Записки Homo existier

Сегодня прекрасный солнечный день с температурой в минус четырнадцать по Цельсию. Дней пять погода держалась такой же приятной, но намного более теплой. На улице уже достаточно снега, чтобы почувствовать полную свежесть зимней природы. По телевизору говорили, что декабрь будет холоднее, чем январь и февраль, а в марте наступит ранняя весна. Вот на такой приятной ноте мы и начнем наше невеселое повествование. Природа вложила в нас много разных способностей и в том числе способность получать удовольствие от работы. Само собою разумеется, что это удовольствие идет от каких-то внутренних психофизиологических источников. Если мы решили, что человек целиком и полностью является продуктом естественной истории развития животного мира, то мы не можем найти никаких других источников и причин для возникновения в человеке даже самых возвышенных стремлений, мыслей и чувств. Современная наука полагает, что это самая надежная на сегодняшний день информация или факт, которым можно доверять и на которые можно положиться. Итак, мы пытаемся выяснить, имеет ли какой-либо вид деятельности более привилегированное положение, чем какой-либо другой по самой своей природе, безотносительно к различного рода условностям. Мы можем допустить, что и рабочий, и крестьянин, и служащий, и писатель находятся в равных условиях, с равными шансами на успех, если только человеку нравится его дело. Конечно, могут возразить, что работа писателя самая творческая, а работа остальных, если и не тяжелая физически, но монотонная. Зато писатель не сможет прожить, если он не найдет покупателя. Остальные профессии гарантируют стабильность, хотя она может быть и минимальной. Все это, впрочем, не суть важно. Возможно, меня просто-напросто беспокоит мнение толпы или, как ее еще называют, народа. Начиная заново писать, я снова мучаюсь вопросом о реальности. Я знаю, я слабый человек, потому что я боюсь, что мне скажут, что все, что я здесь написал, является словоблудием. Это унизительное слово пугает меня. Есть такой афоризм, что слово калечит больнее, чем рана, нанесенная мечом. То есть, я хотел бы этим сказать, что реальность слова, пустого звука, не менее сильна и правдоподобна, чем реальность кирпича. Но все равно мне от этого не легче, ведь с помощью слова дом не построишь. Я пытаюсь самому себе доказать, что я могу сделать что-то значительное, в чем уже никто не сможет упрекнуть меня. Я знаю, у меня просто нет сил кому-либо доказать, что все, что считается сегодня приемлемым, в такой же мере является условным, как и то, что с таким пренебрежением отвергается. Самой главной жертвой в наше время выступает философия. Ее обвиняют во всех смертных грехах, ее ни во что не ставят, ее отвергают все, кому ни лень – от бомжа до академика. Все, что считается не настоящим, называют литературой, а философия среди этой литературы занимает последнее место по значимости, потому что писатель, если ему повезет, может хорошо зарабатывать, а философ всегда останется в изгнании, так как философия это и не литература, и не наука. У нее нет опоры в земной жизни. Она получает свои идеи и мысли из потустороннего мира, и туда же устремляется с помощью человека, на которого она случайно может снизойти.

Я уже как то говорил о своей установке на сущность профессии или даже призвания. Но теперь вопрос этот поворачивается и предстает перед нами со стороны, где у него самое острое ребро. Да, я забыл реальность, я взял из этого неимоверно тяжелого только схему, может быть даже только лишь воображаемую. Реальность предполагает несовершенное общество и далеко не идеальных людей. Та сторона вопроса, которая еще позволяла говорить о равноправии физического и умственного труда, теперь выглядит, по сравнению с этой, лишь иллюзией. Мы имеем дело с материальным миром, с необходимостью поддерживать свое тело, с правами и обязанностями, со справедливостью и угнетением, с любовью и ненавистью, с нравственностью и пороками. В общем и целом это называется обычной жизнью. Если в груде движущихся камней в качестве истинно реального мы выделяем только лишь физические законы, то в среде людей, на уровне конкретного человека, этого никак не сделаешь, поскольку придется ждать, пока человек не закончит свою жизнь. Хотя общество и имеет большую власть над человеком, но все равно, какая бы гнетущая или, наоборот, освобождающая она ни была, она в любом случае остается лишь внешней по отношению к нему. Человек, в конечном счете, предоставлен только себе и времени. Если он борется за справедливость, как ,допустим, боролись или Томас Мюнцер, или Жорж Дантон, или К. Маркс и Ф. Энгельс, или Махатма Ганди, или Мартин Лютер Кинг, или наш еще не завершенный современник – они все делали свое непосредственное дело, пришедшее к ним в процессе их личной жизни. Они не занимались им частично, между делом, но в этом они были целиком. Они несли в себе свое предназначение, свою судьбу. Это мы уже можем сказать. А вот относительно самих себя, живущих и не завершенных, никто не отважится вынести окончательный приговор. Мы думаем, что у нас всегда есть выбор и мы обладаем свободой воли. Перед нами необозримый простор, каким бы узким он на самом деле не оказался. Мы заблуждаемся относительно общества, думая, что оно становится гуманнее и разумнее, что оно вбирает в себя опыт прошлых роковых ошибок. Но общество – это мы, наши мысли и чувства, наши отношения к себе и другим, наши убеждения и поступки. Простые и понятные заповеди христианства и любой другой религии не смогли до сих пор искоренить человеческую жадность и корыстолюбие, являющиеся и поныне основными движущими силами любого общества. Наука и техника не касаются внутреннего человека. Более того, они только усугубляют разрыв внешнего и внутреннего, превознося первое и подчиняя ему второе. В таком обществе человек превращается в средство, в безликий член коллектива, в лабораторный инструмент.

Такому индивидуалисту как я трудно найти место для других людей, связать себя с ними необходимыми узами, чтобы они вошли в мое миропонимание. Я до сих пор не вижу путей для истинно насущного объединения. Может быть любовь? Конечно, любовь! Но я, к сожалению, еще не дорос до этого. Вот и представьте себе, какого это взрастить в себе любовь не только к своим родным, но и ко всякому человеку. Вот поэтому намного легче соизмерять себя с внешней точки зрения, иметь отношения с людьми посредством предметов и договоренностей. Но одинокий человек в любом случае оказывается в пустоте, не будь рядом с ним людей, к которым он мог бы направить или свою душевную теплоту, или мастерство своих рук. Вот как описывает Мишель Турнье свое воображаемое житие на безлюдном острове: «Теперь я знаю, что каждый человек носит в себе – как, впрочем, и над собою – хрупкое и сложное нагромождение привычек, ответов, рефлексов, механизмов, забот, мечтаний и пристрастий, которые формируются в юности и непрерывно меняются под влиянием постоянного общения с себе подобными. Лишенный живительных соков этого общения, цветок души хиреет и умирает. Другие люди – вот опора моего существования… Я каждодневно оцениваю то, чем был им обязан, замечая все новые и новые трещины в здании, называемом «душа»».

«Мое видение острова – вещь, замкнутая на самое себя. Все то, чего я не наблюдаю здесь, является абсолютной неизвестностью. Повсюду, где меня сейчас нет, царит беспросветная тьма. Впрочем, я констатирую, что этот беспрецедентный опыт, который пытаются зафиксировать данные строки, самою своею сутью противоречат написанным словам. И в самом деле: речь зарождается главным образом в том обитаемом универсуме, где окружающие тебя люди – словно испускающие свет маяки, где благодаря этому свету все если не знакомо, то хотя бы узнаваемо. Сияние огней маяков погасло для меня. Питаемые моею фантазией, их отсветы еще долго не умирали во мраке, но нынче – конец, тьма восторжествовала.

Вдобавок мое одиночество убивает не только смысл вещей и явлений. Оно угрожает самому их существованию. Меня все чаще и чаще мучат сомнения в истинности моих пяти чувств. Теперь мне известно, что земля, по которой ступают мои ноги, нуждается в том, чтобы и другие попирали ее, иначе она начнет колебаться подо мной» (Мишель Турнье Пятница Санкт-Петербург АМФОРА, 1999, стр. 60-61).

Вот и работа, а с нею и профессия оказываются тесно связанными с наличием других людей, точнее, того общества, которое позволяет существовать тому или иному виду занятий. Занявшись работой на необитаемом острове, Мишель Турнье пришел к выводу: «Сберегать, хранить!.. Слова эти вновь напомнили мне все убожество одинокого моего житья! Сеять для меня – благо, собирать урожай – благо. Но горе мне в тот миг, как я примусь молоть зерно и печь хлеб, ибо тогда я буду трудиться для себя одного. Американский колонист может без всяких угрызений совести доводить до конца процесс хлебопечения: ведь он продает свой хлеб, а деньги, за него вырученные, сложит в сундук, где они воплотят в себе затраченное время и труд» (Мишель Турнье Пятница Санкт-Петербург АМФОРА, 1999, стр. 68).

Я не хочу ставить на этом точку, ибо в человеческой жизни она ставится в самую последнюю очередь, на границе, отделяющей наш трудный временной мир от мира неизведанного. Кроме того, если мысли проистекают из другого мира, они сами лишь ощупывают этот мир, оставляя нам место и время для самостоятельного освоения его. Свобода и реальность в нас самих – вот истинное наше основание. Ситуация Робинзона Крузо – это не объективная реальность физического мира, налагающего на нас непреодолимые ограничения, а духовный факт из жизни Даниеля Дефо или – заново осмыслившего его – Мишеля Турнье.

06.12.06. Сегодня я могу показать свое истинное лицо. Я не только не выполнил своего обещания писать каждый день, но прожил эти дни так, как мне и не представлялось в самом начале. Я всегда знал, что в жизни происходит так, как будто кто-то подшучивает над нами. А как же воля и нравственность, спросят другие. По правде говоря, я не знаю ответа на этот вопрос. Во-первых, я сам никогда не доходил до такой жизни. Самое большее, меня хватало на несколько дней, и поэтому я не могу сказать ничего определенного по поводу силы воли и последствий нравственной жизни. Во-вторых, я чувствую полное бессилие исправить в своей жизни что-либо, не потеряв при этом самого ценного или, точнее сказать, я попросту упираюсь в глухую стену своего собственного бессилия. Это всего лишь мои чувства, их слепая, но все же искренняя с их точки зрения жизнь. А что лежит в их основании – об этом я пока умолчу, как молчит провинившийся школьник. На первый взгляд, кажется, очень просто состряпать себе вполне сносный день, два дня и т.д. Но потом вдруг выясняется, что где-то произошел обрыв или сбой, отбрасывающий тебя назад с полной конфискацией когда-то добытого с большим трудом. Тебе оставляют только воспоминания, как пищу для твоей же совести. Я полагаю, что именно в этом заключается глубокий смысл терпимости и смирения. Мы не можем экстраполировать свою жизнь в будущее даже хотя бы на секунду. Будущее не в нашей власти. Но в таком случае, нам неподвластно и настоящее, поскольку будущее складывается из песчинок настоящего времени. Наша реальная жизнь, что бы это ни означало, состоит из множества связей, происхождение и протекание которых мы не можем ни предвидеть, ни проконтролировать. Если жизнь общества и его устройство подчинены определенному порядку и протекают более или менее согласованно с идеей закона, то и жизнь отдельного индивида может быть направлена в какое-то русло. Но если устройство этого общества состоит в том, чтобы постоянно отрицать это устройство, то и в жизни каждого отдельного индивида не может быть никакой устойчивой стези. Россия как раз принадлежит к одному из множеств таких государственных устройств, где редко бывает стабильного течения времени. Вот в этом и состоит особый путь России, а именно: искать то, чего никогда не было и не будет. Русское понимание нравственности отличается от западного понимания тем, что в России нравственность ищут, а на Западе следуют ей. Только в России больше всего говорят о терпимости и смирении, поскольку каждый русский человек чувствует присутствие этой неопределенности и хаоса и поэтому он не так строг к недостаткам и погрешностям в жизни другого человека, так как он понимает, что то же самое может случиться с ним самим. Я здесь говорю исключительно об отдельном человеке, а не об обществе в целом, хотя они в своих существенных чертах подобны друг другу. В этой глупой снисходительности к российскому менталитету кроется большая опасность, она как-то проглотила целиком Вальтера Шубарта и не его одного.

07-12.12.06. Что касается погоды, то она у нас совсем не соответствует тому представлению, какое сложилось о природе России в зимние месяцы. Э. Распе от лица своего Мюнхгаузена говорил о том, что в России по улицам бегают медведи и волки, а снега столько, что даже церковные купола засыпаны им по самые кресты. Так вот я вам скажу, что уже две недели температура воздуха прочно стоит на отметке выше нуля. Говоря литературным языком можно сказать: вдруг в декабре земля обнажилась. Таким образом, судя по словам метеорологов, в январе будет еще теплее, чем сейчас, во что, однако, никак не верится. Когда они говорили о том, что декабрь будет холоднее, чем январь, они, по-видимому, вовсе не предполагали, что в декабре будет плюс пять, а в январе, например, плюс десять. Оставим в покое гидрометеоцентр, так как мы уже все знаем, что у природы нет плохой погоды и, что самое важное, к этому нужно относиться с терпением и принимать ее (плохую погоду), если мы не в силах изменить это явление.

08-14.12.06. Температура не меняется. Меняюсь ли я? Да, меняюсь. Как насчет человека и его претензий на бессмертие. Не слишком ли это большая наглость с его стороны. Мы можем смеяться над самим собой и своими нескромными мечтами, зачем-то заложенными в нас природой. Я отнюдь не первый, кто задумывается над этим. Сколько существует человечество, столько же времени возникают трудные вопросы. Что постоянного в этом мире? Конечно же, изменения и трудности. Это своеобразные потолки для человека, выше которых может быть только небытие.

16.12.06. Выпало немного снега, а температура плюс два. Для декабря это необычно. Говорят, в новый год будет минус тридцать два. Поживем, увидим. Меня сейчас волнует понятие силы воли. Интересно было бы знать, какова была сила воли у А. Шопенгауэра. Я знаю, жизнь у него была не легкой, можно даже сказать не очень счастливой. Можно ли жить по плану, составленному с большим умом, то есть я хочу сказать с большой тщательностью и заведомо разумный. Я говорю можно, но очень трудно придерживаться таково плана в реальной жизни. По-моему, трудность бытия представляет собой самую ощутимую реальность, ее надо принять как неизбежное. Когда мы говорим о трудности, то наши доводы, которые призваны подтвердить наши слова, заполняют наше внутреннее пространство целиком, не оставляя внутри нас места для надежды и радости. Мы не можем одновременно смеяться и плакать, быть наполовину счастливыми и наполовину печальными. Но так ли это? История и свидетельства людей показывают, что это не так. Любая трудность не может до конца вытеснить в человеке надежду на преодоление этой трудности. Более того, человека надо определять или понимать в том смысле, в какой пропорции трудность и счастье могут уживаться в нем, не разрушая его человеческой природы. Странное дело, в обычных условиях, когда на улице светит солнце, когда тебе и твоим близким не угрожает видимая опасность, человеку достаточно услышать обидное слово, чтобы он весь заплылся гневом. Он, должно быть, не был подготовлен к этому. Говорят, он изнежился. Мы не можем жалеть о том, что привыкаем к хорошему, что наша жизнь не похожа на жизнь полярного исследователя. Трудности, выпавшие на долю Ф. Нансена, Р. Амундсена, Р. Скотта и других первопроходцев были выбраны ими самими и хотя эти трудности не сравнить с неудобствами совместного проживания в коммуналке, но для человека из этой обстановки мир все равно видится только в заунывном цвете. Может быть, он и воодушевляет себя, что ему не приходится замерзать с книжкой в руках и что он не узник концлагеря, но он не может постоянно думать об этом. Его жизненные силы не соперничают с трудностями такого же масштаба, с которыми приходилось сталкиваться Ф. Нансену или Р. Скотту, но, по иронии судьбы, внутренняя пропорция счастья и горя у этих совершенно разных людей могут быть равными, за исключением Р. Скотта, который не вернулся домой. Должно быть, у человека внутренний объем «жизненного мира» автоматически регулируется, и чтобы эти душевные фибры не одрябли, их следует постоянно держать в напряжении, ставя перед собой трудные задачи.

17.12.06. По-моему, моя затея с каждодневными записями выродилась в пустое занятие. Я, наверное, потерял предмет, суть того, о чем хотел писать. Карл Поппер говорил, что всякое дело начинается с проблемы. Тогда получается, я подсел на псевдопроблему или потерял первоначальную нить. Я могу закончить сегодняшнее обязательство под тем предлогом, что мне нездоровится, я чувствую упадок сил.

18.12.06. День сегодня начался с трудом, так как я не выспался. После того как я проводил сына в школу, мне пришлось наверстать упущенное. В 11 часов позвонили с работы, пригласили на елку. Дальше, если не говорить о фактах, а о чувствах, пошло не очень гладко, но в общем привычно. День закончился благополучно, но в душе осталось огромное пятно досады. Сегодня я с полным правом мог бы обратиться к самому себе и спросить с восклицательным знаком: «Чему, в самом деле, могли бы еще научить новые десять лет такого человека, если это не удалость сделать предыдущим десяти годам!» (Ф. Ницше).

19.12.06. Сегодня день рождения моего сына. Ему исполнилось 8 лет. Я должен сегодняшний день вести себя благоразумно. Это слово «благоразумие» мне очень нравится. С этим словом ассоциируются мой отец и моя бабушка по отцу. Есть много людей, которые не пьют и как будто трезвы каждый день, но до благоразумия им так же далеко, как до Луны. Вспоминая свою прошлую жизнь, иногда хочется раствориться, а решимость изменить ее в сторону благоразумия, иногда не выходит за пределы желания.

20.12.06. На улице по-прежнему не холодно (минус шесть) и теперь уже есть небольшой слой снега, который сохраняет зимнее ощущение свежести. А вот мне трудно сохранять внутреннее равновесие. Периоды подъема сменяются полной апатией и упадком сил, когда я с трудом удерживаю себя от искусственного способа взбудоражить свою вялотекущую кровь. Но я знаю, что это всего лишь кратковременное явление и я даже знаю, как можно прийти к успеху в борьбе с самим собой. Нужно только потерпеть как минимум месяц, вырабатывая у себя привычку к каждодневной и регулярной работе. Дальнейшее может пойти по принципу снежного кома, все время увеличиваясь и увлекая за собой все большее и большее количество предметов. В принципе, все это я хорошо знаю, более того, уверен в успешном исходе дела, но я иногда не уверен в целесообразности всего этого. Ведь можно всю жизнь пытаться в совершенстве овладеть каким-нибудь музыкальным инструментом, но от этого не будет проку, если человек лишен музыкального слуха. Хороший пример: есть такие люди, которых называют графоманами, но, тем не менее, они не становятся ни Бальзаками, ни Толстыми, ни Диккенсами. Мне это не грозит, поскольку я с трудом заставляю себя написать хотя бы несколько строк. Этого, я думаю, достаточно на сегодня.

02.01.07. Вот и наступил Новый год. Новый виток жизни начинается как будто хорошо, без видимых глупостей и происшествий. Мое внутреннее состояние тоже удовлетворительно, поскольку я решил в этом году подвести итоги своей жизни. Но удовлетворенность чувствуется не из-за того, что я решил, а из-за того, что во мне появилось чувство решимости делать то, что я задумал. Держать себя в форме и не поддаваться искушениям плоти – это, я думаю, хорошее начало. Мне скоро стукнет сорок лет, и если я не преуспею ни в каком деле, то это уже будет говорить само за себя. Даже если я ни в чем не найду себя, это ровным счетом ничего не изменит в общем процессе жизни. Я буду влачить свое существование до какого-то предначертанного конца. Но я не должен такое говорить, в этом проявляется губительное свойство релятивистского мышления. Я должен верить самому себе, значит, я должен строить самого себя в соответствии с моими собственными мыслями. А мысли у меня, должен сказать, не просто оптимистические, а нравственно-конструктивистские. Это означает, что я верю в рост и прогресс, идущие рука об руку с укреплением духа, а может быть и тела, хотя отчет времени пошел не в мою пользу.

Кстати говоря, температура в новогоднюю ночь действительно снизилась до двадцати пяти градусов, а сегодня уже ноль. Снега много и будет весьма плачевно, если все это опять превратится в лужу. В такую погоду хорошо пить пиво. Но я не умею ограничивать себя одной кружкой, точнее сказать, пластиковым стаканом, а без продолжения я не вижу в пьянстве никакого смысла.

18.01.07. Я не смог сдержать слова. В такой ситуации обычно говорят следующее: ничего не поделаешь, жизнь продолжается. В данный момент сильно болею от похмелья, но бывает намного хуже. Сейчас я только сообразил, что поставил не ту дату, потому что сегодня крещение, 19 января. Мое состояние не из приятных. Сколько я говорил себе, что не стоит повторять одни и те же ошибки, но, как видно, безрезультатно. Вероятнее всего, во мне мало веры, хотя я не могу с этим согласиться. Может, не хватает силы воли? С этим я тоже не согласен. Скорее всего, я думаю, это происходит от того, или связано с тем явлением, о котором говорил А. Дж. Тойнби. Я это понимаю интуитивно. Приходит Время, и завладевает человеком. Иногда я думаю, что у человека нет ничего, кроме того, что он дан, что он просто, без всякой причины присутствует в этом мире. Причину, цель, извилистый путь свой и просто сам факт своего присутствия в этом мире ему не понять. Должен сказать об этой пресловутой температуре окружающего мира – она до сих пор не опускается ниже нуля. Некоторые ругают погоду так же, как если бы они ругали маленького ребенка за непослушание. Это выглядит даже не смешно, а чрезвычайно глупо. Если они, то есть мы, и я среди них в большей степени, не в силах изменить в себе самом к лучшему ни одну молекулу своего существа, точнее сказать не-существа, то что говорить об атмосферных явлениях. С одной стороны жизнь держится как будто только благодаря существованию постоянностей и устойчивости, а с другой – я не вижу нигде того, за что можно было бы удержаться и держаться так мертвой хваткой.

20.01.01. Сегодня я уже, конечно же, оклемался. Вчера ночью я посмотрел фильм с Николь Кидман, который назывался «Другие». Потрясающий фильм. Обычно по ночам показывают хорошие фильмы. Когда-то также на меня произвело очень сильное впечатление фильм под названием «Мотылек» и, наверное, еще и другие. Идеи, если они затрагивают тебя, долго остаются в качестве мотивов для поступка и тем более для размышлений. Во вчерашнем фильме с невероятной силой обострена тема реальности, которая с недавних пор стала моим излюбленным объектом влечения. В последнее время, вообще говоря, эта тема стала всеобщей. Во всех выдающихся фильмах, так или иначе, реальность и стремление ее понять или интерпретировать, выступила с невероятной силой. Но конец у всех интерпретаций одинаков – человеку этого не осилить. Поэтому остается глубокая горечь или бездонная досада. Но у человека всегда есть последняя надежда или последняя пуля, припасенная для случая безвыходного положения – это смерть. Я здесь имею в виду не самоубийство, а то, что в любом случае, при всех наших неудачах и разочарованиях, мы с неумолимой неизбежностью придем к тому, что сможет поставить все на свои места. Думаю, что в этой жизни, как бы это ни было банально, все решает обыкновенное здоровье. Человек всю свою жизнь стремится к познанию основ, но никогда не приходит к полному соприкосновению с ними. Его всегда отделяет промежуток, пространство, или пропасть, по ту сторону которой живут так называемые идеи реальности или сама реальность. Температура на улице плюс пять.

26.01.01. Как видно, я провалил операцию. Стал писать так редко, что даже мой первоначальный замысел потерял свою актуальность. Но я пока не сдаюсь. Я все еще лелею мечту, которую так восхитительно выразила Аделаида Анна Проктер: мы всегда можем стать теми, какими бы хотели стать. Эта великолепная мысль поддерживает меня в трудные минуты, когда в очередной раз приходится горько сожалеть о том, что все могло бы быть совсем по-другому. Сейчас я подумал: как хорошо писать непринужденно, не оглядываясь на то, что тебя не так поймут или здесь написано неудачно. Обычно легкость письма теряется, когда человек пишет для других и мысленно контролирует себя, боясь, как бы не нарушить каноны. Лучше всего, всегда нужно делать и работать только на себя, судить только по своим меркам и по своим вкусам. То есть нужно писать так, как будто ты ведешь дневник. Правда, это позволительно, если твое невежество осознает саму себя. Полностью от него не избавиться никогда, но ты можешь почувствовать радость от того, что ты не испугался своей собственной глупости, а продолжаешь грести. Достигает успеха тот, кто становится самим собой. Если всю жизнь оглядываться на других и бояться противоречить авторитетам, то, я думаю, вся жизнь может пройти в попытках понравиться кому-нибудь. Вот еще одна великая мысль, принадлежащая Канту: имей мужество пользоваться собственным умом. По причине недомогания, я на этом заканчиваю. На улице прекрасная погода, падает пушистый снег, а температура минус семь, как в Швейцарии.