои участки в надежде вырастить огромный урожай и тем самым обеспечить себя и всю свою родню продуктами растениеводства на всю зиму. Труд этот, я вам скажу, под силу немногим, поскольку предстоит этим несчастным смотреть на жизнь во всю ширину, так сказать жизненного горизонта. Кроме того, что человек отрабатывает на производстве положенные ему по конституции восемь часов, после работы этот несчастный мчится на дачу, поскольку именно в это время будут давать воду для полива, либо его уже родной кооператив проводит субботник, пропустить который очень даже нежелательно, поскольку можно лишиться многих благ. И тогда человек становится рабом не только государства, но и собственных, добровольно взятых на себя обязательств. И все это при том, что вырастить на своем участке овощи удается далеко не всякому и затраты на это «производство» никогда не окупаются.

Одно только неплохо в этом мазохизме – человеку становится ближе земля, он начинает жить в соответствии с ее ритмами. Если бы не одно «но». Остаются на шее горожан еще и колхозы, которым непрерывно необходимо помогать. Складывалось такое впечатление, что в колхозе живут одни бригадиры, которые принимают под свою опеку бригады, сформированные на предприятиях города, и руководят работами. Кому была выгодна такая форма организации труда? Кстати, по графику у меня завтра поездка в колхоз, а я здесь околачиваюсь, снова не высплюсь и буду завтра еще тот работничек.

Задумавшись, я ушел довольно далеко, и мне пришлось бежать вприпрыжку, когда возле «нашего» гаража засверкали фары автомобиля. К моей радости, это был не грузовик, а машина шефа. Толпа высыпала из гаража и принимала груз в виде кастрюлек и бутылок, причем бутылки явно преобладали количественно.

Да, это был еще тот пир. Самогон, котлеты из нашей столовой, макароны и, что меня обрадовало, много больших красных помидор. Все шло довольно сносно, пока народ не обратил внимание на то, что я пропускаю уже не первую рюмку. Сначала они были шокированы, потом начали возмущаться, мол, почему это они одни должны страдать. Я ответил, что мне просто сейчас нужно лечиться и спиртное противопоказано, но не тут-то было, для начала выяснили, чем это таким я болею, что нельзя выпить хотя бы чисто символически. Поскольку до этого болел я мало и болезней не знал даже по названию, постольку меня быстро раскусили и навалились всей гурьбой. Вы пробовали бороться в такой ситуации? Если да, то я вам сочувствую. К сожалению, это борьба без победителей, кругом одни побежденные, ведь в такой ситуации, я думаю, уже оказывался или вскоре может оказаться любой, и вот тогда с ним сделают то же самое, что и со мной.

Вы меня осуждаете за малодушие? Не надо, ну что я им мог рассказать, как некая бабуля напугала меня до смерти своими байками? Это даже не смешно. В общем, гонка с тостами продолжилась вплоть до самого дна последней бутылки. Дальше в моем сознании сохранились лишь обрывки каких-то странных воспоминаний. Домой я попал уже на автостопе, причем в рабочей одежде, видимо, мы не заезжали на работу для того, чтобы переодеться. О чем говорили вокруг меня, я особенно не помнил, а по приходу домой просто-напросто улегся спать, к сожалению, забыв раздеться.

Проснулся я оттого, что кто-то шаркал у меня в доме. Я попытался поднять голову и тут же пожалел об этом, то, что произошло в ней, не поддается описанию, поэтому как можно осторожнее я положил мое больное сокровище на подушку. Гори оно все синим пламенем! Пусть ходят, что можно у меня украсть? Но шаги приблизились ко мне, и я позволил себе открыть один глаз. Вот дела, а этот что здесь делает?

– Я ж тебе говорил, чтобы ты поостерегся! Эх, молодость, молодость, что с вами поделаешь? – густой бас отдался в моей самой верхней «конечности» резким звоном. – Ладно, что с тобой поделаешь, придется подлечить во избежание…

– Как вы сюда попали? – просипел я.

– Так открыто все у тебя, заходи, не хочу…

– И все-таки, почему вы здесь?

– Так я ждал тебя, сизокрылого, предвидел, что не удержишься, да и выпьешь. – Старик назидательно поднял вверх палец. – Мало кто удерживался до тебя. Кто для проверки, понимаешь, а вдруг мы со старухой посмеяться решили, кто просто не верил, а были такие, что и со страху… А ты почему?

– Это для статистики, что ли, или диссертацию пишете? – юмор явно соответствовал моему состоянию.

– Ага, юморишь, возможно, и выживешь. – Не остался в долгу старик. – И все-таки, с чего это ты…

– Шабашили, а там сами знаете, что за народ…

– Понятно, не смог отказаться. Эх, парень, а если тебя попросят повеситься, ты тоже сам в петлю полезешь? – вопрос с его стороны был явно риторическим, поскольку ответа он не ждал. – Что же мне с тобой делать, подлечить, или так оставить? Может быть, и сам выкарабкаешься…

– Ваш юмор того…

– Да уж, какой тут юмор, речь идет о серьезных вещах. – Дед помолчал и как бы нехотя добавил, – ты если не веришь мне или старухе моей, так сразу и скажи, чего мы на тебя время-то тратим? Да и здоровье тоже, оно чай, не железное.

– Я не понимаю, о чем это вы…

– Здорово тебя разобрало. Лады, договоримся так: сейчас, так и быть, помогу я тебе, а потом сам решишь. Если мы тебе понадобимся, знаешь, где мы живем…

Старик достал из оттопыривающегося кармана маленький термосок и налил в стакан пенящуюся зеленоватую жидкость, кроме этих весьма неаппетитных признаков, она еще и парила, видимо, не так давно изготовили это зелье. Моя реакция деда не удивила, поскольку он достал из кармана траву, похожую на мяту и предложил мне пожевать перед приемом зелья. Господи, да за что же мне все эти мучения? А, ладно, пропади оно все пропадом…

Зелье оказалось не таким уж и противным, зато очень действенным, за считанные минуты боль прошла, тошнота также, хотя голова продолжала кружиться.

– Который сейчас час? – я вдруг вспомнил, что мне сегодня ехать в колхоз и мысленно застонал. Какой колхоз, если я с постели встать без посторонней помощи не могу?

– Шестой, по твоим меркам еще рано, так что поспи малость, оно на пользу пойдет… – старик засобирался на выход. – Да не пей ты, прости господи, ведь ты же не алкаш какой-нибудь. Будут приставать, пошли по-нашему. Или слова не знаешь? Могу написать с десяток, по дороге выучишь.

У меня от его юмора заныла печенка, или это зелье подействовало? Как бы не отравили меня эти экспериментаторы…

– Спасибо, не надо, лучше скажите, что мне дальше делать, может быть, в поликлинику сходить, пусть желудок промоют?

Старик аж позеленел, затем все же взял себя в руки и, хлопнув дверью, поковылял по улице, оборачиваясь в сторону моего дома и качая головой.

Не знаю, как это у них получается, но проснулся я в отличном состоянии тела и в не менее прекрасном расположении духа. Даже зарядку сделал, чего со мной давно уже не бывало. Времени оставалось мало, поэтому завтрак пришлось сократить, тем более что холостяку собрать тормозок на полевые работы тоже непросто. Тем не менее, я успел вовремя к отправлению заводского автобуса по направлению «завод-колхоз». И вот тут меня ждал сюрприз…

Как меня послали в…

– Виктор, это как же понимать? – раздалось прямо над моим ухом, причем не просто раздалось, а прогромыхало.

Бог ты мой, да это же начальник мой незабвенный. Как он сюда попал, ведь мы уже тронулись и, судя по всему, проехали немалое расстояние. Я для убедительности посмотрел за окно и увидел его «Волгу» с торчащими из окон физиономиями моих вчерашних коллег-собутыльников.

– Ну, так что скажешь? – лицо шефа нависло надо мной, предвещая бурю.

– А что я должен сказать?

Шеф от моей наглости даже онемел на некоторое время, но отошел быстро и бешено завращал глазами:

– О чем мы вчера договаривались?

– Мы? Вчера? – я понял весь ужас своего положения, но помочь себе никак уже не мог. Я просто ничего не помнил.

– Послушай, давай не будем задерживать людей, автобус ждать нас бесконечно не будет…

– Анатолий… это… Иванович, вы скажите, чего это я вчера обещал, а то…

– Бросай ты это дело, мое терпение тоже не безгранично. Ну, так что, решай, да или нет!

Тут подоспела «старшая» в нашей бригаде и между ними завязался оживленный разговор по поводу моего присутствия на сем празднике жизни. Надо отдать должное старшой, она стояла насмерть и меня не выдала. У нее тоже план и отчетность, а если еще неполная явка, то вообще на ковер потащут… Это не мой жаргон, это все она. Когда шеф повернулся ко мне, глаза его сидели настолько близко друг к другу, что я почувствовал, как по спине поползли мурашки.

– Поговорим завтра! – отрезал он и вылетел из автобуса.

Я перевел дух и почему-то не стал оборачиваться на отъезжающую машину.

Неплохое начало для нового дня, не правда ли? Но ничего, наш автобус тронулся, и я вскоре отвлекся от мрачных мыслей. Автобусы, пусть даже такие дряхлые, как этот, мне всегда нравились, и не только езда в них, но и сама обстановка, если выразиться точнее, состояние, в которое ты впадаешь, заходя в него. Путешествие, сколь коротким бы оно ни оказалось, приводит тебя в особое состояние духа, когда ожидаешь от жизни чего-то особенного, чего еще не было, даже если знаешь, что выходить тебе через остановку. Не беда, выйдем там, где нужно, а пока…

Я думаю, необходимо сказать, что местность у нас степная, воды очень мало, если не считать небольших водоёмчиков, образовавшихся в балках или же искусственных, так называемых «ставках», представляющих нечто среднее между прудом и лужей, куда предприятия сливают якобы отстоявшиеся промышленные стоки. Говорят, что когда-то люди купались в них, но, то ли по причине незнания экологической обстановки, то ли еще почему-то, но верится сейчас в это с трудом. Я не беру в расчет особо умных подростков, которые купаются даже в самих отстойниках, и имеющих кожу и волосы цвета полинявшего тряпья. Это отдельный разговор. Но я отвлекся…

Так вот, питьевую и вообще воду мы «получаем» из дальней реки по каналу, почти как в Средней Азии. Канальчик так себе, неширокий, и вода в нем на питьевую не очень похожа, но делать нечего, пить захочешь…

К чему я это говорю? К тому, что ландшафт из окна автобуса открывается достаточно однообразный – дорога, по бокам которой располагаются лесопосадки шириной метров по десять, хотя точно сказать не могу, не измерял. Деревья посажены самые разнообразные и, в основном, из-за плохого ухода превратившиеся в непроходимые, заросшие дикой порослью полосы. Сквозь часто встречающиеся прорехи в посадках проглядывают поля, в сезон засеянные чем-нибудь, или же пахота. Все это заканчивается теми же лесопосадками. Вносят разнообразие балки, овраги и терриконы. Причем балки и овраги, в отличие от терриконов, общей картины не портят. Поражают воображение поля, их так много, что кажется порой, будто вся земля распахана и засеяна, и негде бедным диким животным жить. Однажды я наблюдал такую картину, что хотелось заплакать. Проезжая мимо заповедной зоны невдалеке от Днепра, мы увидели, как самка оленя с двумя оленятами пытались перейти распаханное поле. Оленята были еще очень малы, и приходилось матери подталкивать их, чтобы они смогли вытащить ножки из рассыпающейся земли. И вот, когда они находились почти посередине поля, пошел сильный дождь. Представляете себе их мучения? Потому, наверное, они зачастую, пренебрегая опасностями, выходят на дороги, а там уже как Бог на душу положит.

Так вот, о полях. Мысли – они хитрые – прилетают и улетают, а ты потом мучайся, ищи ответы. Простой вопрос, почему так много полей, неужели мы так много едим? Есть, конечно, сермяжная правда в том, как рассуждал крот в «Дюймовочке». Мол, съедать ползернышка в день – это немного, а вот за год – это да! И все же не верится, что нас так много и мы столько съедаем. Учили же в школе, что на «диком» западе сельским хозяйством занимаются совсем не так и значительно меньшими силами, и притом у них перепроизводство, а у нас наоборот. Непонятно. Ты посей меньше да поухаживай лучше, вот и вырастет хороший урожай. А мы как? Насеем, сколько сможем, а потом тащим из города подмогу, которая ничего в сельском хозяйстве не смыслит. И все время боремся за урожай, лучше бы каждый своим делом занимался, а то что же…

Эх, мысли, мысли, одна крамольнее другой, хорошо, что читать их никто не может, а то сидеть бы кое-кому в местах не столь отдаленных!

Приехали. Выгрузились лениво и, потягиваясь, разбрелись вокруг автобуса. Вот бежит бригадирша, явно опоздала на работу, сейчас будет на нас отыгрываться.

– Здравствуйте, товарищи, – едва отдышавшись, недовольно произнесла она и – сразу к нашей старшой, – сколько сегодня людей?

– Двадцать два, – бойко отрапортовала старшая.

– Это почему так мало? – сразу набросилась на нас бригадирша, – ведь обещали сорок, что за безобразие?

– Так мы это…

– Куда я вас поставлю, у меня же план, а вы что вытворяете? – не унималась она, – мне нужно сорок человек на прополку огурцов и точка!

– Матвеевна, – виновато протянула притихшая старшая, – мы-то в чем виноваты…

– А кто, мне некогда разбираться, – она задумалась, – идемте, будете работать и «за того парня».

Толпа недовольно зашевелилась, но потянулась за нашим новоявленным командиром. Пришли на поле, заросшее почти по пояс сорняками. Господи, да его же никто не трогал со времени посева. Искать среди зарослей чахлые ростки огурцов дело неблагодарное, да и неэффективное, поскольку больше времени уйдет на то, чтобы вынести тонны сорняков с поля, а огурцы могут и не выжить в новых условиях. Да, по-своему бригадирша права – спешить с прополкой следовало еще недели три назад.

– Вот, смотрите, ваш фронт (обратите внимание на этот самый «фронт», на войне как на войне) работ, вот отсюда, – она показала на край поля, – отсюда и… до вечера (это юмор у них такой). Сорняки не оставлять, огурцы не выпалывать, а не то завтра жалобу в райком напишу. Вон вчера ваши выкосили поле, оставили с полсотни огурцов на гектаре. Безобразие. Присылают черти кого, не могут даже огурцы от сорняка отличить, совсем опустились городские…

Она продолжала бурчать, уходя все дальше от нас, а мы все стояли, «ободренные» ласковым приемом. Наконец одна из женщин глубоко вздохнула и как-то неожиданно в данной ситуации предложила:

– А что, может быть, перекусим для начала?

Такое предложение сразу разрядило напряженную обстановку, и все пошло своим чередом.

– Давайте, пока не жарко, что бог послал…

«Поляну» накрыли быстро, каждый выложил то, что принес, даже две бутылки самогона нашлись.

– Колька, а ну-ка спрячь выпивку, рано еще загружаться то…

– Это тебе рано, а мне в самый раз…

– У, алкаш, когда ты только ею напьешься…

– Вот если бы ты меня поила…

После коллективного завтрака дело пошло значительно быстрее, кто поопытнее, расставили остальных на положенные им рядки и процесс пошел. Это время самое интересное на колхозном поле. Интересно оно тем, что на поле все равны, независимо от возраста, служебного положения и так далее. Промываются косточки всем подряд, рассказываются самые невероятные истории, и вообще люди чувствуют себя раскованно и свободно излагают свои мысли. Для многих это едва ли не единственный способ больше узнать о своих сослуживцах и их семьях, знакомствах и так далее. Да и личные знакомства здесь завязываются намного легче и надежнее, люди становились ближе, и при встречах с ними зачастую в душе возникало нечто теплое. Даже «алкаши» выглядели не настолько отталкивающе, особенно под «артобстрелом» женской части бригады. Под такие словесные перепалки и работалось веселее, даже если и не удавалось произнести ни слова. Солнце, воздух, доброжелательная атмосфера делали свое дело, и на следующий после колхоза день чувствуешь себя бодрым и красивым. Что я и чувствовал поутру.

Поскольку вчера в колхозе и после него удалось остаться совершенно трезвым и отдохнувшим, на работу я летел как на праздник, даже выбрился чисто и надел свежую рубашку. Такое не каждый день бывает. Это ни в коей мере не говорит о том, что я неаккуратный или еще какие-то недостатки водятся. Совсем нет, разве что самую малость. Просто не всегда удается вовремя постирать и погладить, поскольку рубашек на выход раз-два и обчелся, да и порошка не напасешься каждый день-то стирать.

Так вот, прихожу я на работу, а там встречает меня, кто бы вы думали? Угадали, это Мила собственной персоной.

– Витюша, ты не подумай чего… но тебя ждет начальник и, знаешь, у него настроение какое-то странное.

– Спасибо на добром слове…

Это мое хорошее настроение приказало долго жить. Вот тебе и отдых в подшефном колхозе. Я же совсем забыл о начальнике и его угрозах, а зря, надо было бы морально подготовиться. Да делать нечего, идти все равно придется, интересно, что он мог придумать мне в отместку?

Я поскребся в дверь, оттуда раздалось нечто невнятное, из чего я сделал вывод, что мне разрешили войти, и вошел. Вывод я сделал неправильный, поскольку шеф разговаривал по телефону и явно с начальством. Шеф слегка изменился в лице, увидев меня, но, поразмыслив, показал на стул возле стены. Я вошел и тихонько сел. Поначалу к разговору по телефону я не прислушивался, не имею такой привычки, но затем обратил внимание, что шеф искоса поглядывает на меня, и прислушался. Ба, да речь то шла обо мне и о моей дальнейшей работе на этом предприятии!

– Я думаю, ему это пойдет на пользу, пусть покрутится, пообомнет бока, – с каким-то злорадством процедил в трубку шеф, – а если получится? Вряд ли, не таких она обламывала. И все же… – он задумался, затем бросил на меня быстрый взгляд и лицо его просветлело, – тогда производство выиграет, а мы посмотрим, что нужно сделать. – Он злорадно засмеялся, – да, партия нам поможет. Ну, пока, он уже сидит у меня, нужно поговорить. Кстати, из моего резерва его нужно убрать, правильно я рассуждаю?

Шеф положил трубку и уставился на меня. Очень нехорошо уставился, не понравился мне его взгляд. Я попытался разобраться в услышанном, но информации явно не хватало. То, что меня убирают из-под начала шефа, это и ежу понятно. Убрать из резерва начальника, это серьезное наказание, прощай карьера, по крайней мере, в этом подразделении. Удар ниже пояса, иначе это не назовешь. Но не все от них зависит, есть и другие предприятия, специалисты везде нужны, жалко только, что столько времени потеряно зря. Извиниться, что ли, поклониться барину в ножки, авось сердце у него не каменное, простит поганца? Не хочется, что я ему холоп, что ли, в ногах валяться? Нет, решено, никого ни о чем я просить не буду. Не дождутся, граждане начальники.

Шеф, по-видимому, уловил перемену моего настроения и отвел взгляд.

– Есть мнение, – словно подражая манере разговора Сталина, проговорил он, – направить вас на повышение. В смежном с нами секторе уходит на повышение начальник, и вам доверяют этот ответственный пост. Правда, не сразу, а с испытательным сроком в два месяца, но – тем не менее. Эти два месяца необходимы для того, чтобы его резервистка, Аделаида Никифоровна, ввела вас в курс дела. У меня все, собирайте вещи и передайте все дела Миле, она справится с недоделанными вами делами.

Сначала я удивился. Во-первых, мой бывший шеф никогда не разговаривал настолько сжато и, для такого сорта людей, красиво. Это выглядело так, будто он прочел речь, заранее подготовленную и утвержденную партийным комитетом. Выдавало только последнее предложение, в котором он выдал всю свою сущность. Если он хотел меня обидеть тем, что моя квалификация настолько низка, что с моей работой сможет справиться даже Мила, то здесь он дал маху, по крайней мере, сам он в этой самой работе не смыслил ничего. Сделайте выводы, насколько Мила квалифицированнее самого шефа! Во-вторых, впервые после его слов мне сразу стал понятен весь его замысел.

Интрига заключалась в том, что на это освободившееся место претендовали, по крайней мере, два человека. Один из них – жена начальника цеха. Прямо поставить ее на это место Большой шеф не мог, неэтично и все такое, слухи пойдут, да и квалификация у жены не очень… Второй претендент – личность замечательная во всех отношениях. Во-первых, женщина активная (незамужняя), деловая, достаточно грамотная, а главное – знающая себе цену. Работая в одном подразделении, они с женой начальника проели плеши друг другу сплошными интригами, но выходить за рамки приличия не хотели, поскольку А.Н. (читай, Аделаида Никифоровна) обладала поистине мужской выдержкой, а жена начальника чувствовала себя достаточно уверенно и поэтому особенно не переживала. На результатах работы весь этот сыр-бор не сказывался, даже наоборот, все вполне соответствовало духу социалистического соревнования, работа кипела, а на дым никто не обращал внимания.