Ход Гоголем

– Экспонат? Для коллекционера?! – возмутился Кирилл. – Такой экспонат имеет ценность для русской литературы! А может быть, и для мировой. Если книга существует, ей место не в частной коллекции, а в музее или государственной библиотеке.

– Да, да… Наверное, вы правы, – нехотя согласился букинист. – И что вы собираетесь делать дальше? Будете искать рукопись?

– Да как же я её найду? Тут же ни одной подсказки!

– Тут вы, конечно, снова правы. Никаких надежд найти рукопись… – Он покачал головой. – Зато какой был бы материал для вашей курсовой или даже для диплома! Не говоря уже о ценности для русской культуры.

«Что это он делает? – Кирилл нервно переводил взгляд от письма к заметке в своём блокноте. – Подначивает?»

Конечно, Покровский его подначивал, даже не особо это скрывая, и это, похоже, сработало.

– Я… я пойду в музей Гоголя! – воскликнул Кирилл, вскакивая с кресла. – Есть же такой музей? Гоголь же жил в Москве?

– Жил-жил, и даже умер! – закивал Покровский. – И тут вам очень повезло, Кирилл: музей «Дом Гоголя» находится буквально через дорогу отсюда! Достаточно только перейти через проспект Калинина… то есть Новый Арбат. Но сейчас музей, конечно, уже закрыт.

– Значит, пойду завтра! – Кирилл воодушевлённо начал собирать вещи, но тут же добавил: – Сразу после пар – завтра важные предметы.

– Удачи вам, Кирилл! – улыбнулся букинист. – Держите меня в курсе и, главное, только меня! Не рассказывайте больше никому, ведь молчание – золото!

Кирилл бросил короткое «Ага!» и выскочил из салона, весь в мыслях о невероятном открытии.

Покровский медленно вернулся в своё кресло и в задумчивости упёрся взглядом в шахматную доску, не замечая её. Его собеседник с лёгкой ироничной улыбкой произнёс:

– Ну и времена пошли, Всеволод Андреевич. Ни вы, ни ваши эксперты не смогли найти зашифрованное послание Гоголя, а студент-третьекурсник смог!

– Да уж, времена… Я, признаться, никакого внимания на эти ошибки не обратил. Да и кто бы обратил? Все же знают про неграмотность Николая Васильевича. Вот что значит молодость – внимательный глаз и пытливый ум! – Он грустно вздохнул и в задумчивости помолчал. – Ну и надо заметить, что университетское образование у нас по-прежнему на высоте – вон как натаскали студента! С ходу заметил ошибки.

– А я вам всегда это говорил, – растянув губы в довольной улыбке, заметил гость.

– Что, если Кирилл и правда найдёт рукопись?

– Ну, тогда она украсит чью-нибудь коллекцию. Например, вашу.

– Бросьте! – Покровский махнул рукой. – Вы же коллекционер похлеще меня. Признайтесь: вы бы и сами не прочь заполучить такой экспонат?

Его собеседник зевнул и лениво передвинул фигуру на доске.

– При всей вашей симпатии к этому студенту, мне не верится, что он что-то найдёт. Сколько людей до сих пор верят, что второй том спрятан где-то в усадьбе? Сколько таких поисков уже было? Мои люди тоже искали и искали не один год. И не нашли никаких следов.

– О, Кирилл не такой, как все, поверьте! – воскликнул букинист и сделал ход. – Этот молодой человек мне сразу понравился – такой хваткий, такой целеустремлённый, любознательный. Немного ленивый, конечно, но если уж чем-то заинтересуется… Напоминает меня в молодости. Вы бы присмотрели за ним.

– Присмотрю, Всеволод Андреевич, присмотрю, не сомневайтесь. Вам, кстати, шах и мат.

Глава 3

Кирилл спал очень плохо. Возбуждение от сделанного открытия наполняло разум самыми разными мыслями, и все они были о рукописи.

Возможно ли, что второй том не уничтожен огнём, а лежит где-то и дожидается своего часа? И никто за долгие годы не смог обнаружить подсказку в письме Гоголя? Невероятно… Неужели это всё правда происходит наяву? И с кем – с ним?! С простым студентом, не хватающим звёзд с неба? Невероятно! А если он найдёт рукопись, то что с ней делать? Куда нести? Кому показывать? Может быть, Всеволод Андреевич подскажет? Нет, он постарается всеми правдами и неправдами заполучить рукопись, слишком уж жаден до подобных вещей. Нужен кто-то более надёжный.

Хотя к чему эти рассуждения? Рукописи-то ещё нет. Да и как её найти, непонятно. В письме Николай Васильевич не дал никаких подсказок, лишь сообщил о том, что рукопись сохранена. Минутку, а Семён?! «Велел сохранить Семёну», – так написано в письме! Нужно будет завтра узнать, кто этот Семён, – наверняка какой-нибудь друг. В музее должны знать о нём. Может быть, это единственная ниточка, ведущая к рукописи…

В те редкие минуты, когда круговорот мыслей немного успокаивался и Кирилл проваливался в дремоту, ему снились постаревшие от времени жёлтые листы бумаги, вихрем проносящиеся перед глазами. Мелькали чернильные строки, витиеватые буквы проносились перед глазами стаей ворон. Внезапно из-за кипы бумаг показывалось перекошенное от злости бледное лицо с усами и крючковатым носом. Человек грозил Кириллу кулаком и кричал: «Врёшь! Не найдёшь!» Затем бумаги вспыхивали в ослепительном пламени, видение рассеивалось под звуки безумного хохота, и Кирилл снова просыпался.

Во время очередного пробуждения он решил, что хватит уже мучиться в бесполезных попытках нормально уснуть, и встал с кровати. Потянулся, надел дрожащими от недосыпания руками одежду, протяжно и со звуком зевнул и вышел из комнаты.

В коридоре в такую рань совсем никого не было. Кирилл неторопливо дошёл до туалета, с громким фырканьем умылся ледяной водой, стараясь прогнать сонливость, сделал тщетную попытку пригладить взъерошенные волосы и пошёл на кухню.

Удивительно, но даже в такую рань она не пустовала – у окна сидел Артём, держа в одной руке кружку растворимого кофе, а в другой – приличных размеров бутерброд.

– Доброе утро! – весело поприветствовал он приятеля. – Как спалось? Отвратительно выглядишь.

– Доброе, – пробурчал Кирилл и сел рядом.

«Даже в шесть утра он похож на актёра с красной ковровой дорожки, – бросив короткий взгляд на Артёма, подумал Воронин. – Наверняка же лёг спать позже меня! А может, и совсем не ложился. И ни мешков под глазами, ни малейшей усталости в них».

– Тём, – обратился к нему Кирилл, прислонившись к стене и закрыв глаза, – а как ты нашёл ту могилу? Просто повезло?

– Во-первых, не могилу, а саркофаг. А во-вторых, – он задумчиво посмотрел в окно и отхлебнул кофе, – везёт только дуракам. А я точно знал, где искать.

– Это как?

– Книжки умные читал. Да, не удивляйся – я тоже много читаю. Я же сказал, что без книг в нашем деле никуда. Правда, не художественную литературу, а более, так сказать, полезную. Например, я ознакомился с дневником братьев-археологов, которые ещё при царе вели раскопки в похожем месте у похожего храма, – историк сделал ещё один глоток кофе. – Они подробно описали, где и что нашли. Я выбил себе похожий участок с той же стороны от святилища. Пришлось, конечно, руководителя экспедиции задобрить, зато – результат! «Студент четвёртого курса совершил археологическое открытие!» – передразнил он заголовок газеты.

– И как ты себя почувствовал, когда нашёл… саркофаг?

– Да охрененно я себя почувствовал! – Странный огонёк блеснул в глазах Артёма. – Если я ещё в универе нашёл такое, то что будет дальше? В земле полно всякого, что только и ждёт, пока его найдут! И я говорю не только о костях и глиняных кувшинах.

С лукавой улыбкой он достал связку ключей, на которой вместо брелока висела золотая монета.

– Это что? – удивился Кирилл, и это удивление тут же перешло в возмущение. – Ты что, присвоил себе находку? Участники археологических раскопок должны всё сдавать под отчёт!

– Ну, взял монетку – что такого? Она же моя – я её нашёл. Ладно, на самом деле три монеты – две я продал. Кто об этом узнает? – Артём подмигнул. – Ты же никому не расскажешь?

Кирилл задумался и разочарованно проговорил:

– Я думал, ты ради науки, ради открытия. Ну или хотя бы ради оценок.

– Да плевать мне и на науку, и тем более на оценки. – Артём махнул рукой, в которой всё ещё была зажата половина бутерброда. – Я археологом не из-за этого решил стать.

Повисла тишина, которую нарушали только звуки отпиваемого кофе. Приятель заговорил первый:

– Кир, а ты к чему спрашиваешь-то?

– Да так… Обнаружил кое-что. Может получиться интересная находка. Как у тебя.

– Интересная находка? У филолога? – Артём расхохотался. – Без обид, дружище, но если ты нашёл не библиотеку Ивана Грозного, ничего ценного тебе не светит. Не тот факультет выбрал!

Кирилл смутился, вздохнул и под издевательский хохот Артёма покинул кухню, а вскоре и общежитие.

* * *

Учёба не задалась так же, как и сон, – Кирилл мог думать только о письме Гоголя. На каждой паре он то и дело открывал свой блокнот и снова и снова перечитывал текст письма и расшифровку.

Кто такой Семён, Кирилл узнал сразу, как только залез в интернет, – так звали слугу Гоголя, крепостного из деревни писателя под Полтавой, который провёл с ним последние дни. Он же, согласно источникам, растопил злополучную печь, в которой сгорела рукопись второго тома «Мёртвых душ». Или не сгорела?

Про отца Матвея тоже всё быстро стало ясно. Матвей Константиновский был священником из Ржева, с которым пять последних лет жизни переписывался Гоголь. А перед самой смертью писателя отец Матвей даже жил некоторое время в том же доме, что и Гоголь. Они быстро подружились, вели долгие беседы на религиозные темы. Он был единственным человеком, кто прочитал второй том «Мёртвых душ» перед сожжением, и даже стал духовным наставником Николая Васильевича, но незадолго до смерти писателя они поссорились.

«И именно из-за “Мёртвых душ”, – подвёл итог Кирилл, дочитывая статью в интернете. – Отец Матвей и в самом деле хотел, чтобы Гоголь уничтожил второй том».

Вот, значит, как. Писатель настолько боялся вызвать гнев священника, что предпочёл инсценировать сожжение рукописи? Но ведь он не мог допустить, чтобы рукопись просто осталась спрятанной где-то, – он должен был передать её кому-то, кто сможет издать книгу.

«Шевырёву, – пришёл к выводу Кирилл. – Раз уж он занимался посмертными делами Гоголя и публикацией книг. Для этого Николай Васильевич и направил зашифрованное письмо именно ему. Дошло ли оно до адресата? Надо будет узнать у Покровского, как к нему попало это письмо, – вдруг найдётся какая-то ниточка, ведущая к Шевырёву? Но это вечером».

В таких размышлениях он досидел до конца пар. Стоит ли говорить, что конспекты Кирилла в тот день представляли собой в лучшем случае обрывки каких-то фраз, произнесённых преподавателями? Два с половиной исписанных им тетрадных листа содержали бессмысленную мешанину из грамматических правил, исторических фактов, латинских крылатых выражений и цитат из произведений на нескольких языках, не говоря уже о заметках на полях с фразами вроде «узнать в музее про Семёна» и «спросить у В.А., откуда письмо». Даже сам третьекурсник вряд ли смог бы разобраться в том, что написал в тот день, да он и не планировал разбираться – об учёбе совершенно не думалось, все мысли занимала таинственная рукопись и предстоящий поход в музей.

Прежде чем направиться туда, Кирилл решил заскочить на кафедру и рассказать профессору Решетникову о своей находке – такой известный специалист по Гоголю наверняка заинтересуется открытием из жизни любимого писателя. Кто знает, может он и дурацкий доклад отменит? А то и подскажет что-нибудь?

Профессора Кирилл застал в его кабинете на кафедре – студент дежурно постучал в открытую дверь и вошёл.

– А, Кирилл Александрович! – радушно поприветствовал его преподаватель. – Уже приступили к докладу?

– Да, можно сказать и так. – Кирилл оглядел кабинет, в котором из-за длительной дистанционной учёбы был впервые. – А это кто?

Он указал взглядом на висящий за спиной у Решетникова портрет. Фотография изображала хмурого мужчину с орлиным носом и чёрными как уголь усами. Взгляд пронзительных глаз из-под насупленных густых бровей был направлен куда-то в сторону. Одет мужчина был в элегантный костюм-тройку, шею украшал завязанный замысловатым узлом платок, а в руке он держал трость. В ровном проборе угольно-чёрных волос виднелась благородная седина. Или это был просто блик?

– Ну что же вы, не узнали Николая Васильевича? – рассмеялся преподаватель. – А ещё взялись делать доклад о его творчестве!

– Это… Гоголь?

– Ну конечно, Гоголь! Единственная прижизненная фотография, 1845 год, Италия. Вы, конечно, привыкли видеть его живописные портреты, на которых он изображён с женоподобным лицом, идиотической улыбкой и жиденькими усиками? Вот – настоящий Гоголь! Мужественный и аристократичный!

Решетников очень точно описал впечатления Кирилла от портретов Гоголя, часто украшавших школьные учебники по литературе. Здесь же, казалось, был изображён совсем другой человек – настоящий джентльмен викторианской эпохи, величественный, изящный и невероятно мрачный. Такой Гоголь понравился Воронину гораздо больше – он чем-то напомнил ему Эдгара По, некоторые произведения которого Кирилл читал. У Гоголя и По вообще было много общего: они родились в один год, оба писали в том числе и мистические произведения, а по легенде, они даже могли однажды встретиться друг с другом. Но вот только Гоголь выглядел более… красивым. И гораздо более здоровым – по крайней мере, на этой фотографии.

– Но как же так! – возмутился Кирилл. – Почему художники рисовали его таким непохожим? Зачем эти странные черты лица? На фотографии такого и в помине нет!

– А кто его знает, Кирилл Александрович! Они художники, они так видят. А вы, собственно, по какому вопросу пришли?

Кирилл замешкался: «Говорить Решетникову или всё-таки не стоит? Может, вывалить всю информацию прямо во время доклада? Вот это эффект будет! И никто не сможет присвоить себе мою находку. С другой стороны… а вдруг опозорюсь, да ещё и на всю аудиторию?»

– Да я это… – замямлил он, но в конце концов всё же решился. – Николай Васильевич, я кое-что нашёл.

Кирилл плюхнулся на стул перед Решетниковым, достал блокнот и показал преподавателю.

– Я тут читал последние письма Гоголя и в одном из них нашёл, как мне кажется, шифр. С помощью орфографических ошибок писатель…

– Ошибок? – перебил профессор. – В подборках писем Гоголя в интернете нет ошибок – там они переведены на современный русский язык, исправлены и снабжены примечаниями. Где вы это нашли?

– В частной коллекции, – неопределённо ответил студент. – У друга.

– Хорошие у вас друзья, Кирилл Александрович. Я это письмо вижу впервые. А я-то думал, что перечитал их все, – усмехнулся Решетников. – Написано Степану Шевырёву незадолго до смерти. Если это писал действительно Николай Васильевич, а вы переписали текст верно, то в нём и правда много ошибок. Слишком много, даже для Гоголя. И таких нелепых…

– Да, я согласен. Но посмотрите, – Кирилл ткнул пальцем в блокнот, – если отобрать все слова с ошибками, получится…

– «Рукопись цела», – закончил за него Решетников. – Не верится. Просто не верится!

Он снял очки и, зажмурившись, потёр переносицу.

– Я посвятил годы, изучая документы Николая Васильевича и свидетельства о его жизни. Несколько лет исследовал черновики и письма, чтобы хоть как-то восстановить сюжет второго и третьего томов. А тут сам Гоголь пишет, что оригинальный текст уцелел… – Преподаватель покачал головой. – Просто не верится.

– Не верится, – согласился Кирилл. – Но ещё меньше мне верится, что именно в этом наборе слов ошибки случайны. Они же складываются в осмысленный текст! Смотрите: тут и про слугу Семёна, и про отца Матвея Константиновского.

– Да, я вижу. Что тут у нас получается… – Профессор принялся водить пальцем по тексту. – «…требует сжечь…», «…велел сохранить Семёну…». Ну что ж, это, похоже, зацепка, хоть и слабая. Интересно, зачем Гоголь написал это письмо и спрятал в нём послание? Хотел, чтобы его друг Шевырёв издал книгу? Но почему он не передал саму рукопись? Я, если честно, не представляю, где она теперь может находиться. Так много вопросов! И самый главный из них: если рукопись попала к Семёну, но не попала к Шевырёву – где она могла затеряться и почему?

Кирилл пожал плечами. Решетников продолжил:

– Так что, Кирилл Александрович, мне кажется, что найти сейчас рукопись – это что-то из области фантастики. – Он с громким хлопком закрыл блокнот и подвинул его к Кириллу. – А мы с вами занимаемся серьёзной литературой. Так что лучше сосредоточьтесь на докладе и не теряйте времени на глупости – кто его знает, что мог выдумать перед смертью Николай Васильевич? Может, это всё вообще плод воспалённого болезнью разума. А сейчас мне, простите, пора. Вы дальше что собираетесь делать?

– Я сейчас поеду в Дом Гоголя, узнаю там про его смерть, про второй том, про Семёна и вообще про всё.

– Дом Гоголя, – задумчиво произнёс профессор. – Это хорошая идея – вам не помешает подтянуть знания биографии Николая Васильевича, а там вам обо всём расскажут. Да и для доклада пригодится. На всякий случай запишите мой номер – можете смело звонить, если ещё что-то найдёте. Только не слишком поздно, – он улыбнулся, – я рано ложусь.

Глава 4

Уже на улице Кирилл, погружённый в мысли, услышал своё имя. Обернувшись, он увидел, как быстрым шагом приближается та странная девушка с лекции Решетникова – студентка исторического факультета.

– Привет, Кирилл! Как доклад?

– Эм-м, нормально, работаю, – замялся он. – Алиса, да?

– Алиса Сенкевич. Куда идёшь? Мы с ребятами хотим пойти попить пива, так сказать, отметить начало очной учёбы. Пойдёшь с нами?

– Нет, прости, мне надо готовиться к докладу.

– Понимаю. Хочешь уделать этого напыщенного препода, да? Признайся, уже читал его книжонку? – Она говорила так быстро, что Кирилл с трудом понимал речь своей собеседницы. – Это же надо, зарабатывать деньги на рерайте великого писателя! Ты как к этому относишься?

– Что? – Мысли Кирилла были где-то далеко. – Я не знаю. Я не читал его книгу, он же запретил. Читал письма Гоголя, нашёл кое-что интересное. Сейчас еду в музей – Решетников сказал, что там можно многое узнать.

– В музей Гоголя? На Никитском? Здорово! – Она засияла. – Никогда там не была. А можно с тобой?

– А как же пиво?

– Пиво никуда не денется. А тут можно понаблюдать, как работают филологи, – как упустить такую возможность? Кстати, а филология и лингвистика – это одно и то же?

– Нет. Лингвистика – это раздел филологии наряду с литературоведением, палеографией и некоторыми другими науками.

– Как интересно! В истории тоже много разных разделов. Я вот хочу археологом стать. Ну что, возьмёшь меня с собой? Ну пожалуйста! – жалобно протянула она.

– Я… – Кирилл вздохнул. – Ладно, поехали.

В метро он наконец смог внимательно рассмотреть свою случайную спутницу. Милое личико, не испорченное косметикой, сияло улыбкой и безудержной энергией. Круглые щёчки с ямочками ни капли не полнили его, а лишь добавляли какого-то детского обаяния. Она была на голову ниже Кирилла, но не казалась миниатюрной из-за мешковатой спортивной куртки и толстой цветастой вязаной шапки с помпоном. На ногах обнаружились жутко неподходящие к погоде тряпичные кеды и джинсы с дырой на коленке – в ней было что-то от пацанки, но образ сглаживали две толстые длинные косы светло-русых волос. «Что за причёска? – подумал Кирилл. – Разве такие косы ещё кто-то носит?» Но Алиса носила.

– То есть ты считаешь, что можешь найти второй том «Мёртвых душ», который официально признан утерянным? – недоверчиво спросила Алиса, когда Кирилл ввёл её в курс дела. Он совершенно не планировал этого делать, но девушка бесконечными расспросами в конечном итоге выудила у него всю информацию.

– Я ничего не считаю, – устало ответил Кирилл. – Если честно, я не верю, что рукопись сохранилась. Мне просто интересно, к чему это может привести.

– Ну, дружочек, – фыркнула Алиса, – с таким настроем ты точно ничего не найдёшь! Разве можно совершать великие открытия с кислым лицом? Ну-ка давай бодрее!

Кирилл как-то упустил момент, когда он успел стать её «дружочком», но решил не возмущаться и постарался улыбнуться в надежде на то, что хоть на минуту останется в покое.

– Ну а ты, это… – решил он сменить тему. – Как тебе на историческом?

– Скука! От книжек уже тошнит. Я думала, учёба на археолога будет как-то поинтереснее. Но пока приходится копаться не в земле, а в справочниках. Это совсем не моё. Жду не дождусь лета, когда будет полевая практика!

– Думаешь, найдёшь что-то ценное?

– Ещё бы! Слышал про студента, который нашёл захоронение на Кавказе?

– Слышал. Артём Соколов, мой приятель.

– Правда? – обрадовалась Алиса. – Здорово! Слушай, а познакомишь нас?

– Обязательно, – ответил Кирилл, лишь бы закончить этот разговор. – Мы приехали.

Выйдя на «Библиотеке имени Ленина», они немного прошлись по пасмурной Москве под шум машин и пересекли Бульварное кольцо. Всё это время Алиса тараторила не переставая. Она рассказывала об учёбе, о себе, об истории, о Москве и о многом другом, перескакивая с темы на тему и задавая вопросы, на которые тут же сама и отвечала. Кирилл в основном молчал. Он пытался отрешиться от болтовни и сосредоточиться на своих мыслях, но у него плохо получалось – звонкая речь Алисы заглушала его собственный внутренний голос.

Ещё издалека Кирилл увидел пару ярко-жёлтых зданий, выходящих торцами на Никитский бульвар и эффектно выделяющихся на фоне серого города. От одного особняка до другого протянулась решётчатая ограда с металлическими воротами, установленными между двумя арками. Левая арка была декоративной, а в правой виднелась открытая калитка – к ней Кирилл с Алисой и направились.

– Добро пожаловать в усадьбу Толстого! – изображая гида, пропела Алиса и обвела территорию рукой.

– Гоголя, ты хотела сказать? – уточнил Кирилл.

– Это музей называется «Дом Гоголя», но на самом деле это усадьба графа Александра Толстого, у которого последние несколько лет жизни гостил Гоголь. Ты вообще ничего не знаешь, что ли?

– Всё я знаю, – буркнул Кирилл. – Про это я читал. А ты-то откуда знаешь? Откуда вообще вы все всё знаете про Гоголя?

– Успокойся. – Алиса примирительно улыбнулась. – Я люблю Москву, люблю гулять по ней, изучать. Особенно старинные особняки – в моём родном городе их почти не осталось. Рекомендую и тебе как-нибудь попробовать – вылезай хоть иногда из своих книжек.

Кирилл обиделся, но решил промолчать, поэтому просто насупился. Все его попытки «вылезти из книжек», и особенно попытки изучить Москву и её историю, заканчивались ничем – он просто терялся в этом огромном городе среди толп людей и шума машин. Попытки с кем-то подружиться тоже обычно ни к чему не приводили: кроме просмотров фильмов с соседом по комнате, пустой болтовни на кухне с Артёмом и обсуждения книг с Покровским, время с другими людьми Воронин обычно не проводил – Кириллу было скучно с ними, а им – с Кириллом.

В родной деревне, в которой прошло его детство, было всё то же самое. Конечно, у него была пара друзей, с которыми он бегал купаться на реку летом и строил снежные крепости зимой, но каждый такой день проходил в предвкушении возвращения домой, где его ждали книги, а с ними – и приключения, пусть и пережитые не им лично, а юными героями любимых произведений: Томеком Вильмовским, Жаном Грандье или Гербертом Брауном. Сам Кирилл всевозможных авантюр старательно избегал: пусть другие рискуют жизнью ради несметных сокровищ и любви прекрасной дамы, а он лучше просто почитает об этом, лёжа на мягкой кровати в уютной маленькой комнате под чердаком. Да, в его возрасте Дик Сэнд командовал бригом, а Джим Хокинс сражался с пиратами в погоне за кладом, зато он, Кирилл Воронин, как будто бы и сам пережил все эти приключения, просто-напросто прочитав о них и при этом ни разу не поставив жизнь, и даже здоровье под угрозу.

Так что никаких приключений и даже намёков на них в жизни Кирилла не было… до того самого момента, когда его дедушка перед самой смертью не поделился с ним фамильной легендой и не передал важнейший документ, который мог пролить тайну на прошлое семьи.

– Кирилл! – Звонкий голос Алисы вырвал молодого человека из воспоминаний. Улыбаясь, он несколько раз щёлкнула пальцами перед самым его носом. – Ты здесь? Витаешь в облаках?

– Я… Извини, я задумался, – оправдываясь, замямлил Кирилл. – Идём?

Студенты прошли через калитку и оказались во внутреннем дворе усадьбы.

Здесь не было ни души. Деревянные лавочки пустовали – погода явно не подходила для времяпрепровождения на свежем воздухе, хотя в другое время, надо полагать, здесь хватало любителей посидеть с книгой и стаканом кофе.

Небольшое пространство двора было обильно засажено деревьями и кустарниками, которые сейчас, правда, стояли совсем без листвы. «Летом здесь, наверное, очень даже приятно», – подумал Кирилл, разглядывая лысые деревья, пожухлые газоны и пустые клумбы.