Краля без масти. Часть II. Червонный след

– Что вы думаете по исполнителям преступлений? Кто же они? Может быть, стоит устроить полицейскую облаву в притонах и прочих местах? Почему не рассматриваете версию убийства цирюльника Квадратова из-за наследства? Мне докладывали, что жена и брат покойного состоят в интимной связи. Ранее я критиковал вас за слишком резкое поведение на железнодорожном вокзале. Признаю свою ошибку, возможно, правда на вашей стороне, – задумчиво уточнил Муравьёв.

– Думаю, облава будет нужной и правильной, но давайте оставим подобные действия на потом. Вначале все силы бросим на иностранцев. Что касается родственников покойного цирюльника, то они, конечно, грешны, но сами и мухи не обидят. Считаю подобную версию несостоятельной, – ответил Тулин.

Он не стал докладывать о том, что у него имеются особые подозрения насчёт кучера из деревни Кожухово и его связях с убийцами. Во-первых, вначале решил убедиться сам в причастности Макария Африкантовича в произошедших преступлениях, а во-вторых, не доверял Муравьёву полностью.

– Напрасно, напрасно! Может, сами не убивали, зато наняли исполнителя, – строго заявил полковник.

Евграф Михайлович промолчал, сделав паузу. Он почувствовал, что заинтересованность Муравьёва показная, а в душе полковник имеет своё мнение, совершено отличное от мыслей Тулина.

– Каким образом вам станет известно, прошла встреча иностранцев в босяцком трактире с вором Иваном Тузи или нет? – уточнил Константин Кузьмич.

– Имею там личного агента под прикрытием, – ответил Евграф Михайлович.

Полковник задумался. Тулин надеялся, что столь значимая информация заинтересует Муравьёва, но был обманут в своих ожиданиях. Исполняющий должность начальника Московского уголовного сыска вновь снисходительно улыбнулся и назидательно ответил:

– Да, бурная фантазия! Значит, мошенник Сидоров в городе и, зная, что ему светит каторга, спокойно разгуливает по улицам второй столицы России. В том месте, где сосредоточен огромный ресурс законного надзора за гражданами империи, газетных репортёров, постоянно ищущих сенсаций и тем самым помогающим полиции. Скажите ещё, что сам господин Шпейер Павел Карлович в Москву прибыл. Да не просто так, а за своим тайником с ценностями. Об этих богатствах, спрятанных в надёжном месте, в своё время только ленивый не говорил. Тогда уж идите далее, предположите о том, что итальянка, графиня Катарина де Ассаб, на самом деле Екатерина Башкирова, любовница и личный киллер Шпейера. Благодаря вашим настойчивым изысканиям я тоже уже заочно знаком с тремя итальянцами. Да будет вам известно, милостивый государь, я навёл справки в отделе департамента полиции, занимающегося иностранцами, об этих господах. Мне было официально отвечено, что целью прибытия в Москву является строительство новой гостиницы с апартаментами на итальянский манер. Граф Паоло де Ассаб и его брат – очень богатые архитекторы и имеют рекомендательные письма от самого Пио Пьячентини, очень известного итальянского маэстро архитектуры. Они намереваются вложить в наш город большие суммы денег, и на следующей неделе у них запланированы встречи по сему вопросу с городским головой Николаем Александровичем Алексеевым и генерал-губернатором. Вот от этого они и гуляют по городу, площадку для строительства присматривают. То вы нелегальными лабораториями интересуетесь, то криминальных лидеров в Москве разыскиваете, следуете сообщениям каких-то неизвестных агентов, сходных с торговками семечками и сплетницами на рынках. В это время вам дела нет до реальных проблем, никакого служебного интереса до почётных жителей Москвы, господ Немирова и Голицына. Возмутительно, непростительно и преступно!

Тулин попытался возразить, но тут же раздался визгливый крик:

– Вы своевольничаете! Я отстраняю вас от дела по поиску похищенных ценностей. Нет, отстраняю от всех дел и требую покинуть сыскную часть немедля. Завтра же будет написан рапорт о вашем увольнении со службы и направлен начальнику полицейского департамента Москвы. Думаю, что не без личной корысти дело о краже драгоценностей пущено на тормоза. Никто не имеет права иметь личных агентов, не оформляя их через делопроизводство уголовного сыска. Никто не имеет права не исполнять мои распоряжения и пренебрегать инструкциями. Я бы хотел…

Однако продолжения грозной речи полковника Муравьёва Евграф Михайлович не пожелал слушать. Он, резко развернувшись, вышел из кабинета коллежского советника. Действительно, полковник имел своё собственное мнение, совершенно отличное от мыслей Евграфа Михайловича.

Когда сыщик уже покидал здание сыскной части, встретил в коридоре старшего надзирателя Фёдора Губова, вышедшего из кабинета полковника Муравьёва. Лицо этого полицейского, всегда источавшее человеческий яд, в этот раз отличалось особой наглостью и хитростью. Можно было понять, что в кабинете исполняющего должность начальника уголовного сыска Москвы речь шла именно о Евграфе Михайловиче и совершенно не лестным образом. Тулин с помощью трости молча отодвинул со своего пути младшего чина к стене и прошёл. Хотя он никогда не поступал подобным образом и не требовал чинопочитания, как дворянин и чиновник по особым поручениям, но в этот раз позволил подобную грубость. Евграф Михайлович презирал подобных людей, независимо от сословного рождения и званий. По пути домой он заехал в полицейский департамент и передал дежурному чиновнику именной запечатанный конверт. Там лежала докладная записка куратору Московского уголовного сыска. В своём служебном письме Евграф Михайлович указал все обстоятельства дел по произошедшим убийствам, за исключением своих взаимоотношений с полковником Муравьёвым. В этом докладе ничего предосудительного не имелось, по внутренним правилам полиции, сыщик еженедельно был обязан сообщать в вышестоящий орган управления о произведённых действиях по установленной форме.

Глава 5 Славянский базар на Никольской

Из письма писатѣля Ивана Сѣргеявича Тургенѣва крiтику, исторiку, обществѣнному дѣятѣлю и члѣну Импѣраторской Акадѣмiи наукъ Владимиру Владимировичу Стасову:

«…Рѣпина картину я видѣлъ и съ истиннымъ соболѣзнованiямъ прiзналъ въ этомъ холодномъ винѣгрѣтѣ живыхъ и мѣртвыхъ – натянутую чушь, которыя могла родиться только въ головѣ какаго-нiбудь Хлѣстакова-Пороховщикова съ аго „Славянскимъ базаром“. И это мнѣнiя моё раздѣляетъ самъ авторъ, который просидѣлъ у мѣня часа два и съ сѣрдѣчнымъ сокрушенiямъ говорiлъ о навязанной ему тѣмѣ и дажѣ сожалѣлъ, что я ходилъ смотрѣть аго произвѣдѣнiя, въ которомъ всё-таки видѣнъ замѣчатѣльный талантъ, но который въ эту минуту прѣтѣрпѣваетъ заслужѣнное фiаско. Дай богъ, чтобъ другiя аго тѣмъ не были такiя мѣртворождѣнные, какъ эта…»

После отстранения от исполнения обязанностей Евграф Михайлович впервые за долгие месяцы позволил себе отдохнуть до полудня. Затем направился на дружескую встречу, сменив свой обычно строгий консервативный наряд на свободный.

Стрелки сошлись на четырнадцати часах, когда он вышел из экипажа на Неглинной улице, решив до пункта назначения пройтись пешком. Целью сыщика являлся известный в московском обществе гурманов и сибаритов ресторан «Славянский базар», располагавшийся на Никольской улице. До него было не более версты.

Неглинная улица встретила Евграфа Михайловича нескончаемым назойливым шумом и суетой деловых горожан Первопрестольной. Сновали люди, мелькали коляски, кричали мальчишки, предлагая бульварные газеты со сплетнями и рекламой. У театральных будок, тщательно вчитываясь в афиши, стояли любители спектаклей, концертов и всяких представлений. В тёмных, грязных и сырых переулках изредка маячили весьма редкие настороженные нелегальные торговцы всякой запрещённой дрянью для уничтожения мозгов типа кокаина, опиума и морфия. Много людей травилось, в том числе до смерти, однако желающие в приёме всё равно не переводились. Некоторые, совсем падшие, смешивали адские порошки с разным алкоголем, стараясь добиться эффекта потери разума хотя бы на некоторое время. Иногда встречались ушлые уличные воры, замаскированные под обычных зевак, а при них малолетние карманники. Изредка попадались девицы лёгкого поведения, скромно стоящие в подворотнях. Дамы, конечно, не желали вызывать лишних пересудов и внимания в дневное время, но тем не менее кивали и аккуратно махали ручками в красных перчатках Евграфу Михайловичу, предлагая услуги. Подобные вольности могли дорого для них стоить в прямом и переносном смысле. Торговля телом в общественных местах, да ещё днём каралась большими штрафами и принудительными работами. Счастливое время проституток наступало по темноте. Однако винить продажных женщин в дерзости было неверно, так как в молодом спортивного вида господине невозможно было определить чиновника Московского уголовного сыска. Да и его внешний вид совершенно не соответствовал официальной должности, поэтому не внушал ни малейших опасений всяким личностям, испытывающим истинное пренебрежение к законам Российской империи.

В такой праздничный для сыщика день встречи со старым другом Тулин выглядел импозантно и модно. Торс сыщика выгодно подчёркивала короткая спортивная тёмная куртка с пуговицами, широким поясом и большими карманами по бокам. С верхней одеждой гармонировали по цвету свободные брюки длиной ниже колен, заправленные в тёмные чулки. Заканчивали модный современный наряд высокие британские башмаки на шнуровке. На голове аккуратно сидело кепи, немного, по-уличному, наклонённое вперёд. Обычно подобную одежду носили мужчины, продвинутые в спорте, для посещения ресторанов в дневное время, утренников в театре, ипподромов, цирков, спортивных прогулок или поездок на велосипеде. В руках сыщика заметно выделялась всё та же любимая кованая трость с набалдашником в виде ящера, сидящего на камне и сверкающего огромными злобными глазами. Эта трость имела достойный вес и необсуждаемую крепость шафта, чем вызывала уважение публики, хотя и была, в отличие от костюма, вне современной моды.

Все многочисленные падения нравов определялись намётанным взглядом полицейского и были для Евграфа Михайловича обыденными, привычными, не вызывали никаких особых эмоций. Подобные мелочи, конечно, нарушали общественный порядок, но никак не могли изменить существующие устои государства. Ему сегодня совершенно не хотелось заниматься рутинной полицейской службой. Тем более он был отстранён от исполнения обязанностей. Конечно же, Евграф Михайлович совершенно не собирался оставить дело об убийствах, несмотря на истерику полковника Муравьёва. Согласно положению о сыскной части, чиновника по особым поручениям мог освободить от должности только сам обер-полицмейстер Москвы. Тулин просто взял немного времени для отдыха, анализа поведения Муравьёва и определения собственных планов на будущее.

Сыщик медленно двигался, молча рассматривая витрины книжных магазинов и деловых контор, которыми изобиловала эта часть Москвы, предаваясь размышлениям о прошлом. Евграф Михайлович вспоминал разные криминальные истории, произошедшие с ним несколько лет назад в Тульской губернии, где он пребывал на тот момент по долгу службы. Однако думал не столько об удачных прошлых расследованиях, сколько о любовном романе, приключившемся с ним в те годы. Тогда он безудержно влюбился в графиню Ольгу Владимировну Бобринскую-Брежнёву. Очаровательную девушку, умную и образованную, ответившую ему взаимностью. Несмотря на разницу в общественном положении, они сошлись душой и были готовы соединить не только свои сердца, но и жизни. Бобринские являлись древним графским родом России и, конечно, были не чета обычному русскому дворянину Тулину. Несмотря на это, всё шло к свадьбе. Однако судьба распорядилась по-другому: из-за своей вечной занятости на службе он потерял избранницу, но чувства к девушке остались. Уже более двух лет он не видел графиню. Сейчас сыщик следовал в ресторан на встречу с братом Ольги Владимировны, Петром, своим давним приятелем.

Перед самым входом в ресторацию Тулина ждал Кротов. По поручению старшего начальника он отработал в архивах полицейского управления личность Михаила Ивановича Мордвихина, что постоянно возил итальянцев в своём экипаже. Также помощник встретился с филёром, которому было поручено провести слежку за кучером из деревни Кожухово. Заранее зная об обеде в ресторане, Тулин назначил встречу с подчинённым у парадного входа в «Славянский базар».

Кротов степенно и довольно выхаживал, красуясь строгим чёрным костюмом в полоску и котелком из фетра, внимательно осматривая проходящий люд. Тулин знал Кротова уже много лет, не раз бывали они вместе в разных опасных переделках, поэтому он мог прекрасно сделать вывод о его душевном состоянии.

Судя по лицу старшего надзирателя, тот прибыл не с пустыми руками.

– Здравствуйте, Егор Егорович. Как там дела у нас, в сыскной части? Успокоился ли полковник Муравьёв? Или по-прежнему туча тучей? – лукаво уточнил Тулин, пожав руку старому товарищу.

– Ох, не вспоминайте, ваше высокоблагородие. Строжится до свирепости. Затребовал из архива дело «О клубе червонных валетов» и все ваши записи по расследованию убийств, в том числе по болотному трупу. Весьма интересуется иностранцами. Поставил задачу филёрам негласного надзора взять их под тотальную слежку. Своего доверенного человека, надзирателя Фёдора Губова отправил в полицейский департамент и железнодорожную полицию. Вроде как ещё раз поглубже проверить, кто такие итальянцы и зачем в Москву приехали. Хочет запрос в министерство иностранных дел направить по графу де Ассаб и его родственникам. На железнодорожном вокзале поставил задачу тому же Фёдору Губову ещё раз опросить городовых по факту смерти цирюльника Квадратова. Чего-то ищет! Прямо носом роет! Видимо, взволновал его ваш доклад. Я сегодня еле-еле причину придумал, чтобы из сыскного по нашим делам отлучиться, – ответил Кротов, усмехнувшись.

– Странно и неожиданно. Не прошло и суток, как полковник упрекал меня в нерасторопности и ошибочных рассуждениях по делу об убийствах, а сегодня перепроверяет наши с тобой предположения и занимается выяснением личностей итальянцев. Что же такое на него нашло? – удивлённо уточнил Евграф Михайлович.

– Да уж, не просто, действительно странно. Может, решил ваши лавры к своему мундиру прицепить. На чужом горбу в рай въехать. Только не верю, что справится. Как в народе говорят: «У хитрого начала всё одно конец скандальный», – ответил Кротов.

– Нет, Егор Егорович, здесь дело серьёзнее, чем зависть. Чего-то мы не понимаем! А откуда вы знаете, что он Губову именно такие задачи поставил? Может, специально в заблуждение вводит, с какой-то тайной целью? – задумчиво уточнил сыщик.

Кротов снял котелок, платочком вытер испарину со лба, немного подумал, вспоминая, как ему стало известно о данном разговоре.

– Да шут его знает. Сам Губов ходил по сыскной части и трепал об этом. Может, и хитрил, а может, нет. Он же хоть и пытается из себя мудреца строить, да по разуму дурак дураком. Тяжело в его словах злой умысел искать. Это когда он на рынке торговцев обирает или с московской шпаной личные шкурные дела перетирает, то молчит как рыба. А если государственное поручение имеет, то только ленивая московская ворона об этом не знает. Кстати, Муравьёв ещё интересовался делами по незаконной торговле аптекарскими веществами, растворами и прочими средствами, – ответил надзиратель.

– Смотрите, Егор Егорович! Выбирайте себе товарищей внимательно: глупость и мудрость с такой же лёгкостью схватываются, как и заразные болезни. Так сказал Уильям Шекспир, – проговорил Евграф Михайлович.

– Кто? – непонимающе уточнил надзиратель.

– Был один такой великий человек. Он ещё говорил: «Гремит лишь то, что пусто изнутри». Жизнь покажет, в чём истина поступков Муравьёва и Губова. А вот последний рассказ весьма интересен. Как вы думаете, а не может ли Муравьёв прикрывать в Москве незаконную торговлю сильнодействующими веществами? – тихо и задумчиво уточнил сыщик, задавая вопрос больше себе самому, чем надзирателю.

– Кто? Муравьёв? Вот дела! Да как же так? Он же полицейский начальник! Быть такого не может! – только и произнёс Кротов.

– Ладно, об этом хватит. Докладывайте по кучерам. Судя по глазам, чего-то накопали и удивить желаете, – заявил сыщик, понимая, что такое предположение весьма смело и неожиданно.

Кротов хитровато улыбнулся и начал своё повествование:

– Так и есть, ваше высокоблагородие. Поработал я в архиве, проверил записи в полицейском департаменте по извозчику Мордвихину. Оказалось, что тот в 1871 году являлся кучером по найму у покойного адвоката банды Шпейера, некоего господина Славышенского, и проходил свидетелем в деле о его смерти. Вы должны помнить, в свою бытность адвоката пристрелила Екатерина Башкирова. Но не это самое главное. Важно то, что был кучер заподозрен в оказании помощи некой Никифоровой, в свою бытность горничной Екатерины Башкировой. Якобы служанка желала вместе с ним вывезти труп адвоката и захоронить где-то в болотах на окраине Москвы. Когда Екатерину Башкирову посадили, с него подозрения были сняты. Та всё взяла на себя и выгородила Никифорову и Мордвихина.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Секретный архив Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, ГА РФ Ф.109 Оп.3. Секретный архив Д.2886 Л. 1 – 2 об.

2

Авантюрист, мошенник и творческий, весьма талантливый человек. После неудачной военной карьеры, не имея средств к достойному существованию, с 1867 года князь Всеволод Алексеевич Долгоруков принимал участие в денежных аферах. В 1870 году был приговорён к лишению особенных прав и преимуществ и заключён в тюрьму на полтора месяца. После освобождения был приписан к мещанскому обществу города Ефремова Тульской губернии. Далее был вновь привлечён к суду по делу «Клуба червонных валетов». Живя в Москве, бывший князь выдавал себя за племянника московского генерал-губернатора Долгорукова и очень богатого человека. Он заключал займы, выдавал липовые векселя, выманивал под видом покупки в кредит разное движимое имущество и ценности. В 1877 году был приговорён к ссылке в Томскую губернию. В тех местах сделал блестящую карьеру, став писателем, поэтом, журналистом, издателем и благотворителем. В 1880-х годах сочетался счастливым браком с сестрой томского полицмейстера, с одной из первых женщин – частных поверенных в России.

3

Коллежский асессор – гражданский чин в Российской империи, соответствовавший армейскому чину майора. К данным лицам применялось обращение «Ваше высокоблагородие». Обладатели обычно служили в должности регистратора, секретаря или советника. Знаком различия служили две звезды на двух просветных петлицах.