Я еще не все сказала тебе, папа

Светлана Кузина

Я еще не все сказала тебе, папа

Памяти моего папы посвящается…

Глава первая

А ведь смерть на самом деле не конечна. Умирая, человек остается с тобой навсегда. Ты начинаешь думать о нем гораздо больше, чем думал до этого события, мысленно общаешься, постоянно вспоминаешь.

Прошел уже месяц как умер папа, а Олеся, кажется, осознала это только что, вернувшись в Сингапур, где уже три года жила вместе с мужем и двумя детьми. Она была на похоронах и, более того, полностью устраивала их. Кажется, что погружение в погребальные дела и все им сопутствующее было полным, однако, осознание стало приходить лишь недавно. Олеся видела папу в гробу и прощалась с ним, но только вчера, стоя у подоконника и глядя на погасшие окна домов в их районе Катонг, ее внезапно пронзила мысль – папы больше нет. Нигде нет. И никогда не будет. У Олеси мучительно заболело сердце. Захотелось позвонить папе и пожаловаться. Ах, да, его же нет.

Все эти дни Олеся помнила, что его нет. Не было такого, чтобы она тянулась к телефону и в последний момент одергивала руку, вспоминая, что папы нет. Не было даже этой доли секунды, в которую она могла представить, что ничего не поменялось и папа жив, его номер в мессенджере можно набрать в любой момент. Ее психика не подкидывала даже эту иллюзию, хотя иногда хотелось. Олеся знала, что звонить некому, но все равно брала телефон и набирала папин номер. Она смотрела на экран и слушала гудки – в мессенджере, даже если телефон разряжен или связь отключена за неуплату, все равно идут длинные гудки, будто человек еще жив. Просто вышел куда-то.

Папа обычно всегда брал трубку сразу или почти сразу, но если случалось, что он не слышал звонка, то очень быстро перезванивал. Олеся знала, что никто уже не возьмет и не перезвонит, но ей нравилось, что папин контакт, после набора номера, перемещался на самый верх и какое-то время был наверху списка, между другими активными контактами. На него падал Олесин взгляд и казалось, что ничего не произошло, папа жив и все как прежде.

Олеся вернулась две недели назад, проведя до этого ровно две недели в Москве. Она занималась похоронами и другими неотложными делами. Вернулась при первой же возможности. Летела с пересадкой в Дубае, полет был комфортным, но выматывающим. Олеся часто летала и всегда прекрасно спала в самолетах, особенно если полет проходил без детей, но не в этот раз. Всю дорогу туда и обратно, она смотрела в иллюминатор и думала о папе. Есть, смотреть фильм, слушать музыку или читать было совершенно невозможно. Вот Олеся и думала. На обратном пути ей досталась словоохотливая соседка из Украины, которая постоянно проживала в Дубае и теперь летела в Сингапур, попытать счастье в модельном бизнесе. Настя, как она представилась, договорилась со своими земляком о выгодном контракте и теперь направлялась встретиться с ним лично.

– Мировой мужик! – Настя подняла вверх большой палец, – Вот, смотри.

Она сунула под нос Олесе телефон с фотографией невнятного парня в солнечных очках, который позировал на яхте в плавках. Ничего себе, директор агентства!

Слышала Олеся об этих агентствах и девушках, которые туда устраивались. Знала она, чем в итоге они занимаются, но промолчала. Настя выглядела так, что не оставалось сомнений, в чем заключалась ее деятельность в Эмиратах. Видимо, понимала на что идет, просто хотелось сменить картинку.

Олеся поморщилась – обычно на соседей ей везло. Что же сейчас не так?

Настя расспросила, чем занимается Олеся в Сингапуре и услышав, что та преподает английский, понимающе закивала.

– У нас в Дубае тоже таких много, кто английский преподает. Их мужья содержат.

Олеся промолчала. Настя была права – ее действительно содержал муж. А про английский она говорила чаще всего для того, чтобы отстали. Она была преподавателем по образованию и могла бы это делать, просто зачем? Слишком велика конкуренция, не сильно большие заработки, которые не отразятся на семейном бюджете, да и желания нет.

– Везет тебе, – продолжала Настя, уплетая обед. Она как бы между прочим поинтересовалась, будет ли есть Олеся. Получив отрицательный ответ, потянула коробку с едой к себе.

На этих авиалиниях хорошо кормили даже в эконом-классе, просто у Олеси не было аппетита с того самого момента, как она узнала о смерти папы. Зато у Насти он очень даже был, а для модели вдвойне. Впрочем, она была такая болезненно худая, что не в коня корм, как говорила Олесина бабушка когда-то.

Настя рассуждала о том, как хорошо живется Олесе, а та мечтала, чтобы она замолчала. Правда воспитание мешало сказать об этом прямо и она продолжала кивать невпопад.

– А ты чего в Москве делала? – поинтересовалась Настя, прикончив оба набора еды и заказав себе вина.

Олеся попросила виски, в надежде уснуть. Она вспомнила как давным-давно, когда еще работала в одной из крупных московских пиар-компаний, летела из Стамбула в Гонконг. В Стамбуле у нее была пересадка и грех было не воспользоваться моментом, не выйти погулять. Олеся погуляла, замерзла – был декабрь и с Босфора дули сильные ветра, а когда в итоге оказалась в самолете, то еще на взлете попросила пятьдесят грамм виски. Турецкая пара посмотрела на нее с осуждением, но Олесе было все равно. Она выпила пятьдесят грамм, завернулась в плед, попросила стюардессу не будить ее, когда будут разносить еду и проснулась лишь на посадке, ровно через восемь часов. Отличный полет!

Но в этот раз так, скорее всего, не будет.

– Я папу хоронила, – ответила Олеся на Настин вопрос и потрогала черный шелковый платок, который купила в магазине ритуальных услуг, где заказывала все необходимое для похорон.

– У вас есть черный платок? – деловито осведомилась похоронный агент, молодая красивая девушка лет тридцати по имени Наташа.

– Что? А… нет.

– Вы можете приобрести их у нас.

Олеся кивнула.

Девушка достала каталог и разложила перед ней. Вот с кружевом, вот без. Можно с рисунком из цветов. Хлопок, шелк, синтетика. Олеся ткнула в первый попавшийся. Она только что, ровно по такому же каталогу, выбирала гроб, ткань для обивки, подушку и ритуальное покрывало. Вам с крестом или без? С Богородицей или Иисусом?

– С Иисусом.

– Может, все-таки с Богородицей? – Наташа внимательно посмотрела на Олесю, – Обычно мужчинам ее выбирают. А какая у него иконка на груди была?

Олеся вспомнила, что папа носил на шее золотой образок, но она не знала, кто на нем был. Да и где он теперь? Наверное на папе. А папа в морге. А это ритуальное агентство, где она сидит, находится как раз при морге. Она сейчас здесь выбирает ему покрывало в гроб, а папа рядом. Интересно, где? Олеся машинально огляделась. Наташа терпеливо ждала ответа.

– Давайте все-таки Иисуса.

Потом она выбирала подушку, будто есть разница! Хотя… а вдруг есть? Олеся внимательнее пригляделась к каталогу. Что могло бы понравиться папе? Она перебирала предложенные варианты, а потом с возмущением мотнула головой и мысленно одернула себя. Понравиться? Подушка в гроб? Папа любил дачу, рыбалку, охоту. Ему нравилась вкусная еда, у него была слабость к хорошим наручным часам. Но чтобы ему понравилась какая-то подушка в гроб?! Господи, о чем она думает? И ей не нравится ни одна – какой-то китч с множеством рюшечек и оборочек. Олеся снова ткнула в рандомный вариант и отвернулась от каталога с отвращением.

– Тапочки класть будем? – Наташа что-то писала в своих бумагах.

Папу собирались хоронить в ботинках, которые подходили к его костюму. Костюм выбрала мама. Олеся выбрала бы его любимый свитер и джинсы.

– Ты что?! Не положено! – прошипела ей мама.

Кто его знает, что там положено? Но мама была уверена в своей правоте. И это было единственное, что она сделала для похорон. Все остальное выбирала и заказывала Олеся. Правда мама знатно трепала ей нервы по телефону, потому что была с чем-то не согласна, но тут Олеся оставалась непреклонна – кто платит, то и музыку заказывает.

– Тапочки? – переспросила она.

– Ну да, иногда к ботинкам кладут тапочки. Вы можете купить их у нас, белые или черные.

– Давайте белые, – Олеся облизнула пересохшие губы. Где-то из глубины сознания всплыло выражение «белые тапки». Хотя у нее у самой были пушистые белые тапочки, которые она носила дома в Сингапуре. Это только кажется, что если экватор, то везде жарко. Дома кондиционеры и абсолютно в каждой, даже самой дорогой квартире, пол покрыт плиткой. Тапочки, особенно пушистые и теплые – необходимость.

– Отпевать будем?

Олеся снова кивнула. Вообще она по большей части кивала. Ей называли услугу и цену, она соглашалась. А как иначе? Хоронить-то в любом случае надо.

Она впервые сама от и до занималась похоронами и понятия не имела, что может потребоваться. Вот и про платок забыла, а Наташа заботливо напомнила. Какой же полезный специалист – ритуальный агент! Почти как врач экстренной помощи.

Олеся вылетела из Сингапура вечером того же дня, когда узнала о смерти папы. Это известие застало ее за утренним кофе. Дорога вместе с пересадкой заняла практически сутки. И вот теперь она сидела в агентстве и нужно было сделать все необходимое за один день. Такое уж это поспешное мероприятие – захоронение, никак нельзя отложить или растянуть во времени. А еще Олеся поняла, что тот самый кофе был последним, что она пила. А ела, кажется, накануне вечером. Точно! Они с мужем и детьми пошли гулять в парк Ист-Кост и там, на берегу моря, ели рис с морепродуктами – ее любимое блюдо, которое она могла есть на завтрак и ужин каждый день. А на обед – Том Ям. И это было идеально. Но сейчас она не могла есть ничего, даже глотка воды за все время не сделала, а сколько уже прошло с момента того кофе и известия?

Олесе казалось, что теперь она никогда не сможет пить кофе, даже запах его был неприятен, а он, как назло, встречался повсюду. Вот и сейчас, после обеда, стюардессы толкают перед собой тележки с чаем и кофе. И Настя выбрала именно кофе. Да еще и Олесе настойчиво предлагала выпить вместе кофейку. С виски-то – самое то. Узнав о выборе своей соседки, Настя тоже взяла себе порцию виски, долго обсуждая на ломанном английском со стюардессой сорта и выдержку. Но в экономе был не очень большой выбор, хотя виски был вполне сносным, о чем стюардесса и сообщила. Тогда Настя сказала, что ей все равно.

– Нет, спасибо, я не хочу кофе, – покачала головой Олеся.

– Везет тебе, – снова вздохнула Настя, дуя на обжигающий напиток, – У тебя хоть папа был. А я своего совсем не знаю.

– Да, везет, – эхом отозвалась Олеся.

Олеся не была близка с папой в детстве, главным образом потому что он редко бывал дома. Ее школьная бытность пришлась на девяностые и, чтобы жить более или менее нормально, нужно было крутиться и работать. Вот папа и работал. Зато у Олеси о девяностых не осталось негативных впечатлений. Их семья была небогатой, но на столе всегда стояла вкусная еда, на день рождения ей дарили Барби из Гума, а однажды даже купили дом для ее многочисленных кукол! Конечно мама потом месяц ворчала, что это очень дорого и деньги были отложены ей на пальто. Но и пальто она себе в ту зиму купила – они с Олесей вместе ездили на рынок и долго ходили по рядам, выбирая. Пальто было рыжее, кожаное, с норковой опушкой – это считался самый шик. У мамы было пальто, а у Олеси кукольный розовый дом с лифтом в стоимость средней зарплаты учителя или инженера. И Олеся знала, что для ее семьи это вовсе не мало, но все равно дом ей купили. Мама Олеси всю жизнь была домохозяйкой, зарабатывал только папа, причем зачастую довольно тяжелым трудом. Но у нее было не только необходимое, но и лишнее. Много одежды – тогда уже отменили форму и можно было ходить в чем хочешь. Если в моду входили яркие лосины, вязаные мини-юбки с надписью Barbie, капоры и двусторонние пуховики, то у Олеси все это было тут же и далеко не в одном экземпляре. А еще к ним приходили занимать деньги женщины из их дома. Дом считался «заводским» – это значит, что тут давали квартиры тем, кто работал на заводе. Олесин папа тоже работал на заводе, пока там не перестали платить зарплату. Совсем. Он тут же сориентировался и ушел в другое место, а многие его коллеги остались. Зарплату им по-прежнему не платили, их жены где-то подрабатывали, кто шил, кто мыл полы в магазине, а кто-то пошел на рынок торговать. Некоторые приходили занимать деньги к маме в начале месяца, чтобы к концу наскрести и отдать. Олеся подслушивала разговоры, которые происходили между мамой и очередной соседкой и в глубине души радовалась, что папа вовремя ушел с завода и они избежали такой участи.

В общем, все детство папе было не до Олеси и ею плотно занималась мама-домохозяйка. Но, несмотря на постоянное общение, близки они так и не стали. Да и с папой Олеся сблизилась уже в последние годы, когда перебралась в Сингапур. Сначала созванивались раз в неделю, потом все чаще и не заметили как их длинные разговоры стали ежевечерним ритуалом.

Олеся разглядывала свой телефон, листая историю звонков с папой – 40 минут, 58 минут, 1час 12 минут. А накануне его смерти они разговаривали всего две минуты – Олесе надо было срочно ехать за мальчишками на тренировку, которая закончилась уже поздно вечером. На другой день их ожидали местечковые соревнования по большому теннису, который проводили между клубами. Всего две минуты. Очень нетипично для их с папой созвонов. И больше не будет ни одной минуты. Никогда.

Да, ей повезло. Папа у нее был.

Настя продолжала болтать, а Олеся всерьез раздумывала, не заказать ли ей еще виски.

Настя наелась, выпила три порции залпом, плюс кофе и уснула, как младенец. А Олеся весь их ночной полет смотрела в темный иллюминатор и время от времени бросала взгляды на свою соседку, раздумывая, легко ли живется женщинам, которые ведут такой образ жизни? Настя не выглядит несчастной, а вовсе даже наоборот. А она, Олеся, приличная женщина, мать двоих детей и жена своего мужа, продолжает искать какой-то смысл во всем, что ее окружает. Зачем?

Самолет приземлился, Настя проснулась и сладко потянулась.

– Отлично выспалась, – она потрясла головой и улыбнулась.

Олеся не нашла сил улыбнуться в ответ.

– Не переживай сильно, тебе же лет сорок? – неожиданно спросила Настя. Олеся с удивлением посмотрела на нее.

– А какое это имеет значение?

– Ну, я к тому, что папа-то у тебя уже старый был.

– Нет. Ему было шестьдесят три.

– Вот я и говорю – старый. Знаешь, сколько молодых умирает? У меня двоюродный брат в аварии разбился, ему двадцать восемь было. Вот где горе!

Олесе не хотелось рассуждать, чье горе сильнее. На похоронах и поминках она уже успела выслушать о том, что ее папа «пожил», а кто-то чуть ли не сразу после рождения уходит. Но у каждого свое горе! Почему Олеся должна жалеть чужого брата и обесценивать тем самым смерть папы и свою потерю?

Ей действительно было сорок. Но хотелось верить, что она выглядит хотя бы на тридцать пять. Или даже младше. В принципе, так ей всегда и давали – хрупкая брюнетка Олеся выглядела моложе своих лет. Но две недели нервотрепки, прощания и горевания наложили свой отпечаток. Хорошо хотя бы на сорок!

Ладно ей сорок. Но шестьдесят три – это разве старый? Совсем нет.

Олеся вспомнила, что когда папе исполнилось шестьдесят и он, что называется, разменял седьмой десяток, она ввела в поиск интернета запрос, какова средняя продолжительность жизни мужчин в России? Ответ ее немного успокоил – что-то около 68 лет. С одной стороны успокоил, с другой встревожил. У некоторых ее ровесниц отцы умерли какое-то время назад, многие не успели при этом достичь рубежа в 60 лет. Получается, ему еще действительно повезло! К тому же, папа хоть и был здоровым человеком, не отказывал себе в алкоголе или сигаретах, даже когда врачи запретили ему это. Папа лишь отмахивался – кому что на роду написано, то и будет. Так он всегда говорил. Олеся фаталисткой не была и считала, что можно что-то поменять. Например, образ жизни. И выиграть себе пять-десять лет.

– Знаешь, сколько людей вели здоровый образ жизни и умерли гораздо раньше меня от разных неприятных болячек? – вопрошал папа каждый раз, когда Олеся заводила об этом разговор.

Она знала. Возразить было нечего. Что ж, возможно это был папин выбор. Дай-то бог.

В сингапурском аэропорту Чанги Олесю встречал Петя, муж. Она отсутствовала всего две недели, но по ощущениям для нее будто вечность прошла. Олеся с удивлением оглядывалась в аэропорту, который казался ей совершенно незнакомым. С таким же удивлением она смотрела и на Петю – кто этот человек? Высокий, статный мужчина в очках, в неизменном костюме привлекал к себе женские взгляды, но Олеся взглянула на него равнодушно.

– Привет! – он слегка прижал жену к себе.

– Привет! – кивнула она, отстраняясь чуть быстрее, чем положено любящей супруге, которой не было дома две недели.

Муж ведь работал, сидел с детьми, забирал их из школы, возил на тренировки. Убиралась и готовила у них ловкая филиппинка в годах, которая, впрочем, могла дать фору любой молодой. Но даже организовать филиппинку было необходимо, потому что она хоть и была работящей, но без нужного пригляда начинала отлынивать. Петя мог. Вот и в аэропорт приехал, хотя Олеся сказала, что возьмет такси и доберется сама.

– Зачем? Я отпрошусь с работы и встречу тебя, – ответил Петя.

– Привет! – над ухом раздался знакомый голос и Олеся вздрогнула. Это была Настя, о которой она уже успела благополучно забыть, как забывают о только что обслужившей тебя официантке, когда счет уже закрыт и ты выходишь из ресторана.

– Я Настя, – она протянула Пете руку. Тот взглянул на нее через очки чуть насмешливо. Да, Петя тоже насмотрелся на подобных девушек в этом городе.

– Петя, – коротко представился он.

– Олеся мне про вас говорила, – подобострастно заулыбалась Настя, хотя Олеся ей ничего не говорила про мужа, кроме того, что он у нее есть. Но такой тип девушек своего не упустит, об этом Олеся тоже знала.

– Хорошее, надеюсь? – равнодушно бросил Петр, подхватывая Олесин чемодан.

– Конечно.

Разговор, казалось, сошел на нет, но Настя так просто сдаваться не собиралась. Она пошла за Олесей и Петей к выходу, рассказывая о том, что приехала в Сингапур работать моделью, а потом попросила подкинуть ее до города.

Петя вопросительно посмотрел на Олесю, чуть приподняв брови. Та неловко пожала плечами и, хотя ей совершенно не хотелось терпеть Настину компанию, нехотя пригласила ее ехать с ними.

Настя, казалось, тона Олеси не заметила, а, может, внимания не обратила. Что ей? Всю дорогу она восторженно комментировала то, что видела за окном, а Олеся молчала, глядя перед собой в лобовое стекло. На Настю она внимания не обращала, думая только о том, что надо же, в городе ничего не изменилось, а папы больше нет. Она все так же будет ходить по этим улицам и есть рис с морепродуктами на Ист-Косте, а папы не будет никогда. Сердце Олеси мучительно сжалось, она закусила губу, чтобы не закричать.

– Тебе плохо? – поинтересовался Петя, искоса глядя на жену.

– Нормально, – бросила Олеся.

– Вот и я ей говорю – чего переживать? Пожил мужик, хорошо пожил! Вон, молодые умирают…., – начала было Настя, но Олеся решительным жестом остановила ее. Не надо, мол, помолчи. Как ни странно, девушка замолчала.

Остаток дороги прошел в тишине. Петя иногда бросал взгляды на жену, а она делала вид, что не замечает их.

Настю высадили недалеко от их дома, дальше она собиралась созвониться со своим директором в плавках, который должен был за ней подъехать. Олеся не понимала как это произошло, но она дала Насте свой номер телефона.

– Звонить не буду, не думай. Я на всякий случай, – пояснила Настя.

– Зачем тебе эта? – удивился Петя, когда они оставили Настю с чемоданом недалеко от Ист-Кост и плавно двинулись к дому.

– Не знаю, – Олеся пожала плечами, – Одна, в чужом городе. Вдруг обидят?

– Такая сама кого хочешь обидит, – усмехнулся Петя.

Олеся не стала спрашивать, откуда муж так хорошо знаком с психологией подобных женщин. Петя вообще много чего знал, он был очень умный. Олеся и сама обладала широким кругозором и глупой ее точно нельзя было назвать. Но разговаривать с Петей ей всегда было тяжело, очень уж он давил своим авторитетом. А еще он всегда был прав. Вот такая история.

Глава вторая

– Петя, я хочу поговорить о папе!

Был вечер, дети наконец-то угомонились и спали по своим комнатам, а Олеся появилась в гостиной с бокалом красного вина. Сингапур, город близ экватора, жаркий и душный круглый год, мало располагал к распитию алкоголя. Петя не пил вовсе, а Олеся делала это крайне редко. Но сейчас вино казалось спасением. Она очень боялась остаться наедине со своими мыслями. Петя сидел в гостиной и что-то смотрел по телевизору, а Олеся пришла с бокалом.

– О папе? О чем именно? – Петя с удивлением посмотрел на жену.

– Просто о папе.

– Но я же его совсем не знал.

Это была правда. Папа и Петя практически не общались. Не ругались никогда, но и близости между ними не наблюдалось, а потом семья и вовсе переехала в Сингапур. Олеся старалась летать в Москву хотя бы раз в год, а Петя делал это еще реже. И когда там бывал, то с тестем встречался разве что по делу, если жена просила что-то передать – они никогда не летали вместе, так уж получалось. Но разве это имеет значение?

– Я просто хочу поговорить. Рассказать.

– Зачем? – Петя поправил очки.

Олеся вздохнула – если надо объяснять, то не надо объяснять. Раньше она не понимала до конца смысл этой фразы, теперь он дошел до нее в полной мере. Как объяснишь? Действительно, зачем? Олеся пожала плечами и скрылась в спальне со своим бокалом. Там она вышла на балкон и вдохнула горячий густой воздух – сегодня был один из тех дней, когда даже вечер не приносит облегчения. Солнце уже давно спит себе, закатилось за море, а жара все не проходит. Но Олеся так намерзлась в холодной ноябрьской Москве, что была рада этой жаре. Она присела в плетеное кресло и замерла, глядя на огни в соседних многоэтажках. Здесь она, кстати, часто сидела, болтая с папой по телефону. Позвонить хотелось так, что внутри все сжималось и снова заболело сердце – сколько оно болело у нее в эти дни! Папа тоже умер от сердца. Быстро, легко, во сне. Люди говорили – легкая смерть! Будто они знают, легкая она или нет. Мучился он или нет. Понимал или просто уснул и не проснулся. Кто его знает? А кто знает, уже не скажет.

Олеся подумала, что надо ввести список стоп-слов для людей, которые выражают сочувствие тем, кто потерял близких. В ее топе была фраза одной знакомой, которая написала Олесе в мессенджер примерно неделю спустя после папиной смерти. Она спросила, как там Олеся и как все прошло? Олеся ответила, что было много хлопот, они еще продолжаются, а потому она какое-то время будет в Москве.

«Это хорошо, что у тебя много хлопот, очень отвлекает от горя!» – заметила знакомая, а Олеся еле сдержалась, чтобы не написать в ответ что-нибудь колкое. Вместо этого она спросила «тебя это отвлекало?» Знакомая честно ответила, что родители у нее живы, а бабушек, дедушек и тетушек хоронил кто-то, как это часто бывает, а она просто присутствовала. Потому она и понятия об этом не имеет.

Понятия не имеет, но уверенно говорит, потому что где-то слышала! Да, Олеся здорово отвлеклась, делая миллион дел, которые надо было сделать еще вчера, пока она летела из Сингапура, находясь при этом будто под толщей воды. Ей хотелось горевать, а вместо этого она носилась по городу, решая все новые вопросы в МФЦ, пенсионном фонде и бог знает еще каких организациях.

На втором месте были люди, которые уверенно говорили, что легче не будет. Это же папа! И Олесе хотелось выть от безысходности. Она знала, что смерть папы не забудешь. И теперь эта потеря с ней до конца жизни. Но все-таки ей очень хотелось услышать, что со временем станет чуть легче! Хотя бы чуточку.

Находились те, кто успокаивали Олесю словами о том, что люди живы, пока жива память о них. Ты любишь папу и помнишь его? Значит, он жив!

Что за чушь, кто это придумал? Человек жив, когда он дышит, ходит, звонит тебе, пьет с тобой кофе на кухне, пока его можно обнять и он встречает тебя в аэропорту. Во всех остальных случаях – человек не жив! Память, сны, любовь к нему – это другое.

Туда же слова о том, что где-то там ему хорошо, не переживай! Разумеется Олеся хотела в это верить, но все эти люди, они откуда знают, что так уверенно говорят об этом? А если нет? А если там нет ничего и она больше никогда не увидит папу? А вдруг там плохо? Вдруг ему одиноко, холодно, он жалеет, что не здесь, а мог бы еще пожить? Олеся уж как-нибудь сама разберется со своими мыслями о жизни после жизни, но люди, которые не знают (а кто об этом знает точно?) не имеют право уверенно ей это заявлять.