Тёмный лес

Глава 2. Ведьмин круг.

Смотри: я зажигаю красные свечи,

Ручьем проливается воск – и пусть.

Уху послышатся таинственные речи

И как свечной фитиль сгорит и грусть.

Смотри: разгораются свечи.

Все сильнее, все ярче, и вот -

Светлица полна запахами ночи,

Сухоцветов, тепла, медовых сот.

Смотри, как ярко! Ярко пляшет пламя!

Свеча прозрачна, как алмаз,

И незаметно проносится время

Когда я смотрю этот огненный пляс.

Смотри, как догорают мои свечи…

Опаленный, черный фитилек,

Устало роняет пепел, и вечер

Затихает. В ночи вспорхнул мотылек.

Ведьм в Симаре уважали. И всегда боялись.

Они были известны великой силой, непостижимой уму обычных людей. Однако очень мало кто знал, что по-настоящему стоит за этим величием. Боль. Огонь. И кровь. Никто из горожан обычно не лез в их магические дела, и поэтому никто и не знал всей подноготной. Людям нужен был результат, и они его всегда получали, а вот каким путем он был достигнут – никого не волновало.

Но все изменилось, когда к власти в городе пришел новый бургомистр. Он был свято убежден в том, что любое проявление колдовства и магии – это грех, и обязательно навредит городу. К большому сожалению, с ним был согласен и местный святой отец.

Ритуалы чаще были безвредными и порой даже скучными. Ведьмы жгли красные и черные свечи, ведь костров они не жгут – таковы правила. Сделать что-то несложное вроде лекарства (люди считали отвар, настоенный на травах – настоящей магией) не требовало от колдуний особых усилий, но бывали и случаи, когда дело требовало полной выкладки. Самым страшным было то, что порой самым опытным ведьмам приходилось обращаться за помощью к темным силам… За то ведьм и боялась – за связь с нечистой силой. Однако это было не совсем так: каждая ведьма знает, что за любое колдовство, даже малейшая, нужна плата. И чем серьезнее создаваемое колдовство – тем выше и оплата. Горожанам свойственно, а, быть может, и удобно, выдумывать сказки и облачать жизнь ведьм страшной, нелепой и пугающей тайной, понятной только им самим.

***

Снег в этот день выпал так же внезапно, как и растает уже завтра. По нетронутому снежному насту неторопливо прокладывала себе путь невысокая светлая фигура, оставляя за собой следы. На ее плечах лежал молочно-белый плащ, а на голову был наброшен капюшон. Она двигалась медленно, отчего была трудноразличима на фоне заснеженного города. А может, просто не хотела, чтобы ее кто-либо увидел.

– Мара! – Белую фигурку быстро нагнал высокий мужчина, одетый в черное и серый мех. Под горлом меховая накидка была перехвачена фибулой в виде замысловатого листочка. Он выглядел обеспокоено и приобнял невидимку, заглядывая ей в глаза. – Ты замерзла? Такая холодная!

Девушка подняла на него тяжелый взгляд малиновых глаз, горевших, точно два рубина, на фарфоровом лице. Она изящным движением убрала за ухо выбившуюся прядь русых волос.

– Есть в твоем мертвом сердце хоть капля сострадания, чтобы оставить меня в покое? Хотя бы. На день. – Она попыталась вывернуться из его рук, но он лишь крепче обнял ее. Лицо мужчины было холодным, с резкими чертами. Выразительный нос с небольшой горбинкой и густые брови добавляли его образу характера. Его взгляд светло-серых глаз врезался в нее, проникая сквозь нее могильным холодом. Сжав губы, она жестко проговорила: – Меня ждут в кругу.

– Неужто они вспомнили о твоем существовании и ждут тебя в гости? – Улыбнулся ей он. Но улыбка была ненастоящей. Фальшивкой, изобличить которую не составляло труда.

– Пожалуй. – Она, наконец, освободилась и торопливо зашагала прочь, тихо приговорив: – По крайней мере, сегодня.

Из города вела, круто поворачивая вверх, дорога, выложенная крупным камнем и обрамленная невысоким каменным парапетом, смешно создающим иллюзию защиты от падения, затем переходящая в каменный мост. Едва покинув тихую долину, погруженную в тишину в замершем воздухе, защищенную со всех сторон горным хребтом, девушка была готова ощутить сильнейшие порывы ветра, точно нырнув в ледяную воду – невозможно было вдохнуть или открыть глаза. Мятежный зимний дух мороза так и норовил сбить одинокого путника с ног, подхватить его в крепкие ветряные клешни и унести прочь, куда-то далеко-далеко, сбросить с моста в темную пропасть гор. Одной рукой придерживая капюшон у горла, а другой намертво вцепившись в каменный парапет, Мара медленно ступала вверх. Она знала, что здесь спешить нельзя, однажды случай научил ее этому. По обеим сторонам от моста, тянущиеся ровными рядами, росли исполинские ели, словно грозные молчаливые стражи, в своем мрачном молчании покачивая макушками где-то над облаками. Кто бы знал, насколько более сильным был бы ветер здесь, не будь этих разлапистых деревьев, хоть немного, но заслоняющих от ветра. Вдруг ее нога скользнула по ледяной корке, и сердце ведьмы ухнуло вниз. Она зажмурилась, вцепившись в каменные перила обеими руками, отпустив капюшон, который, точно парус, налился ветром и слетел с ее головы. Лишь ощутив, что она твердо и надежно стоит на земле, она продолжила путь, накинув капюшон на голову вновь. От напряжения ее ноги подгибались и дрожали, но она знала, что осталось недолго. Наконец, впереди забрезжил свет. Невысокое здание с круглым крыльцом, примостившееся перед большой часовней с башнями, глядевшее неимоверно теплым огнем на замерзшую путницу сквозь валивший хлопьями снег. В водовороте колючего снега и ветра этот свет сулил защиту и тепло, и, точно мотылек на пламя свечи, Мара поспешила к маяку. Она знала, что это в последний раз.

Едва девушка успела поднести руку к двери, как услышала из-за нее голоса. Она помедлила, прислушиваясь. Мара не имела привычки подслушивать, но сейчас она сумела расслышать собственное имя, и, как завороженная, невольно начала слушать.

– Михара выдающаяся ведьма, – говорил тихий женский голос, – но с ней иногда тяжело общаться. Она так серьезно ко всему относится… С тех пор, как произошла та трагедия, она стала сама не своя.

– Вокруг нее все должны ходить на цыпочках. – Отвечал другой голос. – И это так сильно напрягает временами.

Мара прикусила губу, но быстро взяла себя в руки и толкнула дверь. На улицу пролилась полоска теплого света. Голоса внутри затихли, обращенные вниманием на стоявшую в дверном проеме девушку.

– Мара! Наконец-то! – Из глубины помещения к ней вышла высокая статная девушка, чей голос звучал несколько минут назад. Ее спокойный взгляд и сдержанные манеры выдавали в ней немаловажную особу, внушая уважение. Она улыбалась и говорила непринужденно. – Мы уже начали беспокоиться.

Внутри помещение было светлым и просторным. В центре залы стоял большой круглый стол с расставленными на нем свечами и прозрачной вазой с пышными цветами. Волшебство? Возможно. Кто бы кроме ведьм был бы способен найти розовых пионов в самом цвету на пороге зимы? Прямо над столом горел канделябр с тысячей, казалось бы, крошечных свечей, по спирали уходивших ввысь. Эти же свечи горели и вдоль стен, наполняя дом теплым ярким светом, которого было достаточно, чтобы вершить дела. Стройные колонны поддерживали сводчатый потолок, переходивший чуть поодаль в глухую стену, которая, как можно было догадаться, принадлежала как раз той часовне, что была видна с улицы. В этой же стене виднелась высокая створчатая дверь с разноцветным витражом и скрытая в тени лестница.

Названная Марой скинула с головы капюшон, стряхнув на деревянный пол снег, оставивший под собой темные пятна на древесине. Ее светлые волосы переливались в свету тусклого зимнего дня серебром, а венец, скрытый доселе тканью, сверкнул холодной звездой.

– Я припозднилась, Лана. Прошу меня простить. – Лана указала пришелице на свободный стул у стола. Мара улыбнулась. Но все же она чувствовала какое-то напряжение, держа в голове услышанные случайно слова.

– Мара, как я рада! – К ней резво подскочила огненная девушка с солнечно-рыжими волосами до самых пят, сиявшими нитями текучей лавы и золота. Она была невысокого роста, а ее глаза были бездонны и черны, лишь в самой глубине этой темной бездны лился неземной бриллиантовый свет. Ведьм Золотого павильона отличала особая сдержанность и манерность, чего нельзя было сказать об этой девице, что была словно живой огонь: улыбчивая, яркая, веселая. Ее смех звучал громче других, как и все ее слова – зеркала мыслей.

– Здравствуй, Иллия. – Ведьма кротко, но не без теплоты обняла девушку. – И я очень рада.

– Мы как раз начинаем, поэтому ты очень вовремя! – Весело отозвалась Иллия, бесцеремонно потащив Мару за руку к свободному месту за столом.

– Что ж, – торжественно начала Лана, скрепив ладони перед собой, как после беззвучного хлопка, – теперь, когда все в сборе – можно начать собрание Круга.

– Если бы не Мара, мы начали бы давно.

Взгляды присутствующих обратились к синеволосой ведьме, сидевшей чуть поодаль и недовольно скрестившей руки на груди. Ее короткие волосы океанического синего цвета были растрепаны. Она сидела, скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула. Девушка выглядела раздраженной.

– Хильда, Михара не виновата в своем опоздании. – Строго, но не повышая голоса, заметила Лана. – Ей пришлось пережить страшный обряд накануне.

– А кто тогда виноват? – Огрызнулась синеволосая. – В том обряде ничего страшного не было. А, небось, она была с моим хозяином болот. Лобызались в подворотне, пока ее возлюбленный где-то в море…

– Хильда! – Взорвалась Лана, смиряя дерзкую ведьму взглядом. – Этот болотник – один из тех сущностей, у которых нет чувств и уж тем более сердца. Не смей переходить на личности. Мара одна из сильнейших ведьм в Круге, и тебе стоит проникнуться уважением к ней.

– Уважением к той, что льет слезы раньше времени вместо того, чтобы посмотреть в свой дурацкий шар?

Мара смотрела перед собой, сильно сжав зубы. Она привыкла к нападкам со стороны болотной ведьмы, и знала, почему. Ведь хозяин гнилой топи оказывал знаки внимания прорицательнице Михаре, а не болотной ведьме-травнице Хильде. Хоть ее слова задевали, Мара перестала воспринимать их уж слишком близко к сердцу. Комнату наполнил шепот возмущенных скандалом ведьм, как вдруг…

– Хильда. – Лана сильно хлопнула ладонью по столу. Все затихли. – Покинь павильон. Живо.

Прыснув, ведьма встала таким рывком, что опрокинула стул, который не удосужилась поднять. Проходя мимо Мары, она бросила на нее такой ненавидящий взгляд, что любая другая бы испепелилась от него на месте.

Комната погрузилась в тишину, пока Иллия не встала и не подняла опрокинутый стул.

– Да уж. – Протянула она, вернувшись на место.

– Мара, не обращай внимания на Хильду. Ты же знаешь ее. – Произнесла одна из присутствующих ведьм, на чьей голове был ободок, истекающий медом, по которому ползали полосатые пчелки. Ее улыбка лучилась теплом и летом. – За своего хозяина болота она готова убивать.

– Это точно. – С усмешкой отозвалась одна из ведьм за столом.

– Мара, не расстраивайся. – Вторила ей другая.

– Я в порядке. – Тихо ответила Мара. Хоть ее натянутая улыбка не смогла никого убедить, собравшиеся ведьмы, единогласно, не проронив ни слова, решили к этому инциденту больше не возвращаться.

В Круге каких только колдуний не было. Мара, или Михара, была прорицательницей, и была единственной, чей дар скрыт внутри, не выдавая никаких внешних признаков ее силы. Она была одной из самых молодых ведьм, однако далеко не начинающей: ей семь сотен лет, но она была юна, как и ее младшая сестра – Иллия, которая, как нетрудно было догадаться, была огненной ведьмой, способной с помощью силы обратить собственные волосы в потоки лавы. В детстве, лежа в колыбельке, Иля неосознанно дала силе свободу. В тот день ее семье едва удалось спасти дом от пожара, а судьба девочки была решена: ее сразу же отнесли на попечительство ведьмам в Павильон. Но не у всех ведьм силы начинают проявлять себя в детстве. Лана, старшая сестра Мары и Иллии, была главной ведьмой в круге, и имела способность обращаться белой совой, о чем говорили ее длинные белые волосы с черным рисунком, напоминавшим оперение полярной совы. Но об этом сама девушка не знала вплоть до своего совершеннолетия, когда волей несчастного случая не оступилась и не сорвалась с уступа горы. Видно, испуг и желание жить дали сильный толчок развитию ее дара, ибо она, сама, не понимая этого, расправила сильные крылья и взмыла в воздух в облике совы. В тот момент не страх, а радость захлестнула девушку, и первый полет глубоко врезался ей в память. Многие говорят, что сестры не похожи между собой от слова совсем, однако в какие-то мимолетные мгновения что-то общее проскальзывает в лице каждой.

Та самая медовая ведьма с пчелами – Окари – была летней ведьмой, и ее дар заключался в подчинении себе роя пчел. По какой-то неведомой причине пчелы считали ее своей королевой с самого ее детства. Так же в кругу были две ведьмы-близняшки: Лилия и Риса. Они обе были водяными ведьмами, что выдавали их необычные платья, пышные юбки которых были из живой воды, в которой можно было увидеть удивительные узоры из ряски, тины и даже живых рыб. Вода будто все время двигалась, переливаясь, но, как по волшебству, не стекала и не мочила ничего вокруг. А вот самой робкой и скромной ведьмой в Кругу была Ника. Ее крупные веснушки, рассыпанные по лицу, напоминали окрас олененка, а в кудрявых волосах затерялись тонкие ниточки ростков с листьями. Девушка обнаружила свой дар, гуляя по лесу в совсем юном возрасте, именно тогда она впервые заговорила с деревьями и волками, после чего стала негласной королевой леса, лесной ведьмой. Солнечная, добрая и ласковая, она никогда не бывала злой, стараясь помочь каждому, кому требовалась какая-то помощь. Чего нельзя было сказать о ее противоположности – Хильда. Эта Ведьма никогда не отличалась доброжелательностью к окружающим, всегда стараясь задеть, обидеть или как-то причинить вред. Она была очень умелой травницей и создавала великолепного качества отвары, мази и микстуры, казалось даже, безвозмездно и от души. Изредка в поведении девушки возникали просветы, когда она могла погладить собаку или улыбнуться, глядя на цветы под окном, но все изменилось, когда она заболела нездоровой любовью к хозяину болота. С тех пор она ревниво защищает его перед всеми, кто скверно о нем отзывался – а таких была львиная доля во всем Симаре, – она начинала злиться при любом упоминании болотника, считая, что говорить о нем может лишь она, как и думать, как и смотреть на него. Эта ненормальная маниакальная зависимость от него началась у девушки с тех пор, как ей случилось заблудиться в глухой чаще и забрести в болото, из которого было крайне тяжело выбраться самостоятельно. Болотник возник, откуда не возьмись: словно просто вырос перед ней и протянул ей руку. Он вывел ее из топи и исчез, больше никогда в жизни, не контактируя с Хильдой, будто забыв о ней вовсе. Но ведьма так не считала. Она была уверена, что он, как и она, изводит себя мыслями о ней, что спас он ее не напрасно, а из чувства горячей любви, однако тот поступок был понятен: он видел в ней «коллегу», важную шестеренку одного большого механизма, называемого трясиной и топью. Он знал, что без ведьмы следить за болотом ему будет тяжело, потому то и решил спасти наивную девушку, только чтобы потом использовать, как способ облегчения собственной жизни. А в последнее время сам хозяин болота стал оказывать неоднозначное внимание Маре, к которой Хильда загорелась неподдельной ненавистью. Синеволосую ведьму не тревожит, что хозяин заросшей топи любит позабавиться с симарскими девушками, однако Мара стала той единственной, кто не поддался на чары болотника, чем разожгла в нем азарт, вот и все. Вскоре он успокоится и найдет себе новую жертву. А потом снова, и снова… Так было всегда. И так всегда будет.

– Скоро придут холода. – Продолжила Лана, выдернув Михару из опутавших ее мыслей и размягчающего тепла. – А вместе с ними пробудится и тьма. Мы должны действовать быстро, как и всегда. Мы поможем горожанам Симара в очередной раз, поэтому нужно сделать все максимально хорошо. Окари, Лилия и Риса – вы должны как-то найти общий язык с Хильдой и собрать как можно больше трав и начать делать отвары. Боюсь, что эта зима будет суровой и принесет много смертей. – Лана задумчиво глянула в окно, хмурясь своим же мыслям. – Ника, твоя задача из года в год одна: найди в лесу вожака волчьей стаи и уговори их защитить наш город зимой еще раз. – Веснушчатая ведьма с готовностью кивнула. – Иллия – Лана улыбнулась, глядя, с каким задором улыбается молодая ведьмочка, прекрасно зная, что от нее требуется. – Бери свои сосуды из кладовки и наполняй их лавой до краев. Бутылей должно быть столько, чтобы людям хватило света и тепла до самой весны. – Огненная ведьма кивнула, просияв. Она любила это занятие больше всего на свете. Эти специальные бутыли делали для нее: это особое стекло не плавится и не пропускает лаву, обеспечивая людей теплом и светом и избавляя от нужды в дровах и постоянном поддержании огня зимой. Очень многие просто ставили бутыль с лавой в камин, заменив им огонь.

– Тогда я начну прямо сейчас! – И, счастливая, Иля убежала куда-то наверх по лестнице, вскоре вернувшись с огромной стеклянной банкой в руках. Она спустила пряди волос в горлышко бутылки и, закрыв глаза, пожелала тепла и света от всей души. По ее волосам потекла раскаленная лава.

– Твою бы энергию всем нам. – Засмеялась Лана.

– Или, хотя бы Хильде. – Тихо подметила Ника. – Вот бы она была хоть немного такой, как Иля!

– Да, это бы многим упростило жизнь. – Хмыкнула Риса, улыбаясь.

– Особенно болотнику. – Не заставила ждать с ответом ее близняшка. Все ведьмы захихикали, оценив шутку.

– Девушки, соберитесь. – Голос Ланы вернул их к насущным делам. – Посмеяться вы успеете всегда, но сейчас мы должны думать о грядущей зиме. – Улыбки померкли, сменившись серьезностью во взглядах. – Когда каждая из вас выполнит свою задачу, вы должны будете принести свои кристаллы сюда и мы запустим алтарь.

Каждая присутствующая ведьма тронула самоцвет, вправленный у кого как: то в кольцо, то в кулон. И только Мара не шелохнулась: ее кристалл горел в серебряном венце на голове. Она была единственной, кто не любил украшений вовсе, а венец на голове никак не мешал. Порой девушка совсем забывала о его существовании, благо, носить его нужно было не постоянно, а только на собраниях. Среди ведьм существовала своеобразная традиция, обязующая каждую носительницу магического дара иметь при себе заряженный кристалл, который, как помощник, подпитывал ее силы. У каждой ведьмы кристаллы были разного цвета, в соответствии с их дарами: красный к огню, синий и голубой к воде, зеленые и фиолетовые к травам и цветам, белые и прозрачные – к полётам и предсказаниям.

– Что ж, тогда, я отправлюсь в лес сейчас. – Поднялась Ника. – Я знаю, где как раз сейчас должна быть стая.

– Удачи, дорогая. – Лана кивнула ей вслед.

– А мы пойдем разыщем Хильду и поговорим с ней. – Близняшки тоже покинули комнату, на ходу обсуждая, каким образом будут говорить со строптивой ведьмой.

– Раз уж все решили заняться делом, я пойду собирать мед со своими пчелами. Это не быстрое дело, поэтому чем раньше я начну – тем больше меда мы получим.

– Отлично, Окари. Будь добра уведомить меня, когда соберешь достаточно для первой партии лекарств.

– Обязательно! – На ходу бросила она, ответив улыбкой на улыбку Ланы.

В комнате остались лишь сестры. Тихое шипение светящейся лавы и теплый свет, льющийся из уже наполненных бутылей. Круглый стол опустел, и теперь комната казалась погруженной в сон. Лана повернулась к Маре, и ее улыбка медленно сползла с лица.

– Михара?

Ее сестра с тихим вздохом подняла на нее взгляд, уже зная, что Лана скажет. Каждое собрание одно и то же. Всегда.

– Михара, пожалуйста. – Лана тщательно подбирала слова, и, чтобы ее слова звучали еще более убедительно, она присела рядом с сестрой, осторожно взяв ее за руку. Иллия, сидевшая на полу и опустив волосы в бутыль, затихла и ее пряди погасли, пока она вслушивалась в разговор сестер. – Народу нужен твой дар, как никогда. Ты же можешь узнать, что нас ждет. Нас осталось мало, поэтому должны помочь им всем, чем только сможем.

– Мы готовимся так, что сможем пережить и конец света. – отрезала Мара, серьезно глядя на сестру. – Что бы не случилось, все будет хорошо. Как и всегда.

– Мара… – Осторожно начала Лана. – Кто знает, что будет на этот раз. У меня взыграло нехорошее предчувствие насчет Грибнихи, обитающей в лесу. И тебе бы было лучше пойти с нами, чем оставаться здесь одной. Нынешний бургомистр не жалует ведьм. Законы изменились, и теперь ведьмы не в том почете, что были раньше.

– Каждый год у тебя возникает это предчувствие, и каждый год все идет крайне хорошо. Грибниха уже давно иссохла в своей проклятой чаще. Какой бы не была эта зима, мы ее переживем. А насчет бургомистра не бойся. Я не дурочка, как Лавиэль, чтобы отдаться инквизиции. – Мара поднялась из-за стола и направилась к двери, давая понять, что разговор окончен. Но Лана не собиралась просто так сдаваться.

– Неужели тебе все равно, что будет с нашим народом?

Мара остановилась, сжав кулаки. Она медленно обернулась к сестре.

– Народом, сжигающим ведьм заживо? Что, что с ним может быть, скажи? Медведи? Ника приведет лесных волков. Холода? Иля может наполнить в два раза больше бутылей. Болезни? На болоте растет достаточное количество трав и ягод, чтобы вылечить не то, что весь Симар, а целый континент. – Михару стала бить слабая дрожь. – Что требуется от меня? Избавить вас от опасений или подкрепить и без того существующую уверенность в завтрашнем дне?

– Мы поможем им еще раз, как жест благодарности за многие года жизни бок о бок. Мара, послушай… – Лана сглотнула, осторожно взяв сестру за плечи. – Я знаю, чего ты так боишься. Правда знаю. Но разве тебе самой не будет легче, если ты узнаешь правду, используешь дар? Я не могу видеть тебя такой. Я уже несколько лет наблюдаю, как моя родная сестра угасает от непрекращающейся тревоги и слез. – Лана с сочувствием смотрела в глаза сестры. – Пойми, Эрик, может быть, давно погиб.

Наступила тишина. К горлу подступил ком. Михара приложила титанические усилия, чтобы не дать себе заплакать, которым можно лишь подивиться. Уняв дрожь и развернувшуюся алым бутоном боль в груди, она твердо и без тени сомнений изрекла:

– Он жив. – Трясущимися руками она сняла руки сестры со своих плеч, добавив: – Легче мне не будет. Так есть хоть какая-то надежда, что он вернется. Но шар может сказать мне совершенно иное. – С этими словами ведьма развернулась и зашагала прочь.

– Мара… – Вступилась молчавшая до сих пор Иллия. Ее сестра покорно остановилась и оглянулась через плечо. – Но, если все же он мертв?

За окном свистел ветер, и это было единственным обстоятельством, не дающим комнате погрузиться в полную звенящую тишину. Воздух наэлектризовался от напряжения, как вдруг ведьма тихо, но уверенно сказала:

– Я буду ждать его все равно. – Михара сглотнула, серьезно глядя на сестер. В ее глазах билась настоящая гроза, смесь боли, безумной надежды, любви и тревоги, которым она все никак не позволяла выплеснуться наружу, уверенная, что любая слабость, любая трещина в ее самообладании обернется в жизни тем, чего она так боится.

Мара вышла из теплого и светлого дома под порывы ветра, покорно подставляя щеки под его безжалостные удары. Хлесткие порывы ветра, казалось, резали кожу, словно ножи. Сама себе ведьма внушала, что слезы текут от боли и холода, но никак не от ужасной тревоги внутри. Но кого она пыталась обмануть? Она опустилась на ступени, уронив лицо в руки.

– Эй, ты в порядке? – Откуда не возьмись рядом с ней возник болотник. Как он сумел подкрасться так незаметно?

Ведьма от неожиданности вскинула заплаканные глаза на него. Как всегда, одет в черное. Как всегда, спокойный взгляд серых глаз. Ветер трепал и без того находящиеся в беспорядке густые черные волосы.

– Оставь меня. Пожалуйста. – Мара всхлипнула, отворачиваясь от него.

– Я знаю, о чем ты думаешь. – Начал он. Впервые Маре довелось слышать его голос таким серьезным. – Но ты не должна принимать это слишком близко к сердцу. – Он посмотрел куда-то в небо, где клубились темные облака, и завывающая волком вьюга кружила снежинки. – Дар предсказания крайне редок, и он достался тебе не просто так. Последней предсказательницей у вас была Лавиэль, но она растратила его зря, продавая дар простому народу, гадая за деньги на любовь, измены и женихов. Но ты не такая, как она. Ты хранишь дар внутри себя, однако это тоже неправильно. Твоя сила – удивительна и редка. И я не думаю, что кто-то из вашего круга способен на то, на что способна ты, и… Эй, что с тобой?

Плечи девушки вздрагивали в такт беззвучным рыданиям.