Блудливая Венеция

Лукреция не знала этого сеньора, и несмотря на то, что после свадьбы Бьянки и Витторио она постоянно в течение последних двух лет была в Palazzo dei Cavalli8, этого синьора она никогда не видела. Он показался ей странным – не смотрел на гроб с покойным, не склонял голову в молитве. Его взгляд искал кого-то среди толпы, и когда он глазами встретился с Лукрецией, его губы сложились в мягкую улыбку. Она пыталась отвести взор от него, но непроизвольно, снова и снова её глаза вырывали лицо незнакомца среди других лиц. Его взгляд, словно невидимые нити, тянул ее к себе, заставляя сердце биться чаще. Ей стало «тесно» в церкви и захотелось сбежать от этого пристального, изучающего и раздевающего её взгляда.

Церемония подходила к концу. Священник закончил свою речь, и гроб с телом понесли к месту захоронения внутри церкви. Это была небольшая усыпальница семьи Кавалли, приобретённая основателем торгового дома после смерти его жены лет пять тому назад. Лукреция и Бьянка шли за гробом, украшенным траурным бархатом и серебряными пластинами, и Лукреция спиной чувствовала, что незнакомец следует за ними. Процессия остановилась у места, предназначенного стать последним пристанищем Витторио Кавалли, и девушки услышали тихий, приглушенный голос рядом с их ушами.

– Время уносит всех, но одни уходят сами, а других заставляют.

Лукреция обернулась так поспешно, что её лицо практически уткнулось в красивое лицо мужчины. Испытывая страх и любопытство одновременно, она невольно спросила:

– Что вы имеете в виду? Кто вы?

Мужчина чуть склонил голову и, не сводя снисходительного, немного лукавого взгляда, ответил:

– Я – всего лишь свидетель того, что Вито не умер естественной смертью. Но у меня вопрос – нужно ли искать правду? Ведь тот, кто это сделал, явно ни перед чем не остановится, чтобы сохранить тайну его смерти.

Эти слова поразили Бьянку, словно удар хлыста. Она хотела что-то сказать, нов этот момент к ним подошёл брат умершего.

– Синьорина Лукреция! – тихо позвал он девушку. – Нам надо поговорить.

Прежде чем Лукреция успела что-либо ответить, Джованни схватил ее за руку и потащил за собой. За спиной раздался смешок.

– Кузен, вас ждать на гондоле или всё же оставить одну лодку в ваше распоряжение? – услышали они за спиной сочный баритон.

– Алессандро! – прикрикнула Бьянка. – Здесь не место для твоих скабрезных шуток.

Лукреция почувствовала, как кровь прилила к щекам. Она попыталась высвободить руку, но хватка Джованни была на удивление сильной.

Он завёл её за исповедальню, расположенную в тихом, уединённом углу церкви. Джованни отпустил ее руку, в его глазах читалась какая-то странная решимость.

– Я знаю, что момент неподходящий, синьорина Лукреция… но я должен сказать вам… – он, сделав паузу, посмотрел ей в глаза. – Сказать слова благодарности. Когда трагедия разбила наш дом, вы были рядом. Не с пустыми утешениями, а с настоящими действиями. Благодаря вашей просьбе достопочтенный синьор Контарини следил за состоянием наших дел, и вчера он, выступая гарантом, заключил запланированную еще Витторио сделку. Если бы не ваш отец, мы бы потеряли кругленькую сумму на неустойке.

– О чём речь, синьор Джованни, – с мягкостью в голосе произнесла Лукреция, беря мужчину за руку. – Мы же друзья.

До нее стало медленно доходить, почему Джованни был в Совете.

– Джованни, зови меня просто Джованни. И давай перейдём на «ты».

– Конечно, синьор Джованни… Ой! Конечно, Джованни, – улыбнувшись, поправила она себя.

– Я не знаю, как жить сейчас. Я никогда не думал, что стану главой «Дома». К этой роли всегда готовили Вито. Купцы и банкиры называли меня «Малыш Джованнино», кто из них будет теперь вести дела со мной?!

И вдруг нервы, сжатые за всё это время, выстрелили пружиной, выпуская всю накопленную горечь утраты и напряжение, и из его глаз покатились слёзы.

Лукреция обняла мужчину и прижала к себе.

– Ты должен быть сильным, Джованни, – говорила она, гладя жесткие, тёмные волосы.

Она понимала, что не столько сама смерть брата давит ему на плечи непосильным грузом. Он, привыкший к роли младшего брата, вдруг оказался в эпицентре событий, к которым не был готов.

– Я не Вито, – прошептал он, вытирая слезы тыльной стороной ладони и преданно заглядывая в глаза Лукреции, словно ожидая какой-то похвалы или подсказки. – Смогу ли я продолжить дело отца, в которое он вложил все свои силы и всю свою душу? Смогу ли я защитить наш «Дом» от неминуемых угроз, которые теперь обрушатся на нас со всех сторон?

– Витторио был лишь лицом «Дома Кавалли», – голос Лукреции был успокаивающим, даже немного убаюкивающим. – Но финансовые стратегии и пути развития торговли всегда оставались за подготовленными людьми твоего отца, за теми, кому он доверял. Ты быстро всё схватишь, Джованни, и у тебя всё получится, у тебя есть все шансы не просто удержаться на плаву, а пережить эту торгово-финансовую бурю, накрывающую сейчас всю Италию.

Джованни поднял голову и выпрямил спину, уверенно глядя на Лукрецию. В её глазах он увидел не «Малыша Джованнино», а нового главу «Торгового дома», человека, готового принять вызов судьбы. Страх не исчез, но теперь он смешался с решимостью. Кавалли поцеловал в щёку Лукрецию и, взяв её за руку, повёл к выходу из церкви.

Он долгое время видел в Лукреции Контарини лишь подругу Бьянки, девушку с острым умом и безупречным воспитанием, но не ту, кто могла бы тронуть его сердце. Он уважал её, восхищался её хитроумием и никогда не думал о ней как о возможной возлюбленной, но сегодня он впервые увидел в Лукреции не только разум, но и сердце. Он заметил в ней то, чего никогда прежде не замечал. Он увидел в ней… женщину.

После похорон атмосфера в доме Кавалли оставалась напряжённой – не столько из-за траура и скорби, сколько из-за натянутых отношений между домочадцами. Кузен Алессандро всё чаще стал появляться рядом с Бьянкой. Сначала его внимание казалось искренне-родственным – он утешал её, поддерживал теплым словом и участием, его голос звучал бальзамом на одинокую душу вдовы. Но постепенно его жесты стали более откровенные, а взгляды – наполнены скрытым смыслом. Он приносил ей цветы, предлагал сопровождать её на прогулках вдоль каналов и к заутреней в церковь. И когда брат покойного мужа намекнул вдове на двоякость этой ситуации, Бьянка расплакалась и обозвала его «бездушным сухарём-женоненавистником». Джованни решил на эту тему больше не говорить.

Он не общался с Лукрецией со дня похорон, делая вид очень занятого человека, у которого нет времени даже «перекинуться несколькими словечками», как он оправдывался перед ней при мимолётных и случайных встречах. Да и Лукреция избегала его. Каждый из них понимал, что в их отношениях что-то изменилось, и в этом молчании витала некая недосказанность, скорее даже, невысказанность. Но его величество случай всегда помогает в состоянии нерешительности. Он всегда нас ставит в такие ситуации, когда сделать выбор просто необходимо. И судьба, словно искусный кукловод, выжидала, чтобы столкнуть Лукрецию и Джованни в самый неподходящий момент…

День откровений

Лоренцо Контарини стоял у окна своего роскошного кабинета, наблюдая за каналами Венеции. Ему было за пятьдесят, он был невысокого роста и немного полноват. Густые брови придавали лицу серьёзное выражение. Он часто смотрел на людей немного исподлобья, избегая прямого взгляда, и когда он поднимал голову, один глаз всегда был прищурен, что делало его хитрым и расчётливым прохвостом.

Лоренцо поправил свой богатый воротник из венецианского кружева и вышел к ожидающему его Джованни Кавалли.

– Джованни! Хорошо, что ты принял моё предложение. Я хотел бы обсудить с тобой важное дело.

– Конечно, синьор Лоренцо. О чём идёт речь?

– Как ты знаешь, мой торговый дом имеют долгую историю. За это время у нас были взлёты и падения. Но знаешь, что помогало выстоять? – прищуренные глаза смотрели на молодого человека.

Джованни не знал, какого ответа ждёт от него Контарини, поэтому неуверенным голосом предположил, что это надежда и уверенность в своих силах.

– И это тоже, – небрежно махнул рукой пожилой банкир. – Но главное – это семья! – поднимая указательный палец, важно сказал он. – Кровные узы, проверенные временем. И я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Сначала смерть твоего отца, теперь – брат. Я могу предположить, твои генуэзские родственники уже потирают руки и мысленно делят между собой ваши корабли, грузы и банк.

Джованни не совсем понимал, куда клонит Контарини. Он уже хотел открыть рот, чтобы сказать что-то в защиту кузенов, но Лоренцо жестом остановил его и продолжил говорить сам – медленно, не торопясь, четко произнося каждое слово.

– То, что я скажу сейчас, тебе не понравится. Где-то уже в течение нескольких месяцев на Средиземноморье распространяются слухи о финансовой нестабильности Дома Кавалли.

Джованни похолодел. Слухи о проблемах с финансами – это как зараза, распространяющаяся быстрее чумы. Если в них поверят, то кредиторы начнут требовать возврата долгов, вкладчики – назад свои деньги, партнеры отвернутся, а новые сделки станут невозможными.

– Смерти в вашей семье неслучайны, мальчик мой, – подходя к молодому человеку и положив ему руку на плечо, говорил синьор Лоренцо. – Кто-то давно готовит крах вашего Дома.

– Кто распространяет эти слухи? – спросил Джованни, стараясь держать голос ровным, хотя внутри все кипело от ярости и страха.

Лоренцо вздохнул.

– Это сложно сказать наверняка. Но источники указывают на генуэзских купцов, твоих родственников. Они всегда завидовали вашему успеху, и, возможно, именно сейчас, воспользовавшись твоим горем, они нанесут смертельный удар по твоему делу.

– Но зачем? – не понимающе пожал плечами молодой человек. – Мы всегда поддерживали хорошие отношения с ними.

– Negozio9 не знает крови, а лишь вес прибыли, – жестко ответил Контарини. – Утрата двух патронов Дома Кавалли – трещина в фасаде, которую не упустит ни один купец с острым взглядом. Именно сейчас они видят возможность завладеть вашими долями в торговых маршрутах, вашими складами, вашими кораблями. А слухи – это лишь один из инструментов в арсенале любого торговца и банкира.

Мысли путались в голове Джованни. Он даже не совсем понял, о чём дальше сказал Лоренце.

– Я вижу лишь один выход. Наши семьи могут создать союз, который укрепит обе наши династии. Ты улавливаешь мою мысль, Джованни?

Брови молодого человека были слегка нахмурены, но не от злости, а скорее от того, что он не понимал, о чём говорил Лоренцо.

– Я предлагаю тебе жениться на моей дочери Лукреции. Это скрепит наш союз и сотрудничество, ну и укрепит твои позиции на рынке, – произнёс Лоренцо торжественным голосом.

Джованни опешил. Женитьба? Сейчас? Когда Дом Кавалли практически обезглавлен и на него надвигается буря? Он не мог понять, серьезно ли Лоренцо это говорит. Словно прочтя тайные мысли в голове своего гостя, синьор Лоренцо улыбнулся дружеской, располагающей к доверию улыбкой и сказал:

– Я знаю, что ты нравишься Лукреции, и я просто хочу, чтобы она была счастлива. Но так как я еще и деловой человек, Джованни, не буду отрицать, что я не думаю о преимуществах брака моей дочери. Наше родство создаст мощный союз против других торговых домов.

– Это неожиданное предложение, синьор Контарини, – немного заикаясь, ответил Джованни. – И я очень ценю его, но сейчас не самое подходящее время обсуждать подобные вещи. Моя семья в трауре. И…

Он не успел договорить, как Лоренцо беспардонно перебил его.

– Боюсь, ты не совсем понимаешь ситуации, малыш Джованнино. На днях рыцари Мальты атаковали османский конвой, который направлялся из Константинополя в Александрию. Во время нападения большинство важных паломников были убиты, сотни были захвачены и проданы в рабство. Теперь ты понимаешь, что у тебя нет времени ни на траур, ни на обдумывание. Надо что-то предпринимать.

– Ну а нам-то что с этого? – усмехнулся Джованни. – Это дела рыцарей с османами.

Глаза Лоренцо чуть не выкатились из орбит, даже его вечно прикрытый глаз распахнулся в удивлении.

– Османский султан и его советники увидят в этом инциденте повод для начала военных действий против нас, против Венеции, которая контролирует Крит, – озлобленно выкрикнул сеньор Контарини. – А если мы потеряем Крит, – он безнадёжно покачал головой, – это ослабит позиции Венеции в Средиземном море, которые и так не ахти какие после потери Кипра. А теперь, дорогой мой Джованни, представь реакцию на всё это генуэзцев и, собрав всё воедино, подумай, что будет с твоим торговым домом?

Кавалли задумался.

«А если Лоренцо прав, и за убийством Вито стоят генуэзские кузены? Может, Алессандро крутится возле Бьянки с целью выведать что-то о наших делах? Генуэзцы… Отец всегда недолюбливал их семейку, считая врагами, чьи интересы не раз сталкивались с его собственными. Он считал их змеями, плетущими интриги и готовыми нанести смертельный удар. Он даже никогда не называл их по фамилии, а всегда лишь презрительно «Генуэзцы». А если Лоренцо прав?» – снова этот вопрос молнией осветил его разум, и он, пристально глядя в лицо с полузакрытым прищуренным глазом, согласился, лишь спросив, что он хочет взамен.

– Взамен я лишь прошу сделать мою дочь счастливой. И плюс сотрудничество в нескольких моих торговых проектах. Я хочу, чтобы наши дома работали вместе, делились ресурсами и информацией. Это позволит нам контролировать рынок и увеличить наши прибыли.

… Джованни вернулся домой и тут же позвал торгового советника и своего друга Энцо Д'Амато. Энцо был молодым мужчиной, которому едва исполнилось тридцать. По своим физическим данным, он хорошо вписывался в Дом Кавалли, словно был родственником семьи – высокий рост, стройная фигура, темные волосы, забранные в низкий хвост, и глубокие карие глаза, излучающие уверенность. Его лицо с хитрым взглядом и всегда сдвинутыми бровями выражало серьёзность и сосредоточенность. Но это было ровно до того момента, пока на глаза ему не попадалась милая женская мордашка.

– Джованни, что случилось? – спросил Энцо, входя в комнату. – У тебя вид, будто ты увидел саму смерть, пляшущую гальярду10 на костях.

Джованни молчал, его глаза, обычно живые и искрящиеся, сейчас были тусклыми, как старые, потёртые монеты

– Говори же, черт возьми! – рявкнул Энцо, теряя терпение.

Джованни начал рассказывать о предложении Лоренцо Контарини. Энцо, откинувшись на спинку кресла, внимательно слушал. Его глаза слегка прищурились, и он явно обдумывал услышанное. Пальцы барабанили по подлокотнику, отбивая уверенный марш размышления.

– С одной стороны, ничего в этом предложении удивительного нет, – выслушав друга, наконец, сказал Энцо. – Папаша лишь решил сделать приятное избалованной дочери. А с другой, этот старый лис Лоренцо никогда не делает ничего просто так, и это предложение брака с Лукрецией может быть хитрым ходом в его финансовой игре. Вся его жизнь – это шахматная партия, где пешки – судьбы людей, а выигрыш – золото и власть.

– Если бы это был не Контарини, я бы подумал, что это предложение о женитьбе – элегантный мост, перекинутый через пропасть долгов. И чтобы избежать банкротства, человек хочет породниться, присосавшись к жирной артерии.

– Это правда, – согласился Энцо. – Положение его дома слишком завидное для всех, чтобы думать о его банкротстве. А вот твоё положение шаткое, это правда. И Лоренцо знает больше, чем говорит. Возможно, кто-то хочет купить твой дом с потрохами, – предположил советник. – Именно поэтому Контарини решил сделать шаг первым.

– И Лукреция – это приманка, усыпанная сахарной пудрой? – с усмешкой спросил Джованни.

– В конце концов, – заключил Энцо, – ты ничего не теряешь, друг Джованни. Я вижу только плюсы от этого брака – красавица жена, о которой мечтает пол Италии, внушительное приданое и покровительство одной из богатейших семей Венеции. Но мы должны быть готовы к любым фокусам синьора Лоренцо. Но за это ты не волнуйся. Это мое дело! – с уверенностью в голосе произнёс Д'Амато.

Джованни встал и подошел к окну. Венеция расстилалась перед ним, словно бархатное полотно, усыпанное бриллиантами огней…

На следующий день огромная, украшенная цветами острогрудая гондола, скользя по водам канала и мерно покачиваясь при каждом толчке падавшего на длинное весло гондольера, причалила у дома Кавалли. Лукреция спрыгнула на пристань и подошла к входу. Не успела она постучать, как дверь открылась, и она столкнулась на пороге с выходящим из дома кузеном Алессандро.

– Синьорина Лукреция! Какая неожиданная встреча! – восторженно воскликнул мужчина, его темные глаза вспыхнули, словно угольки, раздутые внезапным ветром. Он поклонился, и это движение было немного небрежно, но наполнено одновременно изящества. – Какими судьбами? Прибыли навестить подругу?

Лукреция окинула его острым, оценивающим взглядом.

– Полагаю, теперь надо говорить, что я прибыла повидаться с вами, синьор Алессандро, а не с Бьянкой. Ведь вы заполнили собой всё её время, – ехидно ответила ему Лукреция.

– Я просто пытаюсь быть любезным и полезным, – чуть заметная усмешка тронула его губы. – Я был очень дружен с покойным Витторио, и судьба его вдовы мне не безразлична.

– Так не безразлична, что вы готовы утешить вдовушку всеми известными каждому мужчине способами, – подколола его Лукреция.

Ни одна мышца не дрогнула на лице генуэзца, он лишь парировал неприятно режущим голосом, но его взгляд при этом был очень цепким и ироничным:

– Боюсь, сегодня Бьянка нездорова. Она у себя в спальне и просила её не беспокоить. Говорит, мигрень мучает. Так что, дорогая синьорина…, – он не успел закончить фразу, как Лукреция его перебила.

– В таком случае, я приехала вовремя, пока вас в ее спальне нет.

Она решительно шагнула вперед, но Алессандро, поставив руку на дверной косяк, перегородил ей дорогу.

– Отвезите меня лучше в район Кастелло, – он пожирал Лукрецию глазами, останавливая взгляд на её губах, бугорках груди и снова возвращаясь к алым губам.

– Никак вы собрались в Сан-Заккарию11, – расхохоталась Лукреция.

– А что вас так рассмешило? – не понял Алессандро. – Меня всегда тянет к святым местам, есть в чем покаяться.

– Разумеется, – сквозь смех ответила девушка. – Монастырь-то женский. Согрешил и тут же, не отходя, покаялся.

Алессандро приподнял бровь, словно задетый за живое.

– Вы недооцениваете глубину моей души, Лукреция, – промурлыкал он. – Она бездонный колодец грехов, и одного монастыря не хватит, чтобы искупить мои прегрешения. Мне нужен целый Ватикан! – Его глаза цвета темного ореха вспыхнули дерзким огнем, словно он обещал собеседнице бурю страстей.

– Ох, синьор Алессандро, вы мастер плести кружева из слов. Но я-то вижу вас насквозь, как венецианское стекло. Вы скорее отправитесь на поиски новых соблазнов, чем каяться в старых. – И тут она вдруг провела пальчиком по краю его подбородка, вызывая дрожь во всем его теле. – Вам нужен не исповедник, а соучастница.

Алессандро Даль Пьетро смотрел на Лукрецию откровенно-удивлённым и одновременно похотливым взглядом.

– Да вы меня соблазняете, очаровательное создание?!

– Добро пожаловать в настоящую Венецию, а не республику скучного и бездушного Дома Кавалли! – лишь хитро улыбаясь, ответила ему девушка и, нырнув под его руку, проскочила внутрь дома.

Влетев на второй этаж, она, постучав, вошла в комнату подруги. Бьянка полусидела на кровати и пристально рассматривала найденное на месте убийства Витторио кольцо.

– Тебе надо его подальше спрятать, – присаживаясь на кровать, посоветовала Лукреция.

– Что ты о нём думаешь? – протягивая подруге драгоценность, спросила Бьянка, которая, вздохнув, стала его разглядывать со всех сторон.

Оно было немного потёртым, с изящной гравировкой и небольшим рубином в центре. Лукреция надела кольцо на палец и машинально, даже не задумываясь, покрутила камень, и он… откинулся в сторону, открывая небольшое отверстие, из которого торчала крохотная игла. Глаза девушки в удивлении распахнулись, а Бьянка ошеломлённо вскрикнула и протянула пальчик, чтобы дотронуться до острия. Лукреция быстро одёрнула руку.

– С ума сошла?! – прикрикнула она на подругу. – Игла может быть отравлена.

– Кольцо-убийца, – прошептала Бьянка.

– Почему сразу убийца?! Может, его носили для самообороны.

– А в отверстие можно всыпать яд, – заговорщически добавила Бьянка и скорчила соответствующую рожицу, – и при необходимости добавить его к вину.

Лукреция хмыкнула, снимая кольцо с пальца и внимательно осматривая его.

– Интересно, что означает этот узор?

– Может, его показать Марко Витали или лучше Антонио Бенедетти, он не просто ювелир, он увлекается историей и легендами, связанными с драгоценностями.

– Ага! И он тут же после нашего ухода положит соответствующее послание в "Bocche dei Leoni"12. Нет уж, дорогая моя Бьянка, спрячь эту вещицу, хотя бы на время. Ты лучше скажи мне, что у тебя с этим красавцем-павианом Алессандро? – Лукреция смотрела на подругу хитрющими глазами.

Бьянка зарделась, как маков цвет.

– Алессандро? Да ничего особенного! Мы просто… друзья. – Она неловко теребила кружевной воротник своего платья, избегая взгляда подруги.

Лукреция приподняла бровь, скептически оценивая немного покрасневшее лицо подруги.

– Только друзья? Тогда почему у тебя такой вид, будто ты только что украла у дожа его любимую инжирную тарталетку? – Она откинулась на подушки, скрестив руки на груди. – Бьянка, не валяй дурака. Я вижу, как ты на него смотришь. С таким же обожанием смотрела моя тетушка на молодого конюха, пока отец не отправил её в монастырь.

Бьянка вздохнула, сдаваясь.

– Хорошо, хорошо, ты права. Он мне нравится. Ну…, не как мужчина, хотя не скрою, он действительно красавчик. Мне с ним весело и хорошо. И когда я с ним, я не вспоминаю Вито.

Лукреция насупила брови.

– А это разве хорошо, если считать, что только месяц прошёл со смерти твоего мужа.

– Дело не в этом, – оправдывалась Бьянка, вставая с кровати.

Она положила кольцо в шкатулку и начала нервно мерить комнату шагами, ходя взад-вперёд. Лукреция молча наблюдала, как на лице подруги отражается борьба, происходящая у нее внутри. Борьба между разумом и чувствами.

– Мне просто… комфортно, – снова заговорила Бьянка. – Знаешь, как бывает с родственной душой, с человеком, который тебя понимает с полуслова?! Мы можем часами болтать ни о чем, смеяться над какой-то ерундой, и я чувствую, как отпускает все напряжение, накопившееся за день. С Вито такого не было. С ним всегда нужно было соответствовать, держать лицо, быть идеальной. А с Алессандро… с ним можно быть собой.

Бьянка остановилась напротив подруги и спросила, понимает ли она её. Но вместо ответа Лукреция задала провокационный вопрос.

– Скажи, подруга, честно, ты любила Витторио?

Бьянка опустила глаза.

– Когда я его встретила, я думала, что люблю его. Но я любила саму любовь, я любила ту жизнь, которую я получила рядом с ним. Что мне светило в доме отца?! Уйти в монастырь следом за сестрой, потому что семья не намерена была давать приданое. Ты знаешь лучше меня, Лукреция, аристократические браки у нас заключаются из политических и экономических интересов. Отец никогда не позволил бы мне выйти за кого-то ниже по статусу, чем была наша семья. А патрициев на всех не хватает! – тоскливо усмехнулась Бьянка.

В комнате повисла тишина, девушки размышляли каждая о своём. Наконец, Бьянка тихо произнесла:

– Я устала от масок, от игры в счастливую, любящую жену. Мне хочется простоты, искренности, настоящих эмоций. И Алессандро мне это дает.

– Почему ты никогда не рассказывала, что ты несчастна с Витторио? – Лукреция, не скрывая непонимания, буравила Бьянку пронизывающим взглядом.

– Потому что, когда после нашей свадьбы ты стала появляться у нас в доме, Витторио начал постоянно сравнивать меня и …, – зло выкрикнула вдова и, не закончив свою мысль, залилась слезами.

Лукреция отшатнулась, словно получив пощечину. В ее глазах отразилось потрясение, смешанное с ужасом. Она всегда считала, что Бьянка питает к ней исключительно дружеские чувства, да, возможно, с примесью легкой зависти из-за ее рождения и принадлежности к богатейшей и уважаемой семьи республики. Но услышать подобное…

– Что… что ты имеешь в виду? – прошептала Лукреция, не в силах поверить в услышанное.

Бьянка подняла заплаканное лицо, в её глазах не было ненависти, но висело отчаяние.

– Ты хоть раз замечала, как он смотрел на тебя? С каким вожделением и обожанием! Он никогда не смотрел так на меня. Никогда!

– Но… Витторио всегда хорошо относился ко мне, не больше. Он был любезен, галантен…, – Лукреция попыталась оправдаться, хотя и сама понимала, насколько жалко звучат ее слова.