Время бумажных птиц. 1 том

–Совсем уже ничего не боятся! Проворные, как… как не знаю что! – кричит Мэдди.

Мы быстро прошли ограду, растворяясь в обыденной пыли в красных от напряжения глазах. Я мельком оборачиваюсь и вижу, как мне машет юноша с бирюзовыми бусами, нацепив на лицо дружелюбного вида улыбку.

–Так жалко их каждый раз, – бормочет Мэдди, подбрасывая в воздух корзину второй рукой. – За несколько дней их количество возросло на сотню.

Я ничего не отвечаю, оглядываясь назад в пучину нечеловеческих страданий. Юноши уже не видно. Эти люди вот-вот могут испустить дух и мне кажется, каждый из них мечтает умереть в обеденное время, за пределами коридора с давкой из человеческих тел, на горячей земле двора, пытаясь поймать остатки солнечных лучей, которые здесь были редкостью. Одна Волна канула в небытие, а за ней тут же появлялась новая. Нет времени на передышку.

Бесконечная боль, замаскированная под избавление от человеческих пороков. Так сложно жить рядом с ней, так сложно уподобляться ей и каждый раз проходить мимо. Это мир позволяет людям остановится перед следующим воплощением, и в то же время гонит их прочь.

–Я слышала, что сестра будущего Бога… душевная сестра, будет проживать на нижнем этаже, – продолжает Мэдди.

Я тут же замираю как вкопанная, нарушая дружный строй. Сестры уходят все дальше и дальше, продолжая весело беседовать между собой. В руках у каждой горсть семечек и они щелкают их словно птички, разбрасывая шелуху на истоптанную дорогу.

–Будет жить на нижнем этаже? – переспрашиваю я. – Что это значит?

Когда меня учили прислуживать, то семью Бога нарекали почитать ровно также, как сошедших с небес ангелов. В прошлом наш Бог был совершенно один, родственных связей у него не было. Если… сестра будущего Бога будет жить на нижнем этаже… значит она будет делить землю с безумцами, которые день за днём голосят о несправедливости мира, потому что их молитвы никто не слышит. А возможно, она сама из ряда таких безумцев…

–Мэдди, ты явно что-то путаешь. Как может сестра Бога проживать на нижнем этаже? Тем более сестра по душе, такое случается так редко. Это бессмысленно, несусветная глупость!

–Я говорю, что слышала, – горделиво вздергивает нос Мэдди. – Скоро всё сама узнаешь.

Мы продолжает путь, настигая небольшой поляны, спрятанной от хмурого неба среди беседующих с ветром листьев раскидистых кленов. Я принимаюсь собирать в корзину незабудки, надрывая стебли с таким остервенением, словно пытаюсь вымесить на них непонятную злость.

Разве может родственная связь Бога не иметь подобного ему уровня? Неужели такое вообще может быть в реальности?

–Так или иначе, – присаживается рядом со мной Мэдди, на ходу срывая вьюнок, – тебе меньше забот.

–Это ещё ничего не значит, – отмахиваюсь я. – Возможно, Главная позже сообщит подробности и окажется, что твои истории лишь очередные слухи.

Мэдди обидчиво поджимает губы.

–Давай поспорим на одно благо, – протягивает она мне руку с пожелтевшей от сорванных цветов кожей. – Когда увидим всё собственными глазами, тогда и разберемся, чья правда.

–Тебе лишь бы благами разбрасываться, – хмыкаю я. – Откуда в тебе столько азарта?

–Ты же знаешь, привычка еще со среднего этажа осталась, – потирает руки Мэдди.

Мэдди была одной из немногих пустот, которым удалось перейти со среднего этажа на верхний. Из-за этого с ней никто не общался, стараясь избегать. Всех пугали ее привычки спорить на незначительные вещи – как делали подчинившие свое сознание азарту жители среднего звена, громко разговаривала и порой смеялась от маленького подобия шуток. Она понравилась мне, мы часто встречались на работе в молельне. Протирая постамент и силуэт правящего Бога, разговаривали и пересказывали друг другу последние новости. Кроме Мэдди в моем окружении не было никого, кто был бы мне так дорог.

Мы с Мэдди все-таки заключаем пари и когда проходим мимо протянутых из железной сетки рук, она отдает одному из страдальцев распустившийся цветок. От чувств бедняга зашелся в нескончаемых благодарностях, сопровождая нас хриплым голосом до самого угла, где мертвенный двор переходит в сплошную серую стену.

В ночь перед приездом Бога я проверяю его покои и водружаю вазу на прикроватную тумбу, поправляя букет быстрыми прикосновениями.

Главная не случайно назначали меня на роль личного сопровождающего Бога. Она была уверена, что после помощи с прошлым Богом, я заслуживаю шанс от самих небес.

Старый Бог начал умирать не сразу, его смерть отягощала тело нескольких дней. Он отказывался от сопровождающей, поэтому переносил боль один, ни разу не воссоединился с сосудом и был одинок. Мы с Главной по очереди проводили с ним последние минуты его существования, и вскоре печальный исход растерзал это статное существо на мелкие осколки.

Главная не отличалась особой скромностью, поэтому решила взять на себя ответственность вершить судьбы сломленных тварей, которые когда-то боялись солнечного света и показываться на глаза случайным прохожим. Среди нас было много достойных, но всё же выбор пал на меня. И от нескончаемого беспокойства ночью вместо имитации сна я вспоминаю всё то, что любит будущий Бог.

Он любит цветы.

Серебряные украшения.

Красный цвет.

Чай перед сном. Он ест один раз в день – в полдень, а перед сном выпивает две кружки чая.

–Ты должна сделать так, чтобы он ни в чем не нуждался, – сказала мне Главная перед сном. – Беспрекословно выполняй все его приказы, какими бы они не были.

Когда я попыталась узнать, прибудет ли Бог один или в сопровождении семьи, Главная лишь одернула меня.

–Тебе это не должно волновать. Твоя главная задача – сделать нашего нового Бога счастливым. Остальные впредь тебе не волнуют.

Моя попытка заранее узнать о победе и начать распылять внутри радость о полученном благе от Мэдди не увенчалась успехом и свои мысли я перебираю в голове до восхода солнца.

Ровно в шесть часов утра мы с Главной приходим на пляж в сопровождении Безликих. В это время солнце только-только начинает скользить по мягким переливам океана и это был единственный момент каждого нового дня, когда выпадал шанс посмотреть на божественный свет. Именно поэтому всё молитвы начинались с восхода солнца – это был шанс хотя бы немного пожить на светлой стороне мира.

Я в красном переднике – одним из основных признаков сопровождающей, которой мне только предстоит стать.

Волны продолжают разглаживаться на песке, устремлясь к наших ногам, когда водную гладь пронзает фигура, которая будто бы восстает из глубины мироздания. Медленным шагом она возрождается из солёных вод, становясь продолжением полыхающего за спиной восхода. Я делаю лёгкий шаг вперед и замираю в нерешительности.

Это был Бог в обличии девушки, чье отражение неумолимо настигает нас с каждым нервным вздохом.

Её шаг легкий и пружинистый. Облаченное в багряные одежды тело выступает в зеркальных линиях воды центром соединенных воедино времени и пространства. Тёмные волосы прячуться за красной развивающейся шалью цвета свежей крови, по мягкой извивающейся на ветру ткани бусинами застыли солёные капли. По мере того, как Бог приближается, его черты приобретают четкость и приятную взгляду резкость, мягко перетекающую в плавные движения.

Я не сразу замечаю, как за спиной Бога появляется лодка. Подойдя к кромке воды ближе я замечаю, что в ней сидит два человека.

Девушка и юноша с волосами цвета выпавшего снега. Красивые, с идеально выпрямленными спинами, таких обычно рисуют на картинках учебных пособий для послушниц. Я не могу в полной мере разглядеть их, но когда нога Бога готова коснуться влажного песка, покидая ласкающие тело волны, Безликие тут же окружают прибывших, стремящиеся помочь в любое мгновение, но Бог легко взмахивает рукой и продолжает идти.

Лодка садится на мель. Юноша быстро встает и спешит выбраться, подхватывая сумки, а Бог оборачивается назад к девушке, протягивая к ней руку. Когда его рука была принята, его лицо разглаживается от теплых чувств. Рассматривая в чертах напротив намеки на подобную нежность, я с удивлением замечаю, что девушка с белыми волосами в точности похожа на него, отличаясь только цветом длинных прядей.

Они смотрят друг на друга и девушка в белоснежных одеждах ступает на песок. Продолжая держать её за руку Бог медленно поворачивается к нам, и мы с Главной спешим под его благоговейный взор.

Упав на колени в мокрый песок, Главная по привычке тянет меня за собой, словно я в любой момент могу забыть о правилах приличия.

–Приветствуем Бога.

–Да будет так, – слышится голос сверху.

Мой взгляд, направленный вниз, смотрят на голые ступни нашего Бога, не смея подняться к небу. Я будто бы внезапно всё забываю от волнения, и готова повторять следующие жесты за Главной, когда она тоже найдет в себе силы подняться, выжидая момент окончания приветствие и дань уважения. Внезапно рука касается моей головы, и я непроизвольно вздрагиваю. Бог стоит рядом и, кажется, рассматривает меня.

Нет зная, как себя вести, я принимаюсь следить за влажными песчаными крупинками, пытаясь выделить среди них самые блестящие.

–Посмотри на меня, – слышится над ухом в следующее секунду, и я послушно сажусь, выпрямляя спину.

Мой Бог выглядит так, словно его только-только закончили шить из пушистых белых облаков и спустили на землю, чтобы показать нуждающимся в вере грешникам. Он смотрит на меня и в его взгляде скользит искрометная улыбка.

–Ты моя сопровождающая?

–Да, ваше превосходительство.

–Я не люблю, когда мне кланяются.

Главная, похоже, наконец-то выждала только ей известный момент и поспешила подняться, увлекая меня за собой.

–Как вы добрались, ваше превосходительство?

–Неплохо, – устало говорит Бог. – Однако, мы немного выбились из сил.

–Мы проводим вас в ваших покои, – тут же улыбается Главная. – Пожалуйста, пройдемте.

Бог оборачивается к девушке с белыми волосами, продолжая держаться с ней за руки. Рядом стоящий юноша тянет ту за рукав.

–Сакха, нам пора.

Безликие неспешно подходят к ним, окружая изогнутым полукругом. Девушка криво усмехается.

–Иди, Майра, тебя ждут.

–Я просила не называть меня так, – сквозь зубы выдыхает Бог, резко меняясь в лице. – Зачем ты так делаешь?

Они стоят так какое-то время, неспешно разглядывая друг друга. Им предстоит расстаться и тоска тихой поступью встает между ними, оттягивая в разные стороны. Руки соприкасаются, но за широкими краями рукавов этот жест едва виден.

–Не забывай молиться, – тихо говорит Бог.

–Не переживай, я вряд ли успеваю вознестись.

–Тебе стоит попытаться.

Девушка цокает языком.

–Нет уж, спасибо.

Бог внезапно обнимает девушку и гладит её по голове. Главная тут же легонько стукает меня по локтю, и я быстро опускаю голову вниз, так или иначе продолжая быть свидетелем прощания.

–Я скоро навещу тебя.

–Не торопись. Лучше не приходи, пока действительно не соскучишься.

–Боюсь, тогда я не приду никогда.

–Это не самая плохая перспектива.

Я замечаю, как сцепленные между собой руки медленно отпускают друг друга, и Бог делает шаг нам навстречу.

–Пока, Сакха. Пока, бес.

В ответ слышится лишь короткий смешок.

Мы с Главной встаем немного впереди и, убедившись, что Бог готов идти за нами, медленно Брэдем в сторону здания. Он напоследок машет фигуре, переливающейся белоснежным сиянием, и спешит следом.

По внешней лестнице мы поднимаемся сразу на верхний этаж. Стоит новому Богу переступить порог коридора, как со стороны начинает звучать легкое пение, нарастающее с каждым благоговейным вдохом. Солнце заглядывает вслед за нами и выхватывает из полумрака стен выцветшую гирлянду, оставляя на лицах редкие блики.

Старейшина неспешно подходит к посланнику добродетели. Бог в нерешительности замирает и молча наблюдает за тем, как к старейшине подносят небольшую медную чашу с белой жидкостью. Он окунает дрожащую руку с узловатыми пальцами внутрь и с тихим ропотом оставляет едва заметный отпечаток на бледной щеке распустившегося цветка мироздания.

–Разойдутся волны перед ним и мир окрасится в белый, небеса пропоют о пришествии, в небеса улетят приветствия.

–Да будет так, – пронеслось со стороны.

Главная внезапно подталкивает меня вперед, прямо к старейшине и пытается что-то показать быстрыми нервными жестами. Старейшина поворачивается ко мне и протягивают чашу.

–Сопровождающая в мир вернулась, нового Бога встречает, ему повинуясь.

Мы с Богом замираем друг напротив друга. Кажется, Главная так старательно готовилась к его приезду, что совершенно забыла известить меня о том, в каких ритуалах мне нужно будет участвовать. Пытаясь расшифровать бесконечное мельтешение рук, с каждой секундой мне становится всё страшнее и страшнее.

–Окуни руку и дотронься до моей щеки.

Это он, Бог, говорит со мной, слегка склоняя голову. Его глаза кажутся двумя прожигающими реальность бесконечностями, в одной из которых в огне тонет мир, а в другом он же возрождается среди цветущих деревьев.

Я быстро опускаю пальцы в белую холодную жидкость, вытягиваю руку вперед и прикасаюсь к гладкой нежной коже.

–Не совсем так.

Бог хватает меня за запястье и тянет к себе так, что моя ладонь полностью накрывает щеку цвета парного молока. От ужаса я, кажется, забываю как дышать, старательно отводя глаза.

На ощупь Бог похож на выступающий из солёных волн камень. Тёплый, он полностью пропитан остатками солнечных лучей, которые лились откуда-то сверху в начале дня, чтобы потом на некоторое время исчезнуть. Какое-то странное спокойствие касается моего оголенного сердца, застывает в глубине и разносится дальше по всему телу. Я никогда не думала, что смогу прикоснуться к чему-то столь прекрасному, как часть сияния вечной праведности. И теперь, ненадолго будто бы став её незыблемой частью, весь мой страх уходит куда-то далеко-далеко. Он становится мне не нужен.

–Сопровождающая звезды на небе охраняет, Богу вечное правление вверяет.

Бог мягко улыбается мне, и когда раскатистый голос старейшины смолкакет, я поспешно разрываю наше прикосновение. На граненом лице, вытаченного из света, остается два белых пятна. Одно едва заметное, а второе большое и неуклюжее, словно прикосновение ребенка к раскаленной льдине, которая на время впитала в себя человеческое тепло.

***

-Ваше превосходительство, ваш чай.

Мы сидим под пологом в комнате Бога, который установили совсем недавно, прямо перед его приездом, чтобы хоть как-то сменить обстановку и попытаться очистить это место от предшественника, который рассыпался здесь на части, словно женная трава, забираясь под половицы. Полог застывает где-то наверху и в редком свете от ночника, расходится вниз прозрачными оранжевыми волнами, которые в отдалении переливается легким желтым цветом. На нём застыли редкие изображения звёзд, словно на настоящем небе, которое вот-вот прольется на землю кровавым дождём.

Бог попросил меня побыть с ним. И вот мы сидим в тишине за низким столом, пока он неспешно осушает первую кружку. Вторая остается стоять в стороне, выпуская наружу мягкие клубы пара. Мне интересно, почему Бог попросил две чашки чая, ведь можно попросить одну побольше и наслаждаться дивным моментом вдоволь.

Бог трет глаза и пытается снять серебряные украшения на тонкой шее, которые расходятся увесистыми полукольцами.

–Разрешите помочь вам.

Спокойный, словно озерная гладь взгляд, застывает на мне мимолетным вниманием.

–Помоги.

Этот Бог отличается от других, я знаю это точно. За прошедший вечер мне удалось заметить, что он редко обращается за помощью и порой некоторые вещи делал сам, совершенно не желая полагаться на других, словно это ему было не нужно. Старый Бог заходился в криках, если ему во время не подавали веер, который должен быть лежать на прикроватной тумбочке в ожидании его пробуждения. Кажется, а что здесь такого сложного – просто проверять, чтобы этот веер лежал и собирал за ночь пыль, которую утром нужно тщательно убрать. Но всё не так просто – прошлый Бог каждый день просил новый веер с новой росписью. Главная оформляла заказы у торговцев, но порой они задерживались, как и перебежчики, которым на границе миров найти подобные безделушки было весьма сложно. Приходилось рисовать изображения поверх старых вееров. Пока Бог ночевал, мы с сестрами на скорую руку разукрашивали их, а потом носились с ними на улице, чтобы они успели высохнуть. Заготовки часто портились из-за влажной погоды, а новые достать не удавалось. Порой Бог давал запросы, которым соответствовать было весьма сложно в силу нашей общей необразованности, ведь “цвет персиковой мельбы отличается от цвета персикового бутона”.

Новый Бог ничего не просил и существовал потихоньку без вмешательства окружающих. И это так сильно бросается в глаза, что мне начинает казаться, будто происходящее – что-то сильно отличающееся от возведенного идеала, но наконец-то получив возможность, я спешу исполнить поручение.

Поднявшись, я встаю на колени у спины и осторожно открываю замок, приподнимая над головой тяжелое серебряное украшение. Когда ряд цепей расходится, оставляя на шее красный след, я замечаю едва видные в полумраке линии, скользящих от затылка к спине.

Карта прожитых жизней.

Тянется по коже, вознося простого человека до уровня далёкой звезды. Интересно, сколько Бог воплощался и… неужели он видел жизнь, настоящую жизнь? Дышал тем воздухом, был робок и раним, как настоящий смертным, бежал от времени, над котором был неподвластен… Возможно, эти жизни для него уже забылись, оставаясь на спине потерянным воспоминанием, но… как же близко иное существование было напротив меня, словно внезапно открывшаяся дверь в иной мир…

Я быстро возвращаюсь на свое место, положив серебряное колье на столе перед Богом. Тот со скучающим видом смотрит на него и внезапно произносит:

–Ненавижу его.

Пока я пытаюсь подобрать слова, Бог неспешно продолжает:

–Когда я ношу что-то на шее… как будто бы приступ удушья начинается.

Он снова заговорил со мной. Вот так просто, словно я не была простой куклой, обтянутой человеческой кожей, чтобы она не вызывала чувства отвращения, когда на неё смотрят, ведь под этой кожей ничего нет… Только пугающая первородная пустота мира, без намека на человеческую слабость в виде замирающего от страха сердца или лёгких, гоняющих воздух по кругу. Пустышка. Неправдоподобная копия вечных искателей несбыточных мечт.

Я только им притворяюсь. Притворяюсь человеком. Притворяюсь, вместе со со всеми, что сплю и ем, представляю, что внутри меня действительно что-то есть и оно наполняет меня, не давая бездне поглотить последнюю светлую мысль. Мы так давно играем в это притворство, что уже сами в него поверили.

А он… он настоящий, он тёплый и сердце бьется внутри него, заставляя вены напрягаться от движения вязкой крови. Его дыхание существует для того, чтобы он отражал в нём всю красоту создания, которого мир по-настоящему любит. Ведь мир не дает пустышкам смотреть на него так, словно он для них действительно что-то зависит.

Бог смотрит на меня и улыбается.

–Я до сих пор не знаю твоего имени.

–Айвери, ваше превосходительство.

–Меня зовут Фередей.

–Что? – глупо переспрашиваю я, до сих пор пытаясь нащупать под ногами землю после вопроса о моем имени.

–Моё имя Фередей, – повторяет Бог и трогает ручку пустой чашки. – Рада с тобой познакомиться.

–И мне… мне тоже очень приятно! – восклицаю я и, тут же смутившись собственного порыва, замолкаю.

–Ты в первый раз сопровождающая?

–Верно.

–Вот так совпадение. А я в первый раз Бог.

Свет скользит по задумчивому лицу, танцуя бликами серебряных монет и разных цветов. Бог разглядывает это представление перед тем, как всё захватит сплошная тьма.

Мне хочется заговорить с ним, но вместе с тем я напугана и смущена. Если Главная узнает о моих мыслях, она отвесит мне подзатыльник, но сейчас её нет, а значит, о моей ошибке мало кто узнаёт.

–Вам, должно быть, очень тяжело нести это бремя.

Эта фраза заставлет Бога вновь посмотреть на меня.

–Каждая работа несет в себе бремя.

Он немного молчит, а затем спрашивает:

–Айвери, что происходит на нижних этажах?

–Что именно вас интересует?

–Сложно там выжить?

Я качаю головой.

–Если благ достаточно, то существование там не представляет особой трудности. Главное, не связываться с теми, чей срок вот-вот истечет, они… часто ввязываются в неприятности, а еще вместе с ними, по ошибке, может затянуть под Волну.

Я ни разу не была на нижнем этаже. Моя работа в этом месте сразу же началась на самом верху и мне крайне повезло, что с самого первого дня я наблюдая позолоченные кромки облаков, а не истерзанные кровью земли, будь это средний этаж или нижний. Пусть Мэдди и была одной из немногих сестёр, кто поднялся со среднего этажа на верхний, но о своём прошлом она никогда не рассказывала.

–Вам не стоит беспокоиться о вашей… семье, ваше превосходительство. С ними же Безликие, они присмотрят за ними.

Взгляд Бога становится крайне серьезным, он рассматривает позолоченную кайму на ободке чашки.

–Моя сестра там совсем одна.

Я удивленно спрашиваю:

–Простите, но… разве ваш брат не с вашей сестрой?

Бог смеется, прикрывая рот рукой.

–Что ты, он мне не брат, а так… ошибка природы. Его уровень выше, поэтому он на среднем этаже. Но… что с этим бесом будет, мне, если честно, всё равно. Возможно, кто-нибудь хотя бы немного выбьет из него дурь.

Я не нахожусь с ответом, а Бог между тем продолжает:

–Раз в месяц я хотела бы навещать свою сестру. Благ я ей оставила, с этим проблем не будет, – поправляя волосы руками, он добавляет. – Айвери, а тебе благ хватает?

Я утвердительно киваю.

–Не беспокойтесь обо мне.

Бог резко хватает меня за руку, поднося вторую к моей раскрытой ладони. С неё, словно свежие капли первого весеннего дождя, на мою кожу опускаются небольшие белоснежные сферы. Одна за другой из них распускаются блага. Целых шесть штук, вдвое больше, чем я получаю в месяц.

–Нет, не нужно, – начинаю противиться я. – Мне… мне не нужно, ваше превосходительство.

–Ничего не знаю, это теперь твое, – отвечает Бог. – Мне полагается о тебе заботиться.

–Всё должно быть наоборот, – возражаю я. – Ведь я ваша сопровождающая.

–А я твой Бог. Я позабочусь о тебе, чтобы ты позаботилась обо мне. Кажется, всё более чем честно.

–Это…

– Если хочешь помочь мне, то, пожалуйста, помоги мне расчесать волосы. Они такие длинные, у меня самой не получается.

Кажется, в локонах цвета оголенной древесной коры, запуталось несколько звезд, источающихся призрачную надежду на беззаботное завтра. Они переливаются в моих руках, растекаясь мягкими волнами. Уже второй раз я прикасаюсь к чему-то бесконечному, которое намного дальше от обыденности, чем я могла бы себе представить.

–Желаете чего-нибудь ещё?

–Нет, всё завтра. Я устала. Проводи меня до кровати.

–Как прикажите.

На столе остается стоять полная чашка чая, к которой Бог так и непритронулся. Укрываясь белой пеленой, он вытягивает над головой руки и тянется, пытаясь ухватить скользящий по стенам свет.

–Праведных вам снов, ваше превосходительство.

Бог слегка кивает и отворачивается к стене. Одеяло тут же съезжает, оголяя часть силуэта в виде застывшего хрусталя. Я поспешное накрываю напряженное невидимой борьбой тело и отступаю в темноту.

Бог что-то неразборчиво бормочет, и я выключаю ночник, прислонясь к стене недалеко от полога и проваливаюсь в беспокойную имитацию сна.

Брэд. Красный свет

Я не сразу становлюсь цельной частью системы, которая работает, как сломанные часы – вроде бы тикают, но время идёт в обратную сторону.

Это был бесконечный коридор, который тонул в красном свете так, словно кто-то за углом вскрыл вены. Пролитое вино, самодельный туман из сигаретного дыма и бесконечные разговоры до утра. Кажется, в этом месте можно делать все, что душе угодно, главное – не выходить за пределы комнаты в темное время суток, иначе можно случайно наткнуться на гуляющего вдоль бесконечной сансары похоти и азарта Бога.

Меня пытаются втянуть в всеобщее преклонение треугольнику, начерченному на доске. Всем кажется, что это глаз Бога, который сидит где-то на крыше здания и курит, создавая из дыма разодранные облака, из глубоких ран которых на землю тянутся капли дождя. Если кто-то собирался вытворять очередную еренду, то треугольник закрывался створками доски и начиналась какая-то чертовщина. Они хотели падать в пропасть в темноте и были уверены, что если Бог не будет этого видеть, то он не будет сильно грустить и оплакивать их гнилые души.

Знала бы Фередей, что здесь твориться, самовольно выжгла бы весь средний этаж к чертовой матери. Но Фередей слишком правильная. Максимум, что она сделает, – это запретит перебежчикам приносить в мир вино.