Краля без масти. Часть II. Червонный след

Такъ однаждъ, прi участiи подѣльнiковъ, успѣлъ убѣдить въ своемъ богатствѣ отставнаго поручика Попова, который продалъ ему подъ вѣксѣля лошадѣй на четырѣ тысячи пятьсотъ рублѣй. Из числа этихъ лошадѣй пара была тотчасъ же продана Долгоруковымъ дѣйствитѣльному статскому совѣтнiку Стѣпанову, нынѣ умѣршему. Впослѣдствiи же Поповъ узналъ, что Долгоруковъ нiкакаго состоянiя не имѣятъ, плѣмяннiкомъ московскаго генѣрал-губѣрнатора не состоитъ и скрывается от долговъ. Расстроившись, поручикъ вѣксѣля, выданные ему Долгоруковымъ, какъ нiчаго не стоящiя, частью унiчтожилъ, а два из нiхъ, у нѣго сохранiвшихся, на сумму полторъ тысячи рублѣй каждый прѣдставилъ къ слѣдствiю. Около таго же врѣмѣнi Долгоруковъ познакомился съ дворянкой Анѣлѣю Яцѣвичъ, жѣной титулярнаго совѣтнiка Тоблѣра и посрѣдствомъ тѣхъ же обманныхъ срѣдствъ и удостовѣрѣнiй убѣдилъ ее дать ему взаймъ подъ вѣксѣля дѣнѣгъ трi тысячи рублѣй, послѣ чаго из этаго дома скрылся…»

Бросив конверт на пол, графиня поставила точку в общении с незваной гостьей и явно решила прекратить разговор. Она, скорее всего, выгнала бы Марию из апартаментов, дав ей подачку в виде пары рублей, но тут случилось маленькое событие, повлекшее большие последствия. Из конверта выпала игральная карта червонного валета, изображавшая по пояс, в зеркальном варианте, одного и того же усатого господина в красном цилиндре и смокинге того же цвета. На лацкане у нарисованного мужчины белела роза. Дама внимательно посмотрела на кусочек картона, в углах которого горели ярко-алые сердечки и перенесла взгляд на Марию, поняв необычность ситуации.

– Это что такое? Что за карта, дурёха? Видимо, какой-то намёк? Ох и шатоломная ты. Так, значит, ты не за деньгами припёрлась. А тогда зачем? – уточнила графиня, обращаясь к Марии.

– Служить вам желаю, от всего сердца, от самой глубины души. Примите к себе в работницы, чваниться не буду и про свой титул забуду, лишь бы у вас уму-разуму научиться. Все прихоти исполнять готова, только не гоните, – заявила девушка и упала на колени, для пущей убедительности пустив слезу.

Надо сказать, этим фокусом Мария владела в совершенстве. Ещё будучи весьма юной и проживая у бабушки, часто практиковала подобные театральные действия и довела навык до совершенства. Для этого ей нужно было представить похороны матери, унижения, испытанные в детстве и обиду на отца, отдавшего дочь на воспитание престарелой бабушке.

– Получается, что карта в конверте оказалась неспроста. А может, кто подослал и надоумил со мной в разговор вступить? – недоверчиво уточнила графиня, переглянувшись со служанкой Дарьей Дашковой.

– Нет, никто не учил. Сама здесь, по собственной воле. Про карту тоже сама придумала. Про вас и дом, где проживать изволите, под большим секретом давний приятель папеньки рассказал. Аж почти перед самой трагической смертью. Случайно увидел он вас на вокзале по прибытии в Москву. Затем отследил и адресок проживания разузнал.

– Да уж, загадочно! Интересно знать, кто же это? Кто таков – приятель твоего вымышленного папеньки, и что с ним случилось? – с глубоким сарказмом уточнила графиня.

– Долгое время другом отца был коллежский регистратор Герман Германович Альт. Он служил при Московском публичном и Румянцевском музее, насколько я разумею. Несколько дней назад по неизвестной причине погиб при пожаре. Квартира, где проживал сей господин, вся выгорела. Можете проверить, небось, и в газетах писали. Там и дочь его сгорела, бедняжка. Как и меня, девицу Машенькой звали. Я имела честь знать покойную. Хорошая девица, скромная и училась на высших женских курсах. Я частенько захаживала к ним в гости. Она была такая наивная, добрая и заботливая. Прямо сущий ангел, видимо, правду говорят, что Господь лучших на небо забирает, – с грустью ответила девушка, не поднимая глаз.

После чего достала платочек и вытерла слёзы. Мария отчаянно и бессовестно врала, запутывая любые правдивые факты вокруг себя. Она придерживалась давней мудрости, которая гласила: «Опасно держать скелет только в одном шкафу. Для большего спокойствия лучше разнести его по косточкам в разные места».

Девушка прекрасно понимала, что в данном случае правду найти очень трудно. Та тайна, обладательницей которой она стала благодаря запискам отца, позволяла ей с помощью шантажа добиться успеха. Графиня не могла отказать ей в приёме под страхом разоблачения. У неё было всего лишь два пути: приютить Марию или немедля убить. Существовал, конечно, и третий вариант: вначале приютить, а затем лишить жизни через некоторое время. Однако девушка была уверена, что графиня ничего ей не сделает. Слишком высокими являлись ставки, чтобы рисковать из-за Марии. Как указывал покойный отец в своих записках, эти люди в Москве появились совсем не зря. Скорее всего, имелся большой коммерческий интерес. В свою очередь, девушка желала втереться в доверие, а потом разобраться, что ей делать далее.

Графиня и Дашкова живо переглянулись, видимо, рассказ Марии их весьма заинтересовал.

– Конечно, проверю, все твои рассказы проверю, не сомневайся. Про пожар, что случился в доме купчихи Фроловой, я прочла в газетёнке «Голос Москвы». Там писали, что напрочь выгорели три комнаты на втором этаже. Всего было обнаружено четверо погибших жильцов, тела полностью обезображены огнём, а также найден убитый швейцар дома. Якобы девица сильно пострадала, обгорела бедняга полностью. Получается, это и была твоя товарка?

– Она самая. С господами Альтами брат главы семьи проживал, известный профессор медицины, химии и биологии Императорского Казанского университета. Жильцами они были тихими, можно сказать, скромными. Кто же на такой грех пошёл? Креста на извергах нет! Если, конечно, не от собственных ошибок погорели, – тихо заявила Мария и вновь вытерла искусственные слёзы.

– Говорят, в той квартире обнаружились остатки некой лаборатории. Неспроста же, может, кокаин варили? Ты об этом знаешь что-либо? – уточнила графиня.

– Да что вы такое говорите? Не могло подобного происходить. Господа были очень законопослушными, «Уложение об уголовных наказаниях» весьма чтили. Другие сомнения у меня имеются. Не раз видела того профессора, он всё с колбами выхаживал. Умный дюже был. Видимо, мировое открытие хотел совершить, к примеру, как анатом, господин Пирогов. Может, от его опытов и случился пожар, теперь никто уж не узнает. Если так, то угораздило же его Альта и дочку господина жизни лишить. Особливо её жалко – Марию, – всхлипнув, заявила девушка, закрыв лицо платочком.

– Что-то я не припоминаю, чтобы Всеволод Алексеевич Долгоруков с музейными общался, более того – дружил. У них и взять-то нечего. Одна пыль от книг да смутные мысли о вечности в голове. Хотя папенька твой – человек особый. Один чёрт может разобраться в его мыслях, может, ценности какие хотел выкрасть. От него всего можно ожидать, редкостный прохиндей, – с ехидством заявила графиня, не обращая внимания на скорбь Марии о якобы погибшей товарке.

– Я знавала покойного Альта, хотя он обо мне никакого представления не имел. Да и видела его совсем недавно. Жаль бедолагу, уж очень он женщин любил. Право, истинный ловелас был. Вот оно как бывает, сегодня жив, а завтра сгорел подчистую, – задумчиво заявила Дарья Ивановна.

– Что-то мы заговорились. Закружила ты нас, девка, эти пожаром. Давай к сути разговора вернёмся. Известно мне, что бывший князь Долгоруков2 сейчас в Сибири проживает, откуда же знаешь, чья ты дочь? Видимо, всё же врёшь, дурёха самоварная. Просто хитра не по годам и цыганскому гипнозу обучена. Зубы заговариваешь прямо на ходу, – жёстко уточнила графиня.

– Истинную правду говорю. Батюшка писал год назад о моём рождении. Он совершенно не отказывается от отцовства, и письмо про это я имею. Оно всего одно, посему я его вам через швейцара побоялась передавать. А если порвёте или в печь? Вот сейчас готова представить. Прочтите и прошу вас, верните, оно завсегда со мной. Личный талисман на удачу! – заявила девица, притворяясь глупышкой.

Из мятого и порядком затасканного конверта выглядывало затёртое письмо, создавая впечатление, как будто бы читали его содержимое не раз. Или хранили у самого сердца. Текст содержал романтичное описание любовной связи князя Долгорукова и некой тульской мещанки. Письмо явно намекало, что Мария Всеволодовна и являлась плодом той давней порочной и внесословной связи. Там же давались пространственные пояснения к собственным поступкам, которые и привели князя к каторге. Выражались горькие сожаления о бездарно прожитой жизни и высказывались отеческие назидания самой Маше.

Сочинение по просьбе Марии написал мошенник, занимающийся подделкой личных и служебных текстов на «Вшивой бирже». Так называлось одно бульварное кафе на Тверской. В нём подобных умельцев можно было найти в любое время суток. Мария заплатила за работу дорого. А примером для почерка явилась старая вексельная записка Долгорукова, чудом сохранившаяся в небольшом домашнем архиве Альта. Конверт и лист с выдуманными мыслями князя были этим мошенником умеючи состарены и поэтому выглядели очень и очень правдоподобно.

Графиня взяла конверт, открыла и внимательно прочла содержимое. После чего на некоторое время замолчала, подозрительно осматривая Марию, стоящую посреди комнаты. Было видно, что находится госпожа в мучительном раздумье.

– Смотри, Дарья, наш князь, оказывается, пока в ссылке проживал в Ефремове Тульской губернии, дочь от мещанки нагулял. Вот пройдоха! Хотя кое-что на подобную тему я слышала, не помню, где сплетничали. Или всё же ты врёшь? – ещё раз строго уточнила графиня и пронзительно взглянула на Марию.

– Я же вам главное доказательство представила. Куда ещё правдивее? Тут же почерк моего папеньки и его стиль изъяснений, – ответила девушка и ещё более потупила глаза, создавая вид покорный и зависимый.

– Допустим, это почерк князя, насколько я его помню. Но подобное ещё ни о чём не говорит. Получается, ты просто служанкой желаешь пристроиться, и всё на этом? – уточнила графиня.

– На вас хочу быть похожей. Такой же умной и удачливой. Приятель папеньки сказывал, что вы с моим отцом многие дела проворачивали. Не гоните, век преданной буду, Бога за вас молить стану! Я раньше в Туле проживала, как маменька умерла, то из дому уехала, не могу прозябать в провинции. Жизни в Тульской губернии нет. Для бедной девушки ни дохода, ни будущего не сыскать. В Москве нахожусь уже три месяца. Маленькие комнатёнки по случаю снимала на окраине за копейки. А потом у господ жила, что наняли меня учителем для своей дочурки. В Туле и с покойными Альтами познакомилась. Мы с погибшей у одних и тех же учителей образование получали, – с тяжкой грустью ответила девушка.

– Что за господа? Проверить желаю, рекомендации о тебе послушать, – уточнила графиня.

– Конечно, проверьте. У господ Стрельниковых последнее время служила. У них француженка домой соизволила отъехать на время, вот меня и нанимали. Чтобы, значит, дочка язык не успела подзабыть. Господин Стрельников старшим судебным следователем служит. Только вот, незадача, они отъехать соизволили. По-моему, в Пятигорск, на воды, – ответила Мария, делая наивное лицо.

Графиня, не сдерживая себя, поморщилась. Было совсем не ясно, от чего. То ли оттого, что наниматели уехали на отдых, то ли оттого, что Мария проживала у судебного следователя. И, переглянувшись с Дашковой, она задала новые вопросы.

– Проверим, время придёт. Учительствуешь? Неплохо! Конкретно чему же учишь наследных отпрысков? – уточнила графиня.

– Пока ничего особого, языки и письмо преподаю для детишек из обеспеченных семей. У Стрельниковых вот французский язык представляла. По случаю. Оплата почасовая, сдельная, – ответила Маша.

– Каким же языкам и манерам обучена? – уточнила графиня.

– Французским владею, немецкий понимаю. Танцам училась, поведению и всему такому. Я очень способная и, когда надо, усидчивая, – ответила девица, стараясь понравиться.

– Ладно! Дарья, ты девку пока накорми. Посели у себя и никуда не выпускай. Швейцару скажи, что действительно дальняя родственница. Дальше посмотрим! А мы с графом в город. Наверное, Михаил Иванович уже экипаж подал. В Камергерском переулке промышленник Савва Иванович Мамонтов открыл театр под названием Московская частная русская опера. Я там ещё ни разу не бывала. Сегодня нас пригласили с мужем. Когда вернёмся, тогда и обсудим твоё будущее, – заявила графиня, сверкнув чёрными глазами на Марию.

– Будет сделано, не впервой, – ответила Дашкова, как-то странно ухмыльнувшись.

Неожиданно появились двое представительных мужчин. Они вышли из одной и той же комнаты и молча, нисколько не стесняясь, принялись рассматривать девушку. По апартаментам потянуло запахом хорошего табака. Видимо, господа только что курили трубки или сигары.

Один был в возрасте, чуть больше сорока, с зачёсанными назад волосами и бородой, сильно тронутыми сединой. Высокий лоб, изрядно попорченный морщинами, строгие пронзительные глаза говорили о изрядном уме и проницательности господина. Мария поняла, что это сам граф Паоло де Ассаб.

Мария, с интересом осматривая мужчин, тут же подумала:

«Видимо, седой-то и есть главный лис! Наверное, в той стороне его кабинет. Потому как любому высокородному дворянину полагается отдельный от семьи апартамент. Для работы, курения, игры в карты с приятелями и личных мудрёных раздумий. Мужчины весьма любят такими глупостями заниматься. У них подобная испорченность от природы».

Второй человек был несколько выше графа, крупнее и моложе. Круглолицее, по-купечески хитроватое лицо наталкивало на мысль, что господин – непременно особый пройдоха и великий хитрец. Оба мужчины были в домашних халатах, надетых на белоснежные рубашки и брюки.

Граф подошёл к супруге, взял из её рук письмо незнакомки и тоже начал читать. Казалось, что он прекрасно слышал весь разговор, находясь в своей комнате, но не вмешивался до определённой поры.

– Катарина, этот почерк действительно похож на руку Всеволода Алексеевича. И стиль письма соответствует манере князя излагать свои мысли. Он всегда пишет так, как будто бы пьесу для театра сочиняет. Думаю, надо уступить желаниям юной особы. Предлагаю рассмотреть Марию Всеволодовну на роль твоей компаньонки, Дарье Ивановне в помощь в разных делах. Да и грех бросать дочь нашего дорогого друга, тем более она сама вас нашла. Куда же теперь ей деваться? Мир наполнен злыми людьми, примут и научат дурному. Видите, и господа Стрельниковы уехали на воды. Когда прибудут – неизвестно. Да и семья судебного следователя должна быть скучна для молодой девушки. Зачем ей разговоры про тюрьмы, каторги и судебные процессы, совсем завянет молодая душа. Пусть Дарья Ивановна приглядит, а дальше видно будет, – тихо заявил граф на прекрасном русском языке, явно делая упор на последних предложениях.

Вновь услышав русскую речь, Мария полностью и бесповоротно убедилась в правоте своего отца, Германа Германовича Альта. Может, графский титул у синьоров де Ассаб и был настоящим, только компания никакого отношения к настоящим итальянцам по происхождению совершенно не имела.

Тут в разговор вступил второй господин:

– Да уж, князь Всеволод Алексеевич забавником в светском обществе считался. Папенька-то ваш знатным мошенником в Москве прослыл. Помнится, все газеты злословили, когда он аферу с женскими шубками провернул. Слышали о таком?

Мария отрицательно закивала головой, делая удивлённые глаза.

Тогда рассказчик весело засмеялся и продолжил:

– Надо знать! О нём много историй ходит по Москве. Вот одна из них. Под предлогом скорой свадьбы и необходимости подготовки подарка будущей жене послал князь ничего не подозревающего приятеля в магазин меховой одежды. Тот, совершенно не зная, что его дружок такими ушлыми делами промышляет, отобрал от имени Всеволода Алексеевича две или три шубки в кредит, ещё что-то из дорогих вещей, всего на триста рублей, и просил прислать их тотчас же к князю Долгорукову. Хозяин магазина немедля отправил приказчика в дом князя, на Страстной бульвар. Всеволод Алексеевич принял прибывшего представителя магазина в богатой квартире и, даже не осматривая вещей, оставил их себе, счёт, не торгуясь, подписал, а деньги обещал прислать через пару дней. Когда через два дня, не дождавшись денег, прибыли вновь в съёмную квартиру Долгорукова, то оказалось, что ни шуб, ни князя там нет. Приятеля арестовали по факту мошенничества и посадили на месяц в Бутырскую тюрьму. Вот такая потеха!

– Это же совсем не достойно папеньки! – сконфуженно заявила Мария, стыдливо опустив глаза.

– Эх! Великий человек! Думаю, что Всеволод Алексеевич своего счастья ни в карты не проиграет, ни на дороге жизни не растеряет. Попомните моё слово, он и в ссылке свою удачу не пропустит. Так что вам, Мария, с папенькой повезло. Однако время поджимает. Поедем, милая. Дарья Ивановна сама с Марией Всеволодовной разберётся. Нам в оперу пора, – заявил граф, не обращая внимания на слова и стыдливое поведение Марии.

После чего импозантный мужчина, внимательно посмотрев в глаза своей супруги, добавил на итальянском. Его речь представляла собой парафраз из пьесы «Венецианский купец» Уильяма Шекспира, то есть изложение текста своими словами.

Речь графа переводилась следующим образом: «Мир – театр, где всякий свою роль играть обязан. Если хочешь быть только зрителем, то имей любимую сцену и актёров».

Мария скрыла от графини, что понимает и итальянский. В последний момент она подумала: если господа действительно из Италии прибыли, то будут между собой говорить на родном языке. И тогда можно понимать их, о чём они знать совершенно не будут. Вот теперь Мария торжествовала, мысленно переведя изречение. Лицо графини выразило некоторое сомнение, однако она, хоть и напряжённо, кивнула в знак согласия. Видя не лучшее настроение своей спутницы, граф опять добавил на итальянском. Эта была старинная пословица, и переводилась она следующим образом: «Хорошая птица всегда в доме сгодится. Как яиц не станет – время бульона настанет».

Графиня слегка улыбнулась и вновь кивнула головой в знак согласия. Девушка тут же поняла, что судьба решена, только в хорошую или плохую сторону, ей было совсем непонятно. Однако то, что не гнали взашей, как мошенницу или побирушку, уже обнадёживало. Рисованный господин в красном цилиндре, называемый червонным валетом, изменил ситуацию в пользу Марии. Только на долго или нет, она пока не знала.

Глава 3 Московское тюремное правление

Из «Сборніка узаконеній, циркулярных распоряжений и разъясненій по тюремно-арестантской и арестантско-пересыльной части, относящихся къ вѣдѣнию полиціи». Изданiя 1883 годъ.

«…По имѣющимся въ Главномъ Тюремномъ Управленіи за настоящій годъ свѣдѣніямъ, общее число побѣговъ изъ мѣстъ заключенія арестантовъ состовляетъ пятьсот восемьдесят восемь. Законъ о частыхъ осмотрахъ арестантовъ и тюремныхъ помѣщеній не только не исполняется, но совершенно забытъ; были даже случаи, что въ тюремныхъ учрежденіяхъ при арестантахъ имѣлись всякаго рода собственныя ихъ вещи, какъ-то: одежда, шубы, пуховики, чашки, чайники и даже запѣртыя на ключъ шкатулки и сундуки. Вслѣдствіе того же отсутствія простаго механическаго надзора бываютъ въ мѣстахъ заключенія случаи, что арестанты напиваются пьяны, наносятъ друг другу раны имѣющимися при нихъ ножами, иногда же доходитъ и до убійствъ. При этомъ нельзя не обратить вниманія на то, что всѣ эти неустройства происходятъ преимущественно въ губернскихъ тюремныхъ учрежденияхъ, въ которыхъ надзоръ, при всемъ своемъ несовершенствѣ, находится, все-таки, въ нѣсколько лучшемъ положеніи, нежели въ уѣздныхъ мѣстахъ заключенія. О всѣхъ подобныхъ прискорбныхъ случаяхъ губернскія начальства производятъ каждый разъ расслѣдованія, составляютъ, на законномъ основаніи, опредѣленія и увѣдомляютъ о нихъ Главное Тюремное Управленіе, но вслѣдъ за тѣмъ изъ той же губерніи получаются новыя сообщенія о новыхъ побѣгахъ, совершенныхъ при тѣхъ же условіяхъ, и начинаются новыя исслѣдованія и розыски, а сущность дѣла остается все въ томъ же положеніи…»

Долгое время в Российской империи не имелось единого органа управления губернскими, городскими и уездными тюрьмами, арестантскими ротами, смирительными домами, тюремными больницами, централами, каторгами и прочими местами лишения свободы. Военное ведомство, министерства государственных имуществ, юстиции и путей сообщения, управления губернаторов и уездных начальников так или иначе, каждый по-своему, руководили проживанием и перевоспитанием осуждённых преступников.

Всё изменилось в 1879 году, когда высочайшим указом было образовано Главное тюремное управление в составе Министерства внутренних дел Российской империи, имевшее в своём составе подобные структуры при губернаторах.

Путь Евграфа Михайловича как раз и лежал в Столешников переулок, где располагались канцелярии обер-полицмейстера и губернское тюремное управление Москвы. Он намеревался навестить помощника начальника губернского тюремного инспектора и уточнить ряд вопросов. Договорённости о встрече сыщик не имел, но надеялся на свой статус чиновника по особым поручениям при Московском уголовном сыске.

Войдя в здание канцелярии, Евграф Михайлович представил дежурному удостоверяющий документ и направился на поиски нужного кабинета. Он разыскивал табличку с указанием фамилии того самого господина, что направил ему ответ на недавний запрос относительно содержания каторжника Орского.

Следуя властными коридорами, сыщик случайно встретился с некоторыми знакомыми чиновниками и попутно, сам того не желая, собрал коридорные сплетни и новости ведомства. За свою службу в сыскной части Тулин в этом здании бывал неоднократно, однако знакомства с Коломенским не имел. Ранее его место занимал другой чиновник. Некоторые знающие люди в канцелярии, с которыми сыщику удалось переговорить относительно личности Коломенского, рассказали, что сей господин назначен совсем недавно и прибыл из Екатеринбурга.

Другие сведущие личности, напротив, утверждали, что тот приехал из Санкт-Петербурга, где занимал высокое положение в Главной тюремной инспекции. Но в одном прогнозе все чиновники были едины. Якобы в этой должности он пробудет совсем недолго и вскоре перейдёт в помощники городского обер-полицмейстера или даже станет его заместителем.

Когда взгляд Евграфа Михайловича упёрся в надпись «Надворный советник Коломенский Феоктист Кузьмич», сыщик вежливо постучался в дверь и, не ожидая ответа, вошёл. Тут же оказался в небольшом кабинете перед совершенно свободным от рабочих документов старым обшарпанным канцелярским столом. На его поверхности стоял стакан в серебряном подстаканнике, наполненный чаем, присутствовала дорогая коробка печенья «Товарищества паровой фабрики шоколада, конфет и чайных печений Эйнем» в Москве и свежий номер «Ведомости московской городской полиции».

В этой газете публиковались официальные документы, утверждённые к печати обер-полицмейстером Москвы, городскими властями, и другие казённые объявления. Также печатались справочные сведения, обозрения культурной жизни города и дневники происшествий.

Но особо выделялся на столе дорогой, совершено не по чину, малахитовый письменный прибор с чернильницей и перьевыми ручками.

Ровно напротив входа со стены строго и требовательно глядел на подданных портрет Государя-Императора в золочёной раме.

Под ним на стуле с высокой спинкой, набросив ногу на ногу, располагался стройный господин тридцати лет с короткой стрижкой, среднего роста, с округлым лицом, отмеченным правильными чертами и небольшими усиками. Он читал, держа перед собой раскрытую книгу.

Евграф Михайлович присмотрелся и прочёл автора и название. Это был роман «Похождения Рокамболя, или Драмы Парижа» популярного французского писателя Пьера Алексиса Жозефа Фердинанда, более известного как виконт Понсон дю Террайль. Обычно сей автор писал об мошенниках, преступниках и бродягах Парижа. Судя по фривольной позе присутствующего в кабинете мужчины, это и был сам Коломенский Феоктист Кузьмич. Увлечённость подобной литературой свидетельствовала об авантюрном складе ума молодого человека.

Тулин оценил и внешний вид господина Коломенского. На нём прекрасно сидела модная визитка тёмно-синего цвета. Так назывался недлинный однобортный сюртук с расходящимися впереди полами и закруглёнными фалдами, из тончайшего сукна – кастора. Брюки в полоску того же цвета дополняли современный гардероб. На ногах блестели дорогие лакированные туфли, выдавая истинного щёголя. Обычно так одевались молодые повесы, управляющие крупными банками, профессора, адвокаты, врачи, но не служащие тюремного управления.

Хозяин кабинета в модной одежде, письменный прибор и дорогой портрет императора явно не соответствовали стилю казённого, консервативного помещения. Напротив Коломенского, на двери шкафа, висел форменный мундир чиновника тюремного управления. Видимо, Феоктист Кузьмич намеревался отлучиться по личным делам, поэтому находился в гражданской одежде. Или, наоборот, недавно прибыл на служебное место и ещё не удосужился переодеться.