Тёмный лес

Алиса Варенцова

Тёмный лес

Я хочу посвятить эту мрачную историю

своему любимому Тюльпану.

Спасибо тебе за помощь, твои знания и любовь.

Стоя посреди бури и ненависти, несправедливости и бессилия, хочется остановиться на одно мгновение и убежать. Бежать в глубокий, самый тёмный, тёмный лес, нетронутый алчным человеком. Этот лес огромен, и он принимает в свои ветвистые объятия и укрывает от всех невзгод. Иногда солнце танцует среди сосен и елей, греет кожу нежными, точно крыло бражника, поцелуями. Мох стелется под босые ноги мягким ковром, и грех не почувствовать себя принцессой, пусть и совсем ненадолго. И хочется бежать, бежать, бежать по нему далеко, затеряться между деревьев, чтобы больше никогда и никто не нашёл. Мох в тёмном лесу такой мягкий, что если лечь в него, то можно провалиться в свежесть лесного облака, окутывающего твоё изнеможденное жизнью тело.

И ты ложишься в него и засыпаешь, потому что нет больше сил, как нет страха и тревог. Только древний тёмный лес где-то высоко вверху под тёплым ласковым солнцем, только мох-перина и маленькие белые цветы, оплетающие твои хрупкие кости.

Глава 1. Свет, краски и монстры.

Знакомые и когда-то родные улицы уже не казались виденной хоть когда-нибудь местностью. Это чувство было сравнимо со сном: ощущение, что все казалось таким маленьким и незначительным, что невольно можно усомниться в реальности происходящего. Как будто бы где-то глубоко внутри пропал всякий интерес к этому месту, или же, возможно, чувствуется рост собственной личности по сравнению с давними воспоминаниями. В воспоминаниях эти места отложились такими красочными, большими и значимыми, что сейчас вполне можно было разочароваться в увиденном.

Карета мерно покачивалась под стук копыт по каменной дороге. Девушка чуть прикрыла глаза, глядя прямо на солнце, укрывшееся от студеного ветра пуховым тонким облаком. Из-за горизонта плыли фиолетовые грозовые тучи, гонимые потоками ветра, приносящего на своих крыльях приятную влажную свежесть и темноту. Можно было расценить это как дурной знак, ведь еще издали казалось, будто улицы залиты ярким светом и солнцем, стремительно тонущими в надвигающейся тени. Однако стоило карете с пассажирами въехать на выложенный разноцветным камнем мосток – налетел ветер, а солнце скрылось за облаками вовсе. Девушка поежилась, ощутив странное чувство нарастающей тревоги, свернувшееся у нее где-то в груди. Вдали слышались колокола.

Она уже увидела краешек бесконечного Зеленого моря, омывающего эти берега все ее детство, который тут же скрылся за кронами сосен. Вероятно, именно трепет от скорой встречи с любимым морем заставил ее улыбнуться сейчас.

– Элис?

Ее руку мягко тронули чьи-то холодные пальцы. Она, наконец, оторвалась от окна и обернулась. На нее пристально смотрели два изумрудных глаза, светловолосый обладатель которых выглядел обеспокоенным. Под его глаза залегли темные круги, а осунувшееся лицо было нездорового бледного цвета. Он был одет в синие и голудые одежды.

– Все хорошо?

– Да… да, вполне. – С неловкой улыбкой и без уверенности в голосе ответила она. – Погода испортилась, только и всего. – Как будто извиняясь, тихо добавила Элис, кивнув куда-то за окно. Туда, где все ближе и больше становилось море.

– Ты же любишь дождь. С каких пор тебя расстраивает приближающаяся гроза? – Смеется он. – Вот меня и правда несколько беспокоит то, что я могу неслабо так промокнуть, – добавил он, с опаской подавшись вперед, глядя на небо и зачем-то поспешно сунув руку в карман, стараясь нащупать что-то, по всей видимости, важное.

– Да уж, Ливиан, позаботься о том, чтобы никто не обнаружил, что ты становишься рыбой, когда намокаешь. – Прыснула Элис, наблюдая, как парень выуживает из кармана кольцо с крупным сапфиром, оглаживая ободок, точно величайшее сокровище, и надевает его на указательный палец.

– Очень смешно. – Он криво усмехнулся, но быстро посерьезнел, увидев в глубине ее глаз ничем не прикрытую грусть. – Я знаю, о чем ты думаешь. И уверен, что тебе не о чем переживать.

– Надеюсь.

– Помнишь, мы с тобой и Тори играли вон там? – Он указал куда-то за окно. Повернувшись в ту сторону, Элис улыбнулась и кивнула, глядя на каменный фонтан на круглой площади. Она помнила, как трое детей играли у этого фонтана, пытаясь попасть камушками в его центр, а после изучали зеленый и скользкий налет тины на его стенках. – Жаль, что мы с ней не увидимся.

– Да уж. Сколько лет прошло? Двадцать с лишним?

– Да. – Ливиан не сдержал грустной улыбки. – Как думаешь, она бы узнала нас сейчас, если бы была жива?

– Думаю, что да. – Девушка вздохнула, сама пытаясь вспомнить лицо подруги. С ужасом она поняла, что не помнит ее голоса, а лицо словно превратилось в смазанный образ с едва угадываемыми чертами.

– Эй? – Парень заглянул в ее глаза, хитро улыбаясь. – Не грусти, дорогая. Если что, я буду рядом, ты же знаешь? – Ответом ему послужил кивок. – А еще, знаешь, что? – Он шутливо огляделся по сторонам, будто опасаясь лишних ушей, что было очень забавно в закрытой карете. Ливиан наклонился к самому уху девушки и заговорщицки шепнул: – Во что бы то ни стало, я добуду твоих любимых рыбных палочек.

Элис засмеялась, и, улыбаясь, вновь отвернулась к окну. Грусть прошла куда-то мимо, улетев вслед за облаками, за что она была благодарна своему другу. Мимо мелькали дома и пышные цветочные кусты, и все в этом маленьком городке урывками смутно напоминало ей детство. Вдруг внимание девушки привлекло что-то сияющее на вершине горы, горевшее, точно солнце на фоне кружевной салфетки снега, коей был покрыт хребет, и темно-серого с фиолетовым грозового неба. Элис хорошо помнила это место. В далеком детстве она поднималась в эту гору вместе с матерью, чтобы просить помощи у ведьм, живущих там. Тогда они надеялись, что колдовство поможет отыскать отца, заблудшего в лесу на многие ночи. Будучи маленькой и наивной, Элис еще не знала, что из темного леса люди не возвращаются, как ни в чем небывало, спустя так много времени. Никогда не возвращаются. Девушка погрузилась в воспоминания. Почему-то из того дня она сохранила наиболее ярко лишь память о малиновоглазой ведьме, встретившей их на пороге… Но дальше будто провал.

Карета резко дернулась, прежде чем совсем остановиться. Дверцу для них распахнул невысокий кучер, везший их весь этот путь.

– Леди Равин? – Учтиво обратился он к Элис, подавая ей руку. – Ваши вещи уже внутри.

Выйдя под ледяные порывы ветра, Элис подняла голову. Перед ней высился дом ее детства – все тот же черничный дом со старомодной белой резьбой вокруг окон. Черничный цвет облупился местами, обнажая серую, пропитанную дождями штукатурку. Казалось, дом устало опустил плечи, словно старик, переживший слишком многое. Перед домом, когда-то гордо возвышавшийся, теперь скромно ютился покосившийся забор, заросший дикой малиной. Маленький садик, который Элис так любила в детстве, превратился в хаотичное царство сорняков и одичавших цветов. Крыльцо уже начало местами разрушаться, а перила покрылись мелкими пятнами ржавчины. По черепице ходили чайки, а стекла усталыми темными впадинами глядели на прибывших. Девушка вздохнула. Теперь это старое здание снова станет ее домом.

И она снова должна называть его именно «домом», тем местом, где должно быть безопасно и должно быть тепло. Придется снова к этому привыкать.

Скрипучая дверь с трудом поддавалась, пропуская Элис внутрь. Запах старого дерева, пыли и воспоминаний ударил в нос. Под ногами хрустели осколки разбитых надежд и забытых обещаний. В каждой щели, в каждой трещинке стен таились тени прошлого, шепчущие истории о радостях и горестях, о любви и потерях. Элис чувствовала, как сердце ее наполняется смесью щемящей тоски и болезненной нежности. Воздух в доме будто бы был остывшим.

***

Ночь опутала город, будто невидимая паутина. Непроглядная тьма иной раз казалась такой родной, что хотелось упасть в ее объятия, раскинув руки. Будь она материальная, была бы она теплым мягким облаком, в котором можно было бы спать до самого рассвета. В этих местах ночи были особенно темны и глубоки, нежели в других больших портовых городах. Казалось бы, что дело в горах, возвышавшихся над крышами домов, потому что темнота будто бы накапливалась за горной грядой, а затем скатывалась по склонам и заполняла собой пространство между зданиями, но нет: дело было в редких газовых фонарных столбах на улицах, которые можно было пересчитать по пальцам. Тихие пустые улочки освещала только луна и крохотные звездочки, видневшиеся здесь в изобилии. Звездное небо иной раз легко было перепутать со светящимися окошками домиков, своими огоньками смотревших в сторону моря, плещущегося у берегов. Ослепительное днем – ночью обозначало свое неизменное присутствие лишь лунной дорожкой, разлитой по воде серебром. И не было ничего прекраснее этого места: горный воздух и морские ветра выстуживали тепло, по большей части, но как же это было красиво. На фоне луны в воздух тянули тонкие узловатые ветви-руки деревья, тихо перешептывающиеся в ночи о своем.

Такой и была Долина Грома, в которой покоился Симар. Пожалуй, она не была похожа на прочие прибрежные городки еще и тем, что не притягивала теплом и ласковым морем желающих понежиться в лучах солнца под приятным морским бризом. Городок состоял из небольших одноэтажных домиков, сложенных из молочно-белого камня, – редко, двухэтажных, но это были в основном магазины с покачивающимися вывесками – образующих своеобразные колодцы, внутри которых лежали аккуратные дворики, обрамленные выложенными разноцветным камнем дорожками. Городок, лежавший у подножия гор, был небольшой и аккуратный, иной раз даже казалось, что здесь почти никто и не живет, но это было не так. Симар, как и его жители, обладал особым магическим очарованием, околдовывающий тишиной и спокойствием. Время здесь точно замирало, а вокруг был только морской воздух и ветер. Ближе к воде город мягко перетекал в каменные набережные, тянувшиеся вдоль улиц, отделенные от них широкими каменными дорогами. Но стоило лишь спуститься с каменного парапета – как можно было оказаться во власти воды и бархатистого песка, принесенного ветрами. Грохот волн иной раз заглушал звуки настолько, что невозможно было услышать и собственный голос. Солнце, песок и белокаменные домики с приветливыми оконцами, над крышами которых где-то в высоте плыли облака, брусчатка и море с остановившимся здесь временем, казалось бы, рай на земле, – так можно описать город Симар.

Прямо над городком, уютно расположившимся на «выступе» – узкой полоске земли между морем и горами, взирал на него свысока Золотой Павильон, в котором жили и колдовали ведьмы Круга. В Долине ведьмы были в особом почете: целительницы, травницы, предсказательницы – они несли много пользы для народа и старались чинить исключительно только добро, являясь мощной защитой для горожан во время нередких здесь катаклизмов и бед. Ведьмами становились девочки в совсем юном возрасте, по велению главной ведьмы круга. И решение это было не всегда понятно до конца. Нередко ведьмы спускались с горы в город и свободно бродили по ярмаркам и улочкам. Иной раз нетрудно было и не признать ведьму, так они были похожи на простых людей в городе, если бы не остроконечные шляпы и плащи, однако и их носила далеко не каждая колдунья. Действительно город контрастов: в Симаре смешались величественные белокаменные постройки с лепниной и резьбой, магия и ведовство, умиротворенность прибрежного городка и нередкие шторма.

Однако даже в Симаре есть тень. В некотором отдалении от города, где цивилизация плавно перетекала в нетронутый природный простор, темнела полоса леса. Этот дремучий лес скрипел, шумел и выл нечеловеческими голосами, а неприветливые тысячелетние стволы деревьев казались столь коварными, что даже прохладная живительная тень в жаркий день под ними не сулила ничего хорошего. Помимо волков, медведей и других лесных зверей, в лесу была и иная опасность: дикая, древняя, первобытная жестокость, обитающая в самых отдаленных уголках глуши и поджидающая жертву. Стоит путнику зазевать, споткнуться, упасть – и он сгинет. Сгинет в темной, сырой чаще, утопая в липкой вязкой жиже под собственные вопли…

В аккуратном доме, выкрашенном в приятный чернично-сиреневый цвет с белыми ажурными окошками, горел свет где-то на втором этаже. В помещении было неспокойно. Ночь, бережно укрывшая мир и поглаживающая своими тонкими пальцами пышные бутоны на кустах под окнами, не давала даже намека на что-то плохое. Однако воздух вибрировал от тревоги.

– Мама, мне страшно! – Истошно ревел ребенок. – Почему вы их не видите?! Почему?! Они лезут, лезут сюда! Они хотят забрать меня! – Срываясь на крик, плакала маленькая девочка. После она протяжно кричала, будто от дикой боли или страха.

И если бы только кто-то мог ей помочь тогда.

***

Это было… страшно. Очень страшно. Спрашивается, отчего на долю маленькой девочки должно было выпасть такое тяжелое испытание? За что можно было осудить невинную душу в самом начале ее пути? Безумие, агония и страх были ее лучшими друзьями на протяжении многих долгих лет. Ведь никто не захочет иметь в числе друзей ненормальную, безумную, не такую, как все остальные. Никто.

Это началось очень давно. Поначалу она думала, что так все и должно быть. Но потом поняла. Нет, не должно было быть. Она считала вещи, происходившие с ней, нормальными. Думала, что она такая же, как и все дети вокруг. Но нет. Постепенно, с возрастом, узнавая жизнь и окружающий ее мир – она поняла. Кошмары преследовали только ее наяву и не отпускали, не давая ни минуты покоя и тишины. Вонзившиеся в ее хрупкое тело длинными когтями они не отпускали ее и шли за ней по пятам. Она плакала и просила, чтобы все это прекратилось, чтобы они, наконец, исчезли, словно их и не было никогда. Что за абсурд? Разве чудовища есть на земле? Элис не знала ответа на этот вопрос, весь гнет общества вокруг нее – друзей, родителей, врачей – постепенно склонил ее к единственной, казалось бы, верной мысли о подтвержденном диагнозе.

И… лучше бы тогда это оказалось страшным сном. Очень страшным.

Элис с раннего детства видела чудовищ. В совсем юном возрасте она считала, что ей снятся реалистичные сны, но позже поняла. Нет, не снились. Из отражений зеркальных поверхностей за ней наблюдали безглазые бледные существа с тонкими длинными пальцами, которыми беззвучно царапали зеркала с той стороны. Это было… жутко. Ведь кроме нее никто их не видел. Ей хотелось кричать, но разве в этом был бы смысл, если бы ее все равно никто не услышал?

А жаль.

С течением времени Элис смирилась со своими видениями и позже вовсе перестала замечать их. Они словно стали неотъемлемой частью ее жизни. Она больше не видела смысла надрывать голос, доказывая кому-то свою правоту, если все равно никто вокруг не верил ей. Ну, или почти никто. Людям тяжело объяснить существование того, чего они никогда не видели собственными глазами, и в этом отчасти заключается суть человеческой природы: если не видно – значит, этого нет. Но Элис убеждена была в обратном. Когда она была малышкой, взрослые считали ее страхи надуманными на фоне разыгравшейся фантазии и богатого детского воображения, но, когда дело дошло до непрекращающихся истерик и паник – стало уже не до умиления наивности ребенка. Однако сейчас это уже не имело смысла в полноте. Кошмарные дни ее детства, когда она в одиночестве билась в истерике, не способная отвести взгляда от зеркал, давно прошли, и с возрастом она научилась молча мириться со своими страхами. Чудовища остались с ней, только больше не пугали так сильно. С одной стороны, эти жуткие отражения были куда более безобидны с Элис, нежели люди, окружавшие ее. Здесь можно поспорить, кто же тогда на самом деле чудовища? Эти пустые глазницы и отвратительная сухая бледная кожа с продольными трещинами не производили на девушку никакого впечатления, да, они страшны, и на этом все. Но, порой, даже сейчас, она все же засматривалась на них, ровно, как в детстве, не способная отвести взгляд, будто эти существа приковывали ее внимание к себе и парализовали, опутывая липким страхом, медленно, точно жидкость, наполняющим сердце…

– Элис ?

Девушка вздрогнула от неожиданности. Пелена тревоги, липкая, как мед, окутавшая ее, резко спала, вернув ее к реальной жизни. Она обнаружила себя стоящей возле раковины с блестящим чайником в левой руке и намыленной губкой в другой. Из крана с вертушками-цветочками текла вода. Она с тихим вздохом на грани облегчения обернулась, увидев перед собой обеспокоенного юношу. Ливиан. В раннем детстве они с Элис познакомились на берегу бухты, и с того дня стали практически неразлучны, имея, как оказалось, общие черты: Ливиан так же испытывал проблемы с нахождением друзей.

– Все хорошо? – Он чуть улыбнулся ей, попутно открывая шкафчик, чтобы ловким движением выудить из его недр стеклянную бутылку с водой. Такие застывания, с взглядом в одну точку, случались с ней довольно часто, поэтому ее лучший друг относился к этому как к обыденности.

– Да, вполне. – Элис выключила воду и оперлась руками на раковину, тоже улыбнувшись. Его появление в кухне обрадовало ее и успокоило. А точнее, напомнило, что в этом мире есть кто-то кроме чудовищ.

– Снова эти потусторонние гады тебя достают? – Смеется он.

Она улыбнулась шире, окончательно успокоившись и придя в себя. На солнце, что было здесь редким гостем в начале дождливой осени, пробивающемся через легкие шторы, его глаза блестели на бледном лице, как два прозрачных изумруда, а светлые волосы переливались, точно золотые нити. Юноша был высок и строен. Чуть мешковатая голубая рубашка придавала ему по-настоящему домашний вид.

– Жаль, что я их не вижу. – Прыснул он. – Иной раз так и хочется увидеть хотя бы одним глазком, кто там маячит в твоем шкафу день и ночь.

– Не стоит, поверь. – Заверила его Элис и решила сменить тему разговора. – Я хочу прогуляться к маяку чуть позже. Составишь компанию?

– Конечно, а как же? Это ведь теперь, как я понял, твой маяк.

– Да, мой. Он принадлежал моему дедушке, пока он не умер. Так странно, правда? Говорят, дедушка был совсем молодым.

– Да уж. Но Элис, в такой солнечный день говорить о грустном – настоящее преступление! Вот, правильно, улыбайся. А позже сходим к маяку. – Подмигнув ей, он удалился, прихватив с собой хрустальную холодную воду. – Я иду в ванную. – Оповестил он ее уже из коридора. Она услышала, как хлопнула дверь и зашумела вода.

Девушка проводила его взглядом. У Ливиана было особенное отношение к воде, она это знала. А еще в его присутствии у нее повышалось настроение. Мысленно поблагодарив его, что он приехал с ней, она мельком снова взглянула на небольшое зеркало в кухне: чудовище в нем будто скреблось, беззвучно открывая и закрывая рот. Оно словно хотело всеми силами проникнуть за зеркальную гладь, но не могло. Сказать по правде, девушку это несказанно радовало. И все же это было странно. Она его видела. Только она. В этой кухне, наполненной тишиной. Светлые стены, клетчатое смешное полотенчико на стуле, белая скатерть, белые лилии в прозрачной вазе на столе, отбрасывающей радужные отблески, блестящий кран, солнечные зайчики и теплый свет, запах вкусной еды. Маленькое круглое зеркало в резной раме, красивый гарнитур. Неужели в этом уютном и чистом мире есть место такому уродству? Есть место злу? Но если даже это существо принадлежит какому-то другому миру, иному, то почему дверь приоткрыта только для Элис ? Почему только она может, пусть и невольно, но смотреть в эту щель между мирами?

«Это всего лишь отражение» – пронеслось в ее голове. И отчасти она была права. Девушка глубоко вздохнула, сжав до беления костяшек край раковины, и, с гордым видом, Элис прошествовала мимо, даже не взглянув в сторону зеркала.

***

За столько лет комната Элис, да и дом в целом, покрылись плотным слоем пыли, а углы наполнились вязанием паутины. Прежде чем разложиться и обжиться здесь ребятам пришлось сделать генеральную уборку: выбросить старый хлам, снять паутину, стереть пыль и выбить ковры. Посуда выглядела не пригодной для использования по назначению, ибо некогда белый фарфор покрылся липкой серой ни то пылью, ни то грязью, которая не стиралась никакими средствами и усилиями, и именно поэтому Элис решила не рисковать и выбросила все подчистую. Сходив в магазин, они купили маленький набор новой посуды, подходящий для всего двоих персон.

Предметы интерьера в комнате Элис выдавали глубоко творческую личность. Буйство красок и царствование хаоса. Ничего не изменилось с тех самых пор, как девушка покинула свой дом, да и с чего бы? После ее переезда здесь никто больше и не жил. В ее комнате вдоль стен стояли два высоких книжных шкафа, наполненных книгами, статуэтками и мягкими игрушками в виде животных и кукол, очевидно, сделанных вручную. Аккуратные крючки над широким столом были увешаны разноцветными тюбиками с краской, а в стаканчиках на полках торчали пушистые и не очень кисти разной длины. За легкой белой шторой на подоконнике виднелось целое изобилие цветов в кадушках, которые девушка заботливо привезла с собой. Напротив окна, отбрасывая длинную тень, был воздвигнут этюдник с витиеватыми деталями и с выдвинутой палитрой и свисающей с края тряпочкой в пятнах краски. На переносном мольберте был закреплен холст с незаконченной, но уже подходившей к концу работой: фактурно выполненный натюрморт с подсолнухами в красной вазе. Что интересно, если оглядеться по сторонам в этой ни то мастерской, ни то спальне, нельзя было заметить натуры: это наводило на мысль, что девушка писала из головы. Но отрицать мастерства, с которым положены мазки и подобрана палитра, не поворачивался язык.

Где-то под потолком у гардины над окном висела музыка ветра, сооруженная из белых ракушек. Они приятно шелестели, тронутые ветерком или задетые колыханием шторы. Элис была человеком глубоко и искренне верящим, что мир можно изменить к лучшему собственными силами. Странно, не правда ли? Человек, всю жизнь живущий на грани миров, неотделимый от монстров, верит в добро и сохранение. Пусть даже отчасти сквозь розовые очки, но Элис заряжала своей энергией всех вокруг, вселяя живую надежду.

Элис заставила себя посмотреть в зеркало. В отражении она могла проследить ровные солнечные лучи, проникающие в комнату. Она знала, что это последние теплые лучи в этом году и хотела насладиться ими сполна. Это было красиво, особенно глядя на покачивающиеся листья фикусов, картину с солнечными цветами, яркие краски на палитре и вишнево-красную длинную юбку Элис. Девушка носила плетеные вручную браслеты и очень любила белый цвет, предпочитая прочим фасонам одежды жемчужно-белые рубашки с пышными рукавами. В ее темных волосах, лежавших мягкими волнами на плечах, выделялись и почти светились яркие заколки с жемчугом, а на лице – голубые глаза и три тонкие полоски шрама на щеке, что был родом из детства. Ее комната всегда была наполнена радужным светом, текучими красками, светящимися на солнце, даже в те дни, когда солнца за окном не было. Она чуть улыбнулась, не заметив в зеркале никаких не званых гостей. Это было редкостью.

И все же…

Этот дом принадлежал прошлому. Стоило ли прошлому его оставить? Возможно. Но она хотела разгадать тайну, что черной тенью лежала на ее роду – затем она и вернулась сюда. Какими-то частичками души она чувствовала, что ключ к разгадке как-то связан с таинственным заброшенным маяком, видневшимся из окон дома. Эта черная башня на фоне ночного неба вселяла ужас своими масштабами, а выбитые стекла добавляли мрачности и без того заброшенному, оставленному давным-давно, маяку. Она должна была понять. Должна была дотянуться до завесы, скрывавшей эту тайну. Но это случится точно не сегодня, потому что сегодня она посвятит остаток дня этому золотому свету и чтению.

Легким движением взяв с полки книгу, она направилась прочь из комнаты, не без удовольствия ощутив, что за дверью, в тени, было прохладно, намного свежее, чем в нагретой солнцем комнате. Как никак, осень и остывший после жаркого лета воздух, летевший откуда-то с моря, пригнали с собой ночные холода и ветра, обострив радость от и без того редких солнечных дней в Симаре и Долине в целом.

Элис замерла перед дверью в ванную, прижимая к груди книгу, из которой торчала закладка с кисточкой. Она прислушалась к тихому плеску воды. Девушка улыбнулась. Ее друг, Ливиан, был всем, что у нее было сейчас. И, она была благодарна ему, что ради нее он был готов терпеть небольшие трудности и этот переезд в город их детства. Она часто задумывалась, что бы было, если бы его рядом не было? Вероятно, она сошла бы с ума от этих тварей, изводящих ее на протяжении жизни.

Она тихо вздохнула, желая прогнать тяготящие мысли и скорее оказаться рядом с живым существом, а не стоять посреди пустого коридора, где на стене висело большое круглое зеркало. После она просто толкнула дверь в ванную от себя привычным движением и вошла внутрь.