Краля без масти. Часть II. Червонный след

На холёном, властном и несколько высокомерном лице Коломенского отразилось удивление. Отложив раскрытую книгу на стол, Коломенский вопросительно посмотрел на визитёра. Тулину показалось, что даже небольшие щегольские усики, загнутые кверху, изумились появлению нежданного гостя.

– Кто вы? Зачем пожаловали? Потрудитесь объясниться, коль врываетесь без договорённостей! – строго уточнил Коломенский, пренебрежительно взглянув на Евграфа Михайловича.

– К вам, Феоктист Кузьмич, по служебному вопросу. Не обессудьте, прибыл без предварительного согласия. Занимаюсь весьма серьёзным расследованием. Меня зовут Евграф Михайлович Тулин. Являюсь чиновником по особым поручениям сыскной части. Надеюсь, примете, – с некой иронией ответил сыщик на столь строгие вопросы.

Выражение лица Феоктиста Кузьмича тут же изменилось с пренебрежительно-высокомерного на доброжелательное и максимально внимательное к посетителю. Он тут же встал и, широко улыбнувшись, заявил:

– О! Очень интересно. Проходите, располагайтесь. Для коллег у меня всегда имеется время. Знаете, сам когда-то мечтал служить в полиции, ловить негодяев и преступников, нарушающих жизнь благородного общества. Достойнейшая стезя героев! Но не всё под силу грёзам юности. Мы все мечтаем о талантах и победах, но не у каждого получается. Может, вам известен такой поэт – Константин Николаевич Батюшков. В прошлом, ещё до Пушкина, был весьма знаменит. Судьба весьма трагична, в зрелом возрасте заболел сумасшествием, а в конце жизни скончался от тифа. Кстати Александр Сергеевич навешал его в дни болезней. Ныне забыт совершенно незаслуженно. Так вот он писал:

«Меня преследует судьба,

Как будто я талант имею!

Она, известно вам, слепа;

Но я в глаза ей молвить смею:

«Оставь меня, я не поэт,

Я не учёный, не профессор;

Меня в календаре в числе счастливцев нет,

Я… отставной асессор!»»3

Так и я, вместо уголовного сыска, вместо погонь, риска и достойных целей всего лишь влачу существование в тюремном учреждении, подсчитывая и записывая, сколько слёз пролили несчастные сидельцы в тюрьмах и на каторгах, сколько съели государственных хлебов. Ладно, шутка. Чем могу, тем, как говорится, помогу. Однако вначале чай. Познакомимся, побеседуем. Расскажите, что у нас нового в уголовном сыске и когда мы победим преступность?

Феоктист Кузьмич вышел в коридор и тут же приказал дежурному принести два стакана горячего чаю, что незамедлительно было исполнено. Евграф Михайлович, не отказавшись от угощения, с большим удовольствием приступил к знакомству, совсем по-домашнему, с печеньем.

Тулин и Коломенский были примерно одного возраста и одинакового служебного положения. Как оказалось в ходе беседы, имели много общего: любили спорт, следили за новостями прессы и разбирались в оружии, лошадях и театрах. Подобное единство взглядов и интересов тут же сблизило господ чиновников. Насытив тягу надворного советника к разного рода криминальным новостям, лично познакомившись и найдя товарищеское взаимопонимание, Тулин вернулся к сути своего прибытия в тюремное управление:

– Приятно с вами общаться, но время неумолимо следует вперёд. Я к вам по сугубо служебному вопросу. Хотелось бы получить пояснения по одному важному обстоятельству, изложенному в официальном ответе за вашей подписью.

– Конечно, конечно. Напомните, пожалуйста, о чём идёт речь и что же не устраивает в том документе? Давайте по порядку, – немного огорчённо ответил Коломенский, откинувшись на спинку стула.

– Сущая малость. В моём производстве находится весьма странное и весьма кровавое дело, связанное с убийством нескольких горожан. Один из подозреваемых – некий бывший дворянин Витольд Людвигович Орский. Этот душегуб ранее, до каторги, обладал личным почерком преступлений. Своих жертв шилом убивал. За неполный месяц в Москве случилось несколько подобных случаев. По сообщению, подписанному вами на мой запрос, это чудовище сгинуло на каторге. Так-то туда ему и дорога, однако имеются некие сомнения в его подлинной смерти. Свежие преступления исполнены всё тем же острым предметом, похожим на шило. Лично прибыл уточнить, не закралась ли ошибка в ответе? Не сбежал ли этот господин каким-то образом из-под охраны? Может, кто-то слукавил в местах каторги или учёты перепутались? – уточнил сыщик.

Коломенский задумался, на его лице отразилась досада и некое огорчение от обозначенной ситуации. Сыщику показалось, что Феоктист Кузьмич переживает всем сердцем за столь неоднозначный поворот событий.

Наконец после раздумий Коломенский ответил:

– Евграф Михайлович, друг мой, бросьте эти мысли. Уйти с каторги, конечно, можно, а вот выжить после побега почти нет шанса. Пока беглец с тех мест до матушки Москвы доберётся, его пять раз изловят и пять раз дикие звери сожрут. Редкий случай, чтобы кто-то после побега больше месяца пожил. Тем более ответ, что я вам послал, основан на документах: имеется рапорт старшего конвойной команды. Даже не смейте сомневаться. Хотя наша служба и создана недавно, но ошибок быть не может. Ваши запросы моим распоряжением были переданы по телефону в Санкт-Петербург, в главное управление. Там их изучили и после исследования архивов направили к нам ответы тоже по телефону. После чего вы и получили от меня официальное уведомление. Сами же знаете, в Санкт-Петербурге и в Москве что ни день – так новость. Города большие, чудаков много. Стоит только «Московские ведомости» почитать, сразу понимаешь, как несовершенен человек и сколько в нём агрессии. Кто топором убивает, кто утюгом, кто торговой гирей. Некоторые умудряются ударом спицы в брюхо человека погубить. Посмотрите в бывшей полицейской больнице Фёдора Гааза. Там таких клиентов много. Хотя давайте ещё один запрос направим, только теперь уже не в Санкт-Петербург, а напрямую, в Иркутск. Прямиком в места содержания каторжных людишек.

– Долго ли это? – уточнил сыщик, и сам понимая, что подобная почта потребует более месяца времени.

– Около сорока дней. Всё одно – давайте. Так спокойнее будет и вам, и мне, а то чувствую себя немного без вины виноватым. Может, ещё чем-то помочь, а то, к сожалению, свободное время заканчивается. Дела не желают ждать. Надобно по поручению начальства выехать в Московскую городскую думу. Предлагаю нам ещё раз увидеться на скачках, в выходные дни на Ходынском ипподроме. Как раз в воскресенье именной заезд на приз князя Барыковского и кошт купца Ларионова. Посмотрите, там кипят нешуточные страсти и решаются судьбы. Многие сидят с заряженными револьверами, так как, бывает, всё имущество подчистую ставят на кон. Иногда ещё живых престарелых папенек с маменьками вместе с усадьбами проигрывают. Не желаете ли посетить совместно? – предложил Коломенский.

Тулин с запросом в Иркутск согласился, а от участия в скачках отказался, сославшись на занятость сыскными делами и серьёзность последнего расследования, касающегося нескольких убийств служащих музея. На холёном лице Коломенского появилось нескрываемое сожаление. Видимо, новое знакомство его радовало. Ещё некоторое время господа надворные советники живо обсуждали московские новости, затем распрощались, внешне довольные друг другом.

Далее путь Тулина следовал в городской тюремный замок. Сыщик прекрасно знал, что в губернском тюремном управлении учёта о содержании сидельцев, находившихся в Бутырской тюрьме в разные годы, не имеется за ненадобностью. Сидельцев регистрировали только в самом учреждении, занимающемся перевоспитанием отступников от законов империи. Евграф Михайлович желал узнать, сидели ли ранее господа Винагорский, Альт, Квадратов и Скороходов в московском тюремном замке или нет.

Под стук копыт и колёс по мостовым Москвы сыщик с удовольствием анализировал недавнюю встречу. Господин Коломенский показался ему человеком образованным, интеллектуалом, острым на язык и ценящим юмор. В том числе и весьма преданным своему делу. Новое знакомство и приятно проведённое время порадовало Евграфа Михайловича.

Далее путь сыщика лежал в Новую Дмитровскую слободу, именно там располагался московский губернский тюремный замок.

Глава 4 Бутырский тюремный замок

Из «Общей тюремной инструкции Российской империи». Изданiя 1885 годъ.

«Арестанты, состоящие подъ слѣдствіемъ или судомъ а также арестанты, подвергнутые предварительному задержанію и неисправные должники, какъ не изобличенные еще по суду въ какомъ-либо преступном дѣяніи, подвергаются въ мѣстахъ заключенія лишь таким стѣсненіямъ и ограниченіямъ, которыя вызываются наобходимостью предупредить уклоненіе их отъ ответственности или дознанія и поддержать необходимый въ мѣстѣ заключенія порядок. Назначеніе времени, когда арестанты должны ложиться спать, зависит отъ начальника мѣета заключенія. Верхнюю одежду перед сномъ арестанты снимают и аккуратно складывают или вѣшаютъ въ указанном мѣсгѣ, a обуві ставят на полу у ногъ. На сонъ арестантам дается не менѣе семи и не болѣе восьми часовъ въ сутки. Въ праздничные дни арестанты присутствуют при богослуженіи. Арестантам, не занятым работами, какъ въ праздничные, такъ и въ другіе дни, предоставляются, по усмотрѣнію начальника мѣста заключенія, занятія, отвлекающія ихъ отъ празднаго времяпровожденія и вредных разговоров между собою. Арестанты, не занятые наружными работами, выводятся ежедневно, один или два раза, за исключеніемъ случаевъ особенно ненастной погоды, на тюремный дворъ на прогулку на время не менѣе получаса, если только, по указанію врача или фельдшера, они не будут освобождены отъ прогулки по случаю болѣзни. Во время прогулки арестанты соблюдают тишину и порядок, а содержащимся въ одиночном заключеніи запрещаются всякіе разговоры. Прогуливающіеся арестанты ходят ровным шагом, содержаіщіеся въ общих камерах – въ расстояніи двух шаговъ, a содержаіщіеся въ одиночных камерах – пять шаговъ друг отъ друга. Содержащимся въ общих камерах дозволяется ходить рядами по нѣсколько человѣкъ. Въ часы прогулки арестанты могутъ быть обучаемы военному строю. Дряхлые, увѣчные и больные, лишенные возможности двигаться быстро, прогуливаются отдѣльно отъ остальных, причем имъ разрѣшается сидѣть…»

Наверное, трудно отыскать в Санкт-Петербурге, Москве и в любом другом крупном городе императорской России человека, кто бы не слышал грозного имени Бутырской тюрьмы. Горе и романтика, страдания и служение, гордость и падение, ненависть и прощение, грехи и добродетели – всё переплелось в этих древних стенах, так же, как перекрутились судьбы людей, прошедших через её казематы. С лёгкой руки императрицы Екатерины Второй в конце восемнадцатого века на территории Москвы был построен Губернский Бутырский тюремный замок, занявший более семи десятин земли вблизи деревни Бутырки. Здание, созданное в стиле архитектуры эпохи средневековья, близкой романтизму, представляло собой монументальный замок, обнесенный каменными стенами. По углам возвышались четыре круглые зубчатые башни, имевшие звучные названия: Северная, Часовая, Полицейская и Пугачевская. К основному зданию крестообразно примыкали четыре режимных корпуса, а между ними имелись переходы для удобства передвижения. В центре комплекса зданий и сооружений в честь праздника Покрова Пресвятой Богородицы была воздвигнута тюремная церковь со звонницей. На втором этаже храма присутствовали вместительные балконы, соединённые с коридорами тюремных корпусов. В дни праздников и царских именин на них позволялось присутствовать заключённым на богослужении. С 1868 года заведение исполняло функцию и пересыльной тюрьмы. При тюрьме в целях перевоспитания, обучения профессиям и заработка имелись сапожная, столярная, гончарная, переплётная и портняжная мастерские.

Именно в это заведение направился Евграф Михайлович в надежде получить ответы на многие свои вопросы. В Бутырской тюрьме сыщик был принят также весьма доброжелательно. В ходе беседы с начальником и изучения архивов выяснилось, что господин Квадратов в 1873 году действительно отбывал небольшой срок за неуплату долгов. В это же время там содержались весьма знаменательные в криминальном отношении люди. Можно сказать, гении преступного мира. Несмотря на режимные мероприятия и надзор за содержанием преступников, эти господа совершали совершенно удивительные вещи прямо в Бутырском тюремном замке. В 1873 году они изготовили прямо в камерах фальшивые финансовые билеты из настоящих путём увеличения номинала. К примеру, эквивалентом в десять и шестьдесят тысяч – из билета в сто рублей. Использовались банкноты трёх финансовых банков: Московского-Купеческого, Волжско-Камского и Промышленного. Обвинения в подделке финансовых банкнот были предъявлены бывшему коллежскому советнику Неофитову и лишённому дворянства некоему Андрею Михайловичу Сидорову. У этих господ в камерах было найдено много предметов, указывающих на преступный род занятий: пузырьки из-под хлора, а также других неизвестных веществ и кислот, разновидности клея и химические карандаши. Как известно любому просвещённому человеку, с виду данные карандаши ничем не отличаются от обычных. Однако в намоченном виде такие составы обладали уникальной способностью глубоко проникать в два и более слоя бумаги.

Получалось, что Квадратов мог быть знаком с фальшивомонетчиками, оказывая им услуги цирюльника, а значит, и способен узнать при случае прежних сокамерников.

Тулин о господине Сидорове услышал впервые, а вот профессора Неофитова знала вся Москва. Ещё до судебного дела «О Клубе червонных валетов», в «Московских ведомостях» писали, что в городе раскрыта шайка подделывателей билетов банков. Среди главных участников оказался профессор практической академии коммерческих наук, известный лектор всемирной истории Александр Тимофеевич Неофитов. К слову, племянник знаменитого писателя Фёдора Достоевского. В квартире лектора было найдено тринадцать поддельных свидетельств лотерейного займа и несколько сотен банкнот.

По свидетельству начальника тюрьмы, следы Сидорова потерялись, после того как он отсидел установленный срок. В московском обществе давно о нём забыли. А вот профессор Неофитов с тех пор всё ещё пребывал в московской тюрьме, отбывая срок. Отработав и эту версию по поиску преступников, отведав чаю и казённых пирожков, что пекли в тюремном замке, Евграф Михайлович направился в сыскную часть с чувством исполненного долга. Получалось, что цирюльник Квадратов действительно мог кого-то узнать в поезде из своих прежних приятелей по тюремным нарам. К примеру, известного карточного шулера, мошенника и авантюриста Андрея Михайловича Сидорова, находящегося в имперском розыске по делу «О Клубе червонных валетов».

Подобное имя, по показаниям проводника, Квадратов выкрикивал в пьяном угаре перед смертью и приглашал на бесплатную стрижку, обещая оказать услуги, как прежде. На ум почему-то вдруг пришла и колода, найденная в купе покойного Квадратова.

Та самая, в которой не доставало одной карты – червонного валета.

Подозрения Евграфа Михайловича относительно итальянцев, следовавших в поезде вместе с цирюльником, всё более усиливались. Сыщик ещё ранее, сразу после происшествия в поезде, установил тайную слежку за господами итальянцами. Со временем их поведение становилось всё более подозрительным и необъяснимым. Граф де Ассаб вместе с братом часто отлучались из апартаментов в город, переодевшись в неброскую одежду обычных обывателей, стараясь не вызывать к себе интереса. Более того, по свидетельству филёра, тайно сопровождавшего этих господ, в день убийства господина Скороходова они также были в тех местах. Агент выслеживал их от дома в Большом Кисельном переулке, где они снимали богатые апартаменты, до Сиротского института. Он своими глазами видел, как они вошли в то же здание, где произошло убийство смотрителя. После, успев нанять коммерческую коляску, последовал за ними далее и тайно сопроводил иностранцев до Малого Трёхсвятительского переулка. Там их экипаж долгое время стоял без дела, чего-то выжидая, а затем господа, скорее всего, направились в трактир «Весёлый Ваня». Были ли они там или прогуливались поблизости, агент не знал, возможности уточнить совершенно не имелось, дабы не раскрыть слежку. Трактир и местность вокруг него являлись сборищем воров, мошенников, карточных шулеров и прочих господ, находящихся не в ладах с законом. Там агента могли мигом раскусить, да и запросто посадить на нож. Данное заведение сыщику было прекрасно знакомо, трактир являлся вотчиной известного московского вора Ивана Тузи. Имелся там и тайный осведомитель, служащий половым. Однако для того, чтобы узнать, с кем в трактире встречались иностранцы, нужно было время: осведомитель связь с полицией держал только два раза в неделю, через жену. Боялся огласки и сильно опасался за свою жизнь. За такие дела, за доносительство на Ивана Тузи, могли запросто зарезать и скормить свиньям где-нибудь на окраине Москвы.

Возникал интерес и относительно личности кучера, некоего Михаила Ивановича Мордвихина, что постоянно возил иностранцев. Конечно, он мог быть просто проплачен на постоянный извоз, но имелись и другие примеры. Без транспорта преступления редко совершались, поэтому профессия извозчика всегда находилась под пристальным наблюдением полиции. На первый взгляд филёра номер и разрешение на извоз тот имел, однако требовалась более глубокая проверка.

Евграф Михайлович решил доложить свои подозрения относительно иностранцев, выводы об убийствах служащих музея и смерти Квадратова начальнику сыскной части и усилить наблюдение за итальянцами. На входе в здание московского сыска Тулин встретил старшего надзирателя Кротова. Создавалось впечатление, что Егор Егорович специально поджидает Евграфа Михайловича. Увидев сыщика, тот сделал особый жест, обозначающий необходимость секретного разговора. Тулин, подчиняясь надзирателю, остановился и отошёл в сторону.

– Евграф Михайлович, прям беда у нас в сыскном, – заявил Кротов, грустно качая головой.

– Что такое? – уточнил сыщик.

– Поутру его высокоблагородие господин Муравьёв с запросом в тюремное управление и ответом оттуда ознакомился. Тем, где речь шла об каторжнике Витольде Орском. Дежурный надзиратель сказывал, что был очень и очень недоволен. Начал выспрашивать, где вы и что нового задумали? Когда ему было доложено, что убыли в губернское тюремное правление и Бутырскую тюрьму, был пуще прежнего раздосадован. Приказал, как только появитесь, немедля прибыть к нему. Вот такие у нас беды! Чую я, что сегодня буря будет. Ему наши дела как кость поперёк горла, будто бы мы ему жить мешаем, – заявил Кротов.

– Недовольство полковника Муравьёва любыми моими действиями уже неудивительно. Давно пытается выжить из сыскного, поэтому и ошибки ищет. Не будем об этом рассуждать. Лучше постарайтесь в ближайшее время узнать, с кем встречались иностранцы в трактире «Весёлый Ваня» и кто этих господ возит. Агенты сообщают, что кучер у них постоянный, некий Мордвихин. Надо бы тайно, не привлекая внимания, проверить, откуда родом и чем известен. Нет ли связей в криминальном обществе?

Кротов молча кивнул, поняв задачу, а Евграф, не входя к себе в кабинет, прямиком направился к полковнику Муравьёву. Коллежский советник, видимо, ждал его давно. На столе у него, как заметил Тулин, лежал ответ из тюремного правления. Не утруждая себя посторонними разговорами, Константин Кузьмич тут же перешёл к сути своих претензий.

– Милостивый государь, позвольте объясниться! Почему вы нарушаете мои прямые приказы? На каком основании, вопреки моим требованиям, отправили-таки запрос в управление тюрем? Я же ранее доводил до всех служащих сыскной части, что запросы в различные инстанции, в связи с назначением на должность, отныне подписываю только лично! – раздражённо закричал Муравьев, стукнув кулаком по столу.

– Так ведётся сыск, господин коллежский советник. А в сыске всякие решения хороши. Если, конечно, не нарушаются законы и действия, а в итоге приводят к задержанию убийц. Инструкции чинам полиции об обнаружении и исследовании преступлений мной не нарушены, – ответил Тулин, понимая, что любой ответ придётся не по нраву начальнику.

– Инструкции, может, и соблюдены, однако понимаете ли вы, что нарушили все принципы субординации? Ну да ладно, не это главное. Я, конечно, рад, что дело по ограблению усадьбы князя Голицына продвинулось. Однако оно далеко от завершения. Хотя мошенницу взяли, но вещи-то не найдены. Что касается налёта на ювелирный магазин Николая Васильевича Немирова, то результат совершенно отсутствует. Уже неоднократно мне выражалось неудовольствие из полицейского департамента, где у господина Немирова большие деловые и родственные связи. Представляете, каково мне постоянно убеждать Николая Васильевича в нашем искреннем желании найти преступников? Или вам всё равно?

Евграф Михайлович догадывался, что отсутствие результатов по этим двум кражам – только причина, а суть неудовольствия гораздо глубже. Муравьёв явно желал, по непонятной причине, освободиться от Тулина. Он не хотел его видеть на сыскной должности. Подавляя в себе ростки негодования, сыщик совершенно спокойно ответил:

– Я занимаюсь не только поиском драгоценностей, но и убийствами. За очень короткий срок в Москве погибло от рук душегубов шесть обывателей, седьмой умер по неясной причине в поезде. По всем предположениям, кроме цирюльника Квадратова, подобное сделали одни и те же лица. Это даёт мне повод думать, что все погибшие так или иначе связаны какой–то общей загадкой, неким секретом.

– И какой же тайной могут быть объединены дела? – раздражённо уточнил Муравьёв.

Тулин, собравшись с мыслями, ответил:

– Касаемо убийств, у меня несколько предположений, доложу лишь основное. Имею мнение, что в Москву пожаловали некие члены банды «червонных валетов», желающие вывезти за пределы империи свои ценности. Для этого они наняли группу убийц. Позвольте изложить строго по порядку.

Константин Кузьмич молча кивнул, и Евграф Михайлович продолжил:

– После посещения Бутырской тюрьмы мне стала известна особая информация. Покойный цирюльник Квадратов, сидя в заключении за коммерческие долги, познакомился с карточным шулером Андреем Михайловичем Сидоровым, входящим в банду «червонных валетов». Возможно, подружился, неоднократно оказывая ему услуги по стрижке и бритью. Поднятые мной архивы сыскной части показали, что убитые господа Винагорский, Альт и Скороходов в своё время тоже проходили по секретному циркуляру московского обер-полицмейстера как соучастники банды «червонных валетов». Однако эти господа за недоказанностью улик к суду не привлекались. Прошу заметить, все трое являлись в прошлом или настоящем служащими Московского публичного и Румянцевского музея, и их убивали последовательно. Вначале Винагорского, затем Альта и позже всех Скороходова. Считаю, что все трое погибли из-за своей осведомлённости о делах Шпейера, или у них искали некие ценности, ранее принадлежащие членам банды. Об этом и говорит особый тайник в стене, найденный в квартире Скороходова. К сожалению, на момент обнаружения он уже был пуст. Дворник Сиротского института рассказал о двух неизвестных, переодетых в мундиры почтового работника и служащего Московского публичного и Румянцевского музея, несущих предмет, по формату похожий на шкатулку или книгу. Что даёт возможность предполагать версию о хранении в апартаментах Скороходова неких ценностей.

– Полагаете, там знаменитые бриллианты Шпейера? – уточнил Муравьёв.

– Возможно. Многих ценностей так и не обнаружили после разгрома банды. Думаю, для устранения нежелательных свидетелей, за исключением Квадратова, были наняты жестокие убийцы. Скорее всего, бывшие каторжники. Или какой-то другой уголовный элемент, потерявший всякую душу и употребляющий кокаин, опий или морфий. О чём свидетельствовали обёртки от неких суррогатных составов, найденные на местах всех убийств. Такие запрещённые изделия в ходу на Хитровском рынке, среди всяких отморозков. Вот они и искали только им известные вещи у всех покойных, последовательно убивая одного за другим, пока не нашли, – ответил Евграф Михайлович.

– Весьма похоже на авантюрный роман. Вы обладаете хорошим воображением, подумайте, не пойти ли в сочинители. Сможете писать приключенческие книги. Позвольте объясниться поподробнее. На чём основывается предположение, что именно члены банды «червонных валетов» появились в Москве, и кто же, по-вашему, убил цирюльника? – снисходительно улыбнувшись, уточнил Константин Кузьмич.

Евграф Михайлович принялся далее излагать свои мысли:

– Исходя из ранее сказанного считаю, что Квадратова отравил находящийся в имперском розыске карточный шулер Андрей Михайлович Сидоров, следующий с ним в одном поезде. Именно его имя, по показаниям проводника, выкрикивал перед смертью пьяный цирюльник. У меня имеются предположения, что один из неких итальянцев, прибывших в Москву, и есть Сидоров. Остальные так или иначе связаны с этими преступлениями. В целях ускорения расследования, с вашего позволения, намерен все дела об убийствах свести в единое делопроизводство. Просил бы помощи, так как необходимо добиться разрешения на допрос иностранцев, поселившихся в Большом Кисельном переулке. По наблюдениям агентов, эти господа очень часто отлучаются из апартаментов в одежде обычных городских мещан, дабы не привлекать к себе внимание. Их видели в день убийства смотрителя Скороходова возле Сиротского института и трактира «Весёлый Ваня», принадлежащего московскому положенцу Ивану Тузи. Вскоре я буду знать, с кем они там встречались. Все предположения указывают на криминальную деятельность, и это даёт мне право подозревать в них бывших членов банды «червонных валетов», тайно прибывших в Москву. Думаю, что в самое ближайшее время найду тех людей, которые смогут опознать в одном из итальянцев шулера Сидорова. Фотографии данной личности практически отсутствуют. Во времена его криминальных похождений снимки были весьма редки.